Прокуратор. альтернативный взгляд

 С самого утра – ужасно душно… Который день уже природа словно замерла, не в силах разродиться освежающей грозой. И это только середина весны… О, боги! Что за варварская страна! Вчера опять до поздней ночи разбирался со свитками. Прошения, жалобы… Ну почему они с каждой мелкой своей проблемой лезут ко мне? Разве нет у них своих законов, своих судей? Да хоть бы писали грамотно! Глаза же сломать можно, разбирая их каракули, морщась от чада масляных светильников… «Шалом, реб игемон»… Тьфу! Нет, всё же плебс везде одинаков: что здесь, что в России. Россия? Откуда вдруг всплыло в памяти это название? Что за страна? Боги, не хватало ещё потерять разум!
Вчера снова приходил их Первосвященник. Каифа… Каиафа… Никак не могу запомнить их варварские имена. Просил арестовать какого-то бродячего проповедника. Вроде, тот придумал нового бога и смущает умы… Храм пообещал разрушить… Да мне-то какая печаль? И какая печаль Риму? Пусть сами решают свои проблемы! Нет… нельзя – я, как-никак, наместник. Верховная власть! Прокуратор! Пришлось отправить солдат, как будто римским легионерам делать больше нечего, как ловить сумасшедших проповедников! Придётся ещё решать дело с этим… Иешуа… Иисусом… Вот – опять – откуда я знаю это имя? Ведь Каифа не говорил, как его зовут… Как же ломит виски!...О, Юпитер, пусть будет гроза! Ну пожалуйста!
Стуча калигами по мраморным плитам, вошёл центурион. Резко вскинул руку в салюте:
- Аве, прокуратор!
- И тебе не хворать, Марк… (Да что ж такое сегодня?! Словно кто-то сидит в голове и управляет мыслями, речью… ) Что там с этим бродягой?
- Он взят. Помог один из его учеников.
- Хороши ученички… Сопротивление было?
- Никакого! Он сам приказал своим не вмешиваться.
- Ладно, давай его сюда. До завтрака управлюсь.
- Прошу прощения, Прокуратор, я должен сообщить… Плебсу стало известно об аресте этого… На площади собирается толпа.
Я подошёл к окну. Да, похоже, Первосвященник решил подстраховаться. Толпа-не толпа, но пара десятков уже собралось… А будет больше. И, скорее всего, станут требовать смерти. А Каифа выдаст этот вой за глас народа. Хочет поставить меня в безвыходное положение? Ну, посмотрим…
- Выведи свою центурию, Марк. Оцепи дворец. Действуй жёстко, но на провокации не поддавайся. Ну, не мне тебя учить…
- Да, прокуратор! – Центурион развернулся, взметнув полы плаща, и вышел. Два легионера ввели арестованного…

Я взмахом руки отпустил конвой и подошёл к нему. Невысокий, худощавый человек, лет тридцати на вид, в потрёпанном и довольно грязном хитоне… Он стоял, опустив голову, и длинные тёмные волосы свисали, закрывая лицо. Во всей его позе читалась обречённость, но мне на мгновение показалось, что он похож на человека, который только что закончил тяжёлую работу и готовится теперь отдохнуть.
- Йешуа… - произнёс я, - Иисус… Иисус Христос.
Человек вздрогнул, поднял голову и взглянул на меня большими глазами.
- Ты ошибаешься, Прокуратор, меня никто не называет греческим словом, означающим «мессия». Я – просто Йешуа. Йешуа из Назарета…
Странно… А где же «добрый человек»? Впрочем, с чего я решил, что он так меня будет называть?.. Ладно, неважно.
- Знаешь ли ты, Йешуа, в чём тебя обвиняют?
- Ни в малейшей степени, - развёл он руками.
- Обвинители твои утверждают, что ты назвал себя Царём Иудейским, проповедовал от имени Бога и угрожал разрушить Иерусалимский храм. Они называют тебя лжепророком и требуют твоей смерти.
Глаза Йешуа, казалось, стали ещё больше от удивления
- Нет, Прокуратор, тебя ввели в заблуждение! Никогда и нигде не призывал я к разрушению. Я лишь пытался донести до людей истину!
- А что есть…- начал было я, но спохватился. Опять этот подсказчик внутри! Нет уж, хватит!
- Они считают тебя преступником, - повторил я.- Но они не могут казнить тебя без моего утверждения.
- А как думаешь ты? – спокойно спросил Йешуа
- Я не вижу вины на тебе. Ты проповедовал… Пусть и вопреки их вере. Но по законам Рима, которые главенствуют здесь, это не запрещено. Иудеи очень ревнивы к другим богам и не терпят иноверцев, но мы, римляне, более терпимы. У нас много богов и мы не против, если кто-то захочет поставить в Пантеоне ещё одного. Лишь бы это было не во вред Империи. Ведь не во вред? – я подошёл ближе и глянул пристально ему в глаза, - Ты ведь не призываешь к неповиновению, Йешуа?
- Любая власть от бога, - ответил он. - Нет, Прокуратор, я не призываю к бунту. Моя вера – вера смирения и добра.
- Вот и хорошо, - кивнул я. - Но видишь ли, есть одна проблема…
Я подошёл к окну. На площади скопилась уже довольно большая толпа. Людское море волновалось, сдерживаемое легионерами Марка. Злые глаза, раззявленные в крике рты… «Смерть ему!» «Распни его!» Я обернулся к Йешуа:
- Ты слышишь?
- Да. – спокойно ответил он.
- Эти люди хотят твоей смерти. И они пришли сюда не сами по себе. У тебя сильные враги, проповедник. Они не отступятся. От моего решения зависит не только твоя судьба, но и судьба спокойствия и порядка во всей Иудее. Оставлю тебя в живых – будет бунт, кровь, будут снова гибнуть римские солдаты… Но ещё больше погибнет их – тех, что собрались на площади. Твоих соотечественников. В конце концов мы задавим мятеж и наведём порядок… но какой ценой? Ты хочешь, чтобы я взял на себя эту ответственность? А я скажу тебе так: решай сам.
Йешуа поднял в изумлении брови, покачал головой, словно не веря:
- Я?!
- Да-да, ты! Вот прямо сейчас и решай. Что, слабО? (откуда опять это слово???)
Он закусил губу… Опустил голову, прижал руки к груди. Губы беззвучно шептали что-то. Я ждал. Я уже знал, что он решит. Он ведь пришёл, чтобы умереть, принести себя в жертву. Ведь вся эта будущая мировая религия на этом и стоит: смерть Сына Божия за грехи всех людей и его последующее воскресение, как знак спасения для всех… Откуда я это могу знать? Ведь ничего этого ещё нет, а сам Сын Божий стоит передо мной в грязных одеждах… Но я вижу! Не понимаю как, но вижу… Падение Рима… Распространение новой веры… Войны… Костры, на которых горят люди… Пытки, казни,смерть… Неужели он этого хочет? Неужели я, приговорив его, стану тоже соучастником всего этого?
- Отдай меня им, Прокуратор, - прохрипел Йешуа. – Если быть крови, то пусть это будет моя кровь. Если быть смерти, то пусть умру только я.
Он смотрел мне в глаза. Во взгляде его была мука… и решимость. Он тоже знал, что без его смерти не будет новой веры. Останься он жить – и всего лишь будет больше в Иудее одним сумасшедшим проповедником, да и то – ненадолго. Прикончат по-тихому где-нибудь и забудут вскоре, кто такой был Йешуа из Назарета. Но тогда не будет всего двухтысячелетнего ужаса, что открылся мне… А не будет ли хуже? Боги! Если бы знать! Ладно. Всё. Решено! Я подошёл вплотную к Йешуа, положил руку ему на плечо:
- Хочешь умереть, проповедник? Хочешь одной лишь своей смертью искупить грехи всех, живущих в этом мире? Что ты там говорил о гордыне?
Он попытался отшатнуться, но я не позволил, вдавив пальцы в плечо. На его лице отразился страх
- Откуда ты знаешь?! – прошептал он.
- Неважно, откуда, - ответил я.- Эх, Йешуа… Если бы всё окончилось только твоей кровью… Если бы… Так что, даже не надейся. Распятия не будет!
Вошёл секретарь.
-Приказал же не беспокоить! – рявкнул я.
- Прошу простить, Прокуратор, но там… пришёл Первосвященник…
- А-а, очень кстати! Пусть войдёт!
Неторопливо и важно, опираясь на посох, вошёл Каифа, шурша по полу золочёными одеждами. Коротко и с достоинством поклонился:
- Мир тебе, Игемон!
- И тебе шалом, Каифа. Какая надобность привела тебя?
- Синедрион интересуется, решил ли ты участь этого человека? – палец жреца ткнул в сторону Йешуа.
- Решил, - кивнул я. – Слушай меня, Каифа, повторять не буду. Я не вижу вины на этом человеке. По законам Рима он чист и невиновен. Я не утверждаю приговор Синедриона.
- Но… Игемон!
- Никаких «но»! Это моё решение.
- Прости, Игемон, - развёл руками Каифа, - Но, сам понимаешь, что в этом случае я не могу гарантировать порядок и послушание. Народ охвачен праведным гневом…
- Не можешь или не хочешь? – Я подошёл к нему. – Теперь послушай меня, старик. Если ты не сможешь обеспечить порядок, это сделают мои легионеры. Веришь мне?
Каифа опустил голову и сжал посох
- Не слышу ответа!
- Д-да, Игемон… Верю.
- Тогда ступай и запомни: этот человек, Йешуа из Назарета находится под защитой римских законов. Никто не смеет причинить ему зло, не рискуя вызвать гнев Рима… и меня лично. Ты понял?
- Понял, Игемон… - кивнул Каифа, от былой спеси которого не осталось и следа.
- Тогда я тебя более не задерживаю. Иди и займись делом – успокой народ.
Первосвященник, сгорбившись и шаркая ногами, вышел из зала.
   Вскоре шум на площади начал стихать. Я подошёл к окнам. Каифа стоял, воздев посох, и людское море расступалось перед ним, словно перед новым Моисеем… Он говорил что-то, и, повинуясь ему, ручейки этого моря стали втягиваться в узкие улочки. Когда пространство перед дворцом опустело, Первосвященник оглянулся, встретившись со мной взглядом. Он покачал головой, ударил посохом в каменные плиты и покинул площадь…
- Прокуратор… - слабо произнёс Йешуа.- Зачем тебе это?
- Зачем? – повторил я.- Гм… Просто я не хочу, чтобы ты умирал. Можешь считать это моим капризом… или человеколюбием. В конце концов, разве не может Прокуратор проявить гуманность?
- А что дальше?
- А дальше ты будешь жить здесь, под охраной. Нет-нет… как гость! Сам понимаешь: уйди ты сейчас - и кто поручится, что тебя не зарежут вечером? После моего отказа утвердить приговор они больше не станут играть в правосудие.
- Но я не могу! – воскликнул он.- Я должен видеть своих друзей, я должен говорить с ними!
- А кто против? – пожал я плечами.- Я прикажу, и их будут пускать к тебе в любое время, когда ты скажешь. Можете устраивать свои вечери хоть каждый день и не тайно уже, а вполне открыто.
- Да-да… Конечно… - как-то обречённо произнёс Йешуа.
- Впрочем, я не хочу удерживать тебя насильно. Ты свободен и можешь уйти хоть сейчас. Но, боюсь, в этом случае ты просто не доживёшь до встречи с учениками. Давай договоримся: ты сможешь уйти, когда это всё немного успокоится.
- Д-да, Прокуратор,- выдавил он, словно через силу.- Благодарю тебя. И прошу… позволь мне увидеть их сегодня?
- Ну, разумеется. Я же сказал – когда захочешь. Объясни, где их найти, и их пригласят. Обещаю, что они свободно придут сюда и свободно покинут дворец, когда захотят.
Я трижды хлопнул в ладоши, от чего Йешуа вздрогнул. Вошёл секретарь.
- Проводи нашего ГОСТЯ. Пусть примет ванну и наденет чистые одежды. Исполняйте все его пожелания и просьбы. И позови ко мне Марка.
Секретарь кивнул и вежливо указал Йешуа на выход. Тот ещё раз глянул на меня печальным взглядом, покачал головой и покинул зал…
Они пришли вечером, уже после захода Солнца. Настороженно озираясь, вошли плотно держась вместе. Смелые ребята, однако – не побоялись явиться во дворец Прокуратора, видно и правда любят своего Мессию. Впрочем, я и не собирался нарушать обещание. Двенадцать мужиков в стоптанных сандалиях, в потёртых и местами грязных хитонах и плащах. Двенадцать апостолов… Позвольте! Почему двенадцать?! Иуда уже должен был повеситься! Или я, изменив историю, спас жизнь и ему? А, чего гадать… Жестом я подозвал Марка. Он подошёл, стараясь не греметь калигами по полу.
- Да, Прокуратор?
- Скажи, Марк, был ли ты вчера в Гефсиманском Саду?
- Конечно. Я сам командовал арестом.
- Видел ли ты того, кто выдал… этого проповедника?
- Ещё бы! Он указал на него, подойдя и поцеловав. Знаете, я даже удивился. Мне казалось, что среди этого сурового народа не привьётся «греческая любовь»…
- Сейчас не об этом. Скажи, есть ли среди них тот человек?
- Да, Прокуратор. Вон тот, в синем хитоне.
Я пригляделся. Молодой… довольно привлекательной внешности… короткая рыжая бородка, открытый взгляд… Нет, вот, хоть убейте – нет в нём ничего от предателя. Что его заставило? Деньги? Кстати, он их вернул, интересно? В ТОЙ истории – вернул, раскаявшись, ибо это была плата за кровь. Но здесь обошлось без крови, так что – скорее всего, зажал. А остальные? Неужели они не знают? Похоже, даже не догадываются – с чего он вдруг полез с поцелуями… Может, открыть им глаза? Так не поверят же… А, ладно – их предатель, их проблемы.
- Марк, ты… пригляди за ним. На всякий случай. А в остальном ничем им не препятствуй. Пусть едят, пьют, разговаривают… Сколько захотят. Я пойду, пожалуй. Устал…
Сколько я успел поспать ? Мне показалось – только прилёг, только успел сомкнуть веки… Крики, шум, суета… Ворвался в покои Марк, взметая плащ:
- Беда, Прокуратор! Прости, я не успел…
- Что?! – прохрипел я, хотя каким-то непонятным образом уже всё понял. – Что?! Он?...
- Проповедник мёртв. Он отравил воду. Этот… про которого Вы спрашивали.
Так. Значит, всё зря… Голову снова рвануло изнутри болью, и я сжал зубы, чтобы не застонать.
- Он жив? Я про отравителя.
- Да, мы взяли его тут же.
- Заприте его. И, Марк, всеми богами тебя заклинаю: не спускать глаз! Он не должен ничего с собой сделать! Свяжите, отберите пояс, завязки сандалий… Что хотите делайте, но он должен дожить до утра!
   Я спустился в зал. Тело Йешуа лежало на скамье, укрытое плащом. Вокруг растерянно стояли апостолы.
- Ну? И кого вы теперь будете обвинять? – я указал на тело.- Не Прокуратор римский, не Первосвященник иудейский убили его. Один из вас! Один из тех, кого он назвал своими учениками.
- Да кто ж мог знать?...– уныло прогудел крепкий мужик, заросший до самых глаз чёрной густой бородой.
- Не уследили… - вздохнул другой.
Как-то слишком спокойны они… Что это – покорность воле Божьей, без которой, как они говорят, и волос с головы не упадёт, или?...На мгновение мне показалось… Да нет… Ну не могут же они все быть в заговоре с Иудой! А вдруг? Да нет, это глупо. Ну, одно дело – распятие, крёстные муки, а тут?..
- Прости, Игемон… - это снова тот, чернобородый.- Можем ли мы забрать равви, чтобы похоронить его?
Ага… Так-так… Похоронить, значит? А потом спрячут тело и объявят воскресшим? Нет уж, ребята, мы это уже проходили…
- Значит, за живым не уследили, не спасли, не защитили, пригрели предателя и убийцу, а теперь хотите искупить?
Они стояли, понурив головы.
- Я уважал этого человека, - продолжал я.- Он будет похоронен со всеми почестями… По римским обычаям. Урну с прахом сможете забрать. Всё. Я вас более не задерживаю!
На их лицах отразилось отчаяние.
- Но, игемон!...– воскликнул чернобородый
- Я сказал – всё! – и по моему знаку к телу подошли четверо воинов с обнажёнными мечами. Ещё десяток копьеносцев взял апостолов в полукольцо и вежливо проводил на выход. Вот так! И никакого воскресения!
Я пошёл в каземат, куда заперли Иуду. Он сидел, привалившись к стене, связанный по рукам и ногам. Здесь же находились двое воинов – Марк не хотел повторять ошибки. Сделав знак солдатам удалиться, я подошёл ближе. Иуда смотрел на меня спокойно, в глазах его не было ни страха, ни раскаяния.
- Зачем? – спросил я.- Из-за денег? Сколько тебе ещё доплатили за это?
- Деньги ни при чём, Игемон,- криво усмехнулся он. – Ты не понимаешь… Так должно было быть. Так сказал ОН.
Мне показалось, или при этих словах глаза его вспыхнули фанатичной верой…
- Ты дурак, Иуда,- покачал я головой.- Ты самый большой дурак в Иудее… и в истории. Если бы ЕГО распяли по моему приказу… даже если бы его на улице зарезали люди Первосвященника… тогда да – у вас был бы ещё шанс. А так… Знаешь, что скажут? Что ученик отравил своего учителя от зависти. Вот что скажут люди, Иуда! Вы хотели получить Бога, а получили всего лишь мёртвого проповедника, каких в Иудее – на каждом перекрёстке. И тот грех, который ты, как полагал, взял на себя ради Учителя – бесполезный грех. Ты ничего не добился. Теперь хоть молись, хоть кайся – дело сделано.
Я оставил его, в бессильной муке кататься по полу, сказав воинам следить, чтобы он, чего доброго, не разбил башку об стену.
Я не знаю, откуда о ночном происшествии прознал Каифа, но утром он явился ко мне. После бессонной ночи, мучаясь от непроходящей боли в висках, я всё же принял его.
- Шалом, Игемон!
- Зачем ты пришёл, Каифа? Всё кончено. Йешуа мёртв. Чего тебе ещё?
- Прости, если я кажусь навязчивым, но мне только хотелось бы узнать, когда ты отдашь этого убийцу на суд Синедриона?
- А с чего ты взял, что я его отдам? – удивился я.
- Как? Но ведь он – иудей, а не римлянин!
- Подойди к окну, Каифа. Что там, снаружи?
Он непонимающе глянул на улицу
- В каком смысле? Ну… Иерусалим…
- Нет, ты не понял… Вообще, вся эта земля?
- Иудея… - он по-прежнему не понимал.
- Римская провинция Иудея! – я поднялся с ложа, на котором сидел.- Римская. Провинция. Иудея. Запомни это и почаще повторяй! И всё здесь подчиняется законам Империи. Я не лезу в ваши религиозные дела, но убийство не имеет к вашей религии никакого отношения. Поэтому этот человек будет судим по римским законам. А ты… ты можешь помолиться за него, я не против…
Вероятно, он понял, что в таком состоянии со мной лучше не спорить.
После ухода Каифы я вызвал Марка. Я уже знал, что делать.
- Слушай меня, Марк. Этого убийцу – распять сегодня же на Голгофе. Крест пусть сам тащит до места казни – у нищих слуг нет. Потом доложишь.
- Да, Прокуратор! – центурион ударил кулаком по нагрудной пластине лорики, развернулся и вышел.
После полудня всё было кончено. Иуду распяли, а, поскольку пасха уже прошла, даже все иудейские священники не могли просить отдать им убийцу. Накинув белый плащ с тёмно-красным подбоем, напоминавшим цвет запёкшейся крови, я вышел в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца, некогда принадлежавшего Ироду Великому. Солнце палило немилосердно… Я чувствовал страшную усталость. Ноги едва слушались, отчего походка стала по-стариковски шаркающей… Голова раскалывалась от боли… Я опёрся на парапет и что-то вдруг сжало сердце так, что перехватило дыхание и потемнело в глазах…
«Ну что ж… Интересно, как вы теперь справитесь с этой путаницей…» - успела прийти мысль.
Потом всё закончилось…