Они возвращались с войны

     Они возвращались с войны как-то тихо, по-деловому.
     Не было ни салютов, ни оркестров. Было такое ощущение, что они вернулись домой после работы,тяжелой работы.    
     Возвращались немногие. В нашем дворе жило пять семей. Из каждой ушло на  войну по одному - два человека. Вернулся только отец моего друга Валентина. В соседних дворах такая же история – возвращались не все, далеко не все - не было ни одной семьи, чтобы  ее не задела война своим черным крылом. Кто-нибудь, да  и не пришел или пришел, да покалечен.
    Многие не верили в «похоронки»  и они ждали, надеялись на чудо. Мама тоже не верила и тоже ждала чуда...
    Такое чудо произошло с подругой мамы тетей Лидой, которая уже два года не верила, что ее муж погиб.
       Была осень. Осень сорок пятого года. Высокое, голубое небо над еще изумрудно-зелеными заливными лугами, буйство красок деревьев в лесу за рекой.      Мама любила осень, но не только за ее красоту. Она говорила, что осенью люди добрей и чуточку счастливей. Когда я спрашивал почему, она отвечала, что осенью у людей хоть картошка, да есть, а значит и накормить семью можно.
      В один из  этих сентябрьских дней к нам прибежала тетя Лида.
  -Аня, Анечка! Я тебя прошу, очень прошу пойти со мной в двенадцать часов на пристань. Я боюсь, что сердце не выдержит, и я снова окажусь в больнице.
     Мама еще ничего не понимала и сказала:
  - Лида, успокойся и скажи что случилось. Налить валерьянки?
  - Анечка! Милая! Виктор жив и сегодня прибывает  в двенадцать на пароходе. Только что узнала. Сама знаешь, как почта сейчас ходит. Ребята в школе, а тут такое. Боюсь, одна не выдержу.
    Тетя Лида сказала и заплакала.
  - Что же ты плачешь? Радоваться надо! Ну, конечно же, я пойду с тобой.
Они пошли, а я увязался с ними. Пароход пришвартовался  к пристани, и люди стали сходить с него. Встречающие стояли на берегу.
    Наконец мы увидели дядю Виктора. Он шел с небольшим чемоданом  в руке. За спиной он нес самый обыкновенный рюкзак. На гимнастерке много медалей, орденов. Он шел к нам, ускоряя шаг, а тетя Лида стояла как вкопанная и не двигалась с места. Мама подтолкнула ее легонечко и тихо сказала:
  -Лида, иди же, иди!
   Она словно очнулась и побежала к дяде Вите. Он бросил чемодан и тоже побежал к ней. Она обняла его крепко-крепко, вся прижалась к нему, а он взял ее голову обеими руками и целовал, целовал, целовал….
  И тут я почувствовал, что мама вся дрожит, а в груди у нее какие-то странные звуки, похожие на стон. Я понял, что мама плачет, только там, внутри себя, что ей очень больно.
  - Мама не плачь, не плачь. Пойдем домой, пойдем,  – тихо шептал я и теребил ее юбку, чтобы она обратила на меня внимание.
    Я и не заметил как тетя Лида и дядя Виктор  подошли к нам. Дядя Виктор подошел к маме, снял пилотку и низко-низко поклонился маме.
  -Спасибо тебе, Анечка! Низкий поклон тебе за моих. Всю жизнь буду помнить и буду благодарен тебе. Не знаю, что было бы, если бы не ты.
    Он обнял и поцеловал маму. В это время, сломя голову мчались Лена и Сашка. Они подбежали и буквально повисли на отце. Мама тихо сказала мне:
  -Пошли, не будем им мешать.
И мы пошли. Я спросил маму, почему дядя Виктор поклонился ей и сказал спасибо. А она ответила:
  - Много будешь знать – скоро состаришься.
                ***
  Когда пришли домой, мама прилегла на кровать и попросила меня прикрыть ее пледом. Я достал из шкафа плед и накрыл ее. Она отвернулась к стене и свернулась калачиком. Она стала сразу такая маленькая-маленькая и беззащитная.
   Я тихонечко подошел к шкафу. Достал лист бумаги  и красным карандашом написал печатными крупными буквами  «ТИХО! МАМА СПИТ!!!» Затем взял немного  "мякоши" черного хлеба, хорошо размял пальцами и  прилепил им на дверь снаружи свою  писанину, чтобы вернувшись из школу братья и сестра не разбудили маму.
   Затем я так же тихо достал коробочку с письмами отца с фронта. Взял первое попавшееся мне письмо. Сел на пол рядом с кроватью, на которой спала мама и начал читать.
                ***
   
   Письмо с фронта от 24 марта 1942 года.
 
  «Дорогие мои! Асик, моя милая!
  Уже двадцать дней, как от вас не имею вестей. От себя послал два небольших письма. Получили ли вы их? Сегодня переехали на новое место, и я имею возможность, дорогая, милая Ася послать тебе свой адрес.
  Обо мне не беспокойся. Я материально ни в чем не нуждаюсь. Береги свое здоровье. Знаю, что трудно это тебе сделать. Но еще и еще раз прошу тебя об этом.
  Придет время, и я уверен, что это будет скоро – гитлеровские людоеды будут разбиты, и народ Великого Советского Союза быстро залечит раны, и все будем жить хорошо.
  Если тебе материально трудно, продай кое-что из моих вещей. Единственно, прошу тебя, не беспокойся обо мне.
  Асик! Ты мне напиши подробней о вашей жизни, о ребятишках. Как они себя чувствуют? Как слушаются?
  Как мой славный маленький герой? Как глубоко запечатлелось его поведение в день моего отъезда! Никогда этого не забуду! Никогда!!!
  Как ведет себя Лёлик? Как ведет себя дома и в школе Эдик? Как наша капризуля Мила? И как Валерия? Мне хочется знать все.
  Целую тебя крепко. Горячо!
  Целую за меня всех ребят!»
                ***
  Я прочитал письмо и,сложив его тругольничком, положил на место.
  Я закрыл глаза и вдруг мне показалось, что все происходившее уже было со мной:
  Так же лежала на кровати женщина, свернувшись калачиком и накрывшись одеялом с головой,а я сидел у ее изголовья.
   На коленях у меня лежала огромная и толстая книга.Переплет книги был из черной кожи.На обложке Книги киноварью, славянской вязью было крупно написано:
 - НЕ УБИЙ!!!
  Так почему же мы,исповедующие Его, убиваем, убиваем и убиваем себе подобных?
Убиваем не только огнем и мечем, убиваем словом и делами своими?
  Или в этом сочетании отрицающей частицы "НЕ"страшной сути следующего за ней  слова  "УБИЙ" - только и видим это страшное слово «УБИЙ!»?
  Как же быть  тогда с  Новой Заповедью, оставленной Им,пришедшего на Землю ради спасения нашего:
 -"Заповедь Новую даю вам:
  ЛЮБИТЕ ДРУГ ДРУГА!?"