20

Мэтт смотрел на бьющуюся серую воду у его ног, опираясь на старую каменную ограду набережной. Курил. Нельзя было, но это было то, что нужно. Затянуться горьким едким дымом до боли в легких, до жжения в горле.
Но и это не помогало. После случившегося в его голове, его сердце уже ничего не могло помочь. Ни поддержка друзей, ни музыка, ни любовь...
А была ли любовь? Было ли в его сердце что-то, что он привык считать любовью? Мог ли он вообще чувствовать это? Мог ли знать наверняка, что он любит именно этого человека? Неужели любовь это просто головокружение от того, что рядом находится человек различного с ним пола? Ведь так было со многими девушками. Ведь он хотел, мечтал... А потом через какое-то время понимал, что это все не то, что он не чувствует того, чего хотел бы чувствовать. Что должен был чувствовать.
А должен ли?
Сигарета догорела до фильтра, обожгла пальцы. Он выбросил ее прямо в накатывающие внизу на скалы волны. Зажег новую. Затянулся. Поперхнулся. Организм не хотел принимать очередную порцию никотина, но он проигноривал тошноту. Затянулся еще раз.
Рядом, в двух шагах от него на ограду набережной села чайка. Уставилась на застывшего человека своими тупыми темными глазами. Гаркнула что-то. Взмахнула большими белыми крыльями. Улетела.
Что нужно птице от жизни? Кусок рыбы, море и свобода. Чертова свобода! Где ее взять? Чтобы ничего не чувствовать! Не чувствовать этого притяжения к другому человеку. Человеку его же пола. Чертов Доминик! Почему ты так хорошо ко мне относишься? Почему только ты можешь выслушать, поддержать? Ни одна девченка не смогла. Не смогла понять его. Почему так нравилось смотреть в его большие, веселые глаза? Хотелось дотронуться до щеки, волос, губ...
Он не хотел! Он не мог! Не мог понять, нужно ли это ему на самом деле или все это его больное воображение. Нужно ли портить пятнадцатилетнюю крепкую дружбу прикосновением, признанием... Признанием? В чем? Он себе не мог ни в чем признаться. Не мог понять...
А что если?... И ведь все так просто! Никто не будет мучиться. Никому не будет больно. Вскоре все забудут мудака-фронтмена, портящего нервы окружающим своим маниакальным трудоголизмом.
Взлететь как чайка! И тебе ничего не будет нужно. Даже море. Даже Доминик. Его понимание. Только свобода! Пусть и всего пара секунд...
Мэтт огляделся. Темнело. Было холодно, сыро, пасмурно. Не лучшее время для прогулок по старой, заброшенной набережной. Рядом никого не было.
Он перелез через оргаду. Стал на маленький выступ. Раскинул руки в строны. Пусть они будут крыльями...
В кармане брюк завибрировал телефон.
Мэтт чертыхнулся. Оступился, чуть не упав, но успел схватиться за обтертый поручень. Достал телефон.
Экран высвечивал "Дом Ховард".
Мэтт снова чертыхнулся и взял трубку...