Дщери Сиона Глава двенадцатая

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
К ночи огромная грушевидная лампа погасла, и прохладное помещение погрузилось в непроницаемую тьму. Бывшей Людочке показалось, что она провалилась в глубокий колодец. В детстве она как-то слышала рассказ о мальчике, достающим из колодца свою любимую собаку. Писатель живописал запах гнили и страх мальчика, а диктор по радио с  безразличием робота повторял все эти ужасы, сидевшей за столом белокурой девочке.
Людочка тогда едва не подавилась манной кашей. Она вдруг представила, что это не незнакомый ей Тёма. А она Сама спускается по верёвке в адские глубины колодезной Преисподни...
Теперь эта преисподняя была вокруг неё. Она слышала странные звуки. Почти все девчонки похрапы-вали, только посвистывания лежащей бок о бок Шути было приятно для слуха бывшей Принцессы. Эти звуки напомнили ей посвист Андерсеновского соловья.
Наверное, тут раньше мертвецкая была. Вот и стены все кафелем выложены. Это, чтоб звук от стен от-летал, как горох от стенки.
Людочка попыталась вспомнить начала физики звука. И понял, что сейчас является круглой невеждой, и что её голова с оттопыренными ушами похожа на сказочного Колобка.
Ночь окружала её и пеленала в непроглядную темноту. Словно бы Людочка вновь была младенцем. Той, что променяла своё истинное имя на глумливое прозвище, захотелось закричать, повернуть время вспять точно так же. Как она научилась поворачивать действие страшного фильма. Прокручивая страшные куски с ускорением или возвращаясь в те эпизоды, когда герои ещё были счастливы и достойны.
Теперь она сама должна была играть по чужим правилам. Теперь это ей предстояло привыкать к непо-нятному. Еще ни на йоту не исследованному миру.
Среди девчонок была и та. Кого она раньше привыкла именовать подругой. Нелли была теперь не вид-на, она спала под защитой Оксаны и была недоступна, как недоступен драгоценный камень в пуленепробивае-мой витрине. Да и Людочка была слишком напугана, чтобы думать о мести, а новоявленной Какульке вообще было всё по барабану.
Она ждала только одного -  наступления утра. Темнота действовала ей на нервы, казалось, что сквозь стены вот-вот начнут просачиваться какие-то непонятные уродцы, и словно в дешёвом триллере оплетать своими щупальцами руки и ноги, а затем острыми, как бритва зубами вскрывать брюшною полость той, что уже продала свою честь за право жить и питаться чужими объедками.
Лампа вспыхнула в самый неподходящий момент. Вероятно, её включали с помощью реле. Несчастная экс-Принцесса увидела розоватый свет и тотчас заморгала.
«Подъём! На оправку становись!» - орала плотная, похожая на борчиху экзекуторка Ирина.
Людочка побаивалась этой мужеподобной девушки. Со слов Оксаны она знала, что Ирина – отпетая хулиганка. Она специально вечером подкарауливала припозднившихся модниц и, угрожая тем финкой и непо-нятным пузырьком, заставляла несчастных покупать красоту лица, за наготу тела

Последняя её жертва спала неподалёку. На её бритой голове красовался вышитый бисером кокошник. А глупые по-коровьи печальные глаза смотрели то в пол, то на свою мучительницу.
Варвару подвела лишняя порция домашнего портвейна. Она отважно соревновалась со старожилками их народного ансамбля, и под конец юбилейной пьянки уже плохо соображала, что, а главное, зачем делает.
Двор, куда она свернула, был проходным и казался совершенно безопасным. Только небольшие будоч-ки с отчего-то открытыми дверями угадывались темноте. Вдруг на рот Варвары легла чья-то потная ладонь. А в следующее мгновение. Другая рука, словно бы вожжу намотала на кулак её красивую косу.
В подвале было тихо и пусто. По серым, тщательно отглаженным стенам сочилась вода. А незнакомка, ласково, но твёрдо оголяла ещё не до конца пришедшую в себя Варю Синицыну.
Варе стало всё равно. Алкоголь сделал её послушной. А насмешки подвыпивших мужиков равнодуш-ной к чужим ласкам.
Она даже не заметила, как лишилась трусиков. Незнакомка поглаживала ей живот прохладным лезви-ем. А Варя стонала и представляла себя в кабинете у школьного педиатра, который впервые довёл её до оргаз-ма своими профессиональными вопросами.
Она пришла в себя от ощущения какой-то неловкости. Казалось, что кто-то большой смотрел на неё, смотрел и презрительно улыбался. Готовясь высунуть член и справить на вчерашнюю солистку и гордость на-родного коллектива свою малую нужду.
- Вот молодец проговорил невидимый в темноте человек и, словно бы мешок с картошкой поднял окончательно обмякшее девичье тело.
Дальнейшее она помнила плохо. Домой идти не хотелось, в небольшой слесарне было гораздо безопас-нее. Чем на стылой октябрьской улице под неяркой, предательски лыбящейся луной.
Мужики играли в карты. А они вместе с Ириной грелись возле буржуйки, не понимая. Кто из них  те-перь - охотник, а кто - жертва.
Из всей одежды у Вари остался лишь нелепый кокошник. Она поигрывала им. И тупо разглядывала ко-роткостриженную хулиганку. Та казалась ей бывшей малолетней преступницей. Варя инстинктивно сторони-лась хулиганок. Как, впрочем и молчаливых и суровых дворовых псов. Теперь, когда они обе были обнажены. А мужчины готовились в неприятной, но понятной для обеих пленниц процедуре. Всё остальное было неважно.
Меньше всего Варя хотела вторжения в этот мир третьих лишних. Если бы её увидели сейчас в таком виде, в роли плененной и обобранной до нитки Василисы Прекрасной. Она когда-то играла её роль, противясь похотливым притязаниям лысого и противного бывшего интернатного сторожа.
Теперь она не понимала своего падения. Город, где её пленили, был далеко, а в этом доме было тепло, сытно и казалось, что именно эта усадьба была для земным раем.
Роль горничной не оскорбляла. Варя молча натянула кружевной передник, и украсила свою выскоб-ленную начисто голову единственным предметом, связывающим её с прошлым. Она ходила из комнаты в ком-нату и смахивала с предметов обстановки пыль.
Она единственная которая еще испытывала к высокомерной Людочке остатки жалости. Варваре было известна, будущая судьба этой гордячки, обычно такие слабовольные скромницы затем дико верещали под те-лами изголодавшихся и совершенно неуправляемых мужланов – усатого и кривоногого Черномора и его под-ручных
Низкорослый Незнайка был ни чем не лучше  странного и пугающе хмурого Пьеро. Казалось, что он собирается отомстить кому-то и смотрит на оголённых по хозяйской прихоти женщин, как на бездарных и под-невольных кукол.
Бритоголовая голубоглазая новенькая годилась  для этих забав. Она ещё была свежа, и даже тотально оголенное тело не лишало её прелести юности. Зато привыкшая к бесстыдству Варвара ужасно досадовала, она мечтала поскорее подняться на ступень вверх и занять место Маргариты.
Маргарита также считала Людочку обычной вонючкой. Она даже предлагала ещё сильнее помучить эту горделивую недотрогу. Но более гуманная и скромная Оксана остановила это глумление.
Хватит с неё, - глядя на съёжившуюся и пятнистую, как гиена новенькую. – Пусть идёт вот к параше.
На четвереньках.
Нынешней Какульке было всё равно. И она поползла. Старательно скрывая свой страх, роняя на пол то слёзы, то капли мочи.
Варвара теперь смотрела на Какульку вполглаза. Испуганная девушка металась от одного человека к другому, не зная, за кем ей позволено держаться.
- Держись за мной, - шепнула Шутя. – А то тебя сначала выдерут, а затем опять какую-нибудь пакость придумают.
Людочка закивала голенькой головой и послушно, словно карта в колоду, скользнула за спину Шути.
Девушки садились на этот деревянный постамент, привычно изгоняли из организма сё ненужное … А затем уходили в дверь.
Наконец, здесь остались лишь  Оксана, Маргарита и подруги по несчастью. Даже Нелли покинула эту комнату.
Шутя попыталась пропустить новенькую вперёд. Но ничего не вышло. Взгляд Маргариты остановил робкую Какульку. И она не решилась  переменить установленный порядок.
Испражняться было как-то неловко. Теперь в нём был только стыд. Никто не спешил восхищаться ею, подносить мягкий и белоснежный пи-пи-факс и наивно шептать: «Да, Ваше Высочество!»
Соскочив с параши, несчастная дочь адвоката оглянулась на Маргариту.
- Теперь, давай, парашу тащи.
Людочка растерялась. Она попыталась приподнять ящик, но тот был довольно неудобен. Тогда, заме-тив небольшую дверцу, бывшая когда-то Людочкой, Какулька стала покорно, неожиданно споро вынимать ведро с чужими непривычно вонючими фекалиями.
Ведро с непривычки показалось ей ужасно тяжелым. Людочка оторвала его от пола и. потащила его прочь. Прекрасно понимая. Что делает ужасно непривычную, и раньше просто неприемлемую работу. Зинаида Васильевна, словно бы дореволюционная дама делила всех на чистых и нечистых. И приучала к такому же от-ношению свою дочь.
Нынешняя Какулька уже была не столь уверенна в их родстве. Она понимала, что теперь, капризная и вздорная родительница даже не взглянет в её сторону, напротив, просто вытолкает прочь, наградив её пинками по некогда красивым и неприкасаемым ягодицам.
Она молча дошла до выгребной ямы и вывалила туда всё то, что подарили ведру её новые сожительни-цы. Моча и кал полетели в свой последний путь. А за ним ринулись мелкие и странные мушки...

Маргарита чувствовала, что не выдержит и всё-таки пнёт эту прежнюю недотрогу коленом в зад. Ей хотелось подальше глумиться над этой гордячкой. Но Людочка слишком быстро наполнилась страхом и, сме-нив этикетку. Стала скучной и противной, словно бы превратившийся в экскременты вкусный пломбир.
В коридорах бывшего санатория царил порядок. Усадьба была восстановлена не до конца, Шабанов хотел навести лишь внешний лоск. Чтобы привлечь к этой жемчужине интерес серьёзных людей.
Раньше тут проживали князья Г Один из их предков был в своё время императорским шутом. И квох-тал сидя голым гузном на яйцах. Девчонки это узнали из рассказа Руфины Ростиславовны. Супруга Хозяина когда-то работала в школе пионервожатой, т кое-что знала.
Этот рассказ понравился обидженым жизнью существам. Они нуждались в самоутверждении, и реши-ли наиболее слабых посвящать в золотарки. Этого дикого обряда боялись все, особенно взлетевшие на самый верх Оксана и Маргарита.
Маргарита удивлялась чужой покорности. Сама она тряслась бы от ужаса, если бы ей свергли с ны-нешнего пьедестала. Он был не заметен, и  Маргарита, как бы парила над грешной землёй.
Между тем они дошли до уборной. Здесь предстояло отмыть унитаз и ванну. Руфина брезговала сама дотрагиваться до собственной грязи. Она фыркала и всякий раз призывала самых покорных из своих рабынь…
Людочка была рада побыть в одиночестве. И теперь, она уже не стыдилась предстоящей грязной рабо-ты, зато тишина и окружающий её воздух, заставлял её забывать об опасном и непривычном многолюдьи.
И когда надменная Маргарита стала объяснять ей азы работы с ёршиком, она стала покорно кивать го-ловой и смотреть то на ёрщик, то на ведро.
- Всё понятно? – с высокомерием наставницы, произнесла Маргарита.
- Да, - как-то по-детски отозвалась Людочка. Она не забывала что теперь не смеет пользоваться закон-ным именем и просто изнывала от безымянности.
- Всё - работай. И если через час здесь останется этот же срач тебя выпорет Ирина.
Людочка боязливо смотрела на унитаз. Ей казалось, что оттуда вылезет ужасный щупалец осьминога и затянет её в грязную нестерпимую вонючую канализацию. Однако же быть белоручкой было опасно. И поэто-му почти до конца поселившейся в теле адвокатской дочери Какулька. Стала покорно, неожиданно для этого тела умело, стала мыть противный унитаз.
Мысли Людочки были далеко от прошлой жизни. Не помнила она даже расписание уроков на этот день. Было неважно – алгебра ли сейчас иди геометрия. Главное было, что чужие фекалии становились неви-димыми.
Однако фаянс еще не обладал ослепляющим блеском. Какулька напрягла мозги, она досадовала на па-мять перепуганной насмерть Людочки, та от страха позабыла все известные химические уравнения. И не знала, как будут сопрягаться расположенные во флаконах химикалии.
Устав тереть нутро унитаза. Она разогнула ноги и подошла к зеркалу. Оттуда на неё смотрела совер-шено незнакомая девушка. Людочка не узнавала саму себя. Словно бы её тело предало её и не хотела прини-мать обратно. А невидимая и  несчастная бежала вслед за ней, как бежит опоздавший пассажир, за уходящим за горизонт поездом.
- Господи. И это я… я?.
Руки Людочки коснулись головы плеч, грудей. Даже деловито пощупала возникшую на лбу звезду и едва не разнюнилась. Презирая своё в миг ослабевшее тело.
Немного отдохнув. Она вернулась к прерванному занятию. Деловито взяла губу и стала наводить окончательный лоск. Не замечая ни течения времени, ни стыдливо ощущения пустоты. Она даже не думала о тех плёнках. Из-за которых и попала в тот дикий и незнакомый мир.

Инна старалась не смотреть в лицо Рахмана. Теперь он начинал раздражать её. Вероятно во всём была виновата пустая парта во главе второго ряда.
Людочка и Нелли исчезли. Словно снег весной. Нелли всё еще надеялась, что эти две дурочки или пре-вратились в голых похотливых невидимок. Или попросту заболели.
Однако, когда в школе появился озабоченный и слегка растерянный дуэт отцов, она занервничала по-настоящему.
Инне не улыбалось влипать в грязную историю. То, что они задумали, теперь было не слишком прият-но. Даже сама мысль о низложении этих двух дурочек. Была дикой.
- А у нас сегодня двух учениц на уроках не было.
- Кого это?
- Нелли Оболенской и Людмилы Головиной. Ведь это твоя была идея их шантажировать?
- При чём тут я… Это ведь ты сделал снимки.
- Какие снимки.
- Какие снимки.
- Я получила пакеты. И там были фото. Я правда пакет не вскрывала, но думала, что они от тебя.
- Никакого пакета я тебе не передавал.
- Как?
- Да, так… Уж давай сама выворачивайся. Ведь это была шутка.
- Нет, понимаешь, аппарат был заряжен. Я сделала это специально. И теперь, теперь. Скажи мне прав-ду, они – живы.
- Кто?
- Да Нелли с Людочкой. А то их родоки и так всех на уши поставили.
В голове Инны мелькнула любимая строчка из стиха Николая Заболоцкого. «Жук ел траву, жука кле-вала птица, хорёк пил мозг из птичьей головы». Она уже привыкла к этой вековечной войне и не удивлялась всеобщему унижению.
Рахман был напуган. Он вдруг почувствовал себя идущим  над пропастью по висячему, почти уже пришедшему в негодность мосту. Просьбы Шабанова становились для него опасны. Он презирал этого внешне благодушного человека. Ведь после смерти отца. Именно этот величественный деятель был его защитой и опо-рой.
У Рахмана пропал весь запал заниматься с Инной любимой секс-гимнастикой. Всегда готовый к бою член неожиданно опал и стал вялым. Словно попавший на солнце мороженый пельмень.
- Я пойду, – пробормотал он и направился к углу. Оставив Инну наедине с тревожными мыслями.

Маргарита собиралась выплеснуть на эту потенциальную неумеху всё своё раздражение. Однако, голу-боглазая новенькая не ударила в грязь лицом. Казалось, что кто-то иной постаралась за эту разоблаченную Зо-лушку.
- Ну. Что же… Унитазы мыть ты научилась. А теперь давай-ка пойдем. Повеселишь нас за завтраком чуток.
Людочка едва не выдала капризную реплику. Она ужасно беспокоилась о своём налаженном пищева-рении. Зинаида Васильевна пугала её то гастритом, то расстройством желудка. А то попросту намекала, что внережимно едят только обычные лохи и неудачники. «Неужели я здесь от голода помру?» подумала она, мыс-ля поскорее вытечь из разом подурневшего и ставшим таким неуютным тела
Они вернулись в блистающую как первый снег девичью. Людочка даже показалось, что её заточили в ледяном кубе. Словно какую-нибудь редкость.
- Ну, конечно же этот дом принадлежал потомкам князя Голицына!
Посреди комнаты стояла ивовая корзинка  с кладкой куриных яиц. Людочка вопрошающе посмотрела на корзинку. На Маргариту. Девчонки собирались в кружок и наполняли свои пластиковые тарелки какой-то бурдой из не слишком большой закопчённой кастрюли.
Людочку едва не вытошнило от этого мерзкого варева. Однако более сообразительная Какулька вовре-мя сомкнула рот и торопливо сглотнула.
- Ну. Что стоишь. Садись на гнёздышко. Ишь какое оно ладненькое.
Людочка попыталась поймать взглядом карие глаза подруги. Но вдруг поняла, что ни Нелли,  ни её благодетельницы Шути – здесь нет.
- Что же они задумали?.. Вдруг это опять окончится какой-нибудь мерзостью.
Однако для противостояния этой орде у неё не было ни сил. Ни желания.
Боязливая Людочка и уверенная в себе Какулька стали садиться на это гнездо. Понимая, что идут по стопам начертанным князем Голицыным.
Маргарита с каким-то странным выражением лица наблюдала за телодвижениями новенькой. Она сама не могла объяснить, кого видит в данный момент – бессловесную Какульку или затаившуюся и готовую к мес-ти поруганную Принцессу.
Людочка не решалась садиться на хрупкие яйца всем весом. Это всё походило  на физический опыт – в её мозгу возник мимолетный рисунок: больший  эллипсоид давил на округлую вершину меньшего. И эта задача была какой-то странной. Почти не разрешимой.
Кое-как определив своё положение в пространстве. Теперь надо было что-то ещё, но что именно Лю-дочка не могла догадаться.
- Что молчишь? Давай кричи. Кричи, - подала голос нетерпеливая Ирина.
- Кукареку! – гаркнула  в ответ не то Людочка, не то Какулька
- Во, дура. Да тебе до петуха, как до луны раком. Даже не знает, что куры кудахтать должны.
И несчастная новенькая закудахтала. Её голос бил по перепонкам завтракающих. Но им было не стыд-но наблюдать за чужой обнажённостью и презрительной слабостью. Шевелящая челюстями Ирина, не знала, что важнее, наполнить свой живот мерзким варевом, или особо вызывающе поглумиться над ранее недоступ-ной Людочкой.
- Смотрите, у неё желток по бёдрам течёт, ой, не могу.
Она стала шлёпать себя по ляжкам и хихикать, хихикать, хихикать, едва не подавившись своей порци-ей общего варева. Маргарита небрежно похлопала её по спине.
- Ладно. Хватит. Заработала. Слышь. Ирина глянь, сколько она там яиц раскокала, да и всыпь по разу за яйцо. Только не ври. А то саму тебя на яйца посадим.
«Только попробуй!», - сквозь зубы прошипела Ирина, опираясь на лозину, словно бы какой-нибудь щёголь на трость.
Какульке было наплевать на это тело. Как впрочем и Людочке. Безымянное тело стало на колени и стоически вынесло три хлёстких брезгливых удара, глотая почти потерявшие свою солёность слёзы.


.