1

- Мэтт, у тебя опять шнурки развязались, - усмехаясь, говорю я, когда мы идем по тропинке.
- А ну и хрен! – отвечает Беллами, поворачивается и улыбается.

От его улыбки мне всегда тепло. Она какая-то добрая, с лучиками озорства, с кусочками утраченного детства, когда мы чуть ли не голышом, в Тинмуте бегали друг за другом, весело гогоча и пытаясь ловить разноцветных бабочек.

Ты был маленьким, всегда бледным, жутко худым. Таким худым, что можно было увидеть все-все косточки твоего скелета. Твоя темная макушка то и дело мелькала среди местной ребятни. Не смотря на свой болезненный вид и внешнюю хрупкость, сила твоего характера была видна уже тогда.

Ты никогда не сдавался. Я помню дерево посреди твоего двора. Я сразу смог влезть на него. Сидел на ветке, смотрел на тебя сверху вниз и кричал, что тебе со своей хилостью никогда не забраться на это дерево. Ты боялся высоты. У тебя не хватало сил забраться на него. Но когда я начал дразнить тебя, твой взгляд стал жестким, ты вздернул подбородок, с уже намечающейся упрямой ямочкой и молча начал карабкаться по коричневой, грубой коре. Это был дуб? Не помню. Помню только, что ты раза с пятого все же залез на него. Ты потирал разодранные в кровь ладошки о светлые, затертые шорты, твои коленки были разбиты, а взгляд - я никогда не забуду этого - твой взгляд сиял такой гордостью и уверенностью в своих силах…

А теперь ты не мальчик. Осталась только улыбка. И взгляд.
Твой взгляд.

Ты улыбаешься, и мое сердце почему-то замирает так же как в детстве. У тебя невозможно синие глаза. Я не могу долго смотреть в них. Ты смеешься, садишься прямо на траву в светлых джинсах, завязываешь шнурок, но, не встаешь, чтобы продолжить путь, а сидишь, задумавшись, бессознательным движением ты щипаешь мягкие весенние травинки. Что ты видишь сейчас?

Мы находимся где-то между небом и землей. Горы. Я люблю горы. В них много воздуха. Света. Неба. А сейчас, весной горы сводят с ума своим размахом. Хочется летать. Хочется унестись куда-то…

Сажусь рядом и заглядываю в глаза. Ты очнулся от своих мыслей. Смотришь на меня серьезно, потом снова улыбаешься, встаешь, отряхнув безнадежно испорченные штаны, и идешь вверх по горной тропинке.
Как сказать тебе?

Мы уже столько вместе, что я могу заметить новую веснушку на твоем лице. Или новую темную крапинку на сиреневатой радужке. Но это все внешне. Я не знаю о чем ты думал, когда сидел посреди горной тропинки. Я не знаю о чем ты думаешь, когда смотришь на облака. Или на стекающие капли по серому стеклу. Или когда бегаешь по сцене, а потом, внезапно подбежав ко мне тепло улыбаешься.
Я не знаю тебя, Мэтт.

- Дом! Посмотри! – Ты показываешь пальцем на яркую бабочку, порхающую над обыкновенным, ничем не примечательным цветком терновника.

Бабочка как в детстве, улыбка как в детстве… Отчего же так больно? Отчего при воспоминании о старом корявом дереве, ломит где-то в груди?

Мы выросли, Мэтт. Все стало совсем другим.