14. О себе и о пользе желания поболтать

                №  14

               
                О   СЕБЕ 
                и
                О   ПОЛЬЗЕ   ЖЕЛАНИЯ   ПОБОЛТАТЬ

          

       В  полном   равновесии   и   определенности,   представляю     свой   портрет:
     -  завистлив;
     -  большой  охотник  позлословить  за  глаза;
     -  лжив  и  корыстен,  неумерен  во  всем;
     -  большой  любитель  праздности;
     -  труслив,  вспыльчив  и  злобен  настолько,  что готов  убить  из-за  пустяка;
     -  не  очень  почтителен   к    родным  и  друзьям;      
     -  в  страстях  без  ограничений  приземлен;         
     -  большой  любитель  поболтать,   кощунствен  в  пустых  разговорах;
     -  суеверен;
     -  абсолютно не  набожен,   хотя  « Мертвые  души»   -  незаменяемая   книга  на    прикроватном  столике. 

      Здесь  даже   терпимый  человек  возмутится: - «И  это  дрянцо  пришло  ко  мне  и   претендует   тащить   меня   за   собой   дальше?    Да  с  таким   набором,  не   то,   что   к  приличным   людям  в  гости,  без  риска   для   жизни   в   трамвай  нельзя  войти».

       Не   спешите…

       Не  ясно,  откуда    такой  нескромный  расчет, что  читателей  будет  больше  одного?

       Не  спеши.

       Мой   портрет   не  приманка   и  не  трюк,  и   дан    не  за  тем,  чтобы  принизить  себя  или,  упаси  боже,  обидеть тебя,   но    исключительно  для  того,  чтобы  сказать: -    «Перед  тобой  такой  же  как  ты,   не  хуже  и  не  лучше,  просто  другой».   
            
       Ничего  нового  и  в  том,  что  за  оградой перечисленного,   у  нас  с  тобой    кое-что  спрятано.  Всякий  из  нас   -   есть  мутная  и  диковинная    смесь   дурного  и  достойного.  Эти  смеси  отличаются   как  отпечатки  пальцев,  нет   двух  одинаковых.    Отсюда  и  оригинальность   любого  взгляда  на  то,  как   мы  ещё   уживаемся  друг   с  другом.

        Не  новость - яды,  перемешанные  в  нужной  пропорции,  становятся  лекарствами.     Сколько  великих  умов,  глядя  на  нас  с  книжных   полок,  с  упорством  пастыря  выписывают   нам  свои  рецепты  и  утверждают,   что  у   каждого   есть  шанс  стать  порядочным  человеком.  Для   этого    надо    всего  лишь    признаться   себе,  что  все  трагедии  в  нас  от  несоответствия   наших   претензий  с   нашими  талантами.  Приведи  мы  это  отношение   к  надлежащему   виду,  из  туманной  дали  к  нам  приблизятся  и   станут    хотя  бы  различимы  границы  морали  и  гармонии.   Казалось  бы  -  вещь  очевидная,   но  мне,  например,  еще  не  встречался  тот   кто  по   совету   мудрецов,  так  изменил  себя,  что   взял   и  вдруг,   по  собственной  воле,  из  учителей   перешел    в  ученики.    Нет  большего  заблуждения,  чем  уверенность  автора,  что  человек  скользящий  по  его строкам  перерождается   к   лучшему.

         Вытеснить  всепроникающую  мерзость  хороший  слог  не  способен.  Отвлечь может.  Скорее  всего,  в  этом  и  есть   основное  назначение  письменного  слова,  но    привить    им    влечение  к  добру  невозможно.   Принять  или  творить  добро  - врожденное  свойство.   Оно - или  есть, или его нет.   

        Мы  признаем    врожденными    телесные  недостатки.  Справедливо  будет  признать врожденными  и   душевные  начала.   Все  пороки  и  способы  исцеления  от  них  заложены   в   нас  от  младых  ногтей,  и не  надо  винить  других,  что  мы  заболели  из-за  того,  что  кто-то  не   подсказал,  как  надо  любить  жизнь.

      Слово  на  бумаге  абсолютно  безразлично  к  достоинствам  или  недостаткам   и  автора,   и  читателя.   Оно  может  только  «отозваться».  А   отзыв   обвешан   таким   разнообразием   личного,  что   бесконечное  число  способов  толкования  этого  слова   делают  его  бессмысленным  в  общественном  значении,   но  очень   важным  для  поощрения  собственных  сомнений.   В  таинстве  чтения  много,  очень  много  интимного.  Физическую  близость   легко   демонстрируют,  а   то,   что  происходит  с  человеком  во  время  чтения,  никто   и   никогда   не  раскрывает.    Книга   о  магии   чтения    не   написана   еще  и  потому,   что  прибыль   читателя   от   чтения    в  нем  самом,   а   делиться    ей  он   не  хочет,   потому  как  очень   беден. 

  Однако,  никакие  книги  не  могут  пересилить  влияния  на  человека  устного  слова,  но  только  сиюминутно, здесь  и  сейчас.  При  этом   сам    человек  в  целом,     испокон  веку,    никак   не  меняется    в  своих  проявлениях.   

         Любая  попытка  любого  -  подметить  что-то  отличительное   в  человеке  своего  времени   от   человека  другого  времени, обречена.    Не  мной  сказано:   « История  человечества -  это  всего  лишь  история  костюма ».

          Не изменилась   и   удивительная   тяга   людей   -   просто  поболтать. 
   
          Вот,  как   у  меня  с  тобой.

          Болтовня   ни  к  чему  не  обязывает.   Внутри  неё  нет  заискивания, коварства, назиданий.  Требование  переживать  чужую  историю   условно,  хотя  именно в  болтовне    люди    чаще  всего  слышат  друг  друга.   Она  лишена  напряжения,  она  - шелест  листвы,  дробь  моросящего  дождя.

         Аббат  Прево  говорил: « Самые  сладостные  минуты  жизни своей  люди проводят   наедине  с  собой  или  с  другом,  в  задушевной  беседе  о  благе  добродетели,  о  прелестях  дружбы,  о  путях  к  счастью…  Гораций   и  Буало  называют  подобную  беседу  одним  из  прекраснейших  и  необходимейших  условий  истинно  счастливой  жизни ».

      Разговор  и  беседа,  пусть   и  разнятся  по  внутренней   напряженности,  но  имеют   одну  общую  черту  -  они,    как  правило,  о  чем-то.   Поэтому   задушевность  беседы   еще  может  омрачить  тень  разговора, а  вот   в  болтовне,  как   в   высшей   форме   беседы,  это  исключено, ведь  она  всегда  не  о  чем.  Здесь  можно  легко  увлечься,   уйти   в  любую  сторону  и  случайно   подняться  на  такую  высоту,  с  которой  открывается  неожиданный  вид,    наполняющий   все  вокруг  радостью   и  наслаждением.    Болтовне  не  нужны   предостережения,  в  ней  нет  личной  заинтересованности.   Она  абсолютно  свободна.  Тут  несметное  количество  коротких   рассказов,  чаще      воспоминаний,   не  связанных  одной  линией,   они  на  равных  интригуют  и   сюжетом,   и    интонацией    рассказчика,   и  притом никому  не  дают   никаких   преимуществ.  С  обеих  сторон   нет   и    намека   в  чем-то  убедить  другого,  потому   здесь  нет  оплошностей.    Обоюдное  удовольствие    больше   не  от   содержания,  а  от   тембра   голоса   и  взаимных   симпатий,    без  которых   невозможно   говорить   обо  всем   и  не  о  чем.

        Надежда  Мандельштам  в  своих  воспоминаниях   подметила:  « Люди  перестали  разговаривать. Только  рассказывают».  Понятно,  что   смысл   этих   слов   привязан   к   состоянию   страха,  в  котором   находились   люди   того   времени.    И   долго  мне  казалось,  что нравственному  распаду  трудно  дать  более  точное  определение.  Но  с  годами   переменил  мнение  -  как    средство  добычи  истины,     разговор   не  может  содержать  ничего   другого,  кроме  рассказа  одного  и  рассказа  другого,  но   притом   они    никогда   никому    не  приносят  успеха.      А,  если вдруг и  появляется  единое  мнение,  то  оно  скорее - синоним  любви,   ненавидящих   друг  друга.     Грязь   обстоятельств   внешнего  мира  постоянно   так  уродует     разговор ,    и       накладывает   такую    печать  на  его  содержание,    что      разговор   всегда  вырождается  в  самую  отвратительную  форму  разговорной  речи  -  трёп,  который,  в  зависимости  от   степени   невежества   и   количества   мизантропного  яда,  называют по-разному  -  диспутом,  спором,   дискуссией,  обсуждением   и  т.п.    Угнетенность,    неуверенность,  раздражение –  их  постоянные  спутники. 

       Разговор  никогда   не   в  силах   перерасти  в  болтовню  и  наоборот,   хотя  и  там,  и  там,  в основании    рассказ.   В  них  изначально  заложены  разные   цели.  У  разговора  должен  быть обязательный   итог  -  руководство   к   действию  или  иная   резолюция,   а  плодом   болтовни   есть  успокоенная  душа,  тихий   сон   и   продлённая  жизнь.