Отчет о посещении галереи

Меня пригласили на открытие выставки двух художников в одну галерею на старом Арбате. Последние два года я редко посещал галереи. Ну, скажем так, вообще не посещал никаких галерей. Думаю, только потому, что ни одна галерея до сих пор не догадалась меня пригласить лично. А тут подруга по жж пригласила. Вот я и приперся.

Обычно я прихожу на светские сборища в кампании длянноногой ****и, а лучше двух. Однако в последнее время я разочаровался в публично-половой жизни, поэтому решил изменить своим принципам, и, как выяснилось, оказался прозорливцем: глупо, глупо приходить в цирк со своими клоунами, нет?

Правда, мне так и не удалось опоздать больше, чем на пятнадцать минут, даже учитывая бессмысленные метания в арбатских двориках, воспетые еще Окуджавой. Или кем-то еще. Я и сам, помнится, не раз бегал за портвейном… Да, опять потянуло на поэзию и ностальгию по портвейну.

Вначале я целеустремленно прошел мимо кованых ворот, ведущих во двор. Наличие ковки прямо обговаривалось в описании маршрута. Просто я не догадался открыть дверцу в воротах, и подумал, что люди ведь не случайно ковали все эти металлические конструкции – понятно, что они там что-то скрывают, прячут, ну, или просто показывают фак окружающим. Однако в конце концов я оказался на выставке (выставка – это место, где на стенах висят картины). Оказался, потому что из ворот легко вышли совершенно посторонние люди, что прямо доказывало, что точно такие же посторонние, вроде меня, могут туда и зайти.

Дальше было легче. Повернув направо во дворике, воспетом еще *** знает кем, и дойдя до подъезда, о котором говорилось в описании маршрута, я, естественно, повернул назад и попытался перелезть через бетонный забор, но запутался в колючей проволоке. Кроме того, я практически ничего не видел из-за слепящего света прожекторов и ничего не слышал из-за лая немецких овчарок и криков «Хальт! Хальт!» Впрочем, после дактилоскопии и личного досмотра, я вернулся в этот дворик и все-таки вошел в подъезд.

Выставка уже началась – я понял это по развешенным на стенах картинам. Люди вообще меня мало интересуют по жизни, поэтому я сразу сконцентрировался на выпивке. То есть, на живописи.

Поскольку в свое время мне приходилось изучать философию искусства и даже писать диплом, я считаю, что картины прежде всего должны подходить под мебель и вообще радовать глаз. Ну, примерно как шеф-повар элитного ресторана приходит домой и закусывает водку соленым огурцом. Дзен и все такое. Поэтому я, собственно, ничего не могу сказать по поводу художественных достоинств самих картин. Впрочем мое мнение никого и не интересовало, поэтому пришлось проявить некоторую активность. Выяснилось, что художников, на самом деле, двое.

Наученный горьким опытом, я сразу записал их фамилии в блокнот. Цитирую имена по блокноту: Леонид Гландин и Сергей Потапов. Память – вещь непредсказуемая. Поэтому лучше сразу все записать. А еще лучше – сфотографировать. Иначе, можно, как я доебаться к арт-критику, приняв его за художника Гландина. Доебаться, в смысле, с «умными» вопросами типа: «А сколько стоит вон та картинка?»

Галерея предложила всем нам вино и закуски. Я не стал изображать из себя целку и тут же подвалил к бармену.

- Вам сухое или полусладкое? – спросил он меня. Лично я не вижу большой разницы между этими напитками, поэтому ответил твердо:

- Конечно, сухое!

Для вида поболтав вином в бокале я заглотил сразу пол-дозы. В принципе, было не так противно, как обычно от сухача.

Пол-миллиона нервных клеток моего головного мозга немедленно ушли в коматоз. Еще пол-лимона впали в зимнюю спячку. Сто тысяч отбросили коньки. Еще сто тысяч склеили ласты. Пятьдесят тысяч перешли на новый энергетический уровень и продвинули меня на один сантиметр к гениальности. Хотя куда уж дальше-то?
На третий раз ему пришлось уже наливать мне полусладкое, и мы оба со скорбью констатировали факт явного и очевидного регресса в винопроизводстве вообще, зачем-то выдумавшего паллиатив настоящему стопроцентному сухачу.

Подруга по жж – назовем ее, например, Марине, – которая и организовала эту выставку достижений изобразительного искусства, пробегала мимо меня, по ходу, видно, решая массу вопросов. Тем не менее, она зорко следила, чтобы вино у меня в бокале не убывало. Респект и уважуха! Ангелы плакали…

Арт-критик – это самоназвание – сказал речь. Потом сказал речь Гландин. Он признался, что сюжеты картин подсматривает во сне. Бедняга. Мне обычно снятся голые девочки с нежной и влажной кожей… Потом вышел неизвестный дядечка и сказал что-то непонятное, но позитивное. Я уже сформулировал основные тезисы своего миросозерцания и сделал даже шаг по направлению к славе, но тут официальная часть резко закончилась. Думаю, Марине заметила, что вино у меня в бокале давно закончилось и нажала кнопку «аварийное катапультирование».

Публика вела себя довольно странно. В молодости мне пришлось пообщаться с художниками, и я был уверен, что Гландин с Потаповым по итогу подерутся, когда мы все вместе пару раз сходим за портвейном. Однако весь народ разбился на маленькие кучки, и сколько я шастал мимо них, так и не смог разобрать ни одного слова. А может, они просто хранили радиомолчание в моем присутствии, не знаю.

Картины Потапова меня заинтересовали. Там было нарисовано очень много голых девиц. Некоторые из них падали, другие их ловили, третьих ****и рогатые существа, кого-то другие существа ели или что-то такое. Как старина Босх примерно, только все это происходило в неких абстрактных конструкциях, типа спирали, пирамиды и тому подобных метафизических атракционах. И все это в розовых тонах. Мне очень жаль, что в детстве я провел столько времени, разглядывая иллюстрации к какой-то книжке по истории, написанной стихами. Лучше было бы смотреть на эти фигурки, старательно изображенные рукой Потапова. Тайна женской анатомии и судьбы стала бы мне гораздо яснее.

Я выцепил Марине и потребовал показать мне самого Потапова. У меня были вопросы. Она охотно согласилась и сказала: «Да вот же он тут был!» Эту фразу я потом слышал от многих. Многие говорили, что он тут и обязательно придет еще. Кто-то его видел за углом, а кто-то утверждал, что истина где-то рядом. Еще были люди, говорившие о какой-то этнографической экспедиции в глубины Гоби.

Возле одной из картин Потапова я увидел несколько людей, по-видимому, ее и обсуждавших, и решил высказать свои мысли:

- Это вагина, - сказал я. – Символ Рая и ада.

В центре картины действительно была нарисована вагина, я в этом уверен, из нее одна голая девочка хотела вытащить, или засунуть, другую девочку. Один господин, похожий на Дали без усов, но с бородкой, совершенно правильно ответил:

- Кто-то сказал, что мужчины вечно стремятся туда, откуда вышли.

- И это стремление можно только приветствовать! – согласился я.

Поскольку выпивка закончилась, живопись резко потускнела в моих глазах, и я пошел в кафе в соседнем с галереей помещении. И вот тут я испытал настоящий культурологический шок. Кафе было расположено на балконе над танц-залом, где молодые дамочки разучивали танцы в стиле латино и раннего диско. То есть сидишь там, пьешь пиво, а внизу и напротив в зеркальной стене для тебя танцуют девушки. Более того, эти девушки специально заплатили деньги, чтобы прийти и потанцевать тут, для тебя. Это по-настоящему здорово. Тем более, что Марине тут же угостила меня армянским коньяком семилетней выдержки…

Танцующие дамочки изредка прибегали сюда, наверх по железной лестнице, к бару, где я, сидя на барном стуле, пил пиво «Хугарден» за смешные 80 рублей за бутылку. Дамочки заказывали фреш. Марине наливала мне коньяк. Жизнь удалась.

Внизу, на танц-поле, инструктор по танцам – молодой кубинец с золотыми цепями толщиной с небольшую анаконду – заставлял разучивать длинноногих красоток в облегающих трико танцевальные движения, которые лично я рискнул бы повторить только в постели. С одной из них, а лучше с парочкой-тройкой.

Три-четыре бутылки нефильтрованного в конце концов сделали свое дело, и я отправился искать туалет. Как мне сказала девушка-бармен, он должен был находиться где-то под лестницей. Легкой, танцующей походкой я спустился по лестнице прямо к танц-полу. 

Не обошлось без приключений, конечно. Запутавшись в черных шторах, как Лаокоон с сынками в змеях, я все же по итогу прорвался в туалет, который оказался женской раздевалкой. Во времена моей юности подобные экскурсии заканчивались веселыми визгами, но теперь трава пониже и все такое… Иными словами, полуодетые дамочки приняли эротичные позы, думая, что я фотограф «Метрополитена» или чего подобного. Я пожалел, что не захватил с собой фотоаппарат, а лучше кинокамеру и съемочную группу.

Неохотно уходил я вновь через эти занавеси, ох, неохотно.

Вернувшись к барной стойке, я сказал барменше:

- Я танцую как бог.

Она то ли не расслышала, то ли, что вероятнее, не смогла с первой попытки осознать столь яркую и беспощадную правду.

Я повторил громче и отчетливее:

- Я ТАНЦУЮ КАК БОГ!

Именно в этот момент музыка на танцполе внезапно прекратилась и мои скромные, но величественные слова раздались в полной тишине. Танцующие парочки застыли и повернулись посмотреть на нового танц-мессию, голос которого они услышали откуда-то сверху. Инструктор переменился в лице, понимая, я уверен, что его авторитет улетучивается на глазах.

Потом все вновь пришло в движение, но все ведь понимали, что после моих слов в их маленьком мирке все уже будет по-другому в свете этой милосердной, но бескомпромиссной истины. А я записал в блокнотик:

Коснуться глаз, губ, бедер взглядом навсегда,
Джиженья танца заучить навзрыд.
Танцпола одинокая звезда
На платных курсах танца на изгиб
Любви и боли яростью горит.

Свет стали тушить, дамочки и прочие танцоры одевались и расходились, заведение закрывалось. Я взял с собой бутылку «Хугардена», выпил на посошок коньяк Марине, и пошел домой походкой танцующего бога.