Преступить черту. Глава 4

          Галина долго боролась за  свою жизнь в больнице. Только  глубокой осенью попала домой. Безрадостным были это лето и осень для Вити. Он метался между работой, больными Галей, своей  мамой и поисками Юлечки.
           Сидя долгими вечерами за остывшим не тронутым ужином, они мысленно  еще и еще раз проживали свою жизнь. Нет, они не могли винить себя в излишней строгости, они винили нищету. Искали виновных на стороне.
           – Если бы мы  жили в достатке, как при Советской власти, - думали они,– такого бы не случилось. У Юли было все. Все самое лучшее. Она бы не рвалась в парикмахеры, училась бы в институте. А сейчас? Где сейчас их девочка? Ни милиция, ни друзья, ни соседи и знакомые знакомых не видели Юлю. Она пропала как-то сразу и, казалось, навсегда.
           Прошло два года, и однажды Галина встретилась с дочерью. Неожиданно!  Мелькнуло в толпе знакомое милое лицо дочери, ее растерянные глаза. Галина кинулась к Юлечке.
           – Прости, прости нас, милая наша! Родная, единственная! Мы два года ищем тебя. Мы тебе все расскажем!  Папа тебя ищет днем и ночью. Умерла бабушка (Витина мама) и все тебя хотела увидеть. Подарок свой на вечную память отдать тебе. Боже мой, боже мой! Ты нашлась, ты есть! Пойдем, пойдем домой. Ты только папы не пугайся. Он очень изменился за эти два года. Я не работаю. Перенесла инфаркт.  От волнения папа потерял все зубы и сразу состарился. Но он просто не будет улыбаться, чтобы не пугать и не нервировать тебя.
           Прижимаясь к дочери, Галя бессвязанно, шепотом пересказывала ей всю боль своего  сердца.  Выговаривалась. Юля стояла вначале как истукан, а затем, порывисто обняв мать, прижалась к ней  и разрыдалась. Она просила прощения за свою грубость, жестокость, недоверие. Обещала дома рассказать, как жила эти два года без родителей, как тоже скучала по ним, но не могла, не могла  нарушить клятву, данную себе в тот злополучный вечер.
          Юле было уже восемнадцать лет, два года из которых, после побега из дому, она затратила на поиски своей биологически родной матери. Нет, она не нашла маму. Она ничего не узнала о ее судьбе ни в родных Кицканах, ни в Москве. Зато хлебнула горького через край. Поняла ли она свои ошибки? Простила ли своих приемных родителей  за совершенные ими проступки, а в ее размышлениях, преступления, или просто стала хитрей. Ей надо было где-то пересидеть зиму.
          Наступила весна. Природа просыпалась от зимнего сна. Тянула нарядные ветки сирени в открытые окна, гладила Юлечку.  Тюльпаны  с гиацинтами склоняли головы перед ее расцветшей юной красотой, умилялись. Собаки и кошки, куры и гуси, во множестве бегавшие по двору, ластились к ней. Папа с мамой не могли надышаться на свое чудо, на свою красавицу. И опять, как раньше, не смогли вовремя заметить, что Юля начала свой прежний образ жизни. Поздний приход домой, запах табака и алкоголя. Сомнительные друзья. На просьбы устроиться на работу или пройти курсы обучения и получить профессию только презрительно кривила губы:
          – Я свое отработала, отстрадала, имею право  пожить. 
          Что понимала Юлечка под словом «пожить», она не смогла бы объяснить, но козыряла им постоянно. И свершилось то,  чем всегда заканчивается подобное  «пожить».
Юля забеременела, о чем и поспешила сообщить родителям.  На упрек -
           – Что же ты родителей позоришь? –   скривив в пьяной усмешке губы, ответила:
            – Ничего! Переживете. Вы же меня вырастили! Вот и внучку вырастите! Вам не привыкать чужое прикарманивать!
           Нет! Не простила их  Юлечка. Просто залегла «на дно», переждать холода, отойти от голодных лет. Не научила Юлечку жизнь ни уважению, ни жалости. Обозленная на весь мир  за несостоявшиеся мечты, мстила она близким, что так «близко» были к ней. 
           – Тебе, дочка, надо устраиваться на работу. Будет малыш!         
          – Ах! Опять  вы  пристаете, то с учебой, теперь с работой. Хотели дочь, вот и содержите. Ни черта с твоим инфарктом, мамулечка, не сделается. Ах, у папули нет зубов, ну так вставь их ему. Я-то здесь при чем? На его зубы я мантулить не собираюсь. – пьяно бормотала Юля, укладываясь в постель после очередной попойки.   
          По мере того как изменялась фигура у Юлечки, изменялось и мнение соседей о ней. Поползли злые шепотки,  намеки, поддразнивания. Пошла обыкновенная бесчеловечная  бытовуха  полусельских окраин города.
            В семье опять начались ссоры. Витя самоустранился от воспитательных мероприятий. Он считал, что Юля взрослая женщина. Пройдет ее растерянность, выраженная в ежедневной пьянке, курении, гулянках, поздних и далеко не ежедневных возвращениях домой грязной, в блевотине и вшах.
          Он рассуждал: – Ведь взяла же она от нас и что-то хорошее! Надо дать ей время. Не нервировать лишний раз нравоучениями!
           Был ли Витя прав? Вероятно, да! Но женское терпение короче мужского. И Галина сорвалась в очередной раз.
           Терпеть в доме вшивую, постоянно полупьяную дрянь? Нет! Хватит!  Крупная разборка с битьем посуды, нецензурной бранью, упреками с обеих сторон закончилась уходом Юлечки из дома. Она просто в очередной раз не пришла домой и попросила через  родственницу оставить ее в покое.
           Юля родила девочку. Сошлась, для совместного проживания, якобы с отцом ее дочери. Несладко пришлось Юле в эти годы. Бездомный бомж, на тридцать лет старше Юли,  постоянно прикладывался не только к бутылке, но и ко всему, что могло оставить на Юлечкином теле синяки и ссадины.
           Несмотря ни на какие просьбы и извинения родителей, домой Юля не вернулась. От гражданского мужа ушла. Исполнила свою мечту. Стала неплохим парикмахером. Подрастала дочь.
          В одном городе жили родные люди, но не пересекались их пути. Почти ничего не знали родители о дочери и внучке. Витя замкнулся, перестал упрекать Галю за излишнюю строгость по отношению к дочери. Только попросил не напоминать о ней и не ходить больше с извинениями.
          – Так получилось! Не сумели мы стать настоящими родителями. Не проросли друг в друга. Прошли параллельными дорогами. Так давай сейчас ей не мешать. Пусть строит свою жизнь сама. Это сделает ее сильной,  и она простит нас. А мы!  Мы будем ждать. Она наша дочь.
          Прошло восемь лет. Однажды родственница пришла к Вите и объявила, что Юлечка вышла замуж за шведа. Они сыграли свадьбу. Юля стала богатой. Ее мечта сбылась. Муж купил для нее салон красоты. Теперь она хозяйка салона. Они имеют прекрасную квартиру, дорогую машину, отдыхать ездят подальше от неласковой Родины. Для родителей мужа, живущих в Швеции, она сирота. Родился у Вити с Галей внук. Назвали  родители сына Сергей. Уже два года ему. Но ни внучки, ни внука родители не видели.
         Через своих "доверенных" лиц Юлечка   постоянно передает Галине и Вите, что никогда она  не простит своих «родителей», а остальным родственникам будет постоянно помогать и помогает.
           Вот недавно пригласила  Машеньку в свой салон топ-менеджером.
           – Представляешь! – задыхаясь от счастливой возможности для своей дочери выделиться  из серой толпы  полуграмотных соседушек, – Машенька  топ-менеджер. Это так красиво звучит. И зарплата у Машеньки будет  очень высокая. Оч-чень!
          – Посмотрим. – ответил Витя. - Ты не спеши с выводами.  Если сбудутся твои мечты, я буду рад. Но...
           Галя опять ночами плакала.  Витя молчал. Счастливые родственники  обсуждали  по вечерам светлое будущее их дочери. Гром грянул через два месяца.
          На просьбу Машеньки о зарплате Юля ответила, что неблагодарных она не  задерживает и не считает нужным платить всяким зарплату. Ведь ей же  не помогли в то трудное, голодное время.  Так почему Юля должна помогать?            
           – Ты думаешь, я все забыла?! Не-ет! Я все помню! И все мне за все ответят!  Я сумею отблагодарить всех,  дай время! Когда-то вы мне  "помогли". Я просто хотела посмотреть, есть ли совесть у вашей семейки?
           В феврале 2012 года Вите  исполнится  шестьдесят  лет. Юлечке будет тридцать.
           Они все еще ждут!