Встреча в поезде

(Глава из романа «Полет обреченных», открывающего приключенческую тетралогию «Попутчик». Далее идут романы: «Золотая пещера», «Оскал лавины», «Алый снег Обервальда»).

…Довольно долго, вслушиваясь в монотонный перестук вагонных колёс, Сергей старался быть отрешённым от прежних старожилов купе. На краю, предложенной ему, скамьи, он сидел как на раскалённой печке. При этом старался не смотреть в глаза тех кто, по его милости, получил столько отрицательных эмоций. Как можно убедительнее, делая вид, что его больше привлекает не общество, в котором он оказался по прихоти случая, а пейзаж, сменяющийся за окном мчащегося состава.
Судя по, мелькающим за окном вагона, телеграфным столбам, поезд уже набрал приличную скорость. Ходко наверстывая недавнее опоздание в Мариинск, оставшийся теперь где-то очень далеко позади.
В этом новеньком, отделанным под «люкс», мягком вагоне экспресса с табличкой на самом виду «Сделано в ГДР», почти совсем не чувствовалось того грохота колес по рельсовым стыкам, который всегда сопутствует подобным высоким скоростям в простом пассажирском поезде.
Звук был значительно приглушен и не мешал говорить в обычной манере. Умеют же устроиться люди, приходя в себя от этого комфорта, оценил Калуга, заодно начиная лучше понимать все преимущества своего нового положения.
Дополняли впечатления Сергея, относительного увиденного уюта и ковровые дорожки, постеленные не только в коридоре, но и на полу купе. Не оставил он без внимания и, кондиционированный в вагоне, климат. Не говоря уже о том, что его, отвыкшего в тайге от обычного быта людей, особо поразили белоснежные, накрахмаленные оконные занавески, и даже аромат дезодоранта, на который явно не скупилась поездная бригада.
Но, отмечая приметы окружающего международного сервиса, таежник не оставил без своего внимания и другое обстоятельство. Главным образом – на незнакомую парочку, с которой предстояло ему ехать и общаться до самого Новосибирска.
Смущение и неуверенность в душе Калуги особенно порождала ненормальность ситуации. Он – самый обычный безбилетник, попавший сюда лишь по милости проводника, должен был «качать» права, выдавая себя за большого начальника.
Видимо, давний товарищ деда Степана по заключению, командовавший в поезде, действительно, был не из простых проводников, только теперь усвоил Сергей. Коли его слово столь высоко ценится в этом замкнутом, спешащем по стальной магистрали, мирке под названием «Экспресс «Владивосток-Москва».
Молчание, тем временем, явно затянулось.
 – Что же Вы скромничаете? Представьтесь, хотя бы, товарищ из ЦК? – нарушив тишину, улыбнулась пассажирка.
Сергей, при этом, отметил злой, косо брошенный на её, взгляд попутчика, неодобрительно воспринявшего эту первую попытку общения. Вообще-то Калуга никогда не считал себя особям каким-то там психологом. Но в данном случае мог побожиться, что раскованность женщины была не показной, а самой обычной, когда общение с людьми становится, сродни профессии.
Даже тех нескольких минут, что уже провел Калуга в ее обществе, оказалось достаточным, чтобы, по неуловимым приметам поведения понять: – Она в своей жизни – всегда и везде, как вот и в этом купе, привыкла чувствовать себя полной хозяйкой.
Понятно было и то, что незнакомка в этом поезде, хотя и едет издалека, совсем не привыкла, чтобы её дорожный размеренный быт стесняли посторонние. Особенно такие увальни, как Сергей. Чье общество, буквально навязанное, проводником, не могло не быть оскорбительным, для подобной дамы из высшего, что называется, света. А то, что она именно представительница элиты, даже для мало посвящённого в тонкости общественного устройства Калуги, говорила не только неординарная внешность, но вычурный наряд пассажирки:
Внешность и наряд незнакомки Сергей успел рассмотреть во всех деталях за те мимолётные взгляды, что бросал на попутчиков, иногда отрываясь от созерцания, бегущих за окнами купе пейзажей.
Парню, никогда прежде не приходилось сидеть рядом с такими особами. Потому каждая деталь поражала его воображение. И было от чего. Яркий шелковый халат с золотыми вышитыми драконами по черному полю, несмотря на свой экзотический свободный покрой, больше подчеркивал, чем скрывал линию зрелой фигуры с совсем по-девичьи осиной талией, зато высокой, как и полагается в таком галантном возрасте пышной грудью.
Подняв взор выше, оценил Сергей и светлую копну, несмотря на долгую дорогу, вычурной прически. Не укрылся от него и легкий, едва обозначенный макияж на симпатичном, с тонкими правильными чертами, холеном лице. И, хотя, он был бесконечно далек от общения с подобными людьми «из другого мира», однако, Калуга сразу же понял, что случайная знакомая могла бы блистать и в самых роскошных апартаментах, а не только в кругу их компании из бывшего десантника, ныне – работяги- заготовителя даров тайги, и этого хлюста.
Действительно, здесь, в дороге, броская привлекательность капризной женщины недвусмысленно подчеркивала их отчужденность. И, вдобавок, серьёзно усиливала чувство их разделяющие. Особенно от принадлежности «светской львицы» совсем к иному обществу, чем то, к которому принадлежал, Сергей. Он лишь еще начинающий свою простую рабочую карьеру практикант-таежник, отправленный в дорогу с непонятным заданием старого шамана, канувшего в небытие, племени теленгитов. Она же – птица явно высокого полета, не иначе.
Рассуждения несколько заняли внимание Калуги, тогда как всем остальным просто наскучила такая атмосфера явной отчуждённости.
 – Ну-ка, Валера, будь паинькой, не смотри на дядю букой! Представься, как полагается интеллигентному человеку.
Легкого мановения тонкого пальчика со свежим, янтарно-красным маникюром на длинном ногте, оказалось вполне достаточным, чтобы пришел в движение её вальяжный сосед. Пока Сергей присматривался к обстановке, тот уже успел вернуться к прежнему занятию, невозмутимо потягивая что-то из мельхиоровой рюмки. Коробка с набором которых, всё также, несмотря на строгое предупреждение проводника, соседствовала на откидном столике рядом с черной пузатой бутылкой французского коньяка «Наполеон».
Демонстративно нехотя подчиняясь приказу, он проявляя показную вежливость, поднялся во весь рост и оказался не таким коротышкой-слабаком, как Сергею думалось про него ранее. Незнакомец был всего на голову ниже Калуги, а ведь тот, получал на службе двойной сержантский паек как раз потому, что подпирал двухметровую отметку на перекладине ростомера в медсанчасти.
Вполне нормальный мужик, хотя и пытается показать себя лучше, чем он есть, – вскоре смягчил свое мнение о незнакомце Сергей.
Дополнял впечатление о попутчике красный спортивный костюм «Адидас» с белыми трёхстрочными фирменными лампасами. Да еще мягкие дорожные туфли создавали достаточно впечатляющим образ того кто, по мнению Калуги, и должен соответствовать компании светских дамочек.
И сам он чувствовал, что и его сейчас тоже разглядывают, как блоху под микроскопом. Причем, – с настороженным интересом паразитологов, получивших в свое распоряжение не обычного соседа, а гораздо большее – доселе не виданный ими образец для своих исследований.
Не особо скрываемый сарказм и легкая ирония так и сквозила за теми несколькими словами, что уже успели прозвучать из уст Валерия после ухода проводника. Хотя, честно признаться, всего им произнесенного хватило едва на пару фраз. Зато подтекст маскировался неуклюже – показной. И потому особенно издевательский. Ведь, своей вежливостью, тот создал перед Сергеем, как он почувствовал, невидимый барьер отчуждения.
В уязвленной душе парня, в отместку, возникло чувство, прямо противоположное тому, которого, судя по всему, добивался насмешник.
Ирония не обожгла стыдом, а наоборот, подействовала подобно ушату холодной воды, опрокинутому щедрой на подобные шутки, рукой. И в один миг остудила душу Сергея. Будто не было теперь в ней и намека на нечаянную вину за неожиданное вторжение в этот отголосок общества счастливых и обеспеченных людей.
Тоже мне – хозяева жизни, с самобичеванием за, невольно проявленную в начале, робость подумал Калуга. Все именно для них одних и ни для кого другого, А не угодно ли вам получить ... ухо от ишака...
Окончательно придя в привычное, уверенное состояние души, Сергей поддержал предложенные правила игры. Так же издевательски улыбнулся в ответ. Затем, видя, что хлюст, только что названный Валерием, без спросу присел на его скамью, Сергей легко приподнял его, крепко сжав за плечо:
 – Вам, же товарищ, ведь сказано было – вести себя скромнее, без спросу не занимать место, уже уступленное Вами, старшему!
Решительный поступок возымел свое действие.
 – Ого!
Восторженно прореагировал. Валера, поняв, что инициатива им утрачена, и пора в корне менять своё поведение перед строгим незнакомцем, способным и силу применить, если понадобится:
 – Вот это я вижу хватку не юноши, но – мужа. Присаживайтесь, товарищ, располагайтесь удобнее.
Он вернулся назад, не забыв прихватить с собой и стаканчик, в котором еще плескались недопитые остатки коньяка.
Теперь Сергей, уже вполне освоившись и, не расстраиваясь из-за пустяков, уселся ближе к столику. Там, уставившись в окно, замолчал, показывая, что все остальные разговоры ему, что называется:
– «До фени!»
Однако, как оказалось, иного мнения придерживались по этому поводу остальные, сидевшие в купе:
 – Надеюсь, не помешаю. Не обременю Вас воздействием никотина.
Веселым тоном произнесла предыдущая хозяйка купе, ловко выщелкнув ногтем сигарету из нарядной картонной пачки с замысловатой надписью красным «Мальборро» по белому фону.
Теперь элементарные правила вежливости не позволяли Сергею уклониться от, только что предложенного ему общения:
 – Отчего же? Курите, могу и огоньком угостить!
Калуга, словно забыл о своей недавней обиде и постарался выглядеть как можно более галантно. Перегнувшись над столиком, чиркнул перед собеседницей своей зажигалкой. Вынув серебряный кубик из кармана новой, лишь сегодня днем впервые одетой, джинсовой куртки.
Отличная зажигалка сработала как всегда – безотказно.
 – Ой, какой шик! Разрешите взглянуть?
Теперь уж в голосе женщины чувствовалось истинное, а не поддельное как прежде, чувство восхищения:
 – Настоящий «Ронсон». Откуда?
Сергей не успел отреагировать на вопрос, как она сама себе на него ответила.
 – Ах, да – всякие там заграничные командировки! Как это я совсем о том забыла – кто Вы и откуда.
Но продолжить свою мысль не успела. Их прервали. Невольную паузу в начавшийся разговор внес уже знакомый Сергею проводник. Он вошел с подносом, на котором стояли три стакана горячего чая. Каждый — в старинном ажурном подстаканнике, каких еще не доводилось в своей жизни видеть Калуге.
Появление проводника оказалось весьма своевременным. Ведь он не только помешал развитию словесной баталии, грозящей вконец испортить, начавшие было складываться, добрососедские отношения, но и внес некую долю доброжелательности:
 – Ну как, устроились? – вежливо произнес железнодорожник, поставив стаканы с чаем на столик.
Ответ не замедлил себя ждать:
– Очень хорошо, спасибо!
Искренне благодаривший за заботу о себе Сергей, по обращенному к нему пристально-любопытному взгляду проводника понял, как хотелось бы и ему, и вошедшему следом за ним старику – начальнику поезда выяснить подноготную неожиданного пассажира.
Действительно, жаждал Фомин поговорить с парнем о бывшем лагерном друге. Но что-то удерживало его от приглашения Сергея к такому разговору. Может быть – далеко небезопасный, хотя и крайне заманчивый подарок старого таежника – запрещенное к обороту промышленное золото? А может – опасение вновь оказаться вовлеченным в нежелательную ситуацию?
Потому, вместо прежнего желания поговорить по душам с парнем, названным Кузьминым своим внуком, Фомин, убедившись, что все устроилось к всеобщему удовлетворению, обвел купе рачительным взглядом и произнес:
 – Отдыхайте! В Новосибирске, еще увидимся.
Так и вышел прочь вместе со своими, так и не развеявшимися, сомнениями и не высказанными вопросами.
Когда проводник и его руководство ушли, пообещав более не беспокоить, обитатели купе не упустили отличную возможность воспользоваться, случайно полученной информацией о том, куда добирается их неожиданный попутчик.
Особенно расстарался любитель коньяка, с которым Сергей успел-таки поступить не очень вежливо.
 – Так Вы с нами до Новосибирска. Вместе сойдем! Можно сказать все трое – земляки. А раз так, давайте знакомиться! Он протянул узкую холеную ладонь:
– Меня зовут Валерий Ильич Дадюшин!
Протянутая следом, как бы, между прочим, глянцевая визитная карточка добавила к сказанному еще кое-что. А именно то, что её владелец – человек деловой. Ни какой там рядовой провинциал, а директор малого предприятия под звучным именем «Секонд Кар». Название, воспроизведенное и на русском, и на английском языках, тем не менее, потребовало дополнительного пояснения. За этим, впрочем, дело не стало. Дадюшин охотно раскрыл секрет своего предпринимательства:
 – Иномарками в основном торгуем. Возим из-за бугра. А, в придачу, всякое такое продаем.
Хитро сощурившись, Валерий изобразил в воздухе замысловатую фигуру, мол, понимай, как знаешь, только дело выгодное во всех отношениях. И нисколько не уступает в значимости заботам партийным.
Теперь очередь для знакомства была за женщиной:
 – Меня зовут просто Светланой.
Уже без намека на жеманство произнесла она, улыбаясь Сергею чисто по-дружески, светло и открыто. При этом во взгляде читалось и извечное женское и нескрываемое этой представительницей прекрасного пола желание понравиться.
С явной неохотой возвращая Сергею, так приглянувшуюся ей, зажигалку, она не постеснялась предложить ему небольшую сделку:
– Красивые вещи – моя слабость. Особенно, такие сувениры как эта фирменная зажигалка. Может быть, уступите? Заплачу любую сумму!
Предложение озадачило парня.
 – Вообще-то, память о службе, – немного замешкался было с ответом Сергей. Но тут же, под взглядом, обращенных на него прекрасных глаз, отважился на более широкий жест, за который, впрочем, никогда себя впоследствии не корил.
 – Берите так! – сказал он. – Для хорошего человека ничего не жалко!
Щедрый поступок тут же нашел отклик.
 – Вот и отлично! – вмешался в разговор Валерий. – Такое дело нужно отметить. Просто грех не обмыть подарок. Без этого он или сломается, или пропадет.
В мгновение на откидном столике появилась еще одна – третья рюмка.
Тут же, наполненная до краев коньяком, она была протянута Сергею:
 – Ваше слово!
 – Обычно я не употребляю, но раз пошла такая пьянка, то и вы угощайтесь, – запросто согласился парень.
Словно забыв, что еще совсем недавно с чувством чуть ли не самой настоящей неприязни думал о своих соседях, он потянулся на багажную полку к своим вещам, где была дорожная снедь, приготовленная заботливым дедом Степаном.
С верхнего багажного ящика, куда усердный не в меру проводник с трудом пристроил его поклажу, сам Сергей легко, будто играючи, достал свою спортивного вида сумку. Резким расчетливым движением распахнул застежку-молнию:
 – Вот вам таежный гостинец!
И эти таёжные разносолы, припасенные в дорогу добрейшим Степаном Маркеловичем, оказались весьма даже кстати. Под восторженные реплики новых знакомых, столик украсили банка таежного, золотистого меда, душистый белый пшеничный каравай и, завернутый в льняное полотенце свежий окорок.
 – Сам добывал и коптил! – не удержался Калуга от комментария.
Видя, что аппетитный кусок мяса — целая нога горной косули, на всех произвела неизгладимое впечатление:
 – Кабарга! Пища богов, кто понимает.
Последние слова оказались лишними. И Светлана, и тем более Валерий имели понятие о дичи. Пусть и не о такой вкуснятине – с пылу, что называется, с жару.
 – Какая прелесть! – в восторге захлопала в ладоши Светлана. – Никогда ничего подобного пробовать еще не доводилось, хотя с охоты чего только не привозили!
Довольный произведенным эффектом, Сергей продолжал готовить столь позднее по времени застолье. Своим раскладным, остро отточенным ножом ловко настрогал от окорока изрядную гору тонких до прозрачности, пластов копченого мяса. И только после этого, считая завершенной сервировку походного стола, взял в руки, предложенную Валерием, рюмку коньяка.
 – Ну, за знакомство! А заодно и прошу прощение, что своим нелепым вторжением помешал вашему общению...
Коньяк весьма быстро сделал свое дело. Развязав попутчикам языки. Тем более, что следом за уже допитой, появилась еще одна бутылка, все того же «Наполеона». Валерий Дадюшин шутливо, словно фокусник, сделав таинственные пасы над кожаным чемоданчиком-кейсом, достал её из этого своего черного дипломата. В чемоданчике, на удивление Калуги, кроме спиртного были еще только книги – зато, целая кипа.
Яркие, блестящие обложками, томики не могли не привлечь внимание Сергея, слегка захмелевшего от выпитого коньяка. Уж что-что, а книги всегда, еще с детдомовской библиотеки, были его страстью:
 – Разрешите?!
Он взял в руки, верхнюю в стопе, книгу и, любуясь её оформлением, вслух прочел заглавие:
 – «Тысяча и одна ночь!»
Потом добавил, возвращая томик на место:
 – Читал когда-то. У нас в детском доме был хороший выбор. Шефы дарили в библиотеку. Так я все по нескольку раз перечитал.
Откровенничая, он и не заметил того, что невольно проговорился.
 – В детском доме? – тут же переспросила Светлана.
Поймав Сергея на его ошибке, она еще более утвердилась в своем мнении, что этот красивый, ладно скроенный парень совсем не тот, за кого, все вокруг, пытаются его выдать.
Хмель разом выветрился из головы Сергея.
Поняв, что дальше роль партийца играть не имеет смысла, он разоткровенничался до конца:
 – Да. А вы удивлены? – не стал, как прежде, таиться Калуга. – Наверное, уже давно поняли, что к Центральному Комитету КПСС я имею отношение не большее, чем нужно для того, чтобы сесть в мягкий вагон без билета.
Потом окончательно пояснил:
 – На самом деле я – самый обычный охотник-промысловик. Еду вот по личным делам до Новосибирска.
 – Простой охотник! Похоже, что так и есть. Теперь говоришь правду. Хотя то, что ты, Сергей, никакой ни партийный чиновник, я уже давно понял, – заговорщицки подмигнув, высказался Валерий. – Догадался, что не за того себя выдаешь. Ни на грош не поверил проводнику.
 – Откуда такая удивительная проницательность? — с иронией протянула Светлана, пытаясь сбить лишнее в эту минуту высокомерие со своего холеного спутника. – Что-то раньше ты никак не проявлял свою догадливость. Больше пресмыкался.
 – А вот! – словно не замечая обидных слов, Дадюшин поднял за лезвие со стола и показал ей нож, которым Сергей только что резал мясо:
 – На деревянных щеках ручки было аккуратно выжжено – «Калуга» и «Третья рота. Файзабад».
Он добавил, обращаясь уже исключительно только к Светлане:
 – Убедилась. В ЦК такими ножами своих инструкторов не снабжают.
Потом обернулся к Сергею:
 – Наверное, и «Ронсон» – тоже память об Афганистане. Только не помню, чтобы подобными игрушками в нашей армии баловались?
Прямо поставленный вопрос требовал столь же прямого ответа. И Калуга не стал уходить от истины:
 – Трофей. Складной штык от автомата «Беретта».
И далее, чтобы развеять недомолвки, продолжал:
 – Ценится особенно за отличное качество стали. За те два года, что я уже на гражданке после Афганистана, ни разу еще точить не приходилось. Все такоё же штык острый, что и раньше – как бритва.
Высказавшись, он разом помрачнел. И по тому, с каким трудом далось ему даже такое краткое воспоминание о пережитом на войне, собеседникам стало ясно, что этой темы Сергей предпочитает больше не касаться.
Все поняли, что пора переходить на иную тему разговоров. Тем более, дорога предстояла дальняя, а закуски и спиртного могло хватить надолго.
Если, конечно, не прервется нить, надеялась женщина, столь непросто налаженных, дружеских отношений.
Первым нашел отличный способ того, как разрядить возникшую, было, напряженность, Валерий Дадюшин. Он заполнил паузу самым простым образом – принялся разливать по рюмкам остатки коньяка.
Зато их, теперь уже общая знакомая, совершенно не опасаясь показаться банальной, перешла к разговору, что называется, за жизнь.
 – Ну и что за дело у тебя, Сережа, в Новосибирске?
Сколько неподдельного участия послышалось при этом в голосе Светланы, что Сергей не удержался, поведал им обоим свою жизненную историю о родителях, случайно услышанную старым таежником на зимовье:
 – В ней упоминалось имя моей покойной матери, вот думаю, из первоисточника узнать новые подробности. Может быть, даже из родных кого удастся найти, – закончил он свою нехитрую исповедь.
Откровенная беседа затянулась за полночь. И когда вновь появился проводник, на этот раз с предупреждением:
 – Не мешать другим пассажирам вагона своими разговорами!
Валерий засобирался к себе:
 – Пойду, пожалуй! Пора и честь знать. Вон у Сергея уже и глаза слипаются. Наверное, устал и желает на боковую.
 – Да, действительно! – охотно согласились с ним и остальные. – На самом деле пора заканчивать столь доброе застолье.
Валерий Дадюшин, как и обещал, не стал задерживаться. Ушёл, собрав со стола остатки пиршества, а заодно с ними и посуду. Теперь, в отсутствии словоохотливого собутыльника, настала пора действовать и Калуге, который, неожиданно для себя, стался в купе наедине с прекрасной попутчицей.
В первую очередь предстояло подумать о дальнейшем общении со Светланой. Не забыв прежнего солдатского порядка, но всё равно – достаточно неуклюже поправив постель на своей полке, он тоже вышел в коридор, чтобы не стеснять Крутилину в ее приготовлениях ко сну. А когда вернулся обратно в затихшее купе, там уже был полумрак, рассеиваемый лишь лампой ночника в изголовье Сергеевой полки.
Присев совсем ненадолго на самый край матраца, накануне им же самим застеленного хрустящей чистой простынёй, он, так и не решившись, в присутствии такой женщины как Светлана Моисеевна, даже снять с себя рубашку. Прилег на постель одетым, приятно утонув головой в пуховой мягкости подушки.
 – Спокойной ночи! – скорее для самого сам себе, чем адресуя пожелание новой знакомой, остающейся для него божественной феей, тихо пробормотал Калуга и щелкнул выключателем.
Окончательно погрузив помещение в темноту.
Ненадолго наступила тишина, монотонно нарушаемая лишь приглушенным стуком вагонных колес.
 – Сережа, ты хорошо закрыл за собой дверь! – внезапно раздался тихий и отчего-то очень взволнованный голос Крутилиной. – Мне показалось, что дверная защёлка не до конца сработала.
 – Ах да! – Сергей послушно поднялся на ноги со своей, удобно занятой полки, чтобы отвлечься от сна и запереть замок. – Специально не стал запираться, чтобы Вы чего не подумали.
– Вот ещё скажешь, – ответила та. – Только почему это мы всё ещё остаёмся на «Вы»? Ведь на брудершафт успели выпить. И вообще...
Калуга на сей раз отмолчался, не зная толком, что бы такое придумать и сказать в своё оправдание.
Вместо этого он занялся другим делом, требовавшим его непосредственного участия, как бывало всегда, когда появлялась возможность физическим усилием заменить работу мозгового «серого вещества». Он, действуя исключительно наугад, легко выполнил просьбу попутчицы, как оказалось, боявшейся спать с открытой дверью.
Но, повернув, выглядевшую совсем простой, дверную защелку, Калуга вдруг словно очнулся в иной действительности. Понял это, даже не смотря на то, что сейчас ничего нельзя было увидеть в темноте замкнутого пространства притихшего купе. Только, пожалуй, всем своим нутром бывшего армейского разведчика, отставной сержант почувствовал перемену обстановки. Наступление чего-то для себя совершенно нового.
Не успел он вернуться на своё спальное место, как его напряжённого мускулистого плеча коснулась трепетная рука, успевшей уже подняться ото сна женщины.
Темнота, к сожалению, не позволяла видеть её воочию, но память сохранила в сердце Калуги все черты облика женщины, вплоть до последней реснички бездонных глаз. Впервые увиденная только сегодня, она своей внешностью уже успела поразить его воображение настолько, что Калуга не представлял иного эталона красоты. И вдруг теперь – в соединившей их темноте оказалась не такой уж официально-холодной, как думалось Калуге до этого.
 – Пойдем ко мне, дорогой Серёжа! Не стесняйся. Ведь я вижу, что вовсе тебе не безразлична.
Столь необычное предложение, произнесённое милым проникновенным, чуть приглушённым от волнения, голосом совершенно обескуражило Калугу. Но и ответить на него парень ничего толком не успел. Светлана, не дожидаясь от него никаких дополнительных слов, уже сама проворно прильнула к его рукам своим горячим, трепещущим от вожделения телом.
Изысканность и манящая красота искусительницы ещё более выигрывала оттого, что пахло от неё чарующим ароматом восточных духов, а плавные линии тела ещё более подчеркивал, коснувшийся мужских загрубевших пальцев, тонкий шелк, расшитого драконами, халата.
Калуга совсем было опешил от случившегося.
Но между тем, у него вдруг появилась возможность не только мысленно представлять внешность женщины, но и снова увидеть её своими глазами. Потому, что кромешная темнота, царившая в купе после того как был выключен фонарь-ночник, внезапно рассеялась. И всё в ней прежде бывшее для Сергея тайным, вдруг стало явным.
Вначале причиной тому был первый робкий свет, начавший исходить из вагонного окна. Затем, пусть всего на короткое мгновение в купе стал совсем как днём. Видимо, поезд вырвался из ночной тьмы и промчался мимо какого-то полустанка, чей перрон щедро освещался фонарями.
В этот краткий, но совершенно удивительный и по-настоящему сказочный для себя миг Сергей и увидел, обращенный к нему, взгляд прекрасных глаз, тайно манящий в пока ещё совершенно неведомые ему удовольствия.
И он не мог ошибиться, несмотря на всю неопытность в таких делах, что это был настоящий призывный взгляд, самой первой в его жизни женщины. После чего время словно пропало. Без следа растворилась в бездонной страсти, ушла в небытие и прежняя робость парня, так мешавшая ему прежде в подобных «взрослых» отношениях с противоположным полом.
Не смея противиться желанию смелой и во всём раскованной теперь Крутилиной, совершенно интуитивно, более наугад, чем осознанно, но так, будто всегда только и занимался подобным, Сергей наклонился к ней. Безошибочно нашел своими жёсткими прокуренными губами таёжника трепещущие, пахнувшие помадой, духами и коньяком губы роковой женщины. И затем, не давая ей одуматься, одновременно впился и в них горячим жадным поцелуем и дал полную волю рукам.
Крепкими ладонями он так сжал в руках упругое гибкое тело, что Крутилина вдруг непроизвольно испуганно охнула. Однако, не смотря на это, вовсе не отстранилась. Наоборот потянулась к его жадным теперь неотступно требовавшим утехи рукам. Словно беспрекословно давая понять, что с этого момента полностью отдаётся во власть любым его желаниям...
Под халатом, который зрелая красавица расстегнула и сбросила-таки с себя, улучив краткое мгновение в перерыве между поцелуями, оказались предметы дамского туалета, не менее изысканные и дорогие, чем прежняя её одежда.
Сергей, проведя ищущей новизны ладонью снизу вверх по ногам и талии, с удивлением нащупал сначала, довольно необычные для зрелого возраста Крутилиной легкомысленные трусики-стринги, едва ощущавшиеся на гладкой коже и совсем не закрывавшие крутые бёдра столь зрелой женщины.
Затем та же ладонь упёрлась в более серьёзную преграду – в роскошные кружева, закрывавшие сейчас от него значительную часть похотливого тела.
Только бюстгальтер, оказавшийся без прежней маскировки просторным халатом, повел себя иначе перед натиском любовника хозяйки. В отличие от трусиков, он не просто без стыда, а буквально величественно предстал во всём своём необъятном великолепии. Надёжно, как последний редут обороны, скрывая под собой выдающуюся грудь действительно «первой красавицы Новосибирска».
…Калуге про этот неофициальный, но вполне, как оказалось, оправданный, титул, теперь уже их общей их знакомой, незадолго до этого – еще во время перерыва в застолье, проговорился Дадюшин. Сделал он это откровенно, почти что бахвалясь. С полунамёком на личную близость к попутчице. Да и то сам напросился на разговор, едва они вместе вышли в тамбур для перекура.
Калуга тогда смолчал, хотя мог бы и ответить истинно по-мужски, как всегда старался делать, если при нём заводили подобные скабрезные разговоры. Дадюшин, на своё счастье, вовремя понял причину его потяжелевшего, ставшего вдруг насупленным, взгляда и благоразумно перевёл разговор на другое.
И правильно сделал. Не то бы оказался в положении тех сверстников Калуги, которые, несмотря на численный перевес, получили урок на всю жизнь. Однажды они так и умылись кровушкой из безжалостно разбитых сопаток. Случилось это, когда были застигнуты Сергеем на задворках их детдомовской бани.
Тогда, направленный воспитательницей на поиск сорванцов, отсутствовавших в комнате для выполнения уроков, нашёл их посыльный как раз за хозяйственным блоком из нескольких строений, включавших складские помещения и небольшую баню с парной и душем.
– Серёга, давай к нам, гляди что делается! – ещё и рукой, а не только словами поманил его тот, кто стоял на цыпочках, прильнув носом к самому оконному стеклу.
– Что там может быть? – недоумённо подумал Калуга и тоже глянул в окно со своего приличного роста.
И тут же жаркая краска стыда обожгла его щёки. Перед глазами, в клубах пара, предстали их же знакомые детдомовские голенастые девчонки с едва ещё только обозначившимися приметами будущих грудей и всего прочего, отличавшего их от мальчишек.
Сейчас, не подозревая о слежке, они беспечно, перед нескромными взорами насмешников  мылись в свою очередь этого пятничного вечера.
– Вот так, мог и за моей мамой кто-то подглядывать, когда она тоже была в детском доме! – остро мелькнуло в мыслях у Калуги, крайне растерянного от всего, только что им увиденного.
И он крепко сжал свои, уже тогда довольно увесистые кулаки.
...Ни в тот вечер, ни потом больше никто не решался и близко подойти к месту расправы над любителем подглядывать за девочками.
Вот и Дадюшин, по мнению Калуги, был того же поля ягодкой, как те, нещадно битые им насмешники, коли посмел в насмешливом и совершенно двусмысленном тоне говорить о той, с кем не первый, явно, день проводил время.
И всё же, как оказалось на самом деле, Валерий был совершенно прав в своих нескромных  утверждениях. Теперь же Сергей и сам получил полную и безграничную возможность в его словах лично удостовериться. Крутилина, забыв о прежней своей ледяной недоступности, теперь позволяла делать с собой всё, что только мог пожелать и устраивал молодой любовник.
Лишь вначале, только ещё позволив ему снять с себя трусики-стринги, она вдруг словно опомнилась, стеснительно прикрыла рукой с ярко-красным маникюром пушистый вороно-смоляной лобок.
Однако жест этот был сделан лишь по инерции того прежнего поведения, когда они еще не были так близко вместе, оставшись наедине друг с другом. Потом любовница без колебания убрала свою руку, когда её сменила, снова настойчиво опустившаяся по чуть заметному животу, мозолистая клешня таёжника.
И все же своевольного и насмешливого характера ей на самом деле было не занимать. И он проявился совсем неожиданно, когда Светлана тихонько и с искренним чувством юмора засмеялась над совершенно неуклюжей попыткой Сергея тут же избавить её ещё и от «оков» бюстгальтера.
Застёжки широкого лифчика, прятавшиеся на мягкой и горячей спине женщины, никак не хотели расходиться под его непослушными пальцами.
Тому, впрочем, имелось и некоторое оправдание – настолько туго эластичная материя была прямо-таки натянута на пределе своих возможностей. Тем самым озадачив Сергея неожиданной задачкой «на засыпку» – как преодолеть сопротивление самой женской плоти, распиравшей затейливые кружева?
Ему так и не удалось найти объяснение и некоторым другим «чисто женским чудесам». В том числе тому – как еще сдерживался тонким текстилем, совершенно развитый женский размер «холмов вожделения»? Словно дразня их недоступностью охваченного страстью любовника.
– Подожди, милый! – изрядно насладившись подкупающе-приятной неопытностью партнёра, Крутилина нетерпеливо остановила его неудачные попытки своего полного обнажения. – Дойдём и до этого!
Она ещё раз, и куда более сладострастно – не торопя до поры до времени наступление основных событий начавшегося адюльтера, прижалась к нему пока ещё сохранённой на груди кружевной плотной массой.
Сама при этом умело и со значением принялась покрывать лицо Калуги неистовыми поцелуями. Тому так и пришлось повиноваться вынужденному желанию Крутилиной оставить, пока, всё как было. И сверху налегая собой на стонущую от вожделения Светлану, Сергею приходилось невольно прижиматься пока лишь к чудесному материалу, всё ещё капризно отделявшего его от непосредственных прелестей женщины.
Благо ещё, что сама Крутилина нисколько не ошиблась, выбирая момент для их решающего сближения.
Калуга действительно, как та и пожелала, прекрасно и ненасытно обошёлся без дальнейшего продолжения борьбы с неуступчивой застёжкой. Вернулась к ней несколько позже сама Крутилина.
Когда Сергей, отдыхая после первого соития, ненадолго прилег на свою полку-постель, благодушно и без тени сомнения ожидая, когда в душе неукротимо созреет новое желание, Светлана Моисеевна не дала ему и столько «отдыхать на лаврах».
Посчитав краткой передышки вполне достаточной для рослого и выносливого любовника, Крутилина невозмутимо и уверенно ускорила процесс возрождения его интереса к женским прелестям любовницы. Для чего снова взяла на себя инициативу. Видимо, пожелав в своём дальнейшем обращении с пылким до дерзости «бой-френдом» действовать уже не на ощупь, а исключительно наглядно: — При электрическом свете.
Тому была причина, таившаяся в прежних сексуальных пристрастиях госпожи Крутилиной. Просто она сама была не в силах отказаться от непередаваемых словами сладострастных впечатлений, которых всегда набиралась, видя реакцию очередного любовника на демонстрацию ею своих главных интимных сокровищ!
Потому Светлана Моисеевна решительно и бесповоротно покончила с прежней темнотой в их купе, наполненном теперь не только запахом сигарет, выпитого коньяка, но и совершенно бесстыдного в ту минуту аромата разгорячённых тел любовников.
Не предупредив Сергея о своём решении, она одним движением изящной руки включила фонарь-ночник над собственной полкой.
Калуга даже зажмурился от неожиданного потока света хлынувшего прямо ему в лицо, но его прозревшие глаза уже сами раскрылись шире прежнего.
– Учись, дурашка, как это просто делается, – принимая на себя роль доброй и готовой на любой поступок, в том числе и на личный пример, наставницы, любимая женщина отставного сержанта грациозно завела стройные руки за спину.
Сделав небольшую паузу, позволившую Калуге еще раз оценить куда более роскошный вид выгнутой к нему груди, она короткими лёгкими щелчками пальцев за своими лопатками уверенно покорила, недавно еще столь неподатливые любовнику застёжки.
Чтобы и дальше, но ещё более легко добиться желаемого, ей оставалось только, в том, же самом, что и прежде – неспешном ключе завершить процесс полного обнажения.
Светлана освободила свои загорелые покатые плечи от широких упругих бретелек. И продолжила представление. Словно фокусник на арене, подготовленным жестом отняла от груди, не потерявшие, впрочем, от этого своей прежней формы, объёмистые чаши, оказавшегося совершенно чёрным – под цвет халата, корсетного изделия.
И в то же мгновение произошла разительная перемена:
Уже никакое в мире дамское бельё не интересовало больше Сергея. Пусть даже и столь заманчивое как то, что оказалось отложенным на столик их купе и более не украшавшим любимую женщину.
Потому, что Калуга, как и задумывала, отработавшая и на других этот фокус Крутилина, увидел перед собой при рассеянном, а от того еще более романтическом, свете ночника самое настоящее чудо. В виде двух сокровищ, каждому из которых просто не было цены!
Ведь, и без своего сброшенного кружевного обрамления, величественные груди любовницы впечатлили Калугу не только размерами. Поразили они и каким-то домашним, исподволь напомнившим лучшие детские мгновения, видом доверчиво-выпуклых сосков, еще недавно примятых кружевами, а теперь свободно топорщащихся над густыми розоватыми кругами собственных ореолов.
Уже не думая ни о чём другом, Калуга сорвался со своей постели и жадно припал, вмиг пересохшими губами, к живительным источникам бесконечной страсти. Тем самым совершенно не подумав о том, что снова заставит партнёршу, пусть только на краткое мгновение, чуть ли не пожалеть о своей проделке с завлечением молодого «ученика» в новый круг неистовства.
Но и она, испытав очередной мимолётный испуг от внешней агрессивности столь предсказуемого партнёра, быстро от него оправилась. Вновь пришла в себя, затрепетав от нараставшего наплыва удовольствия. Не ведая, что недолго ей самой оставаться как раньше – взрослой и рассудительной искусительницей.
Крепкий, физически очень развитый Сергей, несмотря на свою прежнюю, теперь уже вполне и с лихвой преодолённую неопытность, был поистине как ураган! И не мог потому не поразить партнёршу. Что Сергей и сделал, проявив еще более не истощимые чем прежде, чувства – энергию и безрассудность!
Даже сладострастные стоны, о которых Крутилина, с годами долгой и благополучной семейной жизни уже и забыла, вновь напомнили о себе, превратили её из статной дамы в былую трепетную девушку!
Ту самую, какой была Крутилина в студенчестве. Когда, ещё до встречи со своим нынешним благоверным, только-только познала таинство настоящих чувств.
...Произошло это совершенно, можно сказать, случайно, после дополнительных занятий на кафедре, где увлёкся ею и добился своего умелый и крайне искушённый в любовных таинствах преподаватель философии. Казалось бы, навсегда он превратил тогда студентку в настоящую фурию. Но последовавшая за окончанием института семейная жизнь усмирила эти чувства, давая им выход лишь в курортных поездках, не всегда, впрочем, заканчивающихся к полному удовольствию отдыхающей.
И вот всё вернулось обратно – через долгие-долгие годы. После их неожиданной и такой короткой встречи – совершенно случайных соседей по «международному купе».
...Стремительное развитие «дорожного романа» так ошеломило Сергея, что он совсем забыл, где находится. Даже мысли такой не возникло: – Почему же так ему теперь желанна, мила и очень дорога эта удивительная женщина, о существовании которой совсем не догадывался еще несколько часов назад?
Казалось ему теперь, что весь мир принадлежит только им одним. А они сами — друг другу и никому больше.
 — Ладно, глупенький. Довольно, — шутливо отбиваясь от его ласк, устало произнесла Светлана, когда они оба уже потеряли ощущение времени. — Дай лучше сигарету?!
Словно объявляя очередной антракт в, сотворенной обоими, мелодраме, она томно потянулась и нехотя поднялась на ноги.
Калуга продолжал любоваться ею уже с иным чувством — полного владыки и кумира столь несравненной женщины.
Сама Светлана, не скрывая того, что ей очень даже по душе одуряющий душу жадный интерес Сергея к загорелому даже в зоне «топлес» телу, потянулась к своей сумочке, где лежали сигареты.
Предвосхитить это её желание не удалось.
 – У меня только горлодер! – смутился парень, но, достал из кармана, висевшей у дверей купе, своей куртки начатую пачку «Астры»:
 – Как старший лейтенант Воронцов говорил – сухие, астматические. Привык к ним на службе настолько, что от других теперь только кашель. Не могу перейти на те, что с фильтром, хоть убей!
 – Ничего, Сережа, у меня, если свои, если их хорошенько поискать. Совсем другие – «Мальборро»! – Крутилина уже сняла с крючка сумку, уверенно протянув руку, нашла в ней и выложила на столик между ними пачку заграничных сигарет.
Затем щелкнула подарком Сергея – зажигалкой «Ронсон». Наклонилась, прикуривая. Ярко вспыхнувший огонёк пламени сослужил и ещё одну службу. Осветил её утомленное, но и теперь такое, же прекрасное как прежде лицо. Женщину, по убеждению безнадежно теперь влюбленного в нее Сергея, нисколько не портили и запавшие от, только что бушевавших страстей, глаза.
Их отношениям Светлана, видимо, и на дальнейшее предоставила полную свободу. Потому, что и закурив, совсем не стеснялась своей дерзкой и похотливой до крайности наготы.
Сергей невольно перевел взгляд от лица ниже – туда, где только что находил столько радостей и удовольствия, что на губах до сих пор оставался вкус женских сосков — непередаваемый и чудесный. Теперь, когда можно было смотреть на женскую красоту без прежнего исступления, он увидел, что под ними имелись настоящие, достойные их пьедесталы. Да и как было не залюбоваться ими. И Сергей, не отрывая глаз, смотрел при свете огня ночника, как на загоревшем шоколадном теле Светланы нисколько, ни малейшим оттенком не выделялись упругие овалы грудей.
Он уже знал, что так бывает у любительниц загара, когда полное отсутствие купальника дает солнечным лучам обласкать все тело. Сейчас же, в сумраке купе эти загорелые округлости вновь так и манили к себе своим божественным сиянием.
Уловив неловкое движение, проявленное, вновь со всей страстью потянувшегося к ней, мужчины, Светлана захлопнула крышку над колышущимся от её дыхания огоньком зажигалки. С усмешкой оценив очередной порыв любовника, она с невольным оттенком превосходства произнесла:
 – Подожди немного. У нас еще почти вся ночь впереди.
Глубоко затянувшись дымом сигареты, она, как будто, растягивала миг, все длящегося удовольствия от обладания, так неожиданно подаренного ей самой судьбой, этого прекрасного, хотя и не совсем умелого, девственного парня.
И снова прежним, уже испытанным этой ночью, тоном учительницы, наставляющей нерадивого ученика, разъяснила:
 – Это не меня нужно так разглядывать, а тебя. Или в музее выставить, как живую копию Аполлона Бельведерского.
Принимая обычный для себя – дурашливый тон, Светлана вернула Сергея с небес на землю:
 – Ты даже и не представляешь, как мне хорошо с тобой. Хотя я у тебя, наверное, первая женщина?!
 – Вот уж, – осипшим от смущения голосом запротестовал Сергей, не смея признаться в очевидном факте. – Были другие, да и какой я Аполлон. Теперь даже не тренируюсь. Вот в армии бывало...
Уверенность вновь вернулась к Калуге, когда он перешел на привычную тему разговора о прошлой службе.
 – Какой же он еще «зеленый»! – в свою очередь подумала женщина, когда вновь услышала упоминание о военном прошлом неожиданного любовника.
Калуга же готов был говорить и говорить с любимой на одну тему. Пока лишь о том, что уже случилось в его короткой жизни. О прожитых немногих годах, где светлым было лишь время армейской службы. Страшной кровавой и чудовищно невыносимой для кого угодно, а вот ему — ставшей школой всего.
Светлана и слушала его и не воспринимала полностью всего смысла сказанного любовником. В мгновения отрешенности, больше думала о своем. Тем более что она уже повидала немало. Но и судьба благоволила ей уже от рождения в благополучной директорской семье, гарантировавшей самим этим фактом и золотую медаль в школе, и «красный» университетский диплом. Не говоря уже об удачном замужестве, в котором не требовалось ничего обременительного, на радость женщины. В том числе и детей заводить супруг не настаивал.
Когда же наскучивали семейные отношения, в ход шло привычное посещение кабинетов знакомых дорогих врачей. Специалистов, всегда, в любое время года готовых обеспечить направлениями на санаторно-курортное лечение.
Вот и сейчас Светлана Моисеевна Крутилина возвращалась после очередного отдыха у моря. Правда, на этот раз выбрала себе совсем не южный загар. Решив сменить привычки, она этим летом отдыхала в Приморье. И, опять не пришлось скучать. Повезло, можно сказать, с времяпровождением.
По случайному совпадению обстоятельств, в одном санатории с Крутилиной оказался её прежний, «шапочный» ранее, а теперь вполне близкий знакомый по Новосибирску – Дадюшин. Все время отпуска он увивался только вокруг нее. А раз люди они уже вполне взрослые, то были, как водится, в судьбе Светланы, и ухаживания, перешедшие, во время одной из их романтических встреч в, соответствующие обстановке, отношения.
Однако, Валерий, с его торгашеской натурой, не очень-то привлекал женщину. Она и не скрывала всей скоротечности их «курортной связи»:
– Валерий, ты хорош, что называется, – на один сезон.
Но вот все миновало. Курортный роман остался уже позади и нужен был только повод для прекращения прежних – излишне близких доверительных отношений. Его-то, этот самый подходящий повод, Светлана Моисеевна просто выискивала всю обратную дорогу.
И нашла в лице простодушного таёжника, подарившего ей чудесную ночь обладания настоящим мужиком, а не пресыщенным неврастеником вроде Дадюшина, не говоря уже о собственном супруге.
Но, несмотря на это, — даже сама поразилась тому, что произошло между ней и новым, самым молодым любовником. Словно бес попутал, когда впервые глянула в бездонные  голубые глаза симпатичного рослого парня, появившегося в её купе под, надуманным проводником, предлогом.
 – Это ты, мой милый! – сразу сказала себе в тот миг Крутилина.
Простого намёка хватило Дадюшину на то, чтобы понять все, что от него ожидают и оставить их наедине. Хотя Светлану едва не обидело, как просто и без страстей он уступил сопернику свои права на обладание недавней возлюбленной.
…За размышлениями сигарета догорела едва ли не до фильтра.
Загасив её о, лежащую на столике, корку выпотрошенного под коньячок лимона, Светлана почувствовала, как в её душе вновь просыпается женщина, способная одним жестом или взглядом увлечь любого.
...Утро Сергей элементарно проспал:
То ли чрезмерное увлечение накануне дадюшинским коньяком была тому причиной? То ли изнурил избыток чувств от обладания, первой в его жизни женщины? А может все это вместе сплелось в роковой клубок? – впоследствии гадал он. Но в реальности вышло так, что перед самым рассветом он провалился в глубокий сон, как в омут.
Ничто не могло пробудить парня — ни суета и шум из коридора. Ни даже гомон со стороны перрона, нужной ему, станции. Где их экспресс сделал остановку.
Он потому не сразу понял, что от него хотят? Продираясь через завесу сонливости, пока не почувствовал нежное прикосновение к своей щеке, пахнущей духами, ладони Светланы.
Она с легкой улыбкой навсегда прощалась с объектом своей неожиданной страсти:
 – Сережа, пора просыпаться. Приехали!
И уже была готова выйти из вагона.
Настороженно, не зная как теперь с ней себя вести, Сергей, молча, глядел на эту всё еще прекрасную, но уже совершенно недоступную, в его глазах, женщину.
Сейчас она была в строгом костюме, с высокой пышной прической. И совсем не походила теперь на ту, шаловливую чаровницу, которая так увлекла его накануне.
Сергей просто никак не мог поверить во все случившееся. Готов был скорее за сон принять ночные страсти. И только прощальный поцелуй этой, уже совершенно чужой и далекой от него женщины, окончательно вернул парня к действительности:
 – Я сейчас. Я быстро, – засобирался он.
 – Не нужно. Меня встречают! Так, что выйду одна. Ну а если захочешь когда-либо найти, то вот здесь я все написала, – она показала Калуге на листок бумаги, придавленный на откидном столе возвращенной зажигалкой «Ронсон».
Мгновенье, и лишь эта страница из блокнота, оказавшаяся в руках парня, напоминала ему о том, что еще минуту-другую назад, кроме него, в этом купе, напоенном ароматом дорогих духов, была Фея ночных грез, навсегда поселившаяся в, пробужденной для высоких чувств, душе бывшего солдата.
А пока он глянул на, все еще пахнущий дорогим парфюмом милых рук, листок и увидел, сделанную второпях, надпись:
 – «Гостиница «Интурист», администратор С.М.Крутилина».
Ему хотелось бежать следом, остановить, вернуть себе любимую, но из памяти не выходила горькая фраза:
 – «Меня будут встречать!»
Непроизвольно глянув в окно вагона, за которым уже давно мельтешила привокзальная толчея, он увидел картину, охладившую его мечты и окончательно поставившую все на свои места.
На перроне, рядом со Светланой, счастливо прижимающий к груди яркий букет роз, стоял, радостно улыбаясь, высокий статный милицейский полковник. Которому, конечно же, вовсе не нужен был предлог для ревности в виде заморской дорогой зажигалки «Ронсон», деликатно возвращенной женщиной своему бывшему случайному любовнику! Только теперь дошло до Сергея.
Весь разговор между супругами, встретившимися у вагона после долгой разлуки, протекал на столь доверительной ноте, что каждому было понятно, что перед ними, настоящая счастливая, семейная пара.
Но вот полковник, легко подняв дорожный чемоданчик жены, увлёк Светлану в двери вокзала. На высоком фасаде, которого, тускло в эту утреннюю пору, давно наступившего рассвета, горели неоновые буквы — «Новосибирск»