V часть. Глава 14. Наши дороги

     ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.
   
     ЧАСТЬ V. ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.

     ГЛАВА 14. НАШИ ДОРОГИ.

     И что же было потом, спросите вы? Я расскажу.
     Списки всегда пускаемых не изменились, нет, но лично я, в отличие от Лёки, например, от Наты и Рики, сначала старался бывать во дворце пореже, а потом - просто не попадаться на глаза моим вторым… то есть первым… или, всё же, вторым?.. родителям. Серьёзного разговора, как понимаете, избежать не получилось, хоть я увиливал так и этак, пока меня не удалось изловить во время обручения Тони и его невесты как раз перед их отъездом в Тонку, где будет свадьба. Пока нормальные люди праздновали, мне объясняли, что правильно, а что нет в моей биографии. Мне говорили, а я слушал и не возражал, потому что видел сквозь окно, как с Натой в саду танцевал один такой типус… Уже второй танец подряд. Куда это годится? Ната оглядывалась с брезгливой гримаской, искала взглядом меня. Привязавшийся к ней приставала был каким-то противно слащавым.
    - Миче, ты понимаешь, что всё это мы делали только ради вас? – спросила королева.
    - Исключительно ради вас, - добавил король.
    А я как-то прослушал, о чём это они, но заключил, что раз теперь употребляют словечко «вас» вместо «тебя», значит, речь идёт о нашей с Петриком зимней прогулке и весеннем отдыхе в тюрьме.
    - Да-да, конечно, ради нас только - ответил я, вытягивая шею.
    Когда эта музыка закончится?
    - Как с ним можно разговаривать? Миче, ты просто откровенно хамишь! – вдруг вспылил король. Совершенно неожиданно. Я даже вздрогнул и отвернулся от окна. 
    - Да! Как разговаривать можно? – припала к супругу королева.
    - Да-да. Разговаривать можно, - рассеяно ответил я, потому что читал в умной книге, что надо поддакивать и признавать свою вину – и тогда тебя очень быстро оставят в покое. Мне надо было как можно скорее, потому что Ната, заметив меня в окне, состроила выразительную рожицу и показала, что ей очень неприятен навязчивый кавалер. Она не знала, с кем я тут беседую.
    - Почему ты хамишь, Миче? Ты считаешь, мы в чём-то перед вами виноваты? – пожелала знать королева.
    - В чём мы виноваты? – спросил король. – Ты сам только что говорил, будто не держишь на нас зла.
    - Не держу зла. Это правда. Но у меня там дела, - потупившись, я показал за окно. – Можно я пойду?
    - Ты издеваешься? – воскликнули государи дуэтом. И это при том, что я ни разу не возразил и всеми силами давал понять, что очень счастлив от того, что меня отдали на воспитание МОИМ маме и папе. Всякое бывает, говорил я. Зачем был нужен этот разговор? В той же умной книге я читал, будто настойчиво требуют от нас доказательств их невиновности и непричастности именно те, кто чувствует себя виноватым, и причастен. Когда речь шла о традициях Охти, меня не обвиняли в хамстве и издевательстве. Когда речь зашла о событиях этого года… Ну, вы сами видите.
    - Простите, - покорно сказал я, пытаясь на время забыть о противном парне, танцующем с Натой. Опустил голову, чтобы показать раскаяние. – Да, это я сбил Петрика с пути истинного, запугал его рассказами о том, что может случиться с вами весной. Это я нагло заставил его бежать с «Комарика» по гнусной, отвратной, холодной погоде. Я по глупости велел ему ввязаться в историю с солнцами. Говорил: «Давай, Петрик, пошарь в закромах у Тота, авось найдёшь что-нибудь вредное для себя». Ну, а потом, вместо того, чтобы уговорить его сдаться доблестным воинам из Някки, заставил пробираться кружными путями, и, в конце концов, науськал на Воки Ловкача. Кто-то же должен был разобраться с бандитом. Почему, думаю, не Петрик? Ну, а потом, в прекрасно обустроенной тюрьме мне как-то не сиделось. Набор развлечений, предложенных охраной, показался мне скучным. И я подбил Петрика на побег. Снотворное добыл, да-да. И при помощи злых чар заставил подсыпать его в вино для часовых. Ну и потом – тоже я. Всё я. Если вы считаете, что вашему сыну не следовало разоблачать Корков и приводить военных на незаконное производство, что ему не нужно было в момент мятежа бить в набат, смело считайте, что это я на него плохое влияние оказал. Страшно раскаиваюсь. Как я мог?! Таким уж я уродился. Говорят, у меня в голове винтиков не хватает, ну так что с меня взять? Вы были правы, когда под страхом сумасшедшего дома, запретили Чудилке рассказывать мне, что я его брат. Всё для нашей пользы. Чего только не сделаешь для душевного спокойствия сына!
    Реакция наших государей была интересной. Очевидно, они позабыли на тот момент, что такое ирония.
    - Вот видишь, Миче, ты всё понимаешь! – обрадовано воскликнула королева и распахнула объятия.
    - Всё понимаешь – так зачем было паясничать! – расчувствовался король. И добавил, прижав меня к себе: - Милый, чудесный мальчик! Больше так не делай, не поступай так нехорошо!
    - А поступай хорошо, - подхватила королева. – Молодец, что всё осознал и раскаялся. Мы тебя любим.
    - Очень любим, - закивал король. – Теперь, когда ты признал свою вину и попросил прощения, мы останемся друзьями, правда?
    - Конечно, будем друзьями, Миче, - лучезарно улыбнулась королева. – Иди танцуй, смотри, как всем весело!
    - Давай, давай, ступай танцевать, Миче, - шутливо подтолкнул меня король, - а то как бы у тебя Нату не увели.
    Что я говорил? Признавайте свою вину и поддакивайте – и вас простят, признают хорошим и отпустят потанцевать.
     Я выпрыгнул на лужайку прямо в низкое окно и быстро отогнал от Наты незнакомого франта, чему мы оба, я и она, были очень рады. Однако, выпрыгивая в окно, я услышал за своей спиной шёпот: «Бедная девочка!» Ну что ты тут будешь делать! Может, по примеру юродивых древности, научиться извлекать какую-нибудь пользу из моего мнимого сумасшествия?
      Возможно, вы хотите знать, что стало с доктором Шу, едва не погубившим меня прошлым летом? Вот кто и в самом деле свихнулся. Он напрочь забыл о тех событиях, и, встречая моих родителей, спрашивает, как у меня дела в школе. Жаль его, конечно, но мама и папа сторонятся бывшего приятеля. Сын его, наш товарищ Шу-шу, получил приглашение из Дештоты поработать в этом крупном городе и почитать лекции тамошним студентам. Большая честь и выгодное предложение. Как раз в эти дни он уехал из Някки на некоторое время, оставив отца на попечение нанятого им человека. Мы проводили Шушика до пристани и пожелали ему успехов и встретить, наконец, хорошую девушку. Думаю, всё у него будет замечательно.
    В скором времени проводили мы и двух пиратцев. Они должны были оглядеться на Дведи и начать организовывать задуманный нами аттракцион: сплав по непокорной реке. Бумаги были собраны, денежные вопросы обсуждены. Петрик радовался тому, что таким образом бальковые леса получат дополнительную охрану: проникшиеся идеями спасения природы, наши бывшие матросы собирались со временем подключиться к этому делу и попробовать развести бальк на левом берегу Дведи.
    Почему уезжали из наших пиратцев лишь двое? Потому что Красавчик, белобрысый повар «Комарика» решил остаться в моём доме и стать нашим с Натой поваром.
    - А то, - решил он почему-то, - пропадёте вы без меня.
    Лучше бы ему озаботиться опекой Инары – вот кто не умел готовить вообще и не желал даже учиться. Верхом её кулинарного искусства была колбаска, пожаренная на палочке над костром и сыр, кое-как накиданный на хлеб. Вышивая, Инарочка кололась иголками, учась вязать, путалась в нитках с головы до ног, от шитья её с души воротило, тошнило от необходимости мыть посуду, а вид швабры нагонял на нашу названную сестрицу зевоту. Зато у неё вдруг обнаружились другие таланты. Она могла колоть и пилить дрова, разжигать огонь, красить стены кистью и валиком, косить и ворошить сено, забивать гвозди, мастерить флюгер, стрелять из ружья, лука и арбалета и, главное, обучать лошадей и собак разным цирковым трюкам. Мы сначала были в шоке, но потом привыкли к тому, что Инара так развлекается время от времени. Сокровище полюбил её нереальной любовью. Любо-дорого было посмотреть, как он выполняет сложные движения выездки слушаясь каждого знака Инары, восседающей у него на спине. Призы, полученные на всевозможных соревнованиях, она с гордостью вешала в гостиной на видном месте. Хвала светлой Эе! Инара почти сумела отучить противную зверюгу объедать клумбы! Счастье просто невероятное. Масик, спасённый щенок, выросши в очень красивого пса, стал самым дрессированным из всех собак Някки, Рыжик, наш любимый кот – самым умным и учёным котом. При этом наша названная сестра успевала учиться, и через год стала студенткой. С наследником она и Кохи решили не торопиться: Инаре надо было получше освоиться, отдохнуть, пожить для себя. Жаль, шрам на шее так и остался у неё. Стесняясь, Инара прикрывала его воротником, повязывала платочек или надевала широкое ожерелье.
    Вы спрашиваете, а как же Чикикука? Вся Някка знала, что наша лечебная выхухоль нашла себе молодого красивого выхухоля, и теперь живёт счастливой семейной жизнью где-то на природе. Тем, кто замечал зверушку, скачущую в сумерках по берегам целебных потоков, объясняли, что иногда Чикикука, конечно, прибегает к нам в гости. Эту историю мы придумали для того, чтобы наши дома, и особенно дом Инары, не осаждали толпы страждущих. Инара в образе зверька сама решала к кому заглянуть с лечебной целью. Кохи не осуждал её за это, наоборот, чрезвычайно гордился женой и любил её за доброе сердце. Никто никогда не посмел бы причинить вред Чикикуке, гуляющей по Някке, когда вздумается. Загадочного, ни на кого не похожего зверька, издавна украшающего герб Някки, теперь называли Чикикукой.
     Всё это здорово, но меня не оставляла тревога за Инару. А что если её всё ещё разыскивают бывшие хозяева или другие злоумышленники? А если найдут? Конечно, никто в Някке сам никогда не видел инопланетян с Навины, но ходят разные слухи… Я каждый раз дёргался, когда слышал от постороннего человека её имя, даже если это был всего лишь новый почтальон. Ну и, конечно, моим страхам суждено было сбыться, они всегда сбываются, но это уже следующая история.
     А пока, по возвращении в Някку, мы были радостны и беспечны, и проблема, свалившаяся на Нату, отодвинула на время на задний план страх за Инару.
    Я говорил: Ната осталась со мной в моём доме с третьей ночи после прибытия. Нельзя сказать, чтобы упомянутый мной обычай Нтоллы имел большую популярность в наших краях, но никто не осудил нас с Натой. На мою жену вообще смотрели, как на божество, а те, кто суеверен, кланялись ей до земли. Поскольку суеверия особенно почитаемы среди малообразованных людей, моя Ната долгое время боялась одной оказаться в Пониже и даже просто пешком передвигаться по городу. Её считали едва ли не святой, и незнакомые старухи и малость ненормальные люди непременно желали к ней прикоснуться и услышать из её уст, что всё хорошо будет. Всё дело в сплаве по Някке и по северным рекам в дни половодья. Само по себе это было чудом. Люди начали вспоминать старые сказки о духах воды, о древних хранителях священной Някки, живших в долине возле старого устья и пытавшихся защитить обитателей этих мест, когда река сменила русло, другие потоки «как будто взбесились», а море подтопило пещеры анчу. Это было как раз перед Мрачными временами, и легендарные хранители реки тогда погибли все, потому что это были обычные люди, а вовсе никакие не духи. И даже фамилия их известна, потому что это были члены одной семьи, и известно, что они были из Красивых Горных Людей. И вот теперь Ната замучилась объяснять, что она совсем из другой семьи, к выходцам с Навины отношения не имеет, и фамилия у неё другая, и её предки занимались ловлей морской рыбы, а не шаманили по берегам рек. Но старушки и прочие суеверные личности придумывали новые легенды о том, что будто бы моя Ната умеет вести разговор с пресной водой, подчинять себе течения, а большие и малые реки радостно слушаются её воли. В Някке завелись песни и сказания о нашем путешествии, и чрезвычайно захватывающими были те, где рассказывалось о том, как Ната провела «Комарик» по безумным весенним потокам. Хрот и Лала не теряли времени и с восторгом записывали всё. Даже собственная Натина прабабушка разводила руками, не понимая, с какой стати её правнучку объявили хранительницей рек. Я шутил: может быть это неспроста? Ната сердилась.
    - Если бы я только знала, чем это кончится! - восклицала она, очень злой возвращаясь из города и швыряя в угол шаль, под которой пыталась скрыться, подобно женщине юга. – Ни на рынок, ни на рыбалку, ни в гости! Что делать, Миче?
    Я считал, что надо подождать, пока страсти вокруг нашего путешествия утихнут. Нате надолго пришлось отказаться от того, чтобы водить отцовские суда по Някке и Влоту – иначе команды, обойдённые её вниманием, могли бы передраться между собой. Оно и к лучшему: мне одним поводом для волнений меньше. При всей моей любви к великой реке, Някка опасна.
     Зато Ната помогала Петрику в деле защиты водоёмов нашей страны. Никакие реформы, никакие законы, инспекции и меры не сделали бы того, что сделала Ната. В некоторых случаях достаточно было её улыбки, в некоторых – одного слова. Она приезжала на какую-нибудь занюханную фабрику, активно отравляющую окружающую среду, как богиня, и уезжала, как победительница. Прошло очень мало времени – и Чудилка, сам себе не веря, смог признать, что может уже не тревожиться так сильно о чистоте наших рек и озёр. Везде принимались меры, чтобы ничего загрязняющего и вредного не попадало в русла. Результат их с Натой усилий был потрясающим. Ну, естественно, мы все помогали. И Лёка помогал, и я. Не говоря уж о Мадинке.
    Потрясало ещё и то, что никто иной, как Чудилка победил в конкурсе, объявленном государями в свете реформ. Причём, он вышел дважды победителем. Во-первых, он изобрёл волшебный двигатель для поездов железной дороги, не чадящий, не требующий никаких привычных видов топлива. Во вторых – некое устройство, очищающее воду, причём, старался, чтобы оно занимало как можно меньше места, чтобы ради очистки воды не приходилось вырубать леса. В результате оно получилось размером с бочку. Теперь у нас поезда ходят легко и тихо, не выпуская в воздух клубов дыма, не требуя на обед каменный уголь. Железная дорога снабжена специальными оградами, мостиками, переходами на пути звериных троп – всё ради того, чтобы лесные и степные животные не попадали под колёса, странствуя по своим владениям.
    Изобретения мастера магии домохозяек были примитивны, как поварёшка, и действовали они при помощи колдовства, только его родители не знали об этом. Покрывающие проделки Петрика члены жюри расписывали государям, как тонко и сложно устроены механизмы. В доказательство судьи показывали королю и королеве проволоку, винтики и колёсики, которыми я предложил набить бочку и двигатель для отвода глаз. Что они там понимают в механике и энергии! Особенно старался Нык Анык, уважаемый всеми изобретатель, чей двигатель для судов намного дороже Петрикова для паровозов, и потому в ту пору ещё не был налажен его промышленный выпуск. На радостях, что его сын бросил дурацкое дело колдовства и взялся за механику, и даже победил в конкурсе, король расцеловал Петрика и наградил его обещанной королевской наградой. Награду Чудилка немедленно пустил в оборот, вложившись в производство своих изобретений, и получил большую прибыль. 
    Второе место занял Аарн, хоть он по привычке и похвалялся победить Чудилку. Изобрёл наш Кереичиките агрегат, позволяющий сделать некий заводской процесс проще, чище и безопаснее. Против того, чтобы волшебство применял Аарн, государи не возражали. А я даже не рискнул сунуться на этот конкурс, потому что страшно было подумать, что начнётся в двух моих семьях. Поскольку Петрик замыслил поднять магию на новый уровень, ему требовался тот, кто возьмётся обучать юных волшебников. Этим человеком стал Аарн, разогнавший некоторых несознательных и пьющих профессоров моего факультета и набравший новых педагогов. Меня, например. Хоть Аарн и обзывал меня неучем, а я читаю лекции и веду практические занятия четыре раза в неделю. Кереичиките надо немного убавить бахвальства. 
     Рики собрался было после школы пойти на наш факультет, но Аарн только фыркнул. Фыркнул и я.
    - Что тебе там делать? – хором спросили мы.
    Дело в том, что за время нашего путешествия, и до того, мой способный ребёнок научился таким вещам, и достиг таких успехов, каких не достигают волшебники его возраста. Ещё четыре – пять лет – и Рики будет знать и уметь то, что знаем и умеем мы, взрослые волшебники. Ему предоставят возможность сдать экзамены и получить диплом, а учиться Рики может на другом факультете, чтобы было у него ещё одно высшее образование. На том мы и порешили.
     Время от времени Рики являлся в синяках и ссадинах после драки, когда он бросался отстаивать доброе имя Аги и бил тех, кто осмеливался его дразнить королевичем или ещё как. Но, в основном, люди отнеслись к нашей истории с пониманием. По большому счёту, Рики был счастлив и всем доволен, прямо как я.
     Всем довольна была и Сая. Она расцвела, поправилась, невозможно похорошела, повеселела, и тоже занялась своим образованием. Она будущая волшебница. И будущая мама прелестной дочки. Пока Инара жила в доме с братом и с нею, девчата сдружились, стали лучшими подругами, и везде ходили втроём. Втроём – это вместе с Аней.
    Что сказать про Аню? О! С ней всё прекрасно. С Лёкой у них полное согласие и маленький толстенький мальчик, которого Лёка назвал Петриком. Аня стала любимой доченькой свёкров, их надеждой и продолжательницей семейного дела. В свободное время она любит позаниматься общественной деятельностью.
    Дядя Тума в ярости. На день рождения кто-то… ну да, какие-то противные шутники прислали ему букет из кисточек, чтобы он их ломал на досуге. Потому что талант Лёки, как художника, заиграл всеми гранями после нашего путешествия. Он стал одним из самых популярных и высокооплачиваемых живописцев, но при этом никак не мог разделаться со службой в таможне. Это просто невозможно! Но хотите узнать, как ему это удалось в конце концов? В следующей истории я всё расскажу.
    Натины родители и впрямь едва не разорились. Рыбаки и торговцы рыбой пережили тяжёлые времена. Всем было известно, что ручей, протекающий по мёртвой местности мимо бывшего имения Лалы, отравил Някку ниже Катиты, а она, в свою очередь, море. Спроса на морскую рыбу не было никакого, боялись покупать даже ту, что поймана достаточно далеко от столицы. Я сам боялся жить у такого моря! Всё лето никто не купался ни на пляжах, ни в реке Някке. Туристов, отдыхающих и желающих подлечиться, было в том году настолько мало, что казна понесла огромные убытки. Ремонт Лечебницы, затеянный с наступлением тепла, был остановлен. Я размышлял над кошмарной проблемой с первых дней прибытия домой. На земле поместья «Тёмный ручей» даже не пытались восстановить погубленный лес, оживить почву… Это место навевало суеверный ужас. И всё осложнялось тем, что никто не мог понять, что за странные вещества использовались в светильниках имени моего тёзки. Небольшое количество шариков и трубочек, переданное нашим химикам для исследования, поставило их в тупик. Сложно найти противоядие, если не известен химический состав яда. Ну а я в химии очень мало разбираюсь. Петрик сокрушался, что его очистительная бочка никак не действует на отравляющие вещества. Даже Аарн разводил руками. Между тем, речная рыба в низовьях Някки начала дохнуть целыми косяками, а в середине лета камыш и прибрежные кусты у Катиты по правому берегу побурели, завяли и торчали, словно закопчённые палки, пугая людей. Священная роща на левом берегу выглядела так, словно засуха, и не хватает воды. Жители Катиты потребовали защиты и помощи, но никто не знал, что тут можно сделать. Маленькая Лала плакала. Ей было горько от того, что опасность распространяется из дома её детства, из её древнего имения.

    *   *   *
    Однажды, рано утром, Лала пришла ко мне и поскреблась в дверь спальни.
     - Что случилось? – всполошились мы с Натой, увидев, в каком состоянии наша девочка. Она была не просто заплакана – зарёвана, косички заплетены кое-как, сарафан надет задом наперёд. Я чуть не скончался, представив самые ужасные ужасы.
    - Ищу – ищу, - прорыдала Лала, - ищу – ищу…
    - Что ищешь, что?
    - Найти не могу…
    - Ты потеряла какую-то вещь?
    - Убрала в шкатулку…
    - Что убрала, говори!
    - В шкатулке только бусики были, всего одни. Которые Мадиночка подарила…
    - Зачем же так убиваться из-за бус?
    - Какие бусы?! Я специально положила туда, где мало чего лежит. Бумажкой дно шкатулки застелила и под неё убрала. Сверху кинула бусы, чтобы прижали бумажку. Шкатулку под подушку сунула. Потом убрала в ящик, в задний угол. Полезла потом достать, а нету. Нету! Всё лето прошло! Осень настала! Я ищу – ищу, а нету! Как же так можно?
    - Ты потеряла всю шкатулку разом, - догадались мы с Натой.
    - Лучше бы я потеряла все шкатулки в мире! Все бусы в мире! Никому сказать нельзя было! Никому не велено говорить. А теперь все уехали по разным делам: Чудилка уехал, и Мадиночка уехала. На целых четыре дня! И что теперь делать? Пошла к вам! Представляете?
    - Нет, - не смог представить я. Я уже чувствовал: история повторяется. Петрик уехал, и Лала пришла ко мне со своими большими проблемами.
    - Ну, может быть, подождать, пока они приедут? – предположила Ната. – Четыре дня – это не долго.
    - Не могу я ждать четыре дня! Всё лето искала, искала! До самой осени!
    - Так и не нашла? – осторожно спросили мы. Очевидно, ужасная потеря Лалы – это не бусы, не шкатулка, не бумажка, застилающая дно.      
    - Вчера я расстроилась очень. Все уехали, а мне было велено не говорить никому. Ну так я опять искала, и молчала, и уже не знала, где искать. Но я спрашивала служанок, не брали ли они шкатулку, но они говорят, что нет. Вот какой ужас! Я легла спать, и сильно плакала. Потом заснула. Гляжу: мне снится сон! Где искать! У дядечки короля в кабинете! Как он мог взять? Он что, рылся в моей комнате? В моих вещах? Как тётя Корка? Я, конечно, не поверила сну. Но дело такое важное, что рано утром пошла в кабинет. Все спали. Никого не было. Вообще. Я пошарила – пошарила, и нашла! Внутри книжки про смородину! Вот оно!
    С этими словами девочка разжала кулачок. На маленькой влажной ладошке лежало маленькое, светящееся золотое пёрышко. Такое, какое могла бы обронить маленькая золотая птичка. Расширив глаза, Лала пошептала голосом, полным благоговения:
    - Подарок самого Радо. На следующее утро после возвращения государей. Радо велел никому не говорить. Он прилетел, как птичка с злотыми перьями. Одно дал мне. Вы не верите, конечно?   
    Переглянувшись, мы с Натой сказали:
    - Верим.
    - Радо дал мне это за то, что я хорошая девочка. Сказал, я смогу сделать много хороших дел. Он дал мне пёрышко, потому что одно из этих дел я не смогу сделать без его помощи. Я должна понять, какое именно. Я поняла. Правда, не сразу. Тогда, когда сказали про камыши у Катиты. Мне надо поехать туда, где был мой дом. Я знаю. Я очень отлично знаю! Не надо мне ничего говорить! Это был мой собственный дом, но даже, когда его уже нет, оттуда идёт беда. Надо поехать. Я не могу одна! Я же ребёнок ещё. Вы же поднимете крик до небес. Ты первый поднимешь, Миче! Как только я пёрышко нашла, побежала сюда, потому что Чудилка уехал! Короче, мы затариваемся тем лекарством, которым вы с ним лечились, и едем вдвоём. Нату не берём. Беременным женщинам нельзя ехать в такое место. Давай, Миче, шевелись.
     И что вы думаете? Мы с Лалой полетели туда в Петриковой бочке, в которой он явился в Някку в ночь мятежа. Я поклялся Лале ни в коем случае не проговориться, что она знает, что летательный аппарат спрятан в подполе у квартирной хозяйки Лидии. Мы дождались, когда женщина уйдёт на рынок, и позаимствовали творение нашего доморощенного мага. Было, конечно, нелегко, бочонок пришлось вывозить за пределы Някки в укромное место. Подслушавший стенания Лалы, Рики плакал горькими слезами от такой большой несправедливости: ну не помещался он третьим в маленький летательный аппарат. Представляете, до чего обидно мальчишке оказаться вне такого интересного дела! Однако, он помог нам красть бочонок и вывозить его за пределы. А потом нам с Лалой пришлось выбирать путь над глухими горами, где мало кто мог нас заметить. Заклинание отвода глаз я применять не люблю, но пришлось, конечно. Прибыли мы на место довольно быстро, а полёт мне чрезвычайно понравился.
    - Нам надо спуститься туда? – шёпотом спросил я у Лалы, когда поздним вечером, при свете Ви и Навины, мы с отвращением и страхом смотрели на погибшую землю и кучу камней внутри высокой покорёженной ограды – всё, что осталось от дома.
    - Я не знаю, - так же шёпотом ответила девчушка.
    - Радо не сказал тебе, что делать?
    - Нет. Но он назвал пёрышко зёрнышком света.
    Мы помолчали, собираясь с духом. Спускаться в эту гадость совсем не хотелось. Особенно мне. Особенно с маленькой девочкой.
    - Но что делать? Давай снижаться, - вздохнула Лала.
    - Подожди, - сказал я, потому что мне пришла в голову одна идея. – Зёрнышко, говоришь? Покажи-ка.
    Я рассмотрел подарок Радо, вернул его Лале и улыбнулся:
    - Отпусти его, пусть летит.
    - Я не могу, это неправильно – всполошилась девочка. – Надо что-то сделать, приложить усилия…
    - Нет. Свет также лёгок, свободен и всепроникающ, как ветер. Не нужно никаких усилий. Отпусти пёрышко, Лала. Людям Винэи не под силу преодолеть эту беду. Но Радо поможет.
    Она прижала пёрышко к груди. Боялась отпускать. Я напомнил, что основная магия моей жизни – магия Радо, магия света. Я знаю. Лала Паг поверила и, перегнувшись через край бочонка, разжала пальцы.
     Точка золотого света заскользила вниз, как падающая звёздочка. Коснулась невидимой границы, наверное, той, за которой были особенно сильно сконцентрированы опасные выделения заражённой земли. Неяркие волны ясного света разбежались по огромной полусфере, накрывшей засохший лес, и мёртвые поля, и отравленный ручей, впадающий в Някку, и укатились куда-то в горы и за Катиту на другом берегу реки.
    - Ух ты! – воскликнула Лала. 
    Свет становился ярче, и пока пёрышко летело вниз, новые волны, разгораясь, набегали друг на друга, летели куда-то, может, распространяясь по всей Винэе. Мы смотрели, прикрыв глаза и защищаясь ладонями. Тёмные неживые деревья, тёмный путь ручья, нечто темнеющее на земле и какие-то чёрточки - вот всё, что под конец различали мы с Лалой в ослепительном сиянии под нами. Люди, наблюдавшие это, наверное, перепугались. Еле видимая золотая точка коснулась берега ручья у самой воды, у самого истока повыше того места, где стоял дом. Золотой луч прорвался сквозь все эти чёрточки и сияние, я даже не сразу сообразил, что не вверх, а вдоль ручья, до самой реки Някки. Что-то шепнуло мне прямо в ухо: «Помни, Миче», и как-то сразу всё погасло. Глаза, ослеплённые светом, слезились, ничего не было видно. Потом мы с Лалой различили планеты – сёстры, огни города и деревень, и только потом – всё остальное.
   - Радо сказал мне, что я молодец, сам сказал, только что, - светясь улыбкой, похвасталась Лала. И мы полетели домой.
   Я не пошёл во дворец разбираться, почему добрый дядечка – король самолично роется в вещах воспитанницы, и даже под бумажкой, застилающей дно шкатулки, засунутой в самый дальний угол тумбочки. Он сам вызвал меня.
   - Миче, - сказал мне он, - твоё влияние на детей огромно, ты отдаёшь себе в этом отчёт?
   - Нет, - ответил я, согласно договорённости, не употребляя обращения «ваше величество». – Огромное влияние на детей имеет Хрот Корк.
   - Твоё влияние на Хрота Корка вообще необъяснимо, - проворчал мой первый (или второй?) отец, которого, даже согласно договорённости, я всё никак не мог назвать ни папой, ни даже по имени. – Ты, Миче, едва не сбил с пути истинного Чудилку, а теперь сбиваешь Лалу. Прошу тебя, НИКОГДА БОЛЬШЕ не давай ей никаких волшебных предметов. Лала Паг не волшебница, ей не нужны все эти штуки. Того и гляди заинтересуется контрабандой!
    С каждым словом я озадачивался всё больше и больше. Я не давал Лале никакой волшебной контрабанды. Я так и сказал. Я спросил:
    - Зачем вы так плохо думаете о девочке?
    - Я не думаю о ней плохо, - стал оправдываться бывший Котофей. – Я просто против её увлечения твоими увлечениями. Разве мало у современной девочки занятий? Шитьё, вышивание, чтение, пение, танцы, мальчики, подружки, ну и ладно, так уж и быть, серебряные безделушки, которые она продаёт в твоей лавке и клепает у тебя в мастерской. Всем известно, что Лала станет большим учёным, пойдёт по стопам Хрота. Ну зачем ты ей дал вот это?
    Он принялся что-то искать в недрах секретера. Открылась дверь, и в кабинет тихонько вошла королева. Я заметил: где один из них, там непременно оказывается и другой. Прямо как Петрик с Мадинкой.
    - Я не интересуюсь контрабандой, - на всякий случай решил вставить я. – А безделушки Лала бросит продавать, как только станет большим учёным. Всё не так страшно.
    - Странно, - не обратив на мои слова внимания, сказал король. – Было здесь. Лежало между страницами. Хотел спросить тебя, для чего это нужно, и попросить забрать. Раз ты волшебник – держи такие вещи при себе.
    Он продемонстрировал мне труд «Смородина в вашем саду». Всё понятно. Хотел показать украденное пёрышко. Я даже не стал хохмить, что это, мол, книга, пособие по садоводству. Сказал только, что в хозяйстве пригодится, и, если нужно забрать, я заберу, конечно. У меня, сообщил я, как раз пропало это полезное описание смородины. Куда оно делось? Может, взял Рики? Спросить не у кого - сегодня он заночевал у родителей. Думаю: не порыться ли в комнате у Рики? Но нет, нет. Уважаю его, уважаю себя, вот и не стал этого делать, не стал шарить у Рики. А то умер бы от стыда – оно мне надо? Хотя, казалось бы, что такого – поискать какую-то книжку в комнате ребёнка? Стоит ли тут разглагольствовать об уважении и доверии?
    Хорошо, что книжка нашлась, нагло заявил я, вынул её из рук Котофея и направился к двери.
    - Так я пойду, почитаю? – спросил я. – Большое спасибо.
    Король с королевой машинально кивнули и посмотрели друг на друга большими и круглыми глазами. Закрывая за собой дверь, я слышал шёпот:
    - Бедняжка! Что он несёт?! 
    - Ужас какой! Что несёт бедняжка!
    Вроде, я не был груб, не правда ли? Вот это и называется извлекать выгоду из своего положения. Сказал гадость, а тебя же ещё и жалеют, ты же не в себе.
    Смешно… 
    А незадолго до середины осени, после сильных дождей, в газетах появились статьи о том, что у истока Тёмного ручья прорезался молодой росток. Беловатая кожица и пара листьев, отливающих золотом. Похоже, это дерево, называемое в народе «ладонью Эи», но почему оно проклюнулось так далеко от реки Някки, никому не ясно. Хотя, вода Тёмного ручья – это тоже вода. Упомянутое дерево растёт у воды. Переживёт ли росток зиму? Значит ли это, что отравленные земли у поместья начинают оживать? Значит ли это, что больше они не таят опасности для вод, животных и людей? Оживёт ли священная роща на левом берегу Някки?
   Ответы на эти вопросы были получены весной, когда из воды полезли новые камыши, когда трава пустила молодые усики за границу отравленной земли, и они не завяли, когда по берегам Тёмного ручья устроили гнездовья и вывели птенцов птицы, а люди перестали видеть рыб, плывущих по течению кверху брюхом и животных, облезших или умерших после того, как попили воды из Някки. У рыбаков начались прекрасные дни: люди, соскучившиеся по морской рыбе, покупали её без опаски. Дела у Натиных родителей нынче идут прекрасно. У её сестёр и у моей родни – тоже. Лёкины дядюшки и кузены с упоением маршируют на разных плацах.
   Мирон имеет невероятный успех, как комический актёр. С особенной охотой он играет в пьесах Кохи Корка, от которых публика в восторге. Бывший полицейский женился на Лидии, хоть она и клялась когда-то, что замуж не пойдёт никогда ни за кого, насмотревшись на семью своих родителей. Супруги живут очень счастливо, а комната Петрика так навсегда и осталась его в этом доме. В любой момент он или кто-то из нас может ею воспользоваться. Сокровище живёт то в дворцовой конюшне, то у Лидии, к Мирону относится снисходительно, не кусается и изредка позволяет себя погладить.
    «Комарик» отремонтировали, поставили новую мачту и новый двигатель, детище Ныка Аныка. Мы по очереди или все вместе отправляемся на нём на пикники или по делам. Чудилка не устаёт умиляться тому, что любимое наше судно не чадит и не дымит.
    Как ни странно, члены нашей компании удостоились наград и множества хвалебных слов. А я, помнится, малодушно считал, что если оставят нас в покое - это уже высшая из наград. Само собой, Хрот и его помощники, то есть мы все, были отмечены Академией наук и, само собой, государями. Нату наградило самое главное речное ведомство, и диплом капитана теперь у неё имеется. В университете имена юных Корков, Наты, Лёки, Терезки, моё и Петрика занесли в Книгу почёта. Мы же бывшие студенты. Жаль, Мадинка училась в другом городе, но в тамошнем университете тоже есть подобная книга. Рики и Лалу нахваливают учителя. Полиция, явная и тайная, не скупилась на похвалы и почести, сам Лод Браз пришёл ко мне мириться, пожал руку и сказал, что я молодец. Чудилкины заслуги были отмечены самыми высокими наградами. Звание ему какое-то присвоили, да только теперь у него были другие интересы и планы, и он уволился с лёгким сердцем, сделав карьеру, как и планировал. На Лёку пролился дождь почестей после первой же большой выставки, и он сразу заслужил авторитет в кругу живописцев. Выставка, однако, была посвящена отчёту нашей экспедиции, поэтому люди смогли увидеть многие древние предметы, и книги, и наряды, и записи особо интересных легенд, Мадинкины вышивки, работы наших детей и фотографии, сделанные мной и Петриком. И фотографии вызвали почти такой же интерес, как картины и древности. Мы тоже заслужили авторитет в определённых кругах и теперь презрительно задираем носы, если Лёка разглагольствует о том, что есть искусство, а есть фотография.
    Фотограф Тот приехал на выставку со всем своим семейством. Теперь он был похож на человека и на портрет самого себя до знакомства с ядовитым светильником. Его жена радовала взгляд округлостью форм, румянцем и счастливым блеском глаз. Киса – мальчик чудесный, здоровый, совсем не капризный, весёлый и озорной. Пока он маленький, его не огорчают шрамы, оставшиеся на руках и вокруг губ на память об страшных днях его раннего детства. Галя тоже поправилась, сильно выросла, стала очень хорошенькой. Я не узнал её совершенно. Они с Рики симпатизировали друг другу, играли и всюду ходили вместе, и даже сделали вдвоём простенькое ожерелье для девочки. Лала тоже всё время была с ними, но с ней у Гали дружба не клеилась. Правда, Ната утверждала, что это у Лалы с Галей не клеится. Один раз девчонки подрались, да ещё Лала сбросила на Галю мокрый подгузник, когда та просто болтала с Рики под окном Терезкиной комнаты. Очень неудобно было. Рики защищал Лалу, говорил, что она не нарочно. Я попытался поговорить с Лалой, но она сказала, что Галя дура. Пытался побеседовать с Галей, но та сказала, что Лала сама коза. Поди, пойми этих девчонок! А Галя, между прочим, наловила лягушек и посадила их в ящик, в котором в моей лавке хранятся чашки, ложки, соль, сахар и конфеты. Как раз в тот момент посадила, когда там работала Лала. Наша девочка не боится ни жаб, ни змей, ни мышей, но конфеты ей было жалко, а посуду перемывать лень. Крику было до небес! После случая с лягушками Рики поссорился с Галей. Хорошо, что это случилось за два дня до отъезда Тотовой семьи, а то я уже стал бояться, что дети искусают друг друга. Почему эти трое вдруг помирились в день отъезда и девочки прощались с поцелуями, со слезами и с клятвами в вечной дружбе, не понял никто. Я очень подружился с Тотом за время его визита, мы переписываемся и ездим друг к другу в гости.
      Петриковы тётя и дядя из Тонки и некоторые другие его родственники написали мне хорошие письма, кое-кто даже приезжал познакомиться, завязалась переписка. Это нормальные люди. Они хорошо относятся к Рики и Лале и к моим родителям. Далим и Назика прислали восторженное письмо, благодарили, звали в гости, жалели, что не могут прямо сейчас приехать сами: они как раз стали родителями двух девочек – близняшек. 
    Но я отвлёкся от темы, хотя сказать уже и нечего, кроме того, что мы с Чудилкой удостоились особых наград и благодарностей, причём, не только от нашей страны. Мы теперь почётные граждане Аес и Ануки, и я даже стал опасаться, что где-нибудь в Айкри нам поставят памятник ещё при жизни. Аарна отметили тоже – за помощь нам и спасение Саи.

    *   *   *
    Однажды, недели через три после возвращения, выдался дождливый день. К моим родителям заехала королевская семья, а мы с Натой как раз тоже заглянули на огонёк. Само собой, за столом зашёл разговор о текущих делах, и королева с удовольствием отметила работу городского главы. Вроде как, и следы беспорядков уже не так бросаются в глаза, и бедные люди, лишившиеся крова, обрели или вот-вот обретут его вновь, несмотря на потери, которые несёт казна из-за того, что в этом году мало отдыхающих. И как-то вообще, всё правильно и хорошо, и идёт своим чередом. Вот только отравленная вода Някки в буквальном смысле отравляет жизнь на морском побережье. Это всё не мои слова, а королевы.
   - Да-да, -  вторил ей король, - в столице всё как-то хорошо и правильно. Но мы со Стасей даже не видели ещё того, кто занимается всеми рутинными делами. Чудилка, наверное, уже пора сказать, кто это, и пусть он придёт, и выслушает наши указания. Если человек так хорошо справляется с делами, временно находясь на посту, наверное, имеет смысл на этом посту его и оставить.
   Петрик, вместо того, чтобы сидеть за столом, всматривался в дождь за окном и тосковал по Мадинке, которая сейчас была с братьями. Услышав эти слова, он нервно намотал на кулак занавеску.
   - Да-да, - сказал Чудик, делая вид, что со всем согласен.
   - Похоже, ты специально уводишь нас от этой темы, - нахмурилась королева. – Уже довольно долго!
   - Нет, не уводит, - добродушно произнёс король, - просто у нас самих руки не доходят. Хорошо, что Петрик взял на себя часть забот. Но пора бы официально признать того человека главой.
   - Пора признать, - согласилась королева. – После чая можно так запросто поехать к нему. Или этот человек не знатен, Чудилка? Живёт в Пониже? Или всем занимаешься ты? Всё время нас успокаиваешь, мол, всё нормально.
   - Всё нормально, - сказал Петрик.
   - Так кто он? – пожелал знать мой папа.
   - Действительно, - весело подхватила мама. – Давай, Чудилка, говори.   
   - Только не говори, что это Миче, - шутливо продолжил папа.
   Мне стало любопытно, как выкрутится Петрик.
   - Это Миче, - ответил он, и все сразу поняли, что это не шутка.
   - Ну нет! - заговорили четверо наших родителей после того, как прошло остолбенение. – Почему Миче? Как можно, чтобы Миче?! Нельзя же, чтобы действительно Миче!
   - Он справляется. И его любят в Някке, - выдвинул хилый аргумент Петрик.
   Четыре дня решали, что делать со мной и любовью Някки ко мне, в конце концов приехал расстроенный Чудилка и сказал, мол решено, что пост главы столицы не для меня.
    - Ну и хорошо, - утешил я его после того, как справился с небольшим огорчением (на самом деле, я был готов к такому повороту событий). – Много времени отнимает эта работа. Отрывает от гаданий, ремесла и творчества. И очень скоро я взвыл бы, как Лёка на таможне. Найдут достойного человека.
   Достойного человека действительно нашли. Нынче у нас Кохи не только глава клана Корков, но и глава Някки. Это почётно и даже символично, не правда ли? Он трепетно относится к нашему городу, за что я всегда буду его уважать. И гордиться тем, что время от времени он приходит ко мне и пристаёт с вопросами типа: «А как ты думаешь?» Кохи ничто не может помешать писать водевили.
    Я рад за Кохи, и Лёка рад, но у него всё-таки не такой характер, как у меня. Лёка сказал, что история с назначением Корка вместо меня смахивает на историю с назначением начальником инспекции Тони вместо Петрика. А что если бы мы с Кохи всё ещё были бы в ссоре? Как это у моих родных родителей получается совершать такие поступки по отношению к друзьям и родственникам? Я ответил Лёке, что всё это пустяки и наплевать. Мне нечего делить с Кохи.
 
    *   *   *
    Кстати, о Корках.
    Финансовое благополучие клана (не говоря уж об авторитете) пошатнулось очень и очень сильно. Виновные в мятеже и производстве ядовитых солнц, конечно, были наказаны, даже невиновных оштрафовали – для профилактики, кого больше, кого меньше, установили надзор, но не лишили крыши над головой. Семьям с многочисленным, как никогда, потомством было бы где жить… если бы их дома уцелели в пожарах. Но они не уцелели, вот в чём проблема. Их же специально поджигали. И даже на следующий день после мятежа. И пожарные, которым довелось бороться с огнём на участках, принадлежащих Коркам, проявляли некоторое небрежение к своей работе.
    Поначалу Корки все вместе ютились в разрушенном жилище Кырла. Ко всеобщему удивлению, дом, выдержавший осаду, сохранился лучше других, выгоревших дотла. Причастные и непричастные, и, в основном, как понимаете, женщины и дети, несколько дней обитали в руинах, пытаясь починить крышу досками и картонками, засыпая на тряпках, питаясь чем попало, потому что в город им было выходить опасно. В магазинах и лавках им грубили, товар отпускали с таким видом, будто Корки желали заполучить его бесплатно, бывшие друзья и знакомые отвернулись и затаились, боясь, что их сочтут причастными к бунту, производству светильников и прочим незаконным делам. Извозчики не останавливались поблизости Кырловых ворот, и его родня, лишившаяся экипажей, передвигалась по городу пешком. А на улицах на членов семей бунтовщиков и отравителей сыпались проклятия и насмешки, а то и камни. Матери не отпускали от себя детей, но пронырливые подростки всё равно ускользали в город, и двое были сильно избиты женщинами из Пониже, потерявшими сыновей. Осиротевшим дочерям и жёнам, привыкшим полагаться на поваров, горничных и нянь, приходилось нелегко, потому что бОльшая часть слуг разбежалась.
    Можно было позлорадствовать: мол, оказались члены клана Корков в положении некогда отвергнутых, брошенных на произвол судьбы детей Кырла. Но ни Кохи, ни Хрот, ни Мадинка не таили зла, зная, насколько силён был гнёт старшего поколения и наследия прошлых веков. Все эти дни они проводили с роднёй, имели беседы с банкирами, обсуждали возможности восстановления жилищ и получения доходов. Ходили во дворец и добивались каких-то налоговых льгот и помощи, как погорельцам. Ни о чём не рассказали никому из нашей компании, ни разу не пожаловались. Мы догадывались, конечно, что у Корков всё плохо, но как-то не до них было. До тех пор, пока Рики и Лала не примчались с Вершинки в невменяемом состоянии и не бросились, рыдая, мне на шею:
    - Миче, миленький, ты не представляешь, что творится!
    - Ночью был дождь, и всё промокло, потому что с крышей беда.
    - Дети маленькие, вот такусенькие, спят в коробках, потому что кроваток нет. Только для старух и беременных женщин есть.
    - Воды нет, ходят на колонку, а она далеко, аж внизу, а там люди караулят, обзываются и швыряются.
    - Своими колодцами пользоваться не могут, потому что туда накидали дохлых собак и кошек.
    - Того и гляди между собой переругаются, потому что теснота страшенная. Хотя пока ещё не ссорятся.
    - Кухня разрушена вся! На кострах во дворе готовят. Ну и туалеты того… Тоже проблема. 
    - С деньгами беда, счета временно арестованы, женщины хотели бы украшения продать, и что там у них ценного уцелело, да только никто не покупает, дразнятся и издеваются. К Аги они из гордости не пойдут, да и знают ведь, что папа не покупает старых украшений.
    - Лучинки жгут для света.
    - Когда такое случается, люди идут работу искать. Но ни мужчин, ни женщин Корков никто на службу брать не хочет.
    - Что делать, Миче?
    Про себя я всё-таки порадовался, вспомнив Кохи. Не смог удержаться. Я сказал себе: гнёт гнётом, но так этим Коркам и надо. Потом всё у них наладится, даже какое там потом! Прямо сейчас я побегу на Вершинку решать Корковы проблемы, но хорошо, что они узнали, каково это – быть изгоем. Авось немного порастеряют спесь. Авось сообразят, насколько они обязаны Кохи, Хроту и Мадинке, к которым отнеслись когда-то не лучше. Но поскольку в руинах, в каких-то коробках, обитают маленькие дети, а в женщин швыряются у колонки, я отогнал приятные мысли о справедливом возмездии, бросился к двери… и налетел на Терезку, которая в этот момент наверху собирала вещи, чтобы к вечеру переехать в собственный дом. Услышав рёв, она сбежала вниз и теперь тоже знала, что творится на Вершинке. Оказывается, Хрот не рассказывал недавно родившей жене, насколько всё плохо у его родни. Мадинка дико занятому Петрику, разумеется, тоже. Корки – гордые люди. Инара была поглощена переживаниями новой жизни, ей было не до визитов на Вершинку, а Кохи не тревожил её страшными рассказами.
    - Что за дела? - округлив глаза, выкрикнула Терезка. – Немедленно пусть перебираются ко мне! У меня свой дом, и кухня в порядке. Кое-кто может и у Аарна пожить, кто посамостоятельней.
    - Твои слуги взбунтуются, - со смехом предостерёг я.
    - Значит, я заменю слуг, - жёстко сказала Терезка.
    Очень похвальна такая забота о новой родне. После всего пережитого, Корки, по большей части, не посмели чваниться и нос воротить от невестки – анчу. Мало того. У них с Терезкой быстро установились нормальные отношения. Они с благодарностью приняли её помощь, помощь Аарна, ну и мою, разумеется. И даже папину.
    Всё это не очень здорово для тех, кто хочет покоя и тишины. Знаете, когда у вас куча гостей с детьми всех возрастов, и не все сразу же дружелюбны, а вы устали после долгого и трудного путешествия, и вам хочется, наконец, заняться собой, своими делами… Этих людей приходилось утешать и поддерживать – это мне-то! МНЕ! Представляете?! Но куда деваться – они лишились близких, они боялись гнева короля и всего города, не знали, что их ждёт, мне было их жалко.
    Эти женщины, и их маленькие дети, и их молодые мужья – по большей части жертвы оголтелых родителей и дедов. Их старшие мужчины рвались к власти, наплевав на всё остальное. Те, кто не рвался, не были посвящены, остались в стороне от мятежа - их семьи не пострадали, дела поправились быстрее. Но, например, Зик Корк, конкурент дома Мале, человек, далёкий от любого из заговоров, как от планеты Ви, лишился всех троих сыновей, бросившихся в пучину переворота. Злыдень Кар-Кар подбирал себе сообщников, исходя из характеров родичей. Его собственные дети, кроме Воки, не подходили для мерзостных дел, как и большинство представителей младшего поколения. Суды, разбирательства тянулись бесконечно, женщины постоянно плакали, мужчины ждали репрессий, дети, чувствуя настроение родителей, капризничали и болели. И я, ненормальный человек, защищал своих подопечных, объясняя всем и каждому, что те, кто причастен к кошмарным событиям, погибли или арестованы во дворце, или ударились в бега, а о производстве ядовитых светильников знали единицы: только ближайшие родственники Кырла, его ровесники. Никто из них не избежал наказания, но никто и не был наказан без вины. Блота, студента из Катиты, сына того из Корков, что руководил всем процессом, включая продажу солнц, отпустили с миром, потому что было доказано, что он понятия не имел о том, чем занимается родитель. Однако, это открытие настолько потрясло молодого человека, что он жил словно в тумане и, казалось, даже не реагировал на происходящее, потом начал пить и, в конце концов, пропал. Говорили, что он покончил с собой, не выдержав позора и потрясения, но в будущем нам была суждена встреча с Блотом при  удивительных обстоятельствах и в месте, совершенно неожиданном. Тогда судьба дала ему возможность хоть как-то загладить вину его отца.
    Хорошо, что я имел в Някке авторитет, а то не  поздоровилось бы ни мне, ни Терезке, ни другим моим друзьям, опекающим Корков.
    Так, на головах друг у друга мы все и жили месяца два, и устали от этого страшно. Некоторых из этих извергов всё ещё скрючивало от мысли, что они принимают помощь от анчу, да ещё и от Охти. По их мнению, это мы с Петриком были виноваты во всех несчастьях, а вовсе не старые жадные злыдни, прихвостни Кырла. Напряжение то росло, то опадало, как волна. Те из Корков, кто более разумен, изо всех сил пытались обуздать фамильный темперамент недовольных. Кохи, глава клана, тоже не дремал. Натянутые улыбки и разговоры, прерывающиеся при моём появлении, раздражение, сдерживаемое хорошим воспитанием, стеснённые условия… А ведь ещё съезжались гости на свадьбы… Их селили у Ани, у Лёки, у Натиных и моих родителей… Так что вы понимаете: весело было всем. Но нас очень скоро выручила Аня. Переехав после свадьбы к мужу, она пустила в свой опустевший дом тех Корков, кто пока не мог переехать в собственные жилища, и это позволило Терезке и Хроту, Аарну и Сае, и нам с Натой зажить, наконец, спокойно своими семьями, в наших домах. Кохи задался целью восстановить родовое гнездо, а пока оно не было восстановлено, они с Инарой жили у Хрота и Терезки.
    Надо отдать должное Коркам: они поддерживают друг друга, помогают друг другу. Видя это, я проникся к ним уважением и почти перестал злиться на них из-за Кохи. А зачем, если сам он полон понимания и не сердится? Кроме того, я не мог забыть, что они дали Аарну и Инаре свободу в такой момент, когда им совершенно было не до этого, а Кереечиките могли пригодиться.
    Вся вражда и напряжение закончились как-то вдруг, просто в один день, но я точно не помню, когда. Мы в ту пору начали готовиться к свадьбам: шутка ли – четыре праздника сразу! И мы с Натой и с теми из взрослых Корков, которые симпатизировали нам и желали принять участие, стояли перед домом, сокрушённо оглядывая место, где предстояло толпиться очень большому количеству народа. Танцевать и угощаться. Рики на веранде мазал разбитую коленку одному из Коркиных малышей, Лала заплетала косички рыжей девочке, его сестре, а ещё две малышки стояли в очереди. Хрот за углом дома не сводил глаз с заколдованной Петриком мочалки, которая совершенно самостоятельно мыла большой котёл, в котором Красавчик варил на всех кашу. Терезка на одной руке держала сына, а другой, вздыхая, рисовала план расстановки столов. Места не хватало.
    - Может, накрыть столы на пустыре на улице? – предложила прабабушка Кохи. Она специально приехала с Терезкой, чтобы принять участие в обсуждении: как же без неё? Я говорил? С Терезкой у её гостей установились хорошие отношения.
    - Тогда толпа увеличится в огромное количество раз, и всё съест за маленькое мгновение, - возразила Мадинка. – Накроем во дворе дворца.
    - Тогда толпа уменьшится, - фыркнули женщины. Понятно было, что уменьшится она на их количество. – И, потом, где готовить? Бегать на Вершинку с кастрюлями?
    - Эх вы, не знаете, что делать! – крикнула Сая. Румяная и весёлая, она появилась со стороны своего сада. За ней бежала Инара, смешно смахивая паутину с лица. Словно лапкой зверушка. – Ну посмотрите, какая старая, противная ограда между нашим садом и садом Миче. Разберём её – и появится много – много места. Два сада и два двора. И две кухни.
    - Да, - выдохнула Инара, заворожено наблюдая за поползнем на стволе черешни. Вопрос кухни волновал её меньше всего.
    Не успели мы подивиться уму и сообразительности Саи, как со стороны улицы полетели визг и вопли, о забор загрохотали камни, он задрожал и закачался, колокольчик нервно забормотал что-то невнятное. Все мы бросились к калитке, но распахнуть её не получилось – снаружи что-то держало. Между тем, драка достигла накала, стало ясно, что дерутся дети и подростки, а взрослые со всей улицы бегут разнимать. Я различил голос Тиле, приятеля Рики, который, вроде бы, призывал в чём-то разобраться и упоминал моё имя. Стихшие на секунду крики снова понеслись над улицей. Я вытянул руку и силой магии обрушил ворота вместе с колокольчиком в сторону двора. Визжащий, мельтешащий клубок голых рук и ног вкатился по доскам на мою территорию. На веранде, на руках у Терезки заплакал её сынок. Камень пролетел мимо и разбил окно в моём кабинете. Девочка с рыжими косами прижалась к Натиным ногам. Женщины кинулись растаскивать живой клубок, из-за дома примчался Хрот с котлом и мочалкой и вылил воду, сколько её там было, в самую гущу драки, но это не подействовало. Все Корки, даже те, что вечно сидели у меня в пристройке, не желая общаться с анчу Аги, высыпали на улицу – и там попали в лапы соседей, решивших, что это они затеяли бучу. Соседей можно понять – в том, что происходило, разобраться было невозможно. Мы с Хротом пытались что-то сделать, из-за углов бежал караул, Лала вжалась в стену и, заслоняясь рукой, смотрела на всё полными ужаса глазами. Ната сгребла всех подвернувшихся малышей и через разбитое окно передавала их в дом Мадинке. И всё это заняло так мало времени, что караул даже не успел добежать от угла до орущей и беснующейся толпы, перекрывшей всю улицу и стремительно расширяющейся.
    - Спокойно, - сказал я Хроту, задвигая его за спину. Пришлось применять боевую магию, а я очень этого не люблю. Правда, это самое простенькое и безобидное из её заклинаний. У всех, кто был передо мной, сразу подкосились ноги, а руки стали непослушными и тяжёлыми. Драчуны шлёпнулись в пыль друг на друга и захлопали глазами. Не успевший добежать караул шлёпнулся тоже. Кажется, я малость переусердствовал. Клубок из покрытых боевыми ранами подростков начал расползаться.
    - Ну, Миче! - крикнул мне с соседского газона лейтенант дядя Вэт. – Как всегда: где ты, там драка! Не успел я вернуться из Айкри – и нА тебе! И это ещё шалопая Чудилы нет. Выдрать бы вас обоих! Что происходит?
    - Что происходит? – эхом спросил я.
    Драчливые подростки, сидя кружком, отплёвывались, потирали ушибы и мотали головами: дескать, знать ничего не знают. К своему удивлению, я увидел среди малолетних бойцов Рики, а как он попал в гущу драки, мне неведомо. Наверное, бросился на выручку к Тиле.
   - Ну? – поторопил я, не спеша отменять колдовство.
   - Ну? – потребовал дядя Вэт, даже не пробуя встать с газона. – С чего началось?
    - Не знаю я…
    - Не знаем…
    - Не понятно…
    - Кто-то что-то сказал…
    - Или не сказал…
    - Или сделал…
    - Или наоборот…
    Подростки бормотали что-то невразумительное, путались в показаниях и сами не понимали, как это всё могло произойти. Наконец раздался чей-то вопль души:
    - А чего эти Корки?! – выкрикнул кто-то из соседушек.
    - А чего они сами?! – возмутились мои и Терезкины гости.
    Понятно. Всё тот же конфликт.
    - Выдрать! – припечатал дядя Вэт.
    У меня сдали нервы. Такая ужасная, отвратительная ситуация, и снова драки из-за меня, давшего приют бездомным Коркам. Я сжал кулаки и топнул ногой от бессильного гнева.
    И тут, прямо в центр круга плюхнулся Рыжик. Наверное, испугавшись шума, он взобрался на дерево, но его тоже коснулось моё колдовство, и он не удержался на ветке. Послышались смешки. Лапки у Рыжика разъезжались, хвост вертелся в разные стороны, на мордочке было такое обиженное выражение, что я уже собрался отменить заклинание, но не успел. В круг выскочила Чикикука и, отчаянно повизгивая, ухватила Рыжика за шкирку и потащила его прочь. Испугалась возобновления драки. А кот наш был уже крупным зверем. От испуга он мяукал и вырывался и полз в обратную сторону. Чикикука волокла его по доскам, кот цеплялся, усы топорщились. Щенок Масик, не соображая, что происходит, затявкал, заскакал вокруг. Рыжик подполз ему под пузо и замер. «Дзинь!» - оскорблено звякнул колокольчик на поваленных воротах. Чикикука, бросив кота, с писком припала к доскам поверженного забора рядом с Рыжиком. Закрыла глазки лапками. Масик облизал обоих.  Я сгрёб в охапку всех троих.
    Ох, какими нехорошими словами ругался я на озверевших жителей Някки! Досталось всем: драчунам и созерцателям драк, Коркам и другим разным людям, дяде Вэту за его происки в Айкри, и этим спесивым личностям из пристройки, которых я пригрозил выгнать к чёртовой матери, чтобы не трепали мне нервы и не задирали носы. Досталось противным подросткам, на которых никаких примочек не напасёшься.
    - И этих людей я ещё собрался звать на свадьбу! Разбирать за свои деньги изгородь! Одно разорение от вас! – сгоряча выкрикнул я, потому что материальный вопрос на данном этапе очень и очень тревожил меня. – Разнесли мне тут всё! Забор и стёкла! Мой колокольчик! Убирайтесь все к чёрту! Нечего приходить ко мне в гости! Не потерплю безобразий прямо у моего дома! А ну, уползайте прочь! Давайте, давайте!
     Вместо того, чтобы уползать, народ начал смеяться, и смеялся всё громче и громче. Гнев переполнял меня. Исцарапанный и пыльный Рики среди драчунов хохотал громче всех. Сзади меня Ната и Сая, привалившись друг к другу сели прямо на доски веранды и вытирали слёзы, выступившие от смеха. Мадинка чуть на вывалилась из окна. Хрот оступился и загремел со ступенек вместе с котлом, но смеяться не перестал. Чикикука скакала и хихикала по – чикикукски, а потом убежала за дом, чтобы стать Инарой и посмеяться по-человечески.
    - Всё! - рявкнул я. – Не желаю никого видеть! – и повернулся, чтобы уйти в дом и как следует шарахнуть дверью.
    - Нет, подожди, - преградила мне дорогу Коркина прабабушка.
    А я же не мог драться с женщиной, поэтому замешкался.
    - Миче, - крикнул здорово побитый старший брат Тиле, - я тебе окно не бил, но у меня есть копилка, на стекло хватит. Не сердись.
    - Миче, - закричали сзади сразу несколько голосов, - мы тебе бесплатно разберём всё, что ты собрался разбирать.
    - Забор мы починим, Миче, - крикнули из пристройки.
    - И покрасим! – хором гаркнул с соседского газона караул.
    - И выдерем всех, кого надо, - вызвался дядя Вэт.
    - У меня полно всего, чтобы коленки мазать и синяки лечить, - закричала издалека одна из соседок.
    - Хочешь, Коркиным малявкам вещички соберём? – предложили с другой стороны улицы.
    - Тащите – тащите, - обрадовалась прабабушка.
    Со всех сторон сыпались разнообразные предложения. Верхнезадвиженскую улицу перегородили лавками и переносными столами. День закончился ко всеобщему удовольствию посиделками с вином, сладостями и разным прочими домашними вкусностями. Детскими общими играми, разговорами за жизнь, починенными воротами и в самый короткий срок разобранной оградой в глубине моего сада. Стекольщик вставил стекло. Караул дружно красил забор. Дядя Вэт следил за порядком, для порядка же угощаясь винцом и жалуясь мне на то, как измучился в Айкри, гоняясь то за нами с Петриком, то за белобрысой нечистью Воки. Я не делал ничего, сидел себе тихонько, и на все вопросы осторожно отвечал: «Угу». Не верил тому, что происходит на моих глазах. А также тому, что это всеобщее гулянье не потребовало от меня никаких трат.
    И с тех пор с большинством наших бывших недругов мы, если не дружим, то общаемся более – менее нормально. Ната говорит, что это сказывается, пусть далёкое, но родство. Особенно привязалось к нам младшее поколение Корков. Их дети вечно ищут клады в нашем с Натой саду, уговаривают Рики научить их делать амулеты или ювелирные украшения, роются у нас в библиотеке, а стоит выглянуть в окно – опа! – кто-нибудь обязательно сидит на черешне, читает, вышивает или гладит Рыжика. Мы с Натой приспособились извлекать из этого пользу, время от времени привлекая юных Корков и прочих детей к помощи по хозяйству. Они ещё и уговаривают, чтобы им дали хоть какое-нибудь поручение. Наш двор, и сад, и улица – просто какой-то детский клуб. Лёка на моей веранде учит всех желающих рисовать. Аня на голубятне учила девочек шить до тех пор, пока я не выделил ей для этого пристроечку. Тогда к компании присоединилась Мадинка, увлёкшая вышиванием даже мальчиков. Понимаете ли, во всех других местах шитьём и рисованием заниматься невозможно. Да просто скукотища какая-то!
    Я по-прежнему почти ежедневно поднимаю флаг над нашим домом, чтобы ко мне приходили желающие погадать. Я отказался от дворянского звания, предложенного мне государями, но теперь у меня есть свой знак, что-то вроде герба: это золотое солнышко в голубом круге, и оно красуется на флаге и над воротами. У солнышка забавная мордочка. Мне приятно.   
     О да! Милые дамы ждут рассказа о свадьбах. Я расскажу чуть-чуть: это было красиво и весело. Нам было немного неудобно от того, что приходится устраивать праздник вскоре после таких трагических событий, когда вода нашей великой реки ниже Катиты, как было уже сказано, в буквальном смысле отравляла жизнь на берегах. Но, в конце концов, год прошёл с тех пор, как я и Лёка были обручены с нашими невестами. После возвращения мы ждали больше двух месяцев, чтобы город мог опомниться, а ближе к концу лета устроили это безобразие. Почему безобразие? Потому что Някка гуляла как никогда. Вы уже имеете представление, как гуляет наша Някка, не правда ли? Шутка ли: четыре свадьбы! Таких замечательных людей, как мы, и королевича в том числе.
      Мы венчались в один день, в храме Эи и Радо, в том, что выше столицы, на горе, на высоком берегу нашей великой реки. Было так солнечно, день стоял золотой и яркий, голубели вода и небо, освежённое дождём, пролившимся накануне. От птичьего пенья звенели зелёные лесные своды, под которыми проезжал свадебный поезд, солнечные зайчики, разыгравшиеся на ветру, скользили по радостным лицам, прыгали по дамским украшениям и всяким блёсткам, зажигая огни и искры. От стен Някки до бело – голубого храма покровителей брака и семьи стоял народ и приветствовал наши четыре пары весёлыми криками и положенными для этого случая песнями. Красивые белые лошади влекли вверх по склону четыре изукрашенных экипажа, а Сокровище с ленточками в гриве и хвосте бежал сам по себе. Масик, найденный и отмытый щенок, с зелёным бантиком и колокольчиком на шее, таращил любопытные глазёнки и погавкивал на коленях у довольного Рики. В храме Чудилка первым делом показал строгому священнику язык: в своё время тот отказался обвенчать его и Мадинку.   
    Все мы были счастливы, все невесты прекрасны, но моя Ната, конечно, прекраснее всех.   
    В окна под куполом лился такой ясный, такой ослепительно – золотой свет, так было радостно и спокойно на душе, когда проводился обряд, когда говорились положенные, обычные, но для нас – исполненные нового смысла слова. А когда мы ехали домой, я сжимал ладошку моей дорогой жены – Наты Аги. Это ли не счастье?
    И мы веселились и танцевали сначала у нас в саду, потом на балу во дворце, а потом началась обещанная спокойная жизнь, и длилась она столько, сколько следовало по задумке мудрой Эи и светлого Радо, имеющих на нашу компанию свои виды.

    *   *   *
    А через положенное время я, счастливый отец крохотного, чудного существа по имени Розочка, стоял на балконе и жестами переговаривался с Саей: их с Аарном дом был хорошо виден со второго этажа сквозь ветки сада, тяжёлые от повисших на них спелых яблок. Сая объясняла мне, что молодых родителей ждёт множество трудностей, а я – что никаких трудностей не боюсь. Какие уж там трудности, если я вырастил собственного очень младшего брата. Объясняясь, Сая показывала на окно детской, где спала её дочурка, а я – вниз: у моих ног, на скамеечке, сидел Рики и трогательно прижимал к себе новорожденную племянницу. При этом он каждую минуту восклицал:
    - Ой, Миче, ей не жарко? А почему она на анчу как-то мало похожа? А может, ей холодно? Волосики тёмные. Ты мне разрешишь потом дать ей воды? Реснички тоже не как у анчу. Зато кожица беленькая. Я немножко умею малышей пеленать. Носик, как у тебя. А ушки? Какие маленькие ушки! А она знает, что я её дядя? Думаешь, она меня чуть-чуть уже полюбила? Она будет играть моей погремушкой? Которую я подарил? Она ей нравится? А пальчики как у анчу всё-таки. Ты мне разрешишь её в коляске покатать? Она уже не долго спит? Может, ей кушать пора? Я муху прогнал. Нельзя, чтобы мухи садились на ребёнка. Как думаешь, ей нравится Масик? А Рыжик? Она ведь никогда ещё такого не видела! Думаешь, Розочка будет волшебницей? А? Миче, что ты думаешь? Ты когда понял, что я волшебник? Хорошо, что мы назвали её в честь нашей мамы, да? Я могу подождать, пока она покушает, а потом с ней поиграть? Да, Миче? Могу?..
    Пока что самой большой трудностью было заставить Рики помолчать хоть полчаса. Розочке было от роду неполных три дня, и за это время мой очень младший брат уже уболтал меня до умопомрачения. Я и представить себе не мог, что разумный, спокойный мальчик способен столько много говорить вообще без остановки, при этом повторяя одно и то же. Но я понимал его состояние. Рики был очень взволнован. Не каждый день у человека рождаются племянницы. Я помнил себя в те дни, когда родился мой младший брат. Так что, если сравнивать, поведение Рики было совершенно нормальным и объяснимым.
    Объясняю. Сейчас мы ждали появления на свет ещё одного маленького чуда, потому-то Рики и был возбуждён сверх всякой меры. Рано утром примчалась Лала Паг и замолотила кулачками в дверь. Едва услышав, как она шарахнула калиткой, я понял, в чём тут дело. Да и как не понять, когда Мадинка и Петрик со дня на день тоже готовились стать родителями. Я едва сдержал порыв немедленно мчаться во дворец. Но Нате нужна была моя помощь, а там я никакой пользы принести не мог, поэтому и остался дома. Но дело шло к полудню, а моя Розочка как раз заснула на руках у Рики, и я тронул его за плечо и велел отдать дочку Нате.
    - Давай, - сказал я, - пойдём уже, узнаем, как оно там.
    Рики замер и уставился на меня испуганными глазами. И Розочку прижал к себе так, будто её собирались у него отнять насовсем.
    - Да, - подала из комнаты голос Ната, – ступайте уже. Мало ли что.
    Да, именно, мало ли что. Мы с Натой всерьёз обсуждали возможность принять в семью ребёнка Петрика и Мадинки. Всё может быть. Вдруг государи сочтут, что одного Миче с внешностью анчу за глаза хватит в их семействе. Лучше не дразнить и не искушать судьбу. Миче не захотел перемен, по-прежнему называет себя сыном ювелира Арика Аги, так, может, как-нибудь забудется то, что род Охти идёт от анчу Нтоллы и Айкри? Я действительно слышал такие разговоры во дворце. Я опасался за судьбу малыша, что должен родиться сегодня, и за судьбу его родителей. В памяти жив был кошмарный рассказ Тони из Тонки. И чувствовалось, что, согласно традиции, Рики тоже посвятили во все ужасы семейства Охти.
     Я показал Сае, что собираюсь на Вершинку, забрал у Рики дочку и отнёс её в колыбельку. И только наклонился, чтобы поцеловать Нату, как вдруг с этой самой Вершинки полетели ликующие голоса колоколов. Моментально откликнулись Серёдка, Повыше и Пониже, зазвонили в порту и на судах, звук колоколов долетел из посада, из-за высоких стен. Так били колокола, когда родились Петрик и я. И почему-то я сразу догадался:
   - Говорил же я вам, что это будет мальчик!
   Как я услышал это в перезвоне колоколов?
   - Что, я уже могу не волноваться? – спросил, выглядывая с балкона мой Рики. – Они оставили мальчика себе? Они ничего с ним не сделают?
   - Типун тебе на язык! - возмутился я. – Ты же слышишь, какой перезвон. На всю страну объявлено, что родился здоровенький наследник престола.
    И я, ухватив братца за руки, немного покружился с ним по комнате на радостях. Но Ната, побледнев и расширив испуганные глаза, сказала:
    - Да что же вы! У них могла быть двойня! Помните о тайной дыре дворца? То есть, о древней специальной комнате? Бегите скорее!
    Услышав такое, Рики снова одеревенел, а я, воскликнув: «Точно, надо бежать!» - выволок его из комнаты и потащил за собой к воротам, приговаривая:
     - Ничего – ничего! Сейчас всё узнаем.
     Среди извозчиков на нашей улице шла борьба за место поближе к моему жилищу – понятно же, что я не останусь дома. Мы с Рики прыгнули в первый подвернувшийся экипаж и, провожаемые напутствиями выскочивших на улицу соседей, покатили вверх, ко дворцу.
    И, когда мы оказались в нужном коридоре, нам навстречу откуда-то кинулись Аарн и Инара, принимавшие роды. И сияли они так, что сразу становилось ясно: всё хорошо.
    - Уф-ф-ф! – выдохнул Рики, и, мигом забыв обо всех тревогах, потребовал, чтобы ему показали племянника.
    И нас повели показывать.
    Это был такой милый, крепенький малыш, очень похожий на Розочку и названный в честь моего папы. Он спал себе, пока ещё не понимая, что счастливо избежал тайной комнаты, разлуки с родителями и судьбы, похожей на мою. Тёмные бровки и ресницы не могли никого ввести в заблуждение. Каждый, взглянувший на беловолосого, светлокожего мальчика понимал, что в нём есть кровь анчу.
    Но бабушка с дедушкой умилительно курлыкали над ним, а о Чудилке я и вовсе молчу. Его прямо-таки распирало от счастья и гордости. Лала с восторженной улыбкой увивалась возле кроватки, и Рики присоединился к ней. Я отвёл Петрика в сторонку, чтобы поздравить. Мы разговаривали шёпотом, и я сказал:
   - Всё-то тебе удаётся, Чудик! А ты ведь слышал, какие были разговоры, да и твои родители… Кто их знает… Но ты молодец. Всегда умеешь правильные слова найти и добиться своего.
    - Так мне ведь было за что бороться, Миче. За свою семью. За доброе имя Охти. И за нашу дружбу, конечно.
   - Ну так дай-ка мне моего племянника, Петрик.
   - Обязательно. Но только подержать.
   Наши дороги не разойдутся.

   *   *   *   *   *
   КОНЕЦ...
   )))
   ...Но вот новая ссылка на продолжение романа "Возвращение солнца": "ОТРИЦАНИЕ ИМЕНИ" http://www.proza.ru/2014/02/16/1531

Мы узнаем, как Миче и его друзья попали на среднюю из планет - сестёр, Навину, и помогли Эе и Радо в борьбе с их врагом, Чёрной Нечистью, затаившейся в тайной дыре Вселенной. Всего лишь разыскивая на просторах Навины своих братьев, наш предсказатель приносит надежду на перемены в Текре, стране, где к власти незаконно пришли почитатели отвратительного божества. Его компания активно участвует в этих переменах, пока сам Миче пребывает не в своей шкуре. Став героями Текра и Навины, Миче и Петрик не добиваются признания дома. Миче вынужден оставить родную Някку и отправиться в изгнание. Но это уже третья история, и называться она будет, скорей всего, "Запретная Гавань".

СПАСИБО ТЕМ, КТО ЧИТАЛ, и дочке Саше за её иллюстрации. И Елене Филобок за некоторые её фразы и за имя зверушки: Чикикука.