одиннадцать

Они вдруг поняли, что, оказывается, осень - это больно, а люди - вовсе не так весело и интересно, как поначалу казалось. Поначалу-то все им было в новинку, все невпопад, и они все стремились попробовать на ощупь, и даже эта человечья жадность им казалась таинственной и богами подаренной - и когда к ним тянули руки, они отдавали себя, думали: так и нужно, а оказалось - растрачиваете себя попусту, рисуетесь, что вам нужно?
И тогда они, собрав слова для мыслей, сбежали, бросились за ней, упрямо дрожали на холодном ветру, вдыхали дым чужих костров и своих - не разводили, боялись пугать зверей.
Они перестали понимать, что происходит; движения их стали рваными и издерганными, как стакатто; успокаивающая мягкая ретушь легато была только во сне - иногда она им снилась, манила, как раньше, и они просыпались, счастливые, готовые идти дальше - а ее не было.
Не доверяя друг другу, кричали, плакали, боялись: а вдруг кто-то - пророк? Прятались в книгах, страдали ложью и пустотой, и даже поиски их напоминали больше не путь, но - беспокойное кружение птицы над гнездом.
Только гнездо было чужое и мир.