Шакран, хабибти! русские женщины в египте

ШАКРАН, ХАБИБТИ!


Аська! Живем!
Море – Красное!
Отель симпатичный и вполне приличный.
Четыре звезды.
Кроватки широкие и удобные, белье белоснежное и хрустящее.
Холодильник-бар. Чего там?
Сок, вода, какие-то шоколадки.
Душ, сантехника… так себе, но жить можно.
Фена нет.
Нет фена.
Хреново.
Здесь каждый день голова будет мокрая после моря. Надо мыть и сушить.
А фена нет. А у меня и у дочери – шикарные, очень густые волосы. У меня – до плеч, а у нее почти до пояса.
Как жить? Без фена-то?
Я думала, что в четырех звездах всегда есть фен. Поэтому свой не взяла.
Ну и ладно. Пес с ним, с феном. Обойдемся. Под солнышком высушим.
Чай, не баре.
Не баре мы, чай, обойдемся без фенов как-нибудь.
Все чистенько.
Телевизор. Что по телеку?
Черти что, опять черти что, а вот, смотри, Асенька, доченька, песенки какие-то поют… Музыкальный канал… Это хорошо… Песенка хорошенькая, четыре девушки, такие милые поют…
Все отлично!
Смотри-ка, двери номера выходят прямо на мраморный тротуар! Смотри-ка, его с мылом моют!
Бежим, доченька, пока не стемнело, пляж посмотрим!

***
Ой! Какой пляж роскошный! Большой, просторный!
Песок, огромные пальмы! Лежачки с матрасиками…
Скоро ужин, Асенька, давай принарядимся, и пойдем, посмотрим, что здесь покушать на ужин дают.
Смотри-ка, все очень прилично!
Много еды не берем. Берем ровно столько, чтобы съесть.
Какой сыр отличный!
И интерьерчик неплохой.
Вполне здесь прилично, Аська. Смотри, стемнело уже.
Тут темнеет рано и быстро. Еще только половина восьмого по местному времени, а уже полумрак. Минут через пятнадцать совсем стемнеет.
Звезды какие, смотри, Ася, на юге такие звезды, большие, лохматые, яркие.
Смотри, а вот бассейн! С подсветкой. Пойдем, родная, в бассейн плавать.
Здорово как! Вода теплая-теплая, фонтанчики бьют, можно под теплым фонтанчиком посидеть. Можно поплавать, понырять. Как здорово, струи света сливаются со струями воды…
Фонтанчики в оранжевой подсветке похожи на язычки пламени… Огненная вода…
А как тепло. Отовсюду тепло. Бесконечное тепло.
Отлично отдыхаем!

***

Асенька, чтоб нам не было скучно, мы завра же найдем себе подружек. Маму и дочку, таких же, как и мы с тобой. Будем вместе на пляж ходить, купаться, загорать!

***

Утречком, часов в семь, на море бегу. Поплавать, под утренним солнышком позагорать.
Ой, ну, класс!
Отлично отдыхаем!
Аська дрыхнет. Ей в ее четырнадцать лет не нужны ни утреннее солнце, ни раннее купание. Ей бы подрыхнуть подольше!
Вставай, Асенька, вставай! Принимай душ, одевайся, завтракать пойдем!
Кофе, круассаны, омлет, БУЛОЧКИ!!! Залежи свежих, румяных разнообразных булочек!!!
Аська, булочки! Только одну! Ну, хорошо, две… И вон ту еще, ага, вон ту – таким аппетитным квадратиком с какими-то орешками сверху…

***
        Не, Ася, ну, с пляжем нам точно повезло!
Давай, вот здесь расположимся, тут – тенек, под пальмой, а другой лежачок - как раз на солнышке – клево, хочешь  -  загорай, хочешь – в тенечке лежи.
Асенька, детка, смотри, вон там, под соседней пальмой расположились мама и дочка. И девочка, кажется, твоя ровесница.
        Давай-ка мы быстренько с ними познакомимся, а то времени у нас всего ничего – одиннадцать дней, долго выбирать друзей некогда, а нам обязательно нужны компаньонки. Мало ли? За вещами на пляже присмотреть, впечатлениями обменяться и вообще для общения.
- Хотите к нам присоединиться? Переходите под наш зонтик! Меня Лера зовут, а это – Ася. Мы из Москвы.
- А я – Татьяна, а это – Лена, моя дочь. Мы тоже из Москвы.
Симпатичные! Татьяна явно младше меня. А Ленка – точно - Аськина ровесница. Хорошенькая! Блодиночка, тоненькая, длинненькая, глазки черные, прелесть что такое!
Очень мило мы начали общаться.
Поговорили о всяких пустяках. Поплавали вместе.
Девчонки наши  поблизости к пляжу еще один бассейн нашли. Побежали в него купаться.

***
Прекрасно отдыхаю!
То с Танькой парой слов перекинусь, то книжку почитаю.
Отлично.
То поплавать сходим. Вода теплая.
Отлично.
Я с собой очки для бассейна взяла. Чтоб на дно морское смотреть.
Мне рассказывали, что у Красного моря фантастически красивое дно – подводные рифы, разноцветные рыбки.
Только тут какое-то скучное дно. Я плаваю в очках. У меня привычка от бассейна. Только где ж рыбки-то? Где же кораллы? Дно – один песок. Скучное дно. Где же обещанные кораллы?
Но вдруг я наткнулась на большой камень. И увидела на нем кораллы! И рыбок увидела. Какие красивые! Вторые очки дала Таньке. Плаваем с ней вокруг этого камня, это, наверное, риф и есть, и охаем, и кудахтаем, и все рассматриваем.
У меня заставка на компьютере точно такая. И рыбки такие же.
Отлично.
Я просто не могла от этого рифа оторваться.
А на берегу – удобный лежачок и книжка. Тибетская Книга Мёртвых. Очень интересная. Лежу себе в теньке и книжку читаю.
А Аська тоже при деле, они с Ленкой в бассейне кувыркаются. Там мальчики. В этом отеле полно итальянцев. И девки наши плотоядно хихикают. Им хорошо, драйв из них так и прет.
Отлично!

***
А мы с Татьяной лежим, беседуем между делом. Про жизнь.
- У меня двое детей – младшая Аська, ей четырнадцать, а старший – сын, Гришка, ему двадцать. А муж постарше меня на три года.
- А я – вдова, Лерка.
- Вдова?...
- Да, вдова. Двенадцать лет, как вдова.
- Двенадцать лет? Но ты ведь молодая совсем. Что, у тебя муж был намного старше, он болел?
- Нет, он был мой ровесник, и его убили… А почему убили, кто – так и не выяснили. Он был, как и я, ветеринарным врачом. Однажды он ушел на работу и больше не вернулся. Я в розыск подала, целый год – никаких результатов. Потом его нашли. Через год. В канализационном люке. А как я этот год прожила – не помню. Как в тумане.
Но у меня - двое детей, Сашке – пять, Ленке – два. Хочешь, не хочешь, а – живи.

***

- Смотри, Лер, к нам какой-то араб подгребает.
Действительно, подгребает к нам высокий, статный араб, прям не араб, а мачо.
- Массас, мадам, желаете?
- Твоя моя не понимай, - отвечаю, - Тань, а ты понимаешь, чего он хочет?
Танька улыбается, и глаза у нее становятся такие шальные и веселые.
- Массаж предлагает сделать.
- Еще чего не хватало, чтоб, кто ни попадя, массаж нам делал!
Но, видимо, араб тоже – твоя моя не понимай, ишь, как нахально садится на песок около Танькиного лежачка.
- У тебя красивые глаза, а я очень хорошо умею делать массас, какая красивый девушка, мадам.
- Сколько стоит твой массаж? - спрашивает Танька, и улыбается, и насмешливо, и вежливо, и нежно.
- Сто фунтов, но тебе, такая красивый девушка, будет скидка – восемьдесят.
- Не надо нам никаких массажей, мы отдыхаем!
- Лер, ты ему не груби, не надо. Он и так уйдет сейчас.
- Мы только что приехали. Сегодня мы не готовы делать массаж.  Как тебя зовут?
- Саид.
- А меня - Татьяна. Может быть, в другой день, Саид. Хорошо?
- Хорошо, хорошо, я еще приду. Можно? Завтра? – он протянул к ней руку, нежно пожал ее пальцы и поцеловал прямо в ладонь.
- Приходи, Саид, потом, в другой день, приходи…
- С ними лучше спокойно, что-то пообещать и отправить, а то не прогонишь, будут приставать, клянчить, уговаривать, измором брать. А так он сейчас пойдет других уговаривать, чтоб сегодня на нас времени не терять.
- Ага, Танька, теперь он будет каждый день к нам таскаться и клянчить массаж сделать.
- Ну и что? А мы каждый день будем его отшивать. Поразвлекаемся. А чего еще тут делать-то?

***
- Мам, тут тренажерный зал есть. Давай сходим, покачаемся. Не дорого, по двадцать фунтов с человека за час.
- Ну, давай, Асенька сходим, покачаемся.
В тренажерном зале сидят два араба.
Один – совсем пацан, лет восемнадцати.
А другой – постарше, лет двадцати пяти, с большими лучистыми глазами.
Сомневаюсь я что-то насчет этого тренажерного зала. Пыльно как-то, тесно. У нас в России, я  в такой тренажерный зал и шагу бы не сделала.
Стремно тут как-то.
Заплатила сорок фунтов (это египетские фунты, сорок египетских фунтов – это мало).
Хрень какая-то, а не тренажеры.
Ну и чего? У велосипеда железно отвалились педали – три раза крутанула.
Пацан их обратно прицепил, но они тут же снова отвалились.
Чего-то эта тренировочка мне не в кайф. Что-то как-то надо ноги отсюда делать. Что-то как-то стремно мне к другому какому-нибудь тренажеру подходить, глядишь, развалится, неровен час, прибьет еще.
На Аську лучше погляжу, как она пресс качает.
А пацан мне руками машет, зовет куда-то, в соседнюю комнату, что-то сказать или показать хочет. Захожу с ним в соседнюю комнату.
Нет там никаких тренажеров.
Лежаки только какие-то. И второй араб сидит. Тот, который постарше. С большими лучистыми глазами. Смотрит на меня этими глазами.
Чего ты, пацан, мне объясняешь?
Чего ты жесты какие-то делаешь?
Чего ты на себя рукой показываешь?
Чего ты мне предлагаешь?
Ты, пацан, мне чего-то такое явно предлагаешь. Чего тебе нужно?
Чего-то, пацан, мне кажется, ты мне чего-то не того предлагаешь.
Чего-чего? Ты, пацан, чего?
Ты, чего, пацан, всерьез что-то такое мне на своем арабско-английском предлагаешь?
Или, может, это я так извращенно понимаю?
Может, это я не в своем уме? А? Или это вы мне оба одновременно свои услуги предлагаете?
Вроде как тот, который постарше будет главным, а пацан ему поможет. Или наоборот.
Не важно.
Твоя моя не понимай.
Так! Руки в ноги, ребенка под мышку, - и вперед оттуда.
Елы-палы, лес густой. Еще чего не хватало.
Плевать на наши сорок фунтов. Хотя за отваливающиеся педали многовато будет.
Ни фига себе.
Я что, такая старая кошёлка уже, что мне арабские мальчики свои услуги предлагают?

***
Пойдем, Аська, к нашим подругам.
Надо оправиться  от пережитого потрясения.
Вот здесь давайте посидим все вместе, около бассейна, в удобных креслицах, вокруг столика, под огромным зонтиком.
Отдыхаем.
Отлично.
Девки наши плавают в бассейне.
Мы с Танькой сидим под зонтом.
Отлично.
- Татьяна, мне сейчас арабские пацаны предлагали свои возмездные услуги. У меня стресс и моральное потрясение.
- Да? Ну и чего ты?
- Чего, чего? Руки в ноги и бегом оттуда. Смутилась и покраснела. А теперь думаю, может зря? Вдруг это был мой последний шанс? А я его упустила. Они, вероятно, недорого взяли бы.
Я сокрушенно вздыхаю, а Танька смеется.
- Откуда ты знаешь? А, может они не возмездные услуги предлагали? Может, они по любви предлагали? Точно, Лерка, упустила ты свой шанс…

***

Такие славные дни потекли. С утра мы с Татьяной – на пляж. Наши девки спят, а мы с ней загораем под утренним и полезным солнцем. И купаемся в свежей утренней воде.
Отлично.
Потом мы с ней своих девок расталкиваем, идем завтракать.
Танька булки и фрукты с собой тырит.
- А чего? - говорит, - что случится-то, если мы несколько булок с собой возьмем? Обеда нет, а в середине дня пожрать охота.
- Ты, Танька, тырь, а меня в это дело не втравливай. Я отдыхаю, и напрягаться не хочу. Я вполне в состоянии себе обед оплатить, если мне понадобиться. Можно пиццу взять. Она совсем недорого стоит.
 А ты тырь, сколько хочешь, твое дело. Я даже тебя прикрою своим телом, чтоб персонал не видел.

***
А на второй или третий день, мы с Танькой снова в моих очках для бассейна плаваем вокруг этого красивого рифа и охаем (я этот риф уже наизусть выучила), а мимо проплывает молодая супружеская пара в масках и трубках.
Они услышали, как мы ахаем и охаем и говорят нам:
- А вот если вы пойдете туда, - и показывают куда, - то там начинается заповедник, вот там – настоящая красота, а тут – всё семечки и ерунда. Сходите туда, не пожалеете, это просто – фантастика.
Мы после обеда собрались и пошли в ближайший городок, на рынок, маску и трубку покупать, чтоб завтра в этот хваленый заповедник идти.

***
Идем, такие, вчетвером, по арабскому рынку.
Я – в длинном платье, голову на манер мусульманских женщин укутала в длинный воздушный шарф, сама брюнетка с белоснежной кожей, самая старшая из женщин.
Татьяна – в обтягивающей юбке до колен, в топике с открытыми плечами и руками, то ли – француженка, то ли англичанка, сразу не поймешь.
Девки наши – в шортиках, в маечках, пичужки четырнадцатилетние, хорошенькие, глаз не отведешь. Ленка – как тростиночка – высокая, вытянутая, смуглая блондиночка с вьющимися волосами и черными глазами.
        А Аська моя наоборот, атлетически сложенная, крепкая, стройная, точеная. Талия, бедра, грудь – все уже на месте, но фигурка пока еще такая хрупкая, изящная. Глаза – синие-синие, огромные, на пол-лица. Волосы золотисто-русые.
Не девки у нас, а лолиты. Сами с Таникой тащимся.

***
Ленка выучила с десяток арабских слов. С их помощью она может обсудить с любым туземцем любые вопросы. Она у нас – главный переводчик.
- Ленка, смотри, вон маски и трубки продаются. Давай, приценись!
- Сейчас, тетя Лер, поторгуемся!
- О! Трубка – плавать будешь! Покупай, смотри какой хороший!
Ленка берет трубку в руки. Небрежно вертит ею.
- Хау мач?
- Восемьдесят!
- Очень дорого, Очень дорого! Как дорого! Давай - сорок!
- Нет, Шестьдесят пять!
- Шестьдесят пять? Очень дорого!
- Хорошо, шестьдесят.
- Шестьдесят?  О, как дорого, шестьдесят – это очень, очень дорого. Смотри, я знаю ваш язык! Сабах альхир!
- О! О! Сабах альхир! Сабах альхир! Пятьдесят!
-  Сабах эльнур,  Ис мек Лена, вахэд, этнин, талята! Сорок!
- О, сорок, только для вас – хорошо, сорок, потому что вы знаете арабский. Я не могу сорок, но для вас – сорок, вы ведь знаете арабский!
-  О, шакран, шакран,  тридцать?
- Нет, за тридцать – нет, не могу…
Араб делает вид, что сейчас спрячет трубку и маску.
- Ленка, бери за сорок. Мы сегодня утром с Аськой у нас в отеле одну только трубку купили за сорок. А тут – и трубка, и маска – и все за сорок. Бери!
- Да вы, тетя Лер, ни с кем не торгуетесь. А с ними, если торговаться, так они и задаром отдадут. 
- Слышь, ты, хабибти, давай за тридцать пять? Тридцать пять!
- Хабибти! О! Хабибти! Ну, давай, за тридцать пять!
Хабибти – это по-арабски – любимый.

***

Трубка и маска куплены.
Ой, девочки, ну чего тут только нет на этом арабском рынке! Ой, девочки, какой только дряни нет! Глаз не отведешь!
Ленка! Ты просто хулиганка! Чего ты только не вытворяешь!
Нет, ты глянь, Танька, ты глянь на свою Ленку, я сейчас коньки от хохота откину!
- Тетя Лер, хотите я сейчас бесплатно что-нибудь возьму? Например, эту пирамидку?
- Господи, Ленка, на кой же черт тебе эта пирамидка?
- А чего? По приколу. Классный сувенир.
- Ну, давай, давай, Ленка. Давай бери пирамидку.
- Это… Сколько стоит пирамидка?
- Десять фунтов, - немолодой, невысокого роста, с усталым лицом, худой араб, смотрит на Ленку снизу вверх – она выше.
- О! Дорого! За пять!
- Восемь!
- Восемь – дорого! Давай – за пять!
- Нет, - улыбается араб, - восемь.
- Смотри! Смотри, хочешь, я тебе станцую?
Она берет с соседней полки платок с монетками для арабских танцев, повязывает его вокруг бедер, начинает петь и трясти своими тощинькими бедрами. Очень красиво и весело.
Продавец начинает ей аплодировать в такт.
Она остановилась и говорит ему:
- Ну, хорошо, я тебе еще станцую, а ты мне еще скинешь!
 И напевает, и трясет бедрами.
А араб улыбается и аплодирует.
Она прекращает танцевать, берет в руки эту пирамидку и спрашивает араба:
- Ну, что – за три?
 Он радостно кивает головой.
 Она протягивает ему эту пирамидку и говорит:
- На, вот тебе - пирамидка, давай мне три фунта!
Араб автоматически лезет в карман и достает три фунта. Без вопросов.
Протягивает их Ленке.
- Спасибо, хабибти.
Она берет три фунта, снова протягивает их арабу, вынимает у него из рук пирамидку:
- Шакран, хабибти! Хорошая пирамидка.

- Так, девки, пока мужик не очухался, пошли скорее отсюда!

***

- Тетя Лер, вы тоже должны торговаться! Они все отдают за полцены. Что вы не торгуетесь?
- Ну, хорошо, давай, Ленка, я тоже поторгуюсь. Только что же купить?
- Лер, давай что-нибудь в ювелирной лавке купим.
- Ну, давайте, пошли по ювелирке. Купим что-нибудь.
Ну, что же можно здесь купить? Я не люблю украшений. Покупать не люблю. Люблю смотреть. А покупать – мне денег жалко на такую дрянь.
- Ась, ты хочешь что-нибудь?
- Не знаю… Мне все равно.
Аська точно ничего не хочет. Ей плевать на все. Счастливое поколение. Ее не интересуют ни вещи, ни одежда, ни украшения.
Господи, девки, мы уже сто лавок обошли, ничего нигде интересного нет. Нет! Какая-то все ерунда. И безвкусица.
И дорого. На кой черт тысячу долларов на такую дрянь тратить?
 Я не потрачу больше, чем двадцать-тридцать долларов. И еще должна по уговору с Ленкой сторговать половину. Значит, десять-пятнадцать.
О! Девки, смотрите, какая роскошная лавка! Вся прямо в мраморе, вся прямо сияет!
И что здесь есть? Все то же самое. Скарабейчики, Нефертити, солнышки с глазами – ужас!
А вот это что такое? Ну-ка, ну-ка!
Золотой кулон в виде гитарки. Такой чудесный кулончик. Необычный.
- Аська, смотри, какой кулончик! Он тебе в тему, ты ведь поешь и на гитаре играешь! Давай мы тебе его купим!
- Сколько стоит? – спросила я продавца, пожилого толстого араба.
- Шестнадцать долларов.
- Шестнадцать долларов? Это – дорого.
- Нет, совсем не дорого. Но я могу скинуть.
- А сколько?
- Десять процентов. Я могу скинуть десять процентов.
- Ну, хорошо, и сколько это будет?
- Четырнадцать долларов!
- Четырнадцать долларов?
Ну, ты, араб, и считаешь! Сразу видно, что ты не бухгалтер. Не мой ты коллега, араб. Десять процентов от шестнадцати будет – один доллар шестьдесят центов, а ты, дурак, скидываешь на два доллара. Дай-ка, я ещё с тобой поторгуюсь!
Положив на раскрытую ладонь крошечный кулончик-гитарку, я внимательно рассматривала его.
Просто настоящая гитарка! Даже со струнами! Только струны почему-то  - четыре. Вещь великолепная. Изумительная. И, главное, - совершенно оригинальная. Абсолютно в единственном экземпляре. Больше ничего даже близко похожего нет. Очень мне нравится! Очень!
Но я делаю вид, что не уверена. Что сомневаюсь. Мне поторговаться охота. Два бакса он уже мне скинул.
Четырнадцать долларов? – повторяю так неуверенно-неуверенно. Будто бы четырнадцать долларов – это целое состояние.
Рядом со мной стоит Ася. Она тоже смотрит на гитарку.
- Тебе нравится? – спрашиваю я Асю.
Она ничего не отвечает. Только пожимает плечами, тоже очень неуверенно и поднимает свои огромные голубые лучистые глаза на араба. Смотрит ему в лицо.
- Посмотрите в её глаза, - предлагаю я арабу, - давайте за тринадцать!
Араб улыбается.
- Хорошо, хорошо, берите за тринадцать! Потому что у девочки очень красивые глаза!
Я плачу тринадцать долларов и мы забираем гитарку-кулончик.
Ура! Ленка! Я тоже торговалась! И скинула три доллара! И мне кажется, что этот кулончик стоит значительно дороже, чем  тринадцать долларов США!

***
Все, девки! Уже смеркается! Мы торговались! Мы купили маску и трубку всего за тридцать пять, взяли бесплатно целую пирамидку, а только что я совершенно самостоятельно, с помощью великолепных Аськиных глаз, выторговала золотую гитарку всего за тринадцать долларов США!
Мы вышли из лавки.
И мне стало так весело, я так вдруг развеселилась, так раздухарилась, что начала на всю улицу орать:
Халас! Халас!
Иду и ору на всю улицу. А арабы повылезали из своих лавок, смотрят на нас и улыбаются. Без всякой злобы и ехидства. Мне, во всяком случае, так показалось.
Халас по- арабски означает: Все, конец, закончили!

***
А на следующий день мы пошли в этот заповедник.
Вот это было чудесно!
Вот, теперь я действительно поняла, что такое коралловые рифы и экзотические рыбки. И не только рыбки, но и рыбищи!
Ой, что же это за чудеса там, под этой водой. Какая же красота!
Только с маской и трубкой у меня плавать не очень получалось. Я захлёбывалась. Поэтому я предпочитала очки для бассейна. Задержишь дыхание и любуешься. Высунешь голову из воды, глотнешь воздух, и обратно – любуешься.
Ихтиандр, практически. Нормально. Я была довольна.

***

Классно мы время проводили. Главное, - подружки нам веселые попались. Танька, тоже, кстати, такая прикольщица оказалась. Такая шутница.
Однажды мне вместо четырех полотенец только два положили. Я, конечно, сразу начала с ними разбираться. Мне надо душ принимать, а у меня нет большого полотенца, только два маленькие, для рук и лица.
Я раз пять на ресепшн позвонила, прежде чем дождалась своих полотенец. Пришлось наехать на персонал конкретно. Еле дождалась своих законных полотенец.
Приняла душ, лежу под кондиционером, Книгу Мертвых читаю.
Тут звонок по телефону. Меня с сильным акцентом спрашивает какая-то дама, все ли в порядке с полотенцами и довольна ли я?
Я отвечаю, что все нормально, полотенца принесли, наконец-то. И что так нельзя поступать с отдыхающими – во время им полотенец не давать.
И только потом понимаю, что это Танька, зараза такая, прикалывается.
- Танька, - говорю я ей, - зараза ты! Я, можно сказать, страшный стресс из-за полотенец пережила, а ты прикалываешься! Веселишься тут надо мной, понимаешь!

***
А время проходило.
И скоро, совсем уже скоро, улетать назад. И хочется и не хочется.
Скоро улетать, а мы так и не покатались на лодке с прозрачным дном.
А через день уже улетать. Послезавтра. Скоро время летит. Очень скоро.
Поэтому, девчонки, давайте-ка сядем на лодочку с прозрачным дном и поедем, посмотрим. И поснимаем. Не будем зря время терять.
Сейчас как раз рейс, в двенадцать часов, и самое лучшее время для того, чтобы на рифы смотреть, солнце высоко стоит, хорошо освещает рифы, а без солнечного света там все серое и неинтересное, только свет все украшает, на свету все вспыхивает, играет разными красками.
Девки, вперед, Танька, Ленка, Аська, давай, собирай монатки и - на кораблик!

***
Блин, все забито на этом кораблике! Целая группа итальянских туристов оккупировала всю лодку!
Ой, ну и толчея же страшная, не протолкнуться!
 К прозрачному дну лодки невозможно пробраться, чтоб смотреть на морские глубины. Ни одного свободного места…
Прям облом…
И тут к нам подгребает итальянский гид и начинает объяснять на ломаном английском, чтобы мы покинули лодку, потому что этот рейс – только для итальянских туристов.
Какое разочарование! Как обидно! Только собрались, наконец, поехать на кораблике с прозрачным дном покататься. И нас выперли.
Плетемся уныло назад. Будем ждать следующего рейса. Через два часа.

***

Располагаемся на своих лежачках.
Вдруг к нам подползает какой-то араб. И тихонько начинает нам объяснять, что на соседнем пляже, буквально через полчаса будет точно такая же лодка, и он предлагает нам поехать на ней.
Мы, не долго думая, соглашаемся.
Опять же собираем свои монатки и идем на соседний пляж, пляж соседнего отеля. Там действительно стоит точно такая же лодка. На ней нет никакого народа. Только три араба – капитан и два матроса.
Цена – такая же. Ладно, соглашаемся. Платим деньги. Ждём отплытия.
Другого народу по-прежнему нет. Я нервничаю.
Говорю Таньке:
- Я боюсь в такой компании ехать в море. Танька, у нас же – дети, две девчонки, черт его знает, что у этих мужиков на уме. Как это мы совершенно одни с ними поедем?
Но Танька – как танк, ей совершенно всё нипочем.
- А чего такого-то, - говорит, - подумаешь, съездим на экскурсию, что случится-то?
- Как что случится? Мало ли что? Здесь арабы. Целых три даже. А у нас девочки. Про нас я ничего не говорю. Мы – женщины пожилые. Но мы же совершенно беззащитны в открытом море с требя арабами...
     Сама говорю, а всё на прозрачное дно смотрю, там рыбки красоты необычайной так и шныряют.
- И чего они никак не едут? Деньги взяли, сволочи, а не едут.
Стала на них стервозным голосом наезжать на предмет того, что заплачено и уже пора ехать. А то мы раздумаем на фиг.
Капитан, кстати, очень красивый, просто на редкость красивый темно-шоколадного цвета юноша, очень стройный, весь вытянутый и легкий, закивал головой и приказал своим матросам отчаливать. И мы поехали.
Четыре беззащитные женщины с тремя арабами. Прямо в открытое море!

***

А с другой стороны клево. Никто перед глазами не мелькает и виды не загораживает. Целая лодка – для нас одних! За те же деньги. Едем. Клёво, вообще-то. Капитан очень красивый. Даже со спины.
Пока мы ехали, дна не было видно. Вода очень сильно по стеклу струится. Потом мы подъехали к заповедным местам и остановились. Какие же нам панорамы открылись!
Ой, ребята мои, хочу туда!
Они остановили лодку и предложили нам поплавать.
Я Таньке категорически заявляю, что все вместе мы с этой лодки не сойдём. Запустили сначала наших девчонок поплавать. Капитан надел маску, ласты и поплыл их сопровождать.
- Блин, - говорю, - как же мы потом наших девок тут одних оставим? А Танька мне отвечает:
- Да мы же капитана с собой возьмем, никуда они их от нас не увезут, не нервничай, ничего тут не случится.
«Ладно, - думаю, - Чего я паникую, с чего я взяла, что они на наших детей накинутся? Если тут с кем-нибудь из отдыхающих что-нибудь случится, такой скандал будет, что все побережье закроют.
Успокойся, Петровна, отдыхай, ничего с твоим ребенком не случится. Ты просто – паникерша, и всю жизнь за детей боишься. Всякие страхи за них вечно тебя преследуют. И по делу, и не по делу.»

***

Девчонки наплавались, и поплыли мы с Татьяной. Я хорошо плаваю, и нырять люблю. А Татьяна боится плавать. И рифов боится.
А то, куда мы попали на этот раз, совершенно потрясающие места! Теперь все, что мы видели до этого, померкло и поблекло. Здесь целые лабиринты рифов. Плаваешь по этим коридорам и обалдеваешь тихо.
А капитан за мной увязался. Плывет рядом, всё любезно показывает. Норовит приобнять.
Ты, капитан, конечно, очень красивый, я таких и не видела никогда раньше. И такой шоколадный. И, наверное, сладенький. И какие-то струны во мне звучат и замирают от твоих едва заметных ухаживаний, но, давай-ка ты дуй отсюдова.
Ты мне мешаешь красоту созерцать. Мотай к Таньке, она, во-первых, боится одна плавать, во-вторых, она женщина свободная, ей можно позволить себе любые игрушки, в третьих – у неё глаза шальные. А у меня нет. Я женщина степенная и пожилая. Давай плыви, дорогой, к Таньке. Там ты будешь больше у места.
Он меня понял, быстренько передислоцировался. Люблю сообразительных.
А я осталась один на один с этим великолепием. Глубина подо мной – метров тридцать. Совершенно прозрачная вода, лучи солнца пронизывают эту воду до самого дна.
И я – совершенно одна посредине огромного неизведанного лабиринта рифов. Пробираюсь по волшебным коридорам, зависаю над просторными залами. Тут целый город с улицами и площадями. Оторвалась по полной!

***

На обратной дороге я даже со всеми арабами поговорила. А Танька и вправду все любезничала с этим юным капитаном. Он даже дал ей лодкой поуправлять. А потом она рассказала, что он пытался с ней целоваться. Когда они плавали. Вот такие там у них юные капитаны.

***

Хорошо мы на лодке поплавали! Я довольна осталась. Завтра мы здесь последний день, послезавтра – улетать, завтра надо будет еще раз туда съездить. Последний. Как жаль!
Лежим с Татьяной в теньке, скоро уж и с пляжа уходить. Девчонки побежали в бассейн плавать. Там итальянцы с нашими в водное поло играют.
Наши итальянцев бьют, как правило. А мы за наших болеем. Орем громче, чем все итальянцы вместе взятые. Наши девчонки сейчас тоже болеют за наших.
А мы лежим. Прохладительные коктейли заказали, лежим, прохлаждаемся. Пьем безалкогольные коктейли. Два доллара. Ерунда, а приятно. И обслуживает нас всегда один и тот же официант – Рада. Такой шустренький и очень угодливый. Забавный.
Лежим мы с ней, я ей Книгу Мертвых излагаю.
«Жизнь с ее явлениями можно уподобить сновидению, фантому, пузырю, тени, блеску росы или вспышке молнии и представлять её следует именно такой». Слова Будды (Алмазная Сутра).
Во, Танька, слыхала, чего древние устами Будды говорили? Я не знаю, в каком порядке можно всему этому уподобить мою, например, жизнь, в последовательном, или всему сразу одновременно, но мне кажется, что это свежо. И оригинально. И совершенно не затерто. Лучше, чем уподоблять её, жизнь свою, квартальному отчету. Или отчету по НДС.  Так ведь, Танька?

***

 И вдруг вижу, Танька меня не слушает, а какие-то морды корчит и кивает куда-то мне за спину. Я оборачиваюсь.
Вижу: стоит какой-то мужик. Не молодой, лет пятидесяти, и малюсенький. И хоть в одних только плавках, а очень импозантный.
Видели вы когда-нибудь очень импозантного крошечного мужчину в плавках?
Так вот. Стоит передо мной мужчина. Самый настоящий. Хоть и малюсенький. Красивый и импозантный, и сильный, и властный. Лицо имеет выражение человека, который привык, чтоб ему все повиновались. И не фрякали. Настоящий мужчина.
Похож на итальянца. Здесь их много, в этом отеле.
Я видела его раньше на пляже. Его очень угодливо обслуживали, как ВИП-персону. Столик ему около лежачков ставили, кресла. Вокруг толпились официанты. И всё время с ним какие-то девки сидели. Он с ними общался. Но это я совершенно краем глаза видела, и внимания на них не обратила.
Просто сейчас, когда обернулась и его увидела, то вспомнила, как он мне с этими девками на глаза несколько раз попадался.
А сейчас он стоит, улыбается, и пытается мою шляпу себе на голову примерить. Не может сообразить, как правильно надеть.
Я взяла и надела шляпу ему на голову правильно. Там,где бантик, там перед, товарищи.
Потом посмотрела на него, и чуть-чуть наискось поправила.
Он её сразу снял. Видок в этом банте у него дурацкий был.
А ты чужих вещей не трожь!
Он что-то говорит мне, что-то предлагает. Я понять не могу, что он мне говорит. Такой уж у меня английский, извините.
Он прям расстроился от того, что я его не понимаю.
- It`s a problem, - говорит. Имея в виду, что нам трудно объясниться.
Мне и самой неприятно и стыдно, что я ничего не понимаю. И еще я как-то разволновалась, этот импозантный метр с кепкой меня даже в дрожь кинул. Даже как-то сердечко забилось.
Мне от всего неловко было: и от того, что я не понимаю ни бельмеса, что он там такое говорит и от того, что я слегка от волнения дрожу.
Подумает еще, что меня его неповторимая личность миллионера с ума свела, что мы, русские простые женщины прям так и дрожим от их присутствия.
А Танька мне вдруг переводить начала:
- Они предлагают нам прогулку на лодке. Поплавать на рифах.
Они – это потому что с ним еще один иностранец. Высокий и вот уж действительно – старый. То есть, лет около шестидесяти. Но совсем развалина. Мешки под глазами, рожа красная. Небось, гипертония. И, судя по физиономии, выпить любит. Но выглядит, тем не менее, очень интеллигентным и держится с чрезвычайным достоинством.
Внешность - стопроцентный европеец. Высокий.
А тот, другой, маленький, «метр с кепкой», стоит в одних плавках и очень здоровый и ухоженный вид имеет. Кожа, несмотря на возраст, смуглая и гладкая, и все его маленькое тельце - подтянутое и крепкое. Просто глаз не отвести. Очень приятный.
Я – в каком-то замешательстве. Чего это вдруг мы с ними на лодке поедем?
Что за стариканы такие?
Я бы съездила, вид у них очень культурный и рафинированный. Как у стопроцентных европейцев. Причем не простых. А богатых.
Насколько я знаю европейцев, они чужих, незнакомых женщин просто так на прогулки не приглашают. Может, какие-нибудь очень богатые чудаки и пригласят, а так европейцы, если они не очень богаты, - жадные.
А эти - либо не европейцы, либо очень богаты. Только чего они нас с Танькой-то приглашают? Нашли кого. Господи, получше, что ль, помоложе не нашлось никого? Но поехать-то можно. С этими не страшно, вроде.
Стараюсь мобилизоваться, но почему-то чувствую дрожь во всем теле. Просто пробивает меня. Вот зараза! Стыдоба просто. Соберись, Петровна, а то за державу обидно будет. Не тушуйся. Подумаешь – иностранцы. Подумаешь – миллионеры. Плевать. Мало ли такого мусора на свете? Иностранцев и миллионеров?
Ну и что, что вы – иностранцы и миллионеры? Зато один из вас – пьянь, а другой – вон метр с кепкой. У нас у самих добра такого – завались. Я с такими, как вы стариканами, у себя, в России, и разговаривать бы не стала.
Только чего дрожу-то? От неожиданности? Не пойму почему.
И разговаривают они с необычайным уважением. Очень вежливо. Даже с почтением. Ну и правильно. А то – фиг бы мы с вами стали общаться. Мы, знаете, тоже не с помойки. Бывали мы в ваших парижах. И в венециях. Москва - круче.
Нечего дрожать, Петровна.
Это они тебя просят с ними поехать, а не ты их.
Ладно, напрягаюсь и вспоминаю, всё, что знаю по-английски:
- Мы можем поехать, но с нашими детьми. У нас дети. Только с ними можем поехать.
Маленький улыбается и говорит:
- Хорошо, возьмем всех ваших детей с собой. Сколько их, шесть, семь, восемь? Всех берем.
Тут уж и я улыбнулась:
- Двое. Всего двое. Девочки. Уже большие. Четырнадцать лет.
Тут еще подошла к нам какая-то женщина. Она их знакомая, видимо. Типичнейшая европейка. И немка может быть, и француженка, но не итальянка. Хотя, кто ж их там разберет?
Она помогла нам объясниться. Видимо, она их как-то сопровождает, может она - секретарь или еще кто. Она тоже только по-английски с нами говорила, но с ней как-то легче объясниться было.
Мы договорились, что возьмем наших детей, соберемся, и через двадцать минут подойдем к причалу. Там нас будет ждать катер.
     Мне понравилась, что эта женщина, Вероник её зовут, с нами поедет. Все-таки, женщина – своя сестра, как-то спокойнее.
     А то, черт его знает, что это за стариканы такие чудные? На фиг мы с Танькой и нашими девчонками им сдались?

***

Идем мы с Танькой в наши номера (а мы в соседних номерах жили, рядом), и что-то мне боязно стало. Дрожь никак не уймется. Чего этим стариканам надо?
- Танька, - говорю, - мне подозрительно, чего это они нас, старых облезлых кошек, на катерах разъезжать пригласили? Я видела их несколько последних дней, они постоянно с какими-то аппетитными дамочками на пляже сидели. А мы-то что? Ну, ты-то еще ничего, тебе и сорока нет. А я-то? Тетка пожилая.
- Да, Лер, я их тоже постоянно с какими-то женщинами видела. А чего ты так про нас? Мне кажется, мы – очень даже ничего. Почему ты считаешь, что мы – такие уж никуда не годные? Да не хуже тех дамочек, что с ними были.
- Не знаю, не знаю. Я нервничаю. Мы их не знаем. Кто это такие? Странные какие-то. Вот поедем с ними, а чем все это кончится? Мало ли что?
- Да брось ты, Лерка, глупости какие-то говоришь. Чем там особенным может кончиться? Покатаемся, да и приедем назад.
- Чего они к нам прицепились? Подозрительно мне и всё. Ничего не могу с собой поделать. Может, ну их к черту, не поедем никуда? Спокойнее будет.
- Чего тебе подозрительно? Ты и на лодке с прозрачным дном тоже боялась ехать, всё подозревала этих арабов. Ну и что? Всё же в порядке.
- Не знаю. Кто это такие? Они – странные. Может и не люди вовсе.
- Ты чего, Лер? А кто же они?
- Может, вампиры. Правда. На вампиров похожи. Мы – такие простые, сермяжные, русские, для вампиров – сладенькие, наверное.
        А они – такие вампиры, измученные роскошью и цивилизацией.
- Лер, тебя куда несет? Ты что говоришь-то?
- Да я шучу. Не понятно, что ли? Просто как-то я не ожидала никаких приключений. И сомневаюсь, что правильно сделала, согласившись. Все-таки, я женщина – замужняя. Может, моему мужу это и не понравилось бы.
- Да ладно тебе! Ты что, с ними спать, что ль, будешь? Покатаемся на лодке, и всё.
- Ну ладно, я шучу. Не знаю, чего так разнервничалась? Как-то мне не спокойно.
- Вот этот маленький, правда, подозрительный такой. Мне кажется, что он бандюкан какой-то. Коза ностра, прямо. С огромной золотой цепью на шее. На итальянца похож. Типичный Коза Ностра, - это и Танька, наконец, свои подозрения начала высказывать, - а тот другой, интеллигентный, вроде. Француз, кажется. А маленький – настоящий бандюкан, вылитый Коза Ностра.
- Нет, мне он не кажется никаким мафиози. Мне они какими-то запредельными кажутся. Странными. Правда. И чем мы им интересны? Вообще непонятно.
- Ладно, Лерка, нам-то что? У богатых свои причуды. А мы, зато, с детьми на лодке прокатимся. Плохо, что ль? И женщина с нами будет. Вероник. Всё в порядке!

***
Собрались мы, взяли с собой своих девок и пошли на причал. Три минуты идти, всё близко, удобно.
Девкам нашим тоже интересно.
Пришли. У причала стоит небольшой, очень элегантный открытый катер. Наши кавалеры очень вежливо, поддерживая нас под руки, провели на борт. Вероник уже там сидела. Всё было готово для плаванья: ласты, маски, трубки, полотенца. Мы уселись. Как объясняться – непонятно. Они говорят по-французски.
Ну, думаю, ясно, что они все – французы. А моя Аська вторым языком учит французский. И в виду своей музыкальности и одаренности к языкам, может неплохо кое-что на нем сказать.
Я ей и говорю: «Асенька, скажи им что-нибудь по-французски».
А сама думаю, пусть видят, что пусть, не мы, а хотя бы наше подрастающее поколение не лаптем щи хлебает.
А Ася у меня очень эффектная девушка. У неё фигура, грудь и прочее – будь здоров. А физиономия – глаз не оторвешь. Пусть видят, какие у нас дети. Вот.
Моя Аська призадумалась и выдала им на чистейшем французском какую-то длинную фразу.
  А как она произносит!
        Они так все оживились, обрадовались. Как начали на ребенка наседать со своим французским. Она ведь так чисто и красиво произнесла, что они решили, что она свободно разговаривает. А у нее – второй язык. Так себе, не глубоко. Вот на английском бы…
Но она им вежливо ответила, опять же на чистейшем французском, что у неё не слишком глубокое знание языка для столь оживленной беседы.
Маленький начал заводить катер. А второй, высокий, старый и пропитый, обратился ко мне с каким-то вопросом, на английском языке, которого я, конечно, не поняла.
Он мне вопрос задает и одновременно крестится.
Я напряглась, думаю, что он спрашивает, чего крестится-то? Наверное, думаю, про вероисповедание. Интересно ему знать, верующие мы или нет.
- Мы православные, - отвечаю. По-русски, причем. А как будет православные по-английски? Откуда же мне знать?
А этот высокий старикан как будто понял, что я ответила ему. Откуда он понял? Он слегка засмеялся и повторил вопрос.
Мне Ася моя и перевела: «Он, мам, спрашивает, не страшно ли нам, не хотим ли мы перекреститься?»
Не страшно ли? А откуда он-то знает, что мне немного страшновато? Опасливо как-то неспокойно. Непонятно, что это за приключение на нашу голову свалилось. Языка не знаю толком, общаться, особенно не пообщаешься. Зачем?
Как-то мне не по себе. Почему? Не знаю.
Маленький повел катер.
        Как же здорово!
        Открытый, очень быстрый, маневренный катер. Несется с огромной скоростью. Едешь себе по Красному прозрачному морю, рассекая хрустальную воду, и смотришь на Синайские горы, елы-палы, плохо ли?

***

Подъехали мы к местам, где рифы начинаются. А солнце уже низковато. Когда на рифах плаваешь, главное – освещение. Должно быть много света и солнца. А тут непонятно, достаточно ли будет солнца?
Наши кавалеры предложили нам трубки и маски, и ласты. Я от всего отказалась. Не люблю я эти трубки. Надела свои очки для бассейна, сарафанчик скинула, да и сиганула с катера вниз головой. Пробила этот водный хрусталь, глаза открыла, замерла от великолепия. Плаваю, балдею. Ныряю.
Этот маленький старикан тоже полез плавать. Ловкий такой.
А девки наши отказались. Не захотели чего-то. Хватит, наверное, с них, второй раз за день.
А я могла бы сколько угодно там плавать.
Танька тоже поплыла. Она всё грамотно сделала, предложенную маску и трубку надела. Маленький рядом с ней плавает, слава богу, а то я не люблю, когда мне в таких ситуациях мешают.
Тут красота такая, я, может, больше никогда и не увижу всего этого, а мне будет какой-то старикан под ногами путаться.
Однако, чувствую, что он всё время за мной наблюдает.
И думаю про себя:
«Хоть мы уже и не юные тётеньки, а даже слегка пожилые, но тоже ничего, на, вот, смотри, как нырнуть можем, и как ловко и безбоязненно плаваем.
И нечего наблюдать.
Чего не видел, как обычная женщина плавает, что ли?»

***

Плавали, пока солнце не опустилось настолько, что все подводные краски поблекли. Старикан нас уже сам загонять на катер начал, видать, надоело ему.
Все-таки приятно, когда так всё предусмотрено. Как только мы взошли на катер, нам сразу предложили полотенца. Мы вытерлись.
Приятна, очень приятна такая галантность и предусмотрительность.
Правда, - мужики мировые.
Очень галантные, вся их манера общения какая-то очень уважительная, даже, как я уже отмечала выше, почтительная.
Очень всё приятно.
Только маленький меня передразнил, как я плаваю. Пояснил жестами и английскими словами, как ему смешно, что я голову из воды поднимаю после задержки дыхания и отдышаться не могу. Забавно меня изобразил, артистичный старикан.

***

Когда мы ехали обратно, я с девчонками нашими села в нос лодки, а маленький старикан как погнал! Как здорово, как будто летишь над водой!
Отлично на лодке покатались! Просто отлично!
Только, когда мы причаливали, то произошло одно досадное событие. Немного неловкое.
Мотор лодки почему-то никак не останавливался. Маленький старикан пытается мотор заглушить и остановить лодку, но мотор никак не глохнет, и лодка не останавливается.
Только он её подгонит к причалу, как она, ударившись, отскакивается назад.
Он её снова выруливает к причалу, а она – ударится о причал, и – назад!
Я тогда, недолго думая, руку через борт протянула, выждала момент, когда лодка оказалась вплотную к причалу, и ухватилась за причальный канат.
Я удержала лодку, её не откинуло назад. Лодка остановилась.
Но руке было очень больно.
Лодка остановилась, мотор заглох, а я всё держу и держу канат.
А стариканы хором как закричали мне:
- Не держи, - вроде, - отпусти!
И маленький так странно усмехнулся в этот момент.
Чего он так усмехнулся?
Наверное, вид у меня был нелепый и смешной. Ухватилась за канат, и держусь, как дура. Лодку на ходу остановила, чуть руку не вывернула! Мне стало немного неловко и стыдно.

***
Когда мы высадились из лодки, к нам подошла Вероник и попросила у нас номера наших комнат.
С таким комментарием:
- Может быть, они захотят еще с вами увидеться.
Мы номера наших комнат дали, но как же меня покоробило от этого «Может быть, захотят!»
Да плевать на то, что они захотят. Так мы и побежали к ним. Подумаешь, господа какие. Может быть, мы еще не захотим и тридцать раз подумаем, тратить на них свое драгоценное время отдыха или нет. Наглость какая.

***

Мы пошли к себе. По дороге наша Ленка начала вдруг колесо делать и на руки вставать.
Потом мы увидели на песке какое-то мертвое насекомое, то ли кузнечика, то ли саранчу. Огромное и страшное. И принялись его разглядывать. Ленка сальто делает, а мы мертвое насекомое разглядываем.
Всё хорошо у нас.
И вдруг снова к нам подгребают те два старикана. Без Вероник. Спрашивают, что мы делаем. Мы им объясняем, что смотрим на мертвое существо. Показываем им.
Ленка кувыркается и замечает в руках у маленького (мы ведь до сих пор не познакомились и не знаем, как друг друга зовут) очень классный, дорогой и модный телефон.
Тут же начинает его расспрашивать про телефон. Между ними завязывается очень оживленная беседа. Телефон уже в руках у Ленки. Она его крутит и проверяет функции. Она у нас девка простая, да и вообще, ребенок еще.
В это время маленький делает нам приглашение провести вечер вместе. Обещает отвезти нас в очень модное место, Рок-кафе. Там бар, дискотека и веселье на всю ночь. И обещает отвезти нас туда не на чем-нибудь, а на роллс-ройсе. По Танькиным глазам вижу, что она не прочь. Ей чего? Она женщина свободная, не замужем.
А мне надо подумать. Я женщина замужняя. Я, конечно, без особых предрассудков и понимаю, что вместе провести вечер, это вовсе ничего не значит, но всё-таки…
У меня дочь.
Какой я ей подам пример? Я должна вести себя грамотно. Чтоб всё было прилично. Пообщаться, конечно, можно, почему нет? К тому же любопытно. Кто они такие? Интересно. И мне нравится, как они со мной разговаривают. Очень воспитанные.
Но я почему-то сомневаюсь.
Чего меня так клинит?
Не спать же меня зовут. Мы уже не в том возрасте, чтоб о таких вещах в первую очередь думать. Эти отношения у нас уже на тридцать пятом месте. Мне просто интересны эти люди, они совсем из другого мира.
Они довольно долго уговаривают нас.
- Если наши дети захотят, - отвечаю я, - то мы поедем. Только если они захотят!
- Вы хотите? – спрашивает маленький Аську и Ленку.
- Да! Да! Хотим! – в голос отвечают девчонки, - давайте, поедем! Ну, пожалуйста!
И мы соглашаемся.
Мы договариваемся встретиться вечером, после ужина в баре. Посидеть чуть-чуть, а потом поехать в это хваленное Рок-кафе. Моя Аська очень зажглась это место посетить, она ведь обожает модную музыку.
Но мне неспокойно почему-то. Я напряжена. Почему?

***

Пока не свечерело, мы с Танькой и девчонками приводим себя в порядок. Принимаем душ, моем волосы, сушимся, наряжаемся (Танька все свои наряды перемерила), красимся слегка. Душимся, конечно. У меня духи - Ультрафиолет.
Выглядим очень даже классно. Мне самой нравится.
Классные мы девки.
Никакие не старые и не ободранные кошки.
А очень даже сочные и яркие женщины.
И очень даже пикантные и стильные.
И даже аппетитные.
Вот так.
И дочки наши тоже – будь здоров! Ленка, субтильная, худющая, но такая милая, а моя Асенька, наоборот, крепкая, стройная, сильная. И грудь на месте.
Она в коротких шортиках, ей так идет. А чего? Ей всего четырнадцать лет. Можно и в шортиках. Очень стильно.

***
Поужинали в отельской столовке и пошли на свидание. Уже темно на улице. До чего ж хороши египетские ночи! Не хуже украинских.
В баре, расположенном на улице, за уютным столиком в уютных плетеных креслицах уже сидят оба старикана.
Столик у них накрыт.
Там и вино, и фрукты, какие-то орешки, напитки. Они объясняют нам, что мы посидим здесь десять минут и поедем.
И наконец-то спрашивают, как нас зовут. Мы представились.
Спросили их.
Высокий старикан оказался Ришаром. Француз. Имя французское.
А маленький – Магди.
Странное имя.
Я его спросила, что это за имя? Он ответил – египетское.
Значит, он – не европеец, а араб.
Конечно, европеец никогда нипочем тебя за просто так не угостит. Без всяких авансов. Но похож он, всё-таки, на итальянца. Такие классические и точеные черты лица. Кожа смугловатая, но достаточно светлая.
Они нам выпить предлагают, но мы отказываемся. Чего-то не идет пока. Не охота. Клинит как-то. Я, например, когда выпью, могу стать очень разгульной. Какие-нибудь выкрутасы выкрутить. А у меня дочь. Зачем ей на мои выкрутасы смотреть? Да и этим нашим новым знакомым тоже не обязательно  цирк устраивать.

***
Сидим под ночным египетским небом. На каком-то непонятном языке разговариваем. Понимаем, тем не менее, друг друга очень хорошо. Танька – кандидат наук, она минимум по языку сдавала. Может мысль выразить.
Дети наши, как сейчас и водится, в английских школах учатся. Ася довольно свободно говорит. А Ленка – ей и десяти слов достаточно, она и с помощью десяти слов кому угодно лапши на уши навешает.
Я, оказывается, тоже могу выразить некоторые мысли.

***

Сидим, болтаем о том, о сем, сама уже и не помню о чем.
А я всё время думаю: «Все-таки, кто это такие, и какой им в нас интерес?»
Ведь не сексуальный же? Это просто глупость. У нас дети.
И вообще, они уже стариканы, особенно Ришар. У него такая физиономия при всей его вежливости, что становится понятно, что ему не очень-то всё это интересно. Маленькому интересно. А этому, Ришару – нет.
Мы чуть посидели и пошли к выходу.
А надо сказать, что около входа в отель стоят два автомобиля. Они всё время были зачехлены.
А тут один из них расчехлили, и это оказался роллс-ройс 1952 года. Ретро офигенное. Красивая машина. Не хухры-мухры. Черная и блестит. И сиденья желтой кожи. Будь здоров, какая роскошь!
Ленка наша аж взвыла. Мы тоже поохали. Из вежливости. Не будешь ведь делать вид, что у нас у самих – добра такого завались. Я сроду близко даже такого автомобиля не видела, не то, что кататься на нем.

***

Ришар сел за руль. Девчонок вдвоем посадили к нему вперед. Там просторное сиденье. А мы втроем – я, Танька и Магди расположились на заднем сидении. Поехали.
        И этот Магди начал нас расспрашивать о том, как нам отдыхается, нравится ли нам здесь. Мы отвечаем, что очень нравится, отдыхаем хорошо.
- И еда хорошая? – спрашивает этот Магди.
- Достаточно хорошая, - отвечаю я ему.
И тут понимаю, что этот Магди – владелец отеля. И ему просто интересно знать, что мы думаем об его отеле. Это он такое маркетинговое исследование производит.
        Вот и весь секрет, почему они нас пригласили!
        Он не по принципу – красивые или молодые женщины нас пригласил, а по принципу репрезентативности.
       Мой сын, он студент, часто употребляет это слово, когда говорит о каких-то статистических исследованиях. Когда производишь отбор субъектов или объектов для проведения какого-либо исследования, то важно выбрать из них наиболее типичные.
Тогда отбор будет репрезентативным, а результаты – вполне объективные.
Просто, мы – типичные отдыхающие мамаши с детьми. Сегодня Магди решил изучать нашу возрастную категорию.

***

Мне так понравилось, что я догадалась – кто они. Я даже засмеялась от удовольствия, что раскусила их. Тоже мне, инкогнито хреновы. Теперь мы всё про вас знаем.
Припарковали машину. Вышли. Я подгребаю к этому Магди и говорю ему:
 - А мы знаем, кто вы.
Он улыбнулся. Но как-то не откомментировал. Ну и ладно. Пусть знает, что мы знаем.
Пришли в это Рок-кафе. Неплохое заведение. Но у нас в Москве, у самих подобного – завались. Нас такими рок-кафе не удивишь. Мы расположились в баре, а девчонки пошли обстановку изучать.
Пробежались по помещению, возвращаются к нам, и у Асеньки у моей глаза горят, она вся в восторге, говорит:
- Мам, здесь так круто, так круто, тут повсюду на стенах гитары разных звезд развешаны, так клёво, так классно!
А глаза-то у неё! Огромные, глубокие, голубые, ресницы длиннющие и лохматые!  А Магди смотрит на нее, ничего не понимает, она по-русски всё это говорит, даже слегка выкрикивает от восторга, и расцветает весь наш Магди, чувствуется, что так ему приятно, что девчонкам нашим тут нравится.
А я любуюсь своей дочерью. Умеет она радоваться, умеет быть счастливой! От любой малости. И сама так горжусь, так горжусь своим ребенком. И понимаю, что она – женщина экстракласса, нигде второй такой не найдешь, ну нигде, хоть обыщись…

***

        Магди спросил нас, что мы будем пить, и чего хотят наши девочки. Мы ответили, что мы будем белое вино, а девочки наши – мороженное.
Но я до сих пор так и не поняла, кто же всё-таки Ришар? Компаньон или совладелец? Непонятно пока.
Понятно только, что он – подчиненный Магди. Потому что этот Магди отдал короткое приказание на французском Ришару, и тот послушно поплелся к стойке бара заказывать вино и мороженное.
Вино подали в серебряном ведерке со льдом. Кавалеры наши заказали себе пиво. А девочкам нашим подали совершенно фантастическую вазу с мороженным. Примерно десять человек можно накормить. Они сели, как две пичужки на высокие барные стульчики и едят это мороженное. Без особого аппетита. Им побегать по этому заведению интересно, посмотреть всё вокруг.
А наше вино оказалось отличным. Точно такое, как я люблю. Я люблю полусладкое вино. Не люблю кислятины, даже не понимаю, как можно сухое вино пить? Такая скукотища употреблять кислятину.

***

Тут Магди, показав мне на грудь пальцем, спросил меня:
- Почему ты не носишь креста?
 И вытащил из-под своей майки огромный золотой крест, не у каждого нового русского такой есть.
И стал излагать нам свой взгляд на веру. Он – православный. У них там, в Египте много православных. Ортодоксии, как они себя называют. Тридцать процентов населения. И они очень пристрастно относятся к вере. И считают нас, русских, в чем-то себе братьями по вере. Мы-то ведь тоже православные.
И вот у него ко мне претензия, я – без креста.
Танька с крестом. Правда у неё рядом ещё какая-то Неффертити висит. Но крест тоже исправно висит рядом.
Что мне сказать? У меня слов английских не хватает, чтоб объяснить ему, что для меня это не важно. Это не главное. Но я стараюсь, и кое-что я всё-таки могу объяснить ему.
Например, что я лояльно отношусь ко всем религиям. Что меня интересуют различные вероисповедания. Что я интересуюсь древними религиями.
Но его это не удовлетворяет. Он осуждающе качает головой.
- Нет, крест необходим. Каждый должен нести свой крест, - говорит он, - и ты должна носить свой крест. Вера – это очень важно. Я хотел бы купить и подарить тебе крест, чтобы ты носила его.
Всё это, конечно, очень мило, но не нужно таких авансов. Мне не хотелось бы, чтобы ты, Магди, покупал мне крест.

***

Мы оживленно говорим. Каким образом мы друг друга понимаем? Пёс его знает.
        Он рассказывает нам, как был однажды в Москве. В октябре месяце. И замерз, как собака. И купил себе шапку-ушанку из кролика. И самое большое его впечатление – это наш холод.
Подумаешь, октябрь. В октябре-то ещё тепло. Ты вот в декабре приезжай или в январе!
А я ему рассказала, что мы с мужем можем зимой искупаться. В проруби.
А он рассказал, как он был в церкви в Москве, и как ему не понравились наши священники. Совсем не понравились.
А я ему ответила, что кому же они нравятся? Они все – из КГБ.
Он развеселился от этого. Начал про наши проблемы. Какая, дескать, Россия страна отсталая.
А я ему на это сказала, что, зато до революции у нас в России была потрясающая культура. И моя бабка, простая русская крестьянка, прекрасно пела. Прекрасные русские песни. Такие восхитительные песни, что очень жаль, что он, Магди, так и не услышит их никогда.

***

И вообще мы потихоньку с Танькой бутылку уговорили и не заметили как. И я здорово опьянела. Вино отличное. И самочувствие у меня отличное. И Магди шевельнул пальцами в сторону Ришара, и тот поплелся в бар за другой бутылкой вина… Ох, не надо бы, не надо бы…
И тут началась дискотека. И загремела музыка. Магди потащил нас всех танцевать. Всех четверых.
Идет такой Магди, метр с кепкой, за ним приплясывают веселые русские девки, двое из которых в изрядном подпитии, а одна из них ещё и потенциально способна на такие выходки, «тушите свет» называются.
Но я стараюсь сохранить благоразумие. Очень стараюсь. Не надо разгула. Мой разгул и свои-то русские мужики с трудом выносят, а эти сразу сломаются.
Но этот Магди сам такой разгульный. Как начал отплясывать! Сколько в нем энергии! Да он горы своротит! Классный мужик. Хоть и малюсенький, но очень классный, драйв из него так и прет.

***

В общем, он меня перетанцевал.
Мне после двух танцев всё уже надоело и захотелось посидеть.
К тому же мне интересно  хоть парой слов перекинуться с Ришаром. Просто пообщаться.
Я вижу, что ему не нравится участвовать в забавах своего шефа. Даже мне показалось, что ему претит всё это. У него лицо уставшее, больное, одутловатое. Да и за рулем он. По морде видать, что выпить любит, да нельзя.
Я извинилась и ушла от них, пусть без меня танцуют. Я женщина пожилая, посижу рядом с пожилым человеком, перекинусь парой слов. Потом ещё потанцую.
Сидит этот бедный Ришар, один-одинешенек. Сейчас заснет, наверное. Я села рядом с ним и говорю:
- Магди полон энергии.
- О, да, он очень энергичный человек, - с огромным уважением и почитанием в голосе отвечает мне Ришар, - и он очень любит танцевать, и может танцевать всю ночь.
Последнее он проговорил с явной тоской в голосе. Явно Ришару не нравится перспектива всю ночь провести рядом со своим танцующим шефом.
- Я вижу, вы устаете от такой громкой музыки? - спрашиваю я его.
- Да, я не люблю эту музыку.
- Я тоже не особенно люблю. Я бы предпочла Моцарта.
- Да.
Не особенно разговорчивый старикан. Я вижу, что он устал, и ему всё надоело. Где-то там, в толпе танцующих, моя дочь и мои подружки, танцуют и веселятся с этим неуемным и энергичным Магди.
На столе стоит серебряное ведерко с полной бутылкой вина. У Ришара уставшие глаза, блекло-голубые и печальные. И музыка гремит. И мелькает свет. Всё пульсирует в этом свете. Голова кружится.

***

Вдруг ко мне подходит Ася. И говорит:
- Ленка плачет, она хочет домой, у неё голова болит.
- Что такое? - спрашиваю, - почему вдруг так внезапно голова разболелась?
Чувствую, что-то не так. Встаю и иду с Аськой к Ленке. Ленка вышла на улицу. Стоит с каменной мордой и говорит, что хочет спать. Пора уезжать, говорит. И где моя мама? Где она?
Так, всё понятно. Ленка приревновала свою маму к Магди. Пока меня не было с ними, может, случилось чего? Этот Магди такой заводной, может, как-нибудь неосторожно прикоснулся к Таньке в присутствии ребенка? Вот Ленка и надулась и расстроилась.

***

Тут к нам подходят Магди с Танькой.
Танька спрашивает:
- Вы куда все разбежались-то? Я одна там с ним танцую, а вы куда делись?
Я говорю:
- Да вот, Ленка наша плохо себя чувствует, нам надо уезжать. Давайте будем уезжать.
Все в смятении и замешательстве. Магди озадачен. Спрашивает нас:
- Вы точно хотите уезжать? Неужели не хотите больше остаться? Потанцевать?
Я на Ленку смотрю и понимаю: надо уезжать. Надо. У Ленки вид такой несчастный. Нельзя ребенка травмировать. Ей что-то не понравилось. Ну и ладно. Хватит нам веселья. Достаточно вполне. Хорошего помаленьку.
Я смотрю на Магди очень выразительно.
- Да, - говорю, - мы должны уехать. Вы же видите… Надо уезжать.
- Ладно, хорошо, - отвечает мне он, - сейчас поедем.
Подхватил наших девчонок под руки и потащил в ближайший магазин. Там какая-то модная одежда для подростков как раз продавалась.
Я Таньке и говорю:
- Что случилось, Тань? Чего Ленка так надулась?
- Да ничего, вроде и не случилось. Ты чего не приходила-то? Он злиться начал, что тебя нет. Правда, злиться. Такая злая морда у него стала. Я даже немного испугалась.
- А он ничего не выкинул, никак там тебя не прижал в присутствии Ленки?
- Да нет, вроде. Девчонки тоже вскоре после тебя ушли. Тогда у него небольшие поползновения были, но не особенно. Всё в рамках, вроде.
- Короче, Тань, уезжаем. Твой ребенок расстроен. Нельзя её травмировать. Поехали.
- Поехали, поехали. Я разве против?

***

Тут к нам подошел Ришар. Мы сказали ему, что уезжаем.
Он сказал:
- Магди так любит танцевать, он рассчитывал до утра веселиться, он очень расстроится!
Не свезло тебе,  Магди, с нами. Что ж поделать. У нас дети. Мы сразу предупреждали. Я ведь так прямо и сказала, если наши дети хотят, мы поедем. Нет – не поедем. Так что, придется тебе, Магди, смириться. Конечно, хочется отплатить тебе за внимание добром, но что же делать? Дети нам дороже.
А ухаживал ты за нами прекрасно, Магди. Правда. Никогда за мной так никто не ухаживал. Ты шевелил двумя пальцами, Магди, и всё возникало, как по волшебству. И катер, и роллс-ройс, и серебряное ведерко, и расшаркивающийся персонал, и громкая музыка…
А теперь ты выходишь из магазина с нашими девчонками, и ты сделал им по подарку. Какие-то модные кофточки с символикой этого рок-кафе, где мы сидели, пили вино, разговаривали. Ленка заметно оживилась. Девчонки довольны. Но мы, всё-таки поедем.
Я думаю, что больше всех выиграл в этой ситуации Ришар. Кому повезло с нами, так это ему. Не парится до утра с русскими тетками и своим шефом. Которому надо еще угождать.

***

Мы подошли к нашему роллс-ройсу. Магди предложил нам сфотографироваться. Мы долго щелкались вокруг автомобиля. Всякая посторонняя публика тоже подходила и фотографировалась на фоне этой машины. Очень вид у неё экзотичный.
Сели в машину. Немного жаль, что всё так быстро закончилось. Я совсем почти не потанцевала. И вторую бутылку вина только зря открыли. Мы так и не выпили больше. Целая откупоренная бутылка осталась. И мороженное наши девки тоже только пару раз ковырнули. Да мы с Танькой чуть-чуть попробовали. Очень вкусное.

***

Магди вспомнил про русские песни.
- У вас ведь очень красивые песни, - говорит, - спойте.
Споем. Без проблем. Он напел «Катюшу». «Катюшу»! Запросто. Только вдвоем. Наши дети не знают этой песни. Совершенно. Ни одного слова. А мы с Танькой запели. Спели сначала и до конца. Магди смеялся и аплодировал. Попросил ещё чего-нибудь спеть. Чего ж еще ему спеть? Как назло, все песни из головы выскочили.
Тут Ришар напел «Очи черные». Ну, да, «Очи черные», отлично, без проблем! Сейчас споем!
Заголосили мы с Танькой «Очи черные», Я пою, а сама балдею от этой песни, я ведь довольно-таки пьяная. Бутылку-то мы на двоих с Танькой уговорили. И песня такая отличная. А Магди хохочет, аплодирует и всё время приговаривает:
- Какой голос, какой голос, какой голос! - это он, наверное, про Танькин голос, потому что у меня голос очень средний, слегка визгливый.    
А когда мы допели «Очи чёрные» до конца, то я заголосила тоненьким и задорным голоском ту припевку, которую всегда моя бабка пела, когда песня кончалась, и пора было выпить:
Песня вся, песня вся!
Песня кончилася!
Песня спета до конца!
До куриного яйца!
Нам – по рюмочке винца!
Лама-дрица-ца-ца-ца!

Магди зааплодировал и снова повторил: - Какой голос! Какой голос!

***

А потом Аська и говорит: «А я знаю, что нужно спеть для Ришара», И запела марсельезу на французском языке. И Ришар ей подпевал, и всё было отлично!

***
 
И мы приехали в отель, разгоряченные вином и песнями.
Мы подошли к бассейну с подсветкой. Вся вода в нем переливалась оранжевыми огнями и полыхала, как огонь.
Я подошла к самому краю этого бассейна. Посмотрела в его огненную воду. Рядом со мной оказался Магди.
- Ах, Магди, - обратилась я к нему, - Магди, какой же у тебя прекрасный, полыхающий, как пламя бассейн!!!
И нырнула в сверкающую огнями воду вниз головой, в чем была…
Когда я вынырнула и вылезла из бассейна с прилипшим к телу мокрым платьем, вся в стекающих струйках воды, всё вокруг как-то переменилось.
Во-первых, я никак не могла разглядеть, где моя дочь?
Во-вторых, я позабыла, где оставила свои туфли.
В-третьих, я не видела Ришара.
Мне девчонки объяснили, что Аська разнервничалась от того, что я занырнула в одежде в бассейн. И убежала в номер.
Ришар пошел спать, счастливец, а мои туфли Ленка мне нашла.
Рядом со мной вновь оказался Магди.
- Ты сама сияешь, как факел! Посмотри, у тебя оранжевое платье, оно сейчас мокрое и тоже горит, как и вода! Давайте не ложится спать! Пойдемте в другой бассейн, ближе к морю и поплаваем там немного, - предложил он. 
Я ответила ему дежурной фразой, что если наши дети согласятся…

***

Поэтому мы договорились встретиться через десять минут у другого бассейна.
Я пришла в нашу комнату и застала там совершенно разозленную и надутую Аську. Она и разговаривать со мной не хотела.
На что я ей сказала, что она себя ведет, как старая зануда. Ну и что, что я нырнула в бассейн? Захотелось мне, я и нырнула. Кто мне запретит? И почему, собственно?
И давай пойдем, поплаваем с этим Магди. Он очень милый и внимательный человек, и мы вполне могли бы тоже уделить ему ещё внимания. Постепенно она оттаяла, переоделась в купальник, и мы пошли к бассейну.

***
Вода была такой же бесконечно теплой, как и воздух. Звезды всё такие же яркие и лохматые.
На другом краю бассейна группа персонала из четырех человек что-то делала.
- Это они воду чистят. Это делают каждую ночь. Они пропускают воду через специальные фильтры с хлором.
Мы сидели в бассейне и болтали. Обо всем и ни о чём. Магди рассказал, что у него восемь собак, какой-то одной очень изысканной породы. Уж и не помню какой.
И еще у него дети. Сколько детей-то? Трое, кажется.
И у него еще есть другие отели. В Александрии роскошный отель. И даже в Южной Америке. У него много отелей. А Ришар – управляющий в этом отеле.
Сам Магди живет в Каире.

***
- А смотри, как я умею!
Я села на край бассейна, завязала ноги в позу лотос, нырнула в этой позе в бассейн, несколько раз перевернулась в воде.
-О-оо! Йога!
- Вот так!

***
А потом мы стали говорить о поэзии.
И мы с Танькой вслух, хором прочитали ему «Я помню чудное мгновенье» Пушкина!
И меня так захватило это хоровое прочтение, что даже слёзы навернулись на глаза.
Что, вот, человек совершенно чужой культуры, совершенно из иного мира, плавает тут с нами глубокой и тёплой ночью в теплой, как парное молоко воде, и слушает стихи на русском языке. Может быть, лучшие стихи, которые когда-либо были написаны на русском языке…
И когда мы закончили читать, Магди показал на меня пальцем и немного насмешливо сказал Таньке:
- Смотри, она сейчас заплачет!
- Да, да, я могу и заплакать…
А Танька попробовала перевести это стихотворение на английский…
И ещё она сказала ему, что автор этих стихов, великий русский поэт Пушкин, - соотечественник самого Магди, родом из Африки, его деда привезли в Россию из Африки совсем ребёнком…

***
Магди предложил нам остаться у него в отеле еще на пять дней. Он обменяет нам наши авиабилеты. Ему это без проблем. И если мы примем его приглашение, то он тоже проведет эти пять дней с нами. И будет нас развлекать. Возить каждый день куда-нибудь, он придумает куда. И нам будет очень весело.
- Оставайтесь еще на пять дней, здесь, в этом отеле, со мной!
Это, конечно, очень интересное предложение, очень интересное. Совсем неплохо на халяву провести здесь еще пять дней. Предложение-то, конечно, интересное, но…
Что но? Почему но? И какие могут быть но? Татьяна, ты останешься?
- Я, как ты. Если ты останешься, то и я останусь. Если ты не останешься, то и я не останусь.
- Слушай, а как тебе показалось, он без всяких там претензий?
- А черт его знает! Мне показалось, что вообще-то, может быть…
- Даже и не знаю. Заманчиво, конечно. Но я не знаю, не знаю даже… Как-то странно, не знаю.

***
- Магди, - обратилась я к нему, - завтра у нас тут последний день. Мог бы ты просто остаться тут с нами на один этот последний день и всё?
- Нет, если вы не останетесь тут на пять дней, то я завтра утром улечу. У меня много других дел. А если останетесь еще на пять дней, то и я останусь с вами.
- Ну, что Тань? Остаемся или нет?
- Не знаю, Лерка. Решай. Мне – что? Если ты останешься, то я тоже останусь. Мне-то что?
- А мне что? Останешься на пять дней и парься тут с ним. Может он нам завтра к вечеру поперек горла встанет? И потом, вдруг у него какие-нибудь виды на нас есть? Кто его знает? Мы, конечно, очень мило общаемся и всё такое, но кто ж его знает? Я тебя сразу предупреждаю: отдуваться за всё тебе придется, я – женщина замужняя, мне таких приключений не надо.
Насчет отдуваться я со смехом сказала, чтоб Танька не обиделась. Она и не обиделась. Плечами пожала, хохотнула. Кажется, она тоже не собирается отдуваться.
- Нет, Татьяна, давай не будем оставаться. Смотри, как нам хорошо сейчас. Мы болтаем с ним, общаемся, даже читаем стихи Пушкина наизусть. Кто его знает, как всё повернется, если мы продолжим наше общение? Может, мы ему покажемся скучными, может, он нам разонравится. Нет уж, лучше не надо.

***
- Нет, Магди, мы не можем принять твоё предложение, - говорю я ему.
- Почему? - очень огорченно спрашивает он меня.
- Мы боимся, что покажемся тебе скучными, тебе станет неинтересно с нами. Мы ведь очень обычные, простые женщины. Не стоит.
- Ты, наверное, из-за мужа не хочешь оставаться. Но ты ведь можешь позвонить ему и сказать…
Я не слушаю его. Я думаю, что в какой-то степени я не хочу оставаться из-за мужа. Мой муж не особенно ревнив, к тому же он умен и понимает, что подобное предложение ничего не означает.
Наше пребывание здесь для этого Магди почти ничего не стоит. И, конечно, он не такого масштаба человек, чтобы требовать какой-то там убогой расплаты за это, тем более от женщины не первой свежести. Почти сорок четыре, всё-таки. Этот Магди себе любую красотку купить может. А мы что? Скромные обычные женщины. Вот и всё.
Но всё-таки, лучше не ставить мужа в такое положение. Звонить и объяснять ему, что владелец отеля пообщался с нами один вечер и решил сделать нам подарок – продлить нам отдых здесь на пять дней? Как мой муж воспримет это на расстоянии? Он, может быть, и согласится, что ж плохого, если мы еще пять дней отдохнем?
На халяву, тем более.
Но, ему всё равно, может быть, неприятно будет, и кошки на душе будут скрести. А я не хочу, чтоб у него на душе кошки там какие-то скребли, я не хочу, чтоб у него были хоть какие-нибудь сомнения.

***
- Нет, Асенька, нет, мы не останемся. Нет.
- Почему?
 Папаня нас ждет.
- А! Папаня! – воскликнул Магди, очень мило выговаривая «папаня», - Я так и знал, что из-за папани вы и не останетесь. Но почему? Вы можете позвонить ему и сказать… - он начал повторяться.
«Нет, - думаю, - нет, не останемся. Хотя хочется ещё тут побыть. Египет – одно из лучших мест на земле. Правда. Мне так кажется. Но мы не останемся. Не останемся.»

***
Он уговаривал меня ещё часа два. Танька заняла конкретную позицию – как я решу, так и будет.
И только я могла принять решение. Почему-то только я. Но при всей симпатии и очень теплом чувстве, которое вызывал у меня этот Магди, я не хотела оставаться. Вот не хотела и всё. Сама не знаю почему. Заклинило меня. Что-то  меня останавливало.
Мы разошлись часа в четыре утра. И Магди попросил окончательно ответить ему завтра до половины десятого утра, останемся мы или нет. Попросил не решать сейчас ничего окончательно.

***
Он накинул на мои мокрые плечи своё большое пушистое полотенце, слегка закутал меня, и поцеловал в щёку.
- Завтра, ответьте мне завтра.

***
Я свалилась спать. Хмель ещё неокончательно выветрился из моей головы, и сон мой был чутким и неглубоким.
И во сне я поняла, что ужасно не хотела бы остаться тут. Ужасно не хотела бы. И, слава богу, что отказалась. Хорошо, что я отказалась.
Правильно сделала.
Так на сердце неспокойно, так неспокойно.
Вот завтра он уедет с утра и отлично.
Вот и отлично.
Нечего здесь с ним оставаться, париться только.

***
А временами мне становилось страшно холодно. Даже зубы у меня начинали стучать. Не знаю – почему? Может, с похмелья? А, может, потому, что я с мокрыми волосами спала?
Фена-то в номере нет. И я мёрзла от этого?
Странно… Странно…
И сердце занывало… И ужас охватывал меня при мысли, что можно остаться здесь, с этим милым и очень симпатичным Магди…

***
Мои мокрые волосы невыносимо пахли хлоркой. Вода в бассейне была хлорированной, а мы в ней часа три подряд просидели.
Утром болела голова. Страшно. И я чувствовала себя утомленной.
А наши купальники! Боже мой!
Они потеряли свои цвета от хлорки. Особенно Аськин.
Нежно-салатовые трусики и топ стали отвратительного грязновато-белёсого цвета с зелёноватыми подпалинами!
А лилово-фиолетовые цветы на моём купальнике расползлись, размякли, поблекли. А в самой середине живота краска исчезла вообще, и зияла большая грязно-белая дыра с фиолетовыми разводами.
Хорошо, что мы сегодня здесь последний день! Ведь теперь и на пляж сходить не в чем!

***
Поэтому мы с Танькой даже не поплавали с утра. Пошли сразу завтракать.
Выходим из столовой и видим всю вчерашнюю компанию: И Магди, и Ришара, и Вероник. Мы поздоровались и чешем себе дальше.
Тут Магди нас догоняет и спрашивает, когда же мы всё-таки решили уезжать, завтра или через пять дней.
- Завтра, - отвечаю я ему.
И вижу, что его черные кудри, вовсе не черные, а крашенные. И краска местами выгорела и порыжела. Это он, наверное, седину закрашивает. Бедняга. Очень симпатичный. И вид у него расстроенный.
Он как-то печально кивает головой. Он просит оставить ему наши телефоны. На каких-то то ли бланках, то ли отчетах, которые он держит в руках, мы с Татьяной записываем ему номера наших московских телефонов. Татьяна записывает номер его мобильного телефона.
Он целует нас.
Мы прощаемся.
Навсегда.
Спасибо, милый Магди! Прощай, прощай, Египет.
Ах! Его полотенце! Оно случайно осталось у меня! Я отдаю его Татьяне. Не хочу его полотенца. Не хочу…

***
Нступила московская осень. Ноябрь месяц. И наши египетские подружки проехали к нам в гости. Татьяна и Ленка.
Сидим мы с Танькой вдвоем на кухне. Болтаем.
И тут по телеку такой сюжет показывают: где-то в Бельгии судят старых и противных мужиков.
За педофилию.
Солидные, интеллигентные с виду мужики.
А сами – педофилы, сволочи.
- Танька, - говорю ей, - Я раз в десятый уже этот сюжет вижу. И каждый раз думаю: Отчего эти старые рылы – педофилы? Ведь посмотришь на них – вроде, порядочные.
А на канале Евроньюз, каждый день одно и то же передают: педофилы кругом, педофилы.
Вся Европа кишит педофилами.
Даже католические священники бывают педофилами. Совсем озверели католические священники. Так их ещё и не торопятся к суду привлечь, Ватикан горой стоит за свои кадры.
Ни фига себе!
А ещё про случай рассказывали – какой-то культурный бельгиец, профессор университета, вместе со своей женой (!) замучили и убили девятерых девочек!
Вот чуть включишь Евроньюз – педофилы - педофилы, педофилы - педофилы…
И в Америке – тоже педофилы…
Говорят, у нас в России тоже педофилов до фига.
Небось, и в Африке полно педофилов.
И в Азии, тоже, небось, водятся.

***
Я не понимаю, отчего это люди становятся педофилами. Не понимаю. Это что-то – запредельное. Это люди – запредельные. Запредельные – это те, которые находятся за пределами человеческого.
- Танька, - говорю я ей, - я не понимаю, откуда эти педофилы берутся? Какого рожна им от детей нужно? В голове не умещается. Я этот сюжет уже в десятый раз смотрю.
И, знаешь, чего я подумала? – Хорошо, что мы с тобой не остались в этом Египте с этим Магди.
Правда, правда. Помнишь, как я тогда нервничала? Как не хотелось мне оставаться? Прям претила мне мысль, что мы останемся с ним? Помнишь?
- Помню. Ну и что?
- А вот что. Может, он и был педофилом.
- Ты чего, Лерка? С чего ты взяла?
- С чего, с чего. Я сто раз уже проанализировала его поведение. Запросто могло оказаться, что он – педофил.
- По-моему, это – ерунда.
- Ничего ни ерунда. А вполне могло быть. Я проанализировала. И могу доказать, что это могло быть.
- Ну, расскажи, почему ты решила, что Магди мог быть педофилом?
- Хорошо. Я изложу тебе весь ход моих мыслей. Слушай.

***

Ты, Танька, наверное помнишь, как вся наша весёлая египетская компания: я, ты и наши дочери провели в бассейне вместе с любезным хозяином гостиницы Магди около трёх часов подряд. Было это глубокой ночью.
Вода была очень теплой, воздух был очень теплым, атмосфера нашего общения тоже была очень теплой.
И все эти три часа Магди уговаривал нас остаться на пять дней в его отеле и  обещал провести эти пять дней с нами, развлекая нас.
- Вам будет очень интересно, уверяю вас, - обещал нам Магди.
Мы читали ему стихи Пушкина наизусть. С тобой хором.
А я даже чуть было слезу не пролила, так растрогало меня наше с тобой хоровое прочтение Пушкина.
Клёво было! Кругом тепло-тепло, ночь темная, египетская, бархатная.
***

Только мне очень часто писать хотелось.
Мы с тобой, Танька, выпили целую бутылку отличного белого вина.
Я бегала писать почти каждые пятнадцать минут. Там рядом с бассейном был туалет общего пользования. Комфортный туалет западного образца.
Но что-то там было не в порядке. Что-то в этом туалете каждый раз, как я входила туда, меня напрягало. Была там какая-то неполадка. Не помню, что?
Я ещё каждый раз, как туда забегала, обращала внимание на эту неполадку.
И думала про себя: Вот я сейчас общаюсь с хозяином этого отеля. С владельцем, с собственником.
А у него в сортире общественного пользования такая неполадка.
Не приятно.
Неловко.
Хотелось бы, чтоб в его сортире было бы всё в порядке.
Чтоб, прям, комар носа не подточил.
Чтоб, прям, тютелька в тютельку.

***
Писаю в сортире, смотрю на эту неполадку и думаю:
«Вот если бы Магди сейчас узнал, что я пристально рассматриваю такую неполадку в его сортире, было бы ему неловко? Наверное, ему было бы неприятно узнать, что я в шестой раз тут писаю, и каждый раз эту неполадку вижу.»
«Вот блин, - наверное, подумал бы Магди, если бы узнал, что я уже шесть раз одну и ту же неполадку в его сортире наблюдаю, - персонал сволочной! Не могут сортиры в порядке содержать, чтоб мне перед моими гостями и клиентами не стыдно было!»
И каждый раз, я выходила из этого сортира с чувством, что это какая-то чуть ли не личная проблема нашего гостеприимного хозяина, какой-то лично его недостаток, его порок.
Что же это было? То ли один из унитазов грязный был, в дерьме, то ли лужа желтенькая на полу была, то ли вода протекала, я не помню. Не помню.
Помню только, что мне не нравилась эта досадная деталь в сортире. Меня коробило от того, что я её вижу.

***
А Магди нас всё уговаривал и уговаривал остаться с ним ещё на пять дней.
А я каждые пятнадцать минут бегала писать, видела эту досадную деталь, и всё не соглашалась, и не соглашалась оставаться с ним на пять дней.
А ты, Танька, заняла твёрдокаменную позицию: «Ты останешься – я останусь, ты не останешься – я не останусь».
Нормально, да? То есть, в случае чего, за всё несу ответственность я.

***
Но в остальном, кроме неполадки в сортире, наше общение было очень приятным, очень приятным.
И мне было совершенно понятно, почему и с какой целью Магди пригласил нас сегодня вечером в Hard-Rock Cafe.
Просто он очень хороший хозяин своего бизнеса. И ему самому очень интересно и важно время от времени пообщаться с туристами лично, может быть, для того, чтобы лучше понять, какие нужны изменения в бизнесе, какие нужны реорганизации в хозяйстве отеля, и т.д.
Просто он очень заинтересованный в своём бизнесе человек! Поэтому он и богат! Поэтому у него до фига всяких других отелей! И не зря многие едут в его отель по второму и третьему разу отдыхать. Не зря! Хозяин здесь такой, что интересуется своим делом, душой за него болеет.
И самостоятельно изучает мнение отдыхающих об отеле.
Вон, дамочки, одна за другой, одна за другой, с ним на пляже за накрытым столиком сидели!
Это он всё время мнение отдыхающих об уровне сервиса изучал!
Что ни говори, хозяин - он хозяин и есть!
Только вот в туалете около бассейна какая-то неполадка досадная.
И в тренажёрном зале, блин, ни одного приличного тренажёра нет. И у велосипеда педали отваливаются.
И фенов нет в номерах.
Да, за всем не уследишь. И на солнце есть пятна.

***
Но то, что фенов нет в номерах, это очень плохо.
Я в очередной раз из туалета прибегаю, (вновь понаблюдав досадную неполадку) смотрю – а наша компания из бассейна-то расходится.
Никого уже не вижу: ни Аськи моей, ни тебя, Танька, ни Ленки.
Только Магди. Подошёл ко мне, накинул мне на плечи свое полотенце, закутал меня в него, поцеловал в щёку и сказал:
- Завтра в половине десятого утра мы встретимся, и вы мне ответите, останетесь вы, или нет. Хорошо? И я бы очень хотел подарить тебе золотой крест.
Я ему головой кивнула, развернулась и побежала в свой номер.

***
А фена-то в номере нет. Не полагается. Отель – четырёхзвёздочный считается. И фенов не положено.
А у меня волосы мокрые. И длинные, по плечи. И густые. И сохнут очень долго, очень. Мне без фена никак нельзя.
Я, по правде говоря, была уверена, что фены будут. Поэтому из дома свой и не взяла.
И сто раз, в продолжение отдыха об этом пожалела. Но мне всегда казалось, что в четырёхзвёздочных отелях фены обязательно в номерах бывают. Чего везти-то?

***
И вот свалилась я спать, как была, с мокрыми волосами.
К тому же, вода в бассейне была хлорированной. Мало того, что волосы – мокрые, ещё и хлоркой так воняют, что хоть святых выноси!
И спала я ужасно.  Ужасно.
Во-первых, мне было холодно. Временами. Такой вселенский холод накатывал, как будто я не в Египте, а в Антарктиде, на снегу ночую.
У меня внезапно начиналась дрожь во всём теле, и зубы стучали.
Но самое ужасное творилось в моём сердце.
На фоне этой дрожи и стука зубов, моё сердце вдруг начинало болезненно сжиматься и занывать. Как будто его кто двумя руками брал и отжимал. Так мучительно! Так больно, так тесно в груди!
И такая тоска и ужас меня охватывали. И как будто в самом центре моей головы звучало: «Не оставаться, не оставаться, не оставаться, ни за что не оставаться! Нет! Нет! Нет!».
И хотя я точно знала, что мы не останемся, хотя я точно решила это, почему-то никак я не могла расслабиться и уснуть, а до самого утра меня мучили эти жуткие приступы, эта боль в сердце, эта дрожь и стук зубов.

***
Поэтому я встала с утра вся такая измученная и разбитая, что была очень даже рада тому, что Магди не может провести с нами наш последний день здесь, потому что никаких сил на то, чтобы общаться или развлекаться у меня не было.

***
Мы улетели в Москву на следующий день.
И в своём сердце я увезла прекрасное воспоминание о Магди – нашем с тобой. Танька, египетском ухажёре, одном на двоих.
Всё-таки, согласитесь, не каждый день к вам, к обычной бухгалтерше московского рекламного агентства средней руки,  подходят знакомиться миллионеры, владельцы отелей и эксклюзивных роллс-ройсов, элегантных катеров и роскошных пляжей.
Не каждый день вам галантно предоставляют катер для прогулки по морю, а потом везут в Hard-Rock Cafe, проводят там с вами целый вечер, стараясь вам во всём угодить.
А после этого три часа подряд умоляют вас остаться ещё на пять дней в этом отеле, обещая великолепные поездки и развлечения, причём сам миллионер готов быть вашим персональным гидом и массовиком-затейником!
И просит вас об этом целых три часа подряд!

***
И хотя вам гораздо интереснее поговорить с ним о поэзии, о религии, об истории взаимоотношений великого русского народа и великого египетского народа, он упорно сворачивает все темы только на одну: оставайтесь, оставайтесь, оставайтесь!
Оставайтесь ещё на пять дней в этом раю!
Я – весь ваш на эти пять дней!
Я прошу вас!
Да нет же, Магди, мы не можем.
Оставайтесь! Оставайтесь! Оставайтесь!

***
Интересно, почему всё-таки мы не остались?
Тогда, в бассейне, мне не казалось слишком уж удивительным то, что он так настойчив в своей просьбе.
- А что такого? - думала я.
Сначала он подошёл к нам, потому что он вообще занимался тем, что инкогнито общался с отдыхающими. Это понятно. Это совершенно логично. Хозяин должен знать свой бизнес вдоль и поперёк, и наизнанку.
Возможно, днём он видел, как нам не удалось попасть на лодку с прозрачным дном, и мы ходили на пляж соседнего отеля, чтобы покататься на такой же лодке.
Может быть, из-за этого обстоятельства он и обратил внимание на нас с тобой, Танька, и наших детей.
- Так, - подумал он про себя, когда увидел, как нас ссадили с лодки, - плохо в моём отеле обслуживают клиентов. Двух мамаш с их детьми выперли с лодки.
Значит, итальянцы на рифы поедут кататься, а эти женщины с детьми на берегу останутся? Значит одним – всё, а этим, значит, - ничего. Значит, итальянцам – лодка с прозрачным дном, а русским туристам – фиг с маслом?
 И вот русские туристы попёрлись на соседний пляж. Значит, моему конкуренту сейчас деньги за экскурсию заплатят. Всё не правильно. Мой клиент должен полностью на территории моего отеля обслуживаться. И все деньги здесь платить. Чтоб мне больше досталось.
Так вот и теряем клиента.
На мелочах.
В другой раз они в мой отель не поедут.
«Ну его к черту, этот Магдин отель, - скажут, - там на лодках с прозрачным дном одних итальянцев катают. А нас, русских, с этих лодок ссаживают.»
У моих русских клиентов останется ужасное впечатление об отдыхе в моём отеле.
Вполне возможно, что именно так Магди и подумал, когда увидел, как мы понуро бредём от лодки к нашим лежачкам.

***
И он решил пригласить нас на экскурсию на собственном маленьком открытом катере.
И мы согласились поехать на эту экскурсию.
Но на катере он не успел расспросить нас о наших впечатлениях об отдыхе.
Поэтому он решил пригласить нас в кафе.
По дороге в кафе он задал нам несколько вопросов, из которых я поняла, что он – хозяин этого отеля. И догадалась, что он общается с нами, чтобы изучить мнение туристов об уровне обслуживания в своём отеле.
И всё сразу стало ясно. Магдины цели и задачи.

***

А потом мы ехали обратно в отель, пели «Очи чёрные», смеялись, веселились, я прыгнула в огненный бассейн…
Между нами установились теплые дружеские отношения…
Всё было так очаровательно, что Магди, пожилой в общем-то человек, был очень растроган задушевностью возникших между нами контактов. И, вместо того, чтобы идти и спать, пригласил нас поплавать вместе с ним в бассейне.
А в бассейне он ещё больше растрогался, был очарован окончательно обществом двух милых, весёлых, простых, доверчивых женщин и их девочек-подростков, таких симпатичненьких, живых, непосредственных, открытых.
Ему, возможно, было так необычно и комфортно в нашем обществе, так забавно, что захотелось продлить наше общение.
Разве это трудно понять? Разве я сама не способна испытывать такое же удовольствие от общения с людьми? Узнавать людей, открывать их для себя, общаться, - это же прекрасно!

***

И хоть ему было трудно даже на один день с нами остаться из-за дефицита времени, он готов был и пять своих дней нам подарить. Так ему было с нами интересно.
И все хлопоты по переоформлению документов он брал на себя. Обменяет билет – и всё. И для нас – никаких проблем.
Только мы ему должны наши билеты отдать. Чтоб он мог бы их обменять на другие. Он только указания даст – и всё. Никаких проблем.
И будет нас везде катать, всё показывать, по разным интересным местам водить.

***
А меня всё клинит и клинит. Из-за неполадки в туалете, наверное.
И что-то меня останавливает.
Ещё, блин, когда мы с тобой, Танька, хором стихи читали, и я чуть было слезу не пролила от красоты пушкинского стиха, он насмешливо на меня ногтями показал и сказал:
- Смотри, она сейчас заплачет, - тоненьким таким голоском, меня передразнивая.
И меня это резануло. Хотя, если честно, я действительно была в тот момент смешна.
Но мне никогда не нравится, если к чужим искренним слезам относятся насмешливо.

***
Но всё-таки, всё-таки…
Почему он так настойчиво оставлял нас?
Неужели он и впрямь готов был совершенно бескорыстно отодвинуть все свои дела на целых пять дней и работать у нас массовиком-затейником?
Миллионер лет пятидесяти – пятидесяти пяти будет совершенно бескорыстно работать гидом и массовиком-затейником у двух русских тёток не первой свежести и их двух хорошеньких девочек-подросточков?
С чего бы это? А?
На один день у него времени нет, а на пять он готов. Только билеты свои обратные ему отдайте. А он всё устроит.
Без проблем.

***

Неужели за несколько часов общения он проникся к нам такой искренней и бескорыстной любовью и симпатией, что всю эту программу действительно готов был выполнить точь-в-точь, как обещал?
И самолично до самолёта нас довезти, и в самолёт посадить, и в Москву проводить?
Абсолютно бескорыстно. Абсолютно.
Стопроцентно духовные отношения. Такие тонкие, очищенные от всякой пошлости, такие необычные в этом мире, отношения, зиждящиеся на внезапно возникшей симпатии, глубоком человеческом чувстве, отношения проникнутые особым дружелюбием, взаимопониманием, чем-то таким невысказанным, невыразимым…

***
Очень странные отношения, которые вдруг связали довольно пожилого араба, и четырёх русских женщин, двух зрелых и двух совсем юных, почти детей…

***

И, вот, предположим, Танька, мы остались с ним на пять дней в Египте.
И вот он пять дней показывает нам свою страну, рассказывает нам о ней, открывает перед нами свой Египет, передавая нам всю глубину своего восприятия этой страны.
А мы слушаем его, проникаемся его рассказами, его чувствами…
И между нами царит такая невыразимая гармония взаимопонимания, теплоты и радости общения, которые очень редко встречаются в нашем мире.
И все мы становимся духовно богаче от таких взаимоотношений.
И Магди, который, несомненно, очень рафинированный, образованный, прогрессивный и духовный человек, способен на такое общение.
И, конечно, у него и кроме нас полно людей, с которыми он способен общаться на самом высоком духовном уровне.
Но эти четыре русские женщины, небогатые, простые, но такие живые, забавные, восприимчивые, окрашивают эти пять дней, подаренные им, в волшебные краски своей душевности, отзывчивости, заинтересованности.
Стопроцентно духовные и бескорыстные отношения. А потому проникнутые особым шармом, особой пикантностью…

***

Особенно со стороны одной из тёток, которая постарше и погрузнее, которая читает какого-то их русского писаку двухсотлетней давности, давясь при этом соплями.
Старая калоша!
Ноги в позу лотоса завязала, и думает, что это кого-то может покорить!
Две глупые курицы старые!
Рот разинули, что их сейчас пять дней миллионер за свой счёт будет по ресторанам водить и развлекать день и ночь.
Рот на халяву разинули! Прям сейчас им за их неповторимость и неотразимость в этот рот ватрушки с плюшками так и посыпались! Дуры!

***
И сердце моё леденеет.
И понимаю я, какой крест он хотел подарить мне, чтоб я несла его всю жизнь…
И понимаю я, почему на животе моего купальника зияет грязно-белая дыра с фиолетовыми подпалинами…
И понимаю я, почему купальник моей дочери потерял свой нежно-салатовый цвет с блёстками, а стал грязновато-белёсым с зеленоватыми разводами…

***
Мы бы отдали Магди свои обратные билеты. И оказались бы полностью в его власти.
И у него есть вся информация о нас, а у нас о нём – никакой, кроме того, что он сам сказал.
Я думаю, что уже к вечеру первого дня нас отвезли бы куда-нибудь на очередную «экскурсию».
С угощением. Например, частная вилла на побережье.
Отвезли бы на роллс-ройсе, километров за пятьдесят.
И угостили бы.
И дня три держали бы нас под наркотиками. Полностью нас парализовав.
И мы бы с Танькой отдыхали.
А девки наши – подросточки свеженькие, за халяву, рестораны и экскурсии и пять дней дополнительного «отдыха» отдувались бы. Находясь в наркотическом опьянении.

***
А потом бы нас, как мешки с дерьмом, привезли бы в наши номера, свалили бы там потихоньку, мы бы за сутки маленько оклимались бы, на ноги поднялись бы, как раз к самолёту, и нас быстренько, ещё отупевших, ничего не соображающих, в аэропорт свезли бы, в самолет засунули, и – поминай, как звали!
О’ ревуар, счастливого полета, не поминайте лихом!
И разбирайтесь дальше, как хотите!

***
И это в лучшем случае. Если нас вообще в живых оставят.
Не зря у меня на купальнике на самом животе грязно-белая дыра образовалась.
Что такое по-древнеславянски живот?
Это – жизнь.
Мою жизнь могли вынуть. Грязно-белая дыра. У мусульман белый цвет – цвет траура.
А Асеньку можно и в живых оставить. Она ещё так молода. Сгодится арабам пока что. Пока совсем не полиняет, как её купальник от хлорки.

***

Не зря Ленка тогда в кафе вдруг надулась, морду каменную сделала и стала требовать, чтоб мы немедленно домой ехали, потому что у неё «голова болит»!
Почему вдруг у неё голова разболелась? С чего это вдруг?
Две могут быть причины: или она тебя, Танька, к Магди приревновала, или Магди её лапнул между делом, не удержался.
И она среагировала.
Но никому в этом не призналась. Ни мне, ни тебе, Танька.
Это понятно: у девочки-подростка обострённое чувство стыда. Ей стыдно признаться кому-либо, что какой-то мужик прикоснулся к её интимным местам.
А Магди быстренько сообразил, что надо сделать, чтоб Ленкино прощение заслужить.
Он взял наших девчонок под ручки и потащил в ближайший магазин. Купил им там по блайзеру. Обычная подростковая вещица. Белые спинка и животик, рукава  -  салатовые. На груди надпись какая-то.
Кстати, что там написано?
Вон он, свитерок, в корзине для стирки валяется.
Достала. Читаю.
Вот, Танька, смотри.
Hard-Rock Cafe.
«Hard-Rock» написано крупными буквами, а слово Cafe – маленькими, почти незаметными, и написано оно на росчерке от буквы R, а росчерк этот имеет форму и вид страшного острого меча.
И написано на груди у наших девочек, нежных подросточков - «Hard-Rock».
И воспринять это словосочетание можно так «Тяжёлый рок», «Жестокий рок».
То есть – жестокая, злая, беспощадная судьба…
Такими вот словами пропечатал Магди наших девочек.

***
И сердце моё леденеет.
Вот, Танька, какой мне крест Магди уготовить хотел. Чтоб я несла его всю жизнь, этот крест его «золотой».
Я, Танька, с ужасом думаю, что было бы дальше…

***
Вот встречают нас мой муж Михалыч и сын Гишка с самолёта.
И мозги мои постепенно проясняются и до меня, уже в самолёте постепенно начинает доходить, что с нами сделали.
И я смотрю на свою девочку, на её личико, искажённое страданием.
Её глаза закрыты. Она пока ещё не пришла в себя. Или не хочет открывать свои глаза, потому что ничего не хочет больше видеть.
Меня не хочет видеть.
Себя не хочет видеть.
И весь этот грёбанный гадский мир не хочет больше она видеть!
А я не нахожу сердца у себя внутри.
И живота не нахожу у себя внутри. И себя не нахожу у себя внутри.
А только одну огромную грязновато-белую дыру.
И потом больше никогда я не увижу глазок моей доченьки.
Потому что никогда она больше на меня не посмотрит.
А станет взгляд её каменным, как тогда у твоей Ленки в этом Хард-Рок кафе, когда она сказала, что у неё голова болит, и она домой хочет, спать.
И, может быть, не только глазок я её не увижу. Но и голоса её не услышу.
Потому что она откажется говорить. Навсегда. Замолчит и слова больше не промолвит. И никому в глаза не взглянет.
И мы с ней будем стоять в аэропорту, бессловесные, «Женщина - белая дыра» и каменный подросток.
И подойдут к нам Гришка с папкой, сначала будут теребить нас и смеяться, думая, что мы их разыгрываем, а потом…

***
И Михалыч мой покроется сединой, как лунь, в одну ночь, согнётся в три погибели от горя, а Гришка…
Что будет с ним? Начнёт правду искать? К суду и ответственности кого-то привлекать?
Как он переживёт это?
И как я смогу жить?

***

Но я, слава богу, Танька, страшно хотела писать всё время, пока Магди уговаривал нас остаться.
А у него в сортире – неполадка.
И фенов в гостинице нет.
И кто-то всю ночь в самой середине моей головы стучал, стучал и стучал:
Не оставайся! Не оставайся! Не оставайся!
Нет! Нет! Нет! Ни за что! Ни за что! Ни за что!
И сердце мне отжимал - отжимал, отжимал-отжимал…

***
А от креста золотого, я ещё в кафе отказалась. Как только он мне его предложил.
- Я тебе завтра крест подарю! Золотой! – сказал мне Магди.
- Не надо, - ответила я ему просто.
А про себя подумала: «На фиг мне твой крест? Если я захочу, я и сама себе крест куплю. Мы, чай, не нищие. Небось, на золотые кресты сто раз уже заработали.»

***
А когда я читала стих Пушкина «Я помню чудное мгновенье», и он на меня ногтями показал и насмешливо сказал тоненьким голосом:
- Смотри, она сейчас заплачет! –
Я не слишком-то обиделась. Мне даже самой немного над собой смешно стало, что я так рассопливилась и растрогалась.

**

И мы расстались с Магди очень тепло.
И мы расстались с ним друзьями.
И он не подарил мне никакого креста, слава богу.
А просто поцеловал в щеку. Сначала меня, потом тебя, Танька.
И выглядел он печальным. И, видимо, от хлорки в бассейне, его крашенные волосы слегка облезли и местами порыжели.
И было видно, что ему жаль расставаться с нами.

***
Мы уезжали из Египта покорительницами!
Мы покорили Египет!
Вот он – готовый кинуться нам под ноги и служить нам бескорыстно целых пять дней!
Нам самим не нужно.
Мы отказались.
Самое главное – во время смыться, Танька.
И увезти с собой самые лучшие воспоминания.
Что один миллионер, владелец нашего отеля, был так очарован нашим обществом, что желал пять дней посвятить нам, показать нам страну, развлекать и веселить нас.
Но мы не захотели. Не нужна нам никакая халява.

***

Муж и сын встретили нас в Аэропорту.
Мы были веселые, загорелые, наполненные жизнью и впечатлениями!
Мы рассказывали о нашем отдыхе, перебивая друг друга. Мы смеялись, уточняли детали, поправляли друг друга!
- Да, Михалыч! Было так интересно и так весело! И этот Магди – совершенно необычный человек, вероятно, очень духовный, очень культурный, очень человечный! И бескорыстный! И, знаешь, верит в бога. Он – православный христианин.
Мы же - братья по вере!

***

Вот так вот, Танька.
Запросто могло оказаться, что этот Магди – педофил. Разве нет?
- Честно? Нет, Лер. Это всё чушь. Никакой он не педофил. Даже близко. Это ты всё придумала. На самом деле, я думаю, - ты ему понравилась. Честно. Помнишь, мы с тобой шли по пляжу из заповедника? Ты тогда платок вокруг головы, как чалму повязала? Тебе очень шёл этот головной убор. Помнишь?
- Помню.
- Мы шли как раз мимо того столика, где сидел Магди с какими-то дамочками.
- Да, я увидела их краем глаза. Их обслуживали сразу два официанта. Я помню.
- Так вот. Ты не заметила. А я видела. Магди очень пристально смотрел на тебя. Мы прошли мимо, я оглянулась, а он всё смотрел и смотрел тебе вслед. Именно тебе.
И на следующий день он подошёл знакомиться с нами. Вот и всё. Ты ему понравилась. Никакой он не педофил. Хоть он и маленького роста, но он совершенно нормальный мужик.
- Да? Может быть. Я просто всё время вспоминаю, моё первое впечатление о нём. Видишь ли, и он сам, и его подчинённый Ришар показались мне не людьми… Они показались мне запредельными. Какими-то запредельными. Помнишь?
- Ага. Я помню. Ты подумала, что они – вампиры… Умора над тобой, Лерка.
- Да ладно. Пошутить нельзя.

И все-таки, Танька, главное – вовремя смыться!

***
 
А я поставила бельё стирать, кстати, и тот Аськин свитерок, подаренный Магди, тоже кинула.
Глянь-ка египетский-то свитерок после стирки выглядит прекрасно! Как новый!
Хорошая вещь. Отличное качество. Тоже ведь неспроста!
Конечно, потому что Магди сделал этот подарок от чистой души!
И вообще, Магди – удивительный человек. Удивительный. Щедрый, искренний, бескорыстный. И те несколько часов, что мы провели вместе останутся в нашей памяти, как чудесные мгновения по-настоящему искреннего общения.

Шакран, хабибти!