Шестое солнце. 6

  Кентавр дикий со стрелой несется с инстинктом, стрела летит из-за гор времени.  Мы должны прийти  к настоящей мудрости через познания плотских и приземленных сторон кентавра.  Если вы читаете эти строки, то вы испили изрядную порцию сакэ, любовно вам переданную дядей из Ростова, любуетесь веточкой сакуры, спускающейся к вашей голове из рамки черного дерева, висящей над вашим ложем в приличном мини-отеле-рёкане,  Перед этим на работе в офисе, совершив достаточно чайных церемоний и перед обедом и после.   Нашли пять отличий икебаны от гербария, который вы так и не собрали в пятом классе, пролистали  все на той же работе модные глянцевые журналы с гейшами, и снова нашли пять отличий гейши от суши,  чтобы культура Страны Восходящего Солнца пропитала ваш аппетитный животик, выставляя его напоказ вашей второй половине Стрельца, мирно в позе "дракончика" возлежащей на татами  где-нибудь недалеко от Дома-Музыки, что на  Павелецкой в нашей славной столице. Ну чем, этот Дом Музыки - не гора Фудзи - и высотой взял,  и так же мелодично звучит - Дом Музыки и Фудзи. Отлично! А раз так — то надо  писать  хокку.  А то пока вторая половина в позе "дракончика" отдыхает, видимо начитавшись этого хокку или этой хокку  ( кому как будет удобно представлять её или его), а главная половина со стрелой и луком, и сразу видно на картинке и головой, а значит и умом, соответственно будет изображать из себя благородного самурая, взяв в руки книгу с милым названием "Хокку о любви".
   
   Благородный самурай в нашем созвездии Стрельца,  внук самого Тамерлана -  главенствующая часть этого Кентавра.  Главенствующий,  значит первый.  Отсюда  и название -  благородный.  Так вот, сидел он в обычном кресле и любовался своей второй половиной, такой же   благородной  и  утонченной,  с разницей лишь в том,  что ее все греческие орнаменты были сразу видны на черных волосах, спускающихся, как нити Ариадны, переплетаясь  с геометрической последовательностью в завитки, а красивые ажурные чулки так и вовсе, как пальметты призывали совершить что-то возвышенное, хотя бы,  восхождение на эту гору Фудзи.

  - Гляжу я на вас, таких возвышенных и утонченных,  и быстро что-то стало  мне все это надоедать! – ну, наконец-то,  третий глаз бабули тоже имеет право голоса,  а голос  он издал сразу, как  только рука Музы взялась за чугунную сковороду, потому как имеет на это тоже право в нашем суверенном государстве, - Все же, дымящийся мусор на свалках отчизны куда как разнообразнее, чем ваши греческие орнаменты, да еще с этими вечно снующими  японцами  - любителями сфотографировать всякий греческий пейзаж,  приправленный их кисло-сладким соусом для морских водорослей.  Вот, лучше почитай книгу о пользе танца живота! Так уметь  себя держать, одеться и поговорить после всех этих круговых  движений, что даже самый сильный мужчина забывает обо всех своих задних мыслях и поддается обаянию. А секрет очень прост. Он в самой интонации всех этих пауз между круговыми движениями. Вот,  умели все же раньше вращать бедрами, выдерживая мужика, как коньяк твой, который ты так и не научилась пить. Подумаешь,  хокку! Да я таких хокку писала в свое время раз десять на дню!
  - Все греческие орнаменты происходили из наблюдений за природой, да будет тебе известно, - отрапортовала  Муза, - пальмы превратились в пальметты, а волны моря в завитки. И танцы твои живота берут начало тоже из волны, так что, бабуля, не распинайся о духовной нищете хокку Тамерлана.
  - Ну, вот уж, бытие предопределенности! Создали  тебя  греки,  и живи со своим носом. Я тебе свободу выбора предлагаю, - ответил быстро, почти скороговоркой  третий глаз бабули, а после еще быстрее захлопнулся и удалился.  Но  око не дремало, оно только лишь создало видимость, впадая в спячку. Тем более, в дверь в это время позвонили,  и Муза  бегом побежала, почти паря на крыльях своего избранника отворять дверь. А так бегают -  только влюбленные девочки, доверчивые бабули  и менеджеры среднего звена  по туризму  неопределенного пола.
 
  И поэтому  Третий  глаз с миром телепортировался в спальню, так как на кухне были остальные два глаза бабули, явно следившие только за вкусной и здоровой пищей, не подпуская близко весь этот навороченный «фастфуд» к ее любимой  чугунной сковороде.

  А зверь, убиенный однажды в метро на Площади Революции под интонации Пурпурной  Розы, как-то сразу вошел в образ другого зверя, но более прозаического и одновременно одухотворенного, принялся вести беседу о тех славных временах, когда деревья были большими, люди смелыми, а поэты надрывнее. Третий глаз,  затаив дыхание в ожидании,  что наконец-то ее внучка обретет счастье в их обители добра и величия, навострил все свои пять чувств эфемерного организма, ближе протиснулся к самому изголовью старинной лампы.
 
  "Рутинная армейская работа -  ежедневные выезды, на минирования- разминирования,  сопровождаемые  иногда мелкими перестрелками, вносила  некое разнообразие  в работу военного спеца.  Все привычно, всё однообразно - жара,  пыль, мины, подъем, отбой,  самогон, иногда водка.  Адреналин сам втекал и вытекал из моих вен, который  держал мой весь организм,  как у больного,  который большое время чувствовал боль, а потом привыкал к ней и уже её не замечал.  Это уже диагноз.
   Местные аборигены, здесь так называют  офицеров,  которые пробыли более полугода,  намекнули  очень скромно и ненавязчиво, что  можно уже и   «проставиться»,  и   тем более пора уже  влиться в их  маленький коллектив, хотя местные алкоголь не употребляют,  но место есть - где отдохнуть,  причем   по полной программе.   После долгого общения с минами  и офицерами мне это идея понравилась.
          Это было подвальное помещение, маленькое и уютное, прохладное, с коврами, подушками и кальяном, всё располагалось на полу,  я понял, что мои товарищи по оружию здесь были завсегдатаями, они свободно разговаривали с хозяином заведения,  которого звали Саид.
    Удобно расположившись на коврах с подушками, я сначала наблюдал за хозяином.  Он суетился, улыбался, смотрел своими карими азиатскими с прищуром глазами,  хотя не понятно,  что в них скрывалась -  добродушие, лесть, выгода, ненависть.  Одним словом  -  «Восток - дело тонкое».
    Но вскоре он мне наскучил, и  я неожиданно вспомнил самолет и это странное чувство заоблачной пустоты, и опять внутри пробежал холодок.
  Все начиналось до боли знакомо, разговоры в пол тона, тосты, анекдоты, хорошая закуска, обстановка, все располагало  к отдыху, но по опыту участия в мужских вечеринках,  я знал,  что без сюрпризов не обойдётся. И я того ждал.
  Когда водка,  постоянно подносимая  Саидом,  взяла верх над нами,  и мы уже не могли ей сопротивляться, араб  что-то  шепнул на ухо нашему старшему по званию,  тот кивнул головой  и загадочно улыбнулся,  обводя нас взглядом, все кроме меня ответили тем же и начали довольно хихикать. Я ничего не понял, но то же улыбнулся.
  Откуда-то сверху и сбоку от стен полилась завораживающая восточная музыка, она тихо влезала в моё нутро, дёргала за какие- то тайные нити,  о которых я даже не догадывался,  медленно, но уверенно в моих жилах начинала  закипать кровь. Горячие ручейки бежали по венам, весело, возбуждённо, играючи, почувствовалась лёгкость во всем теле, музыка становилась громче, а возбуждение сильней.
     Я обратил внимание на взгляды своих товарищей, они были направлены на вход. Невольно  посмотрел туда же, появились три танцовщицы, в восточных нарядах, полуобнаженные, их тела гибкие,  нежные, грациозные слились в единый такт музыки,  Музыка и женское тело, это два совершенства,  объединенных в целое, превратились в шедевр.  Всё поплыло вокруг. Наверное,  я уже не дышал, время остановилась, состояние сказки, воображения, и тонкая нить между всем этим могла в любую минуту оборваться, и я держал её бережно, сильно, цепко.  Потому что знал,  что даже дуновение ветра может  эту нить порвать!
  Вездесущий  Саид несколько раз подходил  к «старшему».  Не подходил, а подкрадывался, несколько раз смотрел на меня.  Не придав этому большого значения, я смотрел и смотрел на танец, на эти движения  музыки.
    Ароматы восточных пряностей, алкоголь, уютная обстановка, все  же меня расслабили,  что даже не заметил девушку в сопровождении с Саидом, которые направлялись ко мне.
Какое-то мгновение почувствовал  необъяснимое волнение, что же произошло без моего участия, что?
  Невольно  перевел взгляд  с танцовщиц на своего старшего, потом на Саида, а после и на неё.  Она стояла рядом,  араб глазами показал на меня,  и все смотрели в мою сторону.  Движения музыки и танца  остановились. Это был гром среди  ясного неба, электрический разряд,  холодная вода из колодца, а у меня только и хватило сил приподняться.
      Она медленно,  грациозно стала опускаться на подушки,  я впивался в неё глазами, за  это время рассмотрел её всю, это Восточная Роза была настолько красива и обаятельна,  из её глубин  исходил такой притягательный импульс,  который так завораживал, вовлекая меня всего без остатка.  Все вокруг остановилось, моя кровь бурлила и замирала,  я  задыхался и не дышал, меня переполняли чувства и пустота, что это?  Сидя  напротив, не поднимая глаз,  она протянула руку тонкую, нежную, лёгкую и уже такую желанную, я двинулся   навстречу к ней, боясь проснуться, без сил и наполненный безумной страстью.  Всё перемешалось во мне, солнце и луна сошлись в объятьях дикого танца, день и ночь слились в безумие, горные чистейшие ручьи превратились в необузданные реки,  земля начала вращаться быстрей, зима и лето стали меняться ежесекундно.
   Прикосновение её руки было сравни с электрическим разрядом, я не отдернул руку, это разряд разлился в моём теле. Он обжёг,  доставил сладостную боль.  Все стало происходить как в тумане, я себе уже не повиновался, эта маленькая азиатка, поглотила меня полностью,  приобрела надо мной неограниченную власть, власть женщины над мужчиной.
  В голове всё шумело, кружилось, не  чувствуя ног и тела, держась за её руку, я медленно двигался за ее страстной рукой, наступая на все,  что лежало в самом низу, не отрывая глаз от неё, я шёл за ней в вечность, в царство наслаждений, на эшафот, мне было всё равно.
     Сколько это движение заняло время, не помню, коридор, комнаты, еле мерцающий свет, все в одном миге, тепло её руки и запах затмили всё вокруг происходящее.  В голове кружилась музыка, стук бьющей крови в висках, поворот,  и мы в маленькой комнате, по углам мерцали  горелки, свет бегал по комнате в неудержимом танце в такт музыке,  доносившийся издалека. Аромат восточных благовоний  заполнял всё пространство.  Красивые подушки, одеяла были разбросаны на коврах, цветы лежали  по всему полу. Я застыл,  как истукан посреди комнаты.
       Она стояла предо  мною,  обнажённая, её смуглая кожа излучала божественный свет, глаза в завораживающей поволоке  смотрели  в мои, я стал в них тонуть, они меня гипнотизировали,  манили, в них  была быстра горная река, поглощающая всё на своём пути, в них цвели деревья ранней весной,  розы покрылись  утренней росой........

Пауза, выдох, облизывание высохших губ.
 

   - Я сейчас слезу пущу от такой  эротической вакханалии и неразрешенными всеми конфликтами арабо-еврейских переговоров, - вскрикнул Третий глаз  бабули.

  И Муза после этих слов как-то насторожилась, спина натянулась,  как струна на скрипке перед последней нотой верха, чтобы после завершить весь этот аккорд, проведя  по всем струнам одной рукою, в то время когда смычок безжизненно висел среди пальцев.  Это точный  знак, что сейчас ее любимая бабуля со своим открытым Третьим глазом  будет провоцировать внука Тамерлана, внося в  свои необузданности архаичные словечки, доставшиеся ей от всех ее князей.
  Но чувствуя себя совершенно невинным, внук Тамерлана мягко отвечал: ««Что вы? Это моя соотечественница».
  «Тем более - …..не буду произносить это слово. – Разъярился  Третий глаз.

  Но внук Тамерлана, стараясь инакомыслить, решил предпринять что-нибудь диссидентское. Но из дизунитов  Польши он не вспомнил никого за давностью лет, а из его соотечественников только лишь Новодворскую. Но так, как она все же тоже женщина и третий глаз бабули неким образом принадлежал особе, все же более,  женского  пола, то решил не поднимать своего красивого и одновременно мощного кулака, тем самым не внося паники в такой благопристойной спальне с новыми занавесями и побеленным потолком.  « Инакомыслие надо, конечно изживать, не раскачивая сам постамент», - первая и последняя мысль, пробежав по обширному мозгу внука, не издав голоса, опустила этот кулак всех славных потомков воинов степей и ветров.

 Муза снова приняла стать Речи Посполитой, Третий Глаз намного  сузился, сроднившись с самим Тамерланом по разрезу уже трех  глаз, а внук Тамерлана, подняв рюмку коньяка, провозгласил тост за понимание и консенсус в мировой практике при разминировании всех полей, оврагов, дорог, тропинок….
---прод. След.