Предисловие

Предисловие

Проблема выбора путей и средств движения к рынку по-прежнему актуальна. Но ситуация стала сложной. К советскому наследию добавились разнокачественные рыночные примеси, создающие в обществе новую гремучую смесь. Ее детонатором может стать дальнейшее падение жизненного уровня народа. И такая взаимосвязь — не российская особенность.
В любой системе экономических координат самым главным, самым сложным, самым непредсказуемым и самым хрупким элементом является человек, а еще точнее, вся гамма его личных интересов. Они и живительный, и разрушительный  всех остальных интересов, их генетический код.
Истина, казалось бы, простая и мало кем оспоримая, но в практике, например, проведения реформ она не просто забывается, она демонстративно отбрасывается. Это роднит и Горбачева, и Ельцина в их попытках реформировать экономику. Народные лозунги и антинародные действия — в этом единая суть пятилетки правления первого и десятилетки правления второго. Ни один, ни другой не сдали экзамена и не получили аттестата зрелости.
Именно интересы человека выступают постоянным источником движущих сил экономического развития. “Интересы двигают народами” — простая и фундаментальная мысль великого мыслителя вечна в своей научной и повседневной ценности, исходный пункт достижения успеха российских рыночных реформ. Интересы человека, и прежде всего их материальная составляющая — своеобразный камертон целесообразности и эффективности проводимых преобразований.
В России они имеют свою специфическую почву, называемую социалистической, а точнее советской, экономикой. Что она собой представляла? Аргументация ответа на этот вопрос актуальна и сейчас. Она даст нам возможность с минимальными издержками осуществлять рыночный курс, выбрав экономически эффективные и социально безболезненные пути.
Собственность, хозяйственный механизм, повседневные интересы человека, политика, власть, традиции, природа и т.п. — каков их сплав? Какова его крепость при разных сочетаниях этих «компонентов»? Здесь нужны широкий философский взгляд и обобщения. Но как их соединить с интересами повседневной жизни?
Данные и последующие мысли рождались в расширяющихся возможностях теоретического понимания нашей непростой истории, противоречивых чувствах, навеянных односторонним политическим воспитанием. Но в конце концов они были очерчены при подготовке данной книги к печати.
Анатомируя мертвое тело советской экономики, видя ее пораженные экономическим догматизмом органы, становится очевидным, что в последние годы своего существования она была уже безнадежно больна, исчерпала себя, ее покинули жизненные силы. Потенциал ее не работал и часто становился мертвым грузом. Сама экономика не могла сбросить его. Ей это было уже не по силам.
Размышляя над тем, почему так произошло, я все больше прихожу к выводу, что у нас по большому счету не было экономики, а было достаточно развитое государственное натуральное хозяйство с присущими ему чертами принудительного труда и распределения при тотальном контроле за ними. Денежный процесс шел параллельно, не пересекаясь в своих базисных функциях с производством.
Интересы человека и предприятий были, мягко говоря, отброшены или деформированы. Фактически существовал государственный продуктообмен и нередко в худшем виде. Директивное движение товаров между производителями, равно как и их навязывание частным потребителям, стало сутью планирования. Мышление высших эшелонов власти поразили метастазы догматизма. Диалектика была отброшена. В результате музыка получилась плохая.
В экономическом плане главная беда состояла в том, что закон стоимости в совокупности всех его проявлений не работал. Общественная собственность, не успев родиться, была в своем зародыше раздавлена и поглощена государственной машиной, приняла тотально-государственный характер как по субъектам, так и по функциям. Государственное натуральное хозяйство стало экономической основой советской модели социализма. Государственное натуральное хозяйство явилось и его экономическим могильщиком.
Итак, государственное натуральное хозяйство. Для прояснения этого утверждения придется обратиться к некоторым дополнительным соображениям.
Классическим образцом “хозяйства” является хозяйство натуральное и его исторические модификации. Важной отличительной особенностью натурального хозяйства (за рамками семейного) выступает властное принуждение к труду и распределению его результатов. В итоге круг движущих сил в натуральном хозяйстве, определяемых интересами людей, был крайне узок как по субъектам, так и по сферам человеческой деятельности. Главное, они не захватывали область производства. Например, с помощью войн можно было создавать безбедную жизнь для значительной части людей.
В экономике в отличие от натурального хозяйства властвуют экономические законы. Она вырастает из натурального хозяйства, соседствует с ним, одновременно тесня его благодаря своим новым движущим силам личного интереса, которому дает простор для своей реализации закон стоимости.
Его возникновение связано с эволюционной трансформацией функции принудительного распределения в функцию свободного обмена. Он исторически постепенно все больше осуществлялся в сути своей на эквивалентной основе. Закон стоимости “толкал” производство “вверх” и сам прирастал обменными функциями, превратив обмен товаров в их обращение. Так рождался и функционально креп закон стоимости.
Для его реализации людям сотни лет не надо было даже знать о его существовании, тем более о механизмах использования, как и птицам законов аэродинамики. Сами обстоятельства обмена толкали юридически свободных людей приближаться к его несвободным экономическим требованиям.
Родившись в области обмена товаров, закон стоимости “быстро нашел” главный источник своих сил и функций. Это была сфера производства. “Поселившись” там, он стал диктовать свою волю в направлении снижения издержек производства, что совпадало с интересами человека при обмене товарами, а также расширением возможностей его разума по совершенствованию производства. Этот закон стал все больше выполнять функции естественного отбора, отдавая предпочтение технически сильнейшему производителю.
Благодаря всей совокупности рыночных механизмов, источником которых является закон стоимости, производство получило мощнейший толчок для своего развития. В этой связи все больше напрашивается вывод, что есть только одна — единственная, но многоликая экономика — рыночная. Все остальное — хозяйство. Тоже многоликое.
Произошла ли эволюция в рыночном направлении в нашем постсоветском хозяйстве за последние десять лет реформ? Думаю, что нет. На пепелище советского хозяйства по-прежнему бродят призраки рынка. Их рыночные одежды особенно заметны в финансовой сфере. Но нет рыночного тела, а оно в производстве. По-прежнему в разных формах идет частный, пусть не по государственной воле, но продуктообмен. Нередко он осуществляется под внешне рыночным, но конвоем денежных штыков. Но это сопровождающее войско очень незначительно и готово в любую минуту разбежаться.
Чем больше оптимизма сейчас в верхах, тем все более заметно, что в экономике не подъем, а болезненный нефтяной румянец и затишье перед бурей. Рыночная времянка последних десяти лет может быть снесена даже слабым дуновением действительно рыночного ветра. Нужны новые материалы и технологии для строительства здания настоящего рынка. А живем мы еще старым советским наследством государственного натурального хозяйства, его запасами. Оно все быстрее тает на глазах, ведь своего, действительно созидательного по-прежнему нет. С маниакальным упорством проматываем родительское, грызя, стреляя, травя друг друга, борясь за лучший, но готовый кусок, не замечая, что он тоже “свеча на ветру”.
Не все в книге будет воспринято адекватно тому, как представлено в предисловии, но в глубинах своих позиция автора не изменилась за прошедшие десять лет. Эволюция мышления не деформировала главного. Генетический код моих взглядов в эти годы был один: стремление к научности в синтезе с патриотизмом.
Пепел советской экономики, в жертву которой принесли свою жизнь ради сохранения нашей десятки миллионов отцов и матерей, больно стучит в моем сердце. Не скрою, не буду лукавить, меня разрывает на части. И здесь научность отступает на второй план. Захлестывают чувства. Ведь мы родом оттуда, где жили более 70 лет.
Советское хозяйство — наша родословная. Оно — “отец и мать”. Они постарели, исчерпали свой ресурс, но негоже в своих родителей бросать раздраженные, а нередко злобные слова. Они оставили нам  неплохое наследство, пусть мы и хотели лучшего. И теперь наша задача — без стонов и криков сделать свой шаг вперед, туда, куда сами хотим. Надо бы наконец научиться шагать к лучшему. Тогда и получим уже, наверное, беззвучное родительское благословение.
Какой мы поставим им памятник? Он может быть только один — лучшая жизнь. И надо строить ее по-настоящему, а не как у нас часто принято: быстро и тяп-ляп. Для этого за десять лет сделано главное — проведена приватизация мысли. Ее долгожданная свобода подстегивает бросить вызов себе.