Дверь

     "1 Глава и Введение", 1982, к.,г.,  40 см x 25 см


     Любитель порисовать, но еще и как "графоманишка",  я большое значение придавал названиям своих виршей, и даже думал над работой «Роль названия работы для процесса работы художника над произведением. По собственному опыту художника. От слова Худо». Когда я начинал работать над картиной, или даже этюдом, то важным моментом было придумывание название, а по сути программы работы. Если название этюды удачное, то увеличивается вероятность перерастания ее в будущем в приличную работу. Примеры: Этюды « Путь Ильича», на котором изображен мостик через реку Турку в Ленинских Горках, «Камень на камень», с намеком на детские стихи «Камень на камень, кирпич на кирпич, умер наш Ленин Владимир Ильич», а также работы по роману «Мастер и Маргарита».
     Мне всегда были интересны названия, которые дают картинам художники, а также разница впечатления от картины и ее названия. Передвижники давали названия очень близкие к содержанию: «Три медведя» (которых как минимум 4),  «Охотники на привале»… А вот Рылов назвал работу с летящими гусями «Свежий ветер». Это уже более символично. Ведь это действительно ветер, который невозможно описать методами литературы.
    А вот названия «Явление Христа народу» картины А.Иванова, или «Возвращение блудного сына» Рембранта – эти названия ключевые для понимания того, над чем работал художник, что изображено на полотне.
                ****************************************

     Желание разобраться, почему я взял кисть в руки, куда я хочу идти в живописи, в искусстве, зрело у меня  давно. Первые мои самостоятельные выходы в 1989 году на этюды в Мамонтовке, в результате которых я нарисовал несколько вариантов Васнецовского домика, сказочно вылизанного - это были первые размышления, что есть красота, и почему у меня получается не то, что у того же В.М.Васнецова.
    Реакция близких людей часто связывается с чудом рождения красоты на их глазах. Когда осенью 1988 года я купил первый свой этюдник и мы выезжали с подругой Лялей на природу, она радовалась как ребенок. Она убеждала меня, что то, что появляется на моем холсте и есть красота. Вернулось её детство, когда она выезжала со своим отцом на пленеры. Но я тогда не понимал, почему у меня получается зеленое не такое, как в жизни, и почему тщательное рисование чуть ли не каждого листика не отражает того, что в природе.
   Потом – я познакомился с художником Витей Ромадиным. Его работы я видел уже давно, и даже пытался разобраться в них,  но только тут, когда я  увидел кухню художника, его работу, увидел, как мешаются краски, началось внутреннее движение.
    Собственно, толчок к написанию этих заметок применительно к своим внутренним толчкам появился у меня после чтения статьи Цыплаковой  Людмилы о художнике А.Н. Суховецком («Мир Живописи», №5-6, 2008 г. (МОСХ)), стр. 2). И дело не в художнике, а в авторе статьи. Искусствовед пишет, не относясь к этому конкретному художнику. 
«… Удивительно, что именно русский язык точно обозначил самую суть «вида изобразительно искусства, произведения которого создаются с помощью красок, наносимых на какую либо поверхность» - живопись отличается от подделки под неё тем же, что живое существо от чучела – жизнью. Но почему у одного человека, написавшего картину, на плоском холсте непостижимым образом возникает пространство, живой и прекрасный мир, а у другого – мертвые оболочки предметов, в лучшем случае просто пустые, а в худшем – напоминающих раскрашенных мертвецов?  Потому, что первый – художник, а второй – не художник. И дело здесь не в образовании и не в желании заниматься живописью, дело в том, есть ли у человека особый дар, суть которого очень точно определил Алексей Суховецкий: «… художник как раз тем и отличается от всех остальных людей, что все смотрят, а художник видит. Именно способностью видеть красоту там, где другой человек прошел бы мимо и не заметил».
  Существует парадоксальный разрыв между величием произведении я живописи и всеобщей доступностью технологий и материалов, которыми оно создается – всего лишь краски, кисти и , чаще всего, холст. Для человека абсолютно невежественного этот парадокс не существует, с его точки зрения творческий процесс предельно примитивен – бери краски и холст, пиши картину, все, что получится – живопись. Это уровень многонациональной армии подельщиков, наводняющих площади и «вернисажи» во всех города мира безликими вариациями «приемов» покраски холста. Ценность их поделок равна себестоимости материалов.
   Можно отнестись к живописи и как к доходному ремеслу: получить специальное образование, освоить технологию создания картины, изобрести, в конце-концов, «свой прием», «раскрутиться» и «клонировать» полотна как овечку Долли. В этом случае вышеупомянутый парадокс тоже не имеет значения – к «живописи» эти «продукты производства» отношения не имеют. Только художник, наделенный особым даром не только ясно видеть, но и душою остро чувствовать красоту мира, интуитивно или осознанно понимает, что задача воплотить эту красоту красками на холсте невыполнима без участи той Силы, которая ее создала.
… Каким образом причинно-следственные связи оптических законов и химических реакций преображаются в живой мир картины – тайна, вечная спутница чуда. Всю свою жизнь, создавая картины, художник ожидает этого чуда, и если его любовь к живописи бескорыстна и самоотверженна – оно приходит, и его картины сами становятся бесценным источником  красоты».
(Продолжение)