Отравитель

(Глава из романа «Полет обреченных» приключенческой тетралогии «Попутчик»)

Боязнь замкнутого пространства, не столь уж редкая у людей Востока, никогда раньше не грозила поселиться в сердце Хафизруллы. Более того – еще с детства нравилось ему, когда над головой видел не жгучую пустоту знойного неба, а самый обыкновенный потолок жилища. Даже если и не такого роскошного и комфортного как родительский дом. Пусть приютит хоть простая глинобитная мазанка, лишь бы давала прохладу, позволяла расслабиться, забыть о всепроникающей жаре – считал он всю основную часть своей недолгой жизни.
До тех самых пор, пока судьба не свела его с Зульфикаром.
Теперь даже звук его голоса, будь на то воля Хафизруллы, заставил бы навсегда уйти в пустыню, в пески, лишь бы не слышать зульфикаровский вкрадчивый шепоток.
Вот и сейчас тот осторожно касается его плеча:
 – Солнце высоко. Аллах велит браться за работу.
На вид совсем дряхлый, подлинный майсафа – сухой, сгорбленный долгими годами жизни старик, он на самом деле был по-молодому подвижным, а за показной немощью таил властную силу жестокого и уверенного в своей правоте человека. И теперь смотрит молодым пронзительным взглядом недобрых глаз на то, как Хафизрулла приводит в порядок свою постель.
Не моргая, замерев, внимательно следит за каждым движением, словно стараясь прочесть его мысли за повседневными делами, не таит ли чего недоброго в ответ на его, зульфикарову, заботу?
Действовать пришлось при свете переносного аккумуляторного фонаря, что майсафа перед этим поставил на полку, вырубленную прямо в скале. Оказавшись в световом пятне, Хафизрулла кое-как собрал в тугой рулон свой спальный мешок. Затем его, вместе с подстилкой из толстого войлока, небрежно отодвинул в угол, чтобы не мешали проходу другим обитателям пещеры, которых еще не пришло время будить старому распорядителю работ Зульфикару.
 – Готов отправляться за Вами в дорогу, майсафа! – как можно более доброжелательно, с наигранной улыбкой глянув на Зульфикара, сообщил Хафизрулла. Хотя охотнее назвал бы того настоящим дьявольским созданием, наместником шайтана в этих горах, за его вечное недоверие и придирчивость к молодому специалисту.
Тот, впрочем, не умел читать тайных мыслей и рапорт, неожиданно разбуженного им от утреннего сладкого сна, Хафизруллы принял «за чистую монету»:
 – Ну, вот и ладненько.
Старик поднялся с колен, отряхнул невидимую собеседнику пыль с полы своего теплого стеганого халата, шагнул к полке с источником света, взял в руки яркий фонарь и пошел вперед, всем своим примером увлекая за собой Хафизруллу.
Шли так долго, что следовавшему за поводырём недовольному провожатому просто наскучило размеренно шагать по неровному каменистому полу, хлюпая водой в небольших лужицах сконденсированной влаги. Ему даже показалось, что не будет конца каменному лабиринту подземелья, в одном из уголков которого было, только что оставленное ими жилое помещение для немногих обитателей пещеры.
Недовольство всё возрастало и возрастало. Не получая, однако, выхода из души Хафизруллы, опасавшегося спорить со старшим в этих мрачных сводах. Всё так же молча, попадая ногами в частые выбоины на своём пути, ещё долго шли они по затхлым, пахнущим плесенью, коридорам. И эта монотонность сама нашла утешение в мыслях парня. Он невольно начал вспоминать прошлое. В том числе и свои прежние рассуждения на счёт нелюбимого когда-то солнечного неба.
Теперь, наученный жизнью, Хафизрулла ни перед кем не стал бы с прежней откровенностью распространяться о прошлых заблуждениях насчет пользы прохлады и покоя. После пережитого здесь – на руднике, для себя он уяснил твердо – уж лучше томиться в душной толпе на базарной площади, чем, вот как сейчас, покорно взирать на проплывающие в пятне желтого света от фонаря щербатые, вручную вырубленные в скале, стены и потолок пещеры.
Месяцы, проведенные в обществе здешних безмолвных обитателей во главе со строгим Зульфикаром – истовым ревнителем строгой дисциплины и обычаев шариата, окончательно переменили нрав городского жителя. Недавний любитель нежиться, не выходя из, отчего дома, превратился, теперь в стойкого приверженца людных мест и солнечного света.
Немалую роль при этом сыграло и окружение – вот этот самый проклятый лабиринт, за многие столетия вырубленный здесь неутомимыми рудокопами.
– Пришли, слава Аллаху!
После реплики майсафа повернул к, шедшему сзади, спутнику своё мрачное худое лицо. Снизу подсвеченный фонарём, бледный лик проводника казался ещё белее, будучи обрамлённым седой бородой, густыми бровями и традиционной белым головным убором горца, плотно закрывавшим его бритую голову.
Морщинистая как земля в засуху, теперь физиономия старика казалась еще более неприглядной от столь невыгодного освещения, когда тень контрастно подчеркивала и дряхлость кожи, и бесформенную шишку носа под войлочным колпаком, надвинутым прямо на глаза Зулъфикара:
– Вот это место!
Луч электрического света, медленно и со смыслом проведенный по кругу, поочёредно высвечивал всё те же привычные стены и потолок, пока не выхватил из темноты, окованные медными полосами, большие деревянные ящики. Поверх крышек, каждого из которых, висели старинные замки, выкованные умелыми руками кузнецов прошлого и опечатанные сейчас восковыми пломбами.
Только здесь майсафа расстался с фонарём. Доверительно передал источник света своему спутнику. Тот охотно принял фонарь. Но был крайне поражён всем вокруг себя увиденным. Тогда как спинджирай просто освободил свои сухие жилистые руки для другого дела. Степенно снял с широкой подпояски халата кожаный кошель, распустил сыромятный узел. Внутри оказалась целая связка ключей с затейливыми зубцами на бородках. Найдя среди них нужный, он подошел к одному из сундуков.
Чуть наклонившись над первым сундуком, он сломал сухие податливые печати, вставил поочерёдно, один за другим, три ключа в открывшиеся скважины замков, аккуратно провернул каждый из них. После чего настала очередь удивляться Хафизрулле ещё одному сюрпризу:
– Здесь самые отборные кристаллы. Выберешь себе – какой понравится!
Распахнутая тяжелая крышка обнажила, до этого скрытый под нею, кроваво-красный костер, буквально вспыхнувший искрами своего холодного пламени прямо в лицо, склонившегося над ним, Хафизруллы:
 – Вот так чудо! Настоящая пещера Али-Бабы! – воскликнул он, мигом забыв о своих недавних переживаниях долгого пути по сырому каменному лабиринту.
Теперь молодой человек был крайне восхищен не только всем здесь и сейчас увиденным, но и тем, что стал единственный зрителем столь несметных богатств. Впервые приведенный Зульфикаром в его тайную и свято охраняемую сокровищницу, теперь он был готов простить ему все прошлые неприятности и неудобства долгого прозябания в пещере.
Поиск, обещанный майсафой подарка, который ему можно было сейчас самому себе выбрать, сразу же вернул к воспоминаниям, о причинах того, почему он оказался в обществе «проклятого старика».
Тот, в свою очередь, с мрачной улыбкой взирал на непередаваемую словами гамму чувств, нахлынувших на Хафизруллу и откровенно отразившихся на всем облике спутника, охваченного и восхищением увиденным, и желанием не продешевить, выбирая самый дорогой из прочих, не менее уникальных, драгоценных камней.
...Встреча Хафизруллы с самой прелестной из прежде встреченных им, женщин, и в то же время шаловливой как ребёнок Шахбиби не была для будущих возлюбленных простой случайностью. Она сама пришла в гости к его младшей сестре Гульпачи, привлеченная рассказами о приезде из Парижа старшего брата. При этом еще и — желая обсудить последние новости с родных мест, находящихся сейчас в лапах кафиров – неверных, правящих в Кабуле.
Тот дом в Карачи, как и многие другие подобные ему, был рачительно и со вкусом построен отцом Хафизруллы еще в те благословенные времена, когда под сенью королевской власти в их родном государстве царили мир и порядок, а по всему Афганистану бойко торговали дуканы, принадлежавшие ему – одному из богатейших купцов страны.
Не знал тогда, Махаммад, что пригодятся эти жилища не только ему для кратковременного отдыха и приёма гостей во время деловых поездок по соседнему Пакистану: Оказалось, что стали они основным пристанищем для переселения всей семьи, бедой согнанной с родных мест. На их счастье, в своём преклонном возрасте достаточно здравомыслящим в поступках и принимаемых решениях оказался Махаммад. Он словно предвидел грядущие последствия, так называемой саурской революции. Потому вовремя отправил ближайших родственников в безопасное место из Кабула. Столичного города, ныне охваченного огнем кровавых перемен.
А вот сам сгинул бесследно. Только и успев передать часть своих торговых связей сыновьям.
Старшие – Вазир с Сарбуландом вполне успешно влились в раскрученное за десятки лет родительское дело, а вот младший – Хафизрулла, выбрал путь иной – продолжил учебу в Сорбонне. Где теперь вместе с другими афганскими студентами-талибами проходил университетский курс горного инженера.
Но вот позади – годы учебы и новоиспеченный бакалавр геологии пожаловал в Пакистан к новому семейному очагу.
Парижская жизнь вовсе не развратила молодого афганца. Да и память об отце, погибшем в тюремных застенках кафиров, заставляла чтить, данное тому, слово. Стать, как и хотел покойный отец, хорошим специалистом. Чтобы потом с пользой служить Родине, которая рано или поздно обретет долгожданную свободу!
Потому встреча с Шахбиби – лучшей подругой младшей сестры Гульпачи, словно перевернула душу парню. Они стали находить друг друга все чаще. Тем более что этому не препятствовали и окружавшие девушку люди, на попечение которых оставил свою любимую дочь всесильный владыка одного из, так называемых, кабиле – племен Афганистана – почтенный Шир-Али-Хан.
Им, как, оказалось, тоже пришелся по нраву молодой инженер из уважаемой и вполне обеспеченной, дружной семьи. Все шло к тому, что Хафизрулла пошлет сватов к отцу возлюбленной.
Как вдруг в поездку он вызвался лично:
– Сам хочу обратиться к отцу Шахбиби, уважаемому Шир-Али-Хану, с просьбой руки его дочери, – объяснил он на семейном совете.
Да и довод – лично отвезти богатые дары, пересилил опасения от возможных бед, которые могли поджидать караванщиков в пути по, охваченной огнем, стране.
В кишлаке Сары-Бут приезд дорогих гостей отметили со всей торжественностью, как и следовало встречать будущего зятя вождя племени. На приеме у Шир-Али-Хана присутствовали десятки людей — от старейшин родов (хелей) – спинджираев, до полевых командиров вооруженных формирований, принадлежащих Шир-Али-Хану и его союзников. В доверительной беседе, когда они остались наедине, отец Шахбиби поведал о том, что Хафизрулла не ошибся в своём выборе:
 – Мой род очень богат. И сегодня, обладая самым совершенным оружием, может дать отпор любому, кто на нас покусится.
Его правота, впрочем, не вызывала никаких сомнений у будущего родственника, с почтением внимавшего словам будущего тестя.
– Где думаете жить? – переходя к вещам более практичным, тут же поинтересовался Шир-Али-Хан.
– Хотелось бы в родных краях. Но, пока, по-видимому, устроимся в Карачи. Тем более что город нравится нам обоим.
– Хорошо, я согласен! Но не мог бы ты погодить со свадьбой некоторое время? – вдруг спросил вождь.
– Видит Аллах, как мне хочется оказать Вам, уважаемый, любую помощь. Готов на всё, что мне только по силам.
Пылкий ответ молодого человека пришелся по душе могущественному правителю. И только тогда он сделал конкретное предложение:
– Мне нужна твоя помощь как горного инженера, сынок…
Дело, которое поджидало в вотчине его будущей родни Хафизруллу, было и, впрямь, нешуточным. Да и то, как он понял, его доверили ему исключительно только как будущему родственнику.
– Ты не думай, что мы здесь о тебе мало знаем, – честно признался в очередном, более доверительном разговоре с молодым претендентом на руку его дочери Шир-Али-Хан. — Едва ты, Хафизрулла, познакомился с моей дочерью, прекрасной и драгоценной Шахбиби, как доверенные люди начали собрать все, интересующие нас, сведения.
Без обиды узнал Хафизрулла и причину такого интереса. Оказалось, что представители хеля Сары-Бут интересовались студентом не из-за того, что сомневались в чем-то. Не ради общей безопасности проверили всю подноготную…
...Выяснилось, что доверять поклоннику дочери вождя можно. И теперь, в исключительной, как никогда доверительной беседе, Шир-Али-Хан открыл перед ним самую сокровенную тайну его народа, свято хранимую не одним поколением обитателей кишлака ради общего благополучия:
Оказалось, на удивление Хафизрулле, что на протяжении многих лет, племя, добывает рубины из, высоко расположенного в горах, уникального месторождения. Это от их продажи за рубежом у воинов Шир-Али-Хана есть самое современное оружие, и дехкане могут не опасаться нападения кафиров-шурави.
Но вот беда – за последние годы добыча драгоценных кристаллов пошла на убыль.
 — Видно, необходимо менять направление проходки, — закончил тогда свой невесёлый рассказ тяжелым вздохом Шир-Али-Хан.
Оказалось, что как воздух, им был нужен опыт высококвалифицированного горного инженера: – такого как Хафизрулла! После чего и оказался выпускник Сорбонны в пещерных владениях, отвечающего за работу рудника, майсафы Зульфикара.
...Сегодня — день особенный.
Уж давно молодой геолог закончил составлять проект изменения технологии добычи рубинов. Уверенно наметил новое направление главной выработки, проследив все изгибы, наиболее продуктивного, пласта, после того, как отыскал-таки место, где сейчас были основные запасы оставшихся драгоценных кристаллов.
 – Все дело в том, что пласт изменил направление. Так бывает, – дал он пояснение майсафе. – И теперь нужно действовать не дедовскими методами, а совершенно иначе.
По проекту Хафизруллы следовало в дальнейшем идти не прямо, как раньше, а по наклонной, прослеживая конфигурацию рудной жилы.
– Составлять список необходимого оборудования я буду дома, – заметил Хафизрулла, отчитываясь перед Зульфикаром. – Пора мне вниз, в кишлак. Надоело это пещерное прозябание.
Тогда, выслушав молодого инженера, майсафа в ответ лишь отрицательно покачал головой:
– Всеми передвижениями отсюда в пещеру и обратно ведает лишь сам Шир-Али-Хан. А от него пока еще не было человека с распоряжениями на Ваш счет, уважаемый инженер.
Стараясь смягчить горькую пилюлю отказа, он добавил:
– Сами понимаете, зачем мы тут соблюдаем такую секретность. Наш народ небольшой, а вокруг – тьма кафиров. Это и русские, и китайцы. Да и пакистанцев следует опасаться не меньше, чем многих своих – афганцев. Нет таких чужаков, кто бы ни покусился, случись что, на наши сокровища.
...Недели потянулись за неделями.
Вынужденное безделье и свое окрепшее отвращение к распекавшему по любому поводу Зульфикару, Хафизрулла всё же научился скрашивать. Днём, когда, другие обитатели рубиновых копей работали в забое, он проводил свободное время у транзисторного приемника, взятого с собой еще из Карачи. При этом чаще всего располагался прямо у поста боевого охранения, находившегося у входа в пещеру. Там скалы не экранировали прохождение радиоволн. И развлекаясь музыкой и новостями радиостанций, Хафизрулла часами слушал передачи. Делал это, к вящей радости, скучавших там, охранников. Благо, что подзаряжать питание можно было от генератора, дававшего ток проходческому оборудованию.
Но вот вчера, наконец-то, из долины прибыли посланцы Шир-Али-Хана.
Несколько вооруженных путников принесли сюда, в поднебесные выси, через снега и ледники, хурджины с продовольствием, необходимые инструменты. А самое лично для Хафизруллы главное заключалось в том, что ему наконец-то разрешили вернуться, обратно, в кишлак. И сегодня вечером, также под покровом темноты, они должны отправиться в долгий путь, прихватив с собой часть добытых и отсортированных самоцветов.
– Ну а самый лучший из них Хафизрулла мог взять себе, как награду за работу по составлению проекта возрождения рудника, – распорядился сам спинджирай хеля Шир-Али-Хан.
Вот почему сейчас, таясь от остальных обитателей пещеры, Зульфикар и привел его сюда – в секретную сокровищницу.
Блеск сотен самоцветных камней не только породил в душе Хафизруллы поток воспоминаний. Ещё и заставил его вернуться ко всему тому, что он раньше знал о драгоценностях, с древности считавшихся оживляющими, укрепляющими сердце, возвращающими утраченные силы и прогоняющими тоску.
– Ну, насчет тоски не думаю, что это правда, – подумал, стараясь не выдать это чувство даже мимикой, будущий зять Шир-Али-Хана, перебирая в руках сияющие, даже при свете фонаря, отборные рубины. – Зато в том, что иным из этих камней цена – целое состояние, я готов, хоть сейчас поручиться, даже на Коране.
По своей профессии он знал, как редки на земле подобные крупные кристаллы. Но и камни мельче, исчислявшиеся всего-то в тридцать-сорок каратов считаются уникальными. Потому способны были украсить собой любой ювелирный аукцион. Здесь же подобных рубинов – большинство. Причем, все, какой ни возьми, это ярко или густо окрашенные красные прозрачные образцы. Именно такие, как камни и ценятся выше всего. Порой не уступают в стоимости даже алмазам.
Долго перебирал рубины в сундуке без пяти минут «инженер-геолог», отыскивая «гонорар» за выполнение, поставленной перед ним, непростой задачи по продлению жизни умирающим копям?
Молод Хафизрулла, но Всевышний, по мнению майсафы, щедро одарил его недюжинным, как оказалось, талантом. Хотя и было это непросто, однако, нашел то место, где рудокопы потеряли настоящий «кристаллоносный горизонт» и пошли по ложному ответвлению рубинового пласта, иссякшему в один, далеко не прекрасный, момент.
Тогда и подвел пришлый исследователь майсафу Зульфикара к скальному монолиту, рассеченному черной полосой базальта на две гранитные половины.
– Где-то здесь ошиблись, ведя проходку, многоуважаемый майсафа, – заявил геолог. – Точнее назову место и направление жилы позже, когда вернусь на рудник со всем необходимым и продолжу свои изыскания.
Заодно поведал старику кое-что из багажа знаний, которые помогли ему отыскать просчет рудокопов. По его словам, обычно, местом находок, корундов – красных рубинов и синих сапфиров считаются обломочные отложения кристаллических сланцев, гнейсов и доломитовых известняков. Именно они, концентрируясь в руслах древних и современных речных потоков, полезной массой, называемой «иллам», дарят рудознатцам не только рубины, сапфиры и добычу менее ценную — топазы, гранаты и турмалины. Все, как правило, достаточно мелкие и разнообразного качества – от камней чистейшей воды и насыщенной окраски, до тусклого, черного, а то и бесцветного сырья.
– Иное дело – наша с Вами пещера! – искренне и не на шутку восхитился Хафизрулла. – Здесь нам мог сам Аллах, проливший свою слезу.
Как удалось установить выпускнику Сорбонны, месторождение у кишлака Сары-Бут поистине первичное. Не подверглось ни водной, ни ветровой, ни какой другой эрозии. Сам же пласт базальта, поднятый когда-то из глубин раскаленной земной коры, причудливо разместился в этаком «гранитном бутерброде», вознесенном миллионы лет назад так высоко под небеса. При этом рубиновая жила щедро напичкана драгоценными камнями и сопутствующими знаками красного корунда. Хотя встречаются, как подтвердил прежний опыт майсафы образованный геолог, и менее ценные минералы - шпинели, гранаты, те же, турмалинам и прочее, и прочее. А ведь, и это – не бросовый материал. За них тоже готовы платить хорошую цену ювелиры со всего света.
Тот разговор касался в основном лишь теории, был простым повторение университетского курса в разговоре с Зульфикаром. Тогда как сам спинджирай преподнёс молодому специалисту куда более серьёзный урок – реальной демонстрацией добытых на руднике рубинов. Прекрасные камни, отражая свет фонаря, сияли сейчас своими лучами прямо в лицо геолога, сидевшего на корточках перед сокровищницей своего скорого тестя. Выдавая опытному глазу настоящие «Царские камни», следующие по иерархии за венценосными алмазами. А то и ни в чём, не уступая им. Особенно если это был крупный экземпляр.
– Аллах, акбар! – вдруг невольно вырвалось из раскрывшихся от несказанного удивления уст Хафизруллы.
Ему попался на глаза, поднятий им же из глубины сундука, необыкновенный камень:
– Настоящий падишах самоцветов!
Парень буквально замер, любуясь рубином. Всё никак не мог скрыть своего восхищения кристаллом, сиявшим естественными гранями. Внешне драгоценный камень был похож на обломок толстого цветного карандаша. Если, конечно, только можно было бы создать рукотворно подобный карминово-красный цвет для рисования по бумаге.
– Истинно голубиной крови! – ахнул, не в силах побороть своего неподдельного чувства, Хафизрулла, прежде, что называется, только краем уха слыша о подобном, существующем в реальности, чуде природы.
Не особо и верил в его, осваивая учебный курс кристалловедения в основном лишь по многочисленным пособиям и фотографиям. Но и тот, показанный на иллюстрации в учебнике как образец, был меньшего размера, хотя, долгие десятилетия, прошедшие с момента находки, считался бесценной реликвией. Чуть ли не подарком Богов.
 – Вот этот! – он, наконец-то геолог остановил свой выбор. – Именно такой подойдет в ожерелье моей любимой Шахбиби.
Зульфикар, ожидавший любого исхода выбора, всё же заметно помрачнел, оказавшись перед фактом лишения сокровищницей столь ценного камня
 – Не дурен Ваш вкус, господин, – впервые за все время знакомства, искорка уважения мелькнула во взоре майсафы. – Этот рубин стоит не меньше миллиона долларов, причем, даже по самой скупой цене.
Хафизрулла откровенно улыбнулся его словам и поднялся на ноги, продолжая любоваться камнем, уже поднесённым к самому фонарю.
В это же время майсафа, выполнив поручение Хана, вернулся к своим прямым обязанностям хранителя сокровищ. Он закрыл сундук на все три замка. Поверх каждой замочной скобы поставил пломбу, отпечатав свой перстень на разогретом у фонарного стекла, кусочке воска:
 – Нужно идти обратно. И советую – наперед забыть сюда дорогу навсегда, если снова на то не будет воли Шир-Али-Хана.
 – Ну что Вы, уважаемый! – рассмеялся от избытка чувств Хафизрулла. – Без разрешения тестя ноги моей здесь не будет.
Тут он слегка замялся, не зная с чего лучше начать:
 – Только вот, позвольте, мне угостить всех вас чашкой чая. Так уж не только у европейцев принято – отмечать за столом завершение любого доброго дела! – с искренностью в голосе произнес обладатель роскошного подарка.
 – Чай – это хорошо! – не стал возражать Зульфикар. – Вот вернемся назад, к завтраку и заваришь покрепче!
Получив разрешение, тот не стал откладывать задуманное в долгий ящик. Сразу после утреннего намаза Хафизрулла принялся колдовать над приготовлениями к обещанному пиршеству. Вначале он разжёг бензиновый примус и поставил на огонь медный котел с растопленным чистейшим снегом, набранным у входа в пещеру. Потом первым кипятком ополоснул фарфоровые заварные чайники. Когда настала очередь доставать из личного коврового мешка-хурджина с вещами неприкосновенный запас, на свет появилась коробка пахучей заварки. Из неё кулинар щедро, более стараясь не экономить, засыпал в каждый из чайников по порции отборного китайского чая. Затем окатил содержимое крутым кипятком, хотя и не таким уж «ключевым», как бывает внизу.
 – Все же горная высота здешних мест заставляла воду закипать при гораздо меньшей, чем обычно, температуре, – вслух пожалел инженер. – Но ничего, и без того напиток обещает быть знатным.
Когда заварка достаточно распарилась, Хафизрулла долил топлёной водой посудины до краев. И только тогда, взяв в каждую руку по паре чайников, отнес их к достархану – обеденному месту. За ним собрались сейчас обитатели пещерного рубинового рая. За исключением, разве что, тех, кто был в карауле у входа в рудник.
Сладости, доставленные вчерашними посланцами из кишлака, пришлись как нельзя кстати. В самый разгар чаепития, не успев, однако, сделать ни глотка из своей пиалы, Хафизрулла вдруг весело воскликнул:
 – Ну, я, пустая голова! Главное-то забыл. Сейчас вернусь!
Он отправился к своим вещам исправлять забывчивость, а когда снова вышел из темноты, то нес с собой транзистор.
– Вот, уважаемый Зульфикар, от всей души примите и Вы от меня лично ответный подарок!
В его отсутствие чаепитие подошло к концу. Лишь пиала инженера-геолога Хафизруллы пока оставалась нетронутой, им же самим задвинутая на край скатерти. А майсафа, встретивший взглядом виновника торжества, хотел, было, подняться со своего места, чтобы принять дар, но не смог этого сделать.
...Хафизрулла тогда рассчитал все точно. Всыпанный им в заварочные чайники морфин неумолимо сделал страшное свое дело. Если, в начала чаепития, всех участников застолья охватили возбуждение и эйфория, то к моменту опустошения ими расписных пиал с горячим напитком прежнее приподнятое настроение вдруг стремительно сменились невероятной слабостью.
И пока Хафизрулла ходил, якобы, за транзистором, чтобы подарить его спинджираю, уже не только старого Зулъфикара, но и более молодых рудокопов оглушило токсичное действие медленного яда.
Тошнота и рвота, проявившиеся у всех на первых минутах агонии сменились потерей сознания. Но, еще до того, как впасть в коматозное состояние, умирающий от яда, обо всём догадавшийся майсафа гневно протянул в сторону Хафизруллы скрюченные пальцы правой руки:
– Проклятый кафир! Предатель!
Кто-то, из умирающих рудокопов, собрав последние силы, ещё пытался было оказать сопротивление, но с ними инженер расправился без особого труда. Успокоил навсегда каждого, ловко орудуя тяжелым котлом, в котором еще недавно ставил кипяток для рокового чая.
Морфином, относящимся к наркотическим ядам алкалоидной группы, его снабдили еще в Париже, после тщательного взвешивания всех доводов «за» и «против». Пересилило сознание того, что именно такой яд позволит провести всю операцию со стопроцентной гарантией. Именно так как это и случилось в реальности. Ведь только этот яд, растворенный в кофе или чае, как сейчас, начинал действовать не сразу, а лишь через десяток минут после попадания в организм человека.
Другой – например, цианистый калий, не позволил бы самому избежать смерти. Тогда бы любой, насторожившись, мог отказаться от употребления отравленного чая и взяться за оружие, чтобы поквитаться с отравителем.
– Да и вообще, это вещество, даже найди его у Хафизруллы люди Шир-Али-хана, давало выход из положения, – инструктировал агента его преподаватель, когда только готовилась заброска молодого геолога на рубиновые копи.
Тогда же, на специальных занятиях, инструктор, готовивший агента, уверенно поучал:
— Если такое, не приведи Аллах, произойдет, скажешь, что наркоман, и это вещество припасено для собственного употребления.
Ход его мыслей понять было несложно. В микроскопических дозах морфин лишь возбуждал, ослаблял ощущение боли, подавлял чувство недомогания. Зато в той пропорции, что Хафизрулла засыпал в чайники, он превратилось в страшный яд. Что теперь было видно по его эффективности. Асфиксия — смерть от удушья, медленно, но верно настигла всех недавних сотрапезников автора проекта возрождения рудника.
Сейчас он не мог не восхищаться предусмотрительностью людей, пославших его сюда — в высокогорную пещеру. Капсулы с морфином были аккуратно заделаны внутри каблуков обуви. И вчера, когда он получил команду ликвидировать обитателей копей, он сделал всё так, как учили, не допустив ни малейшего расхождения с устной инструкцией.
Забравшись тогда в укромный закуток пещеры, где его никто не мог видеть, Хафизрулла острым ножом взрезал резину под стельками кроссовок и вынул оттуда небольшие упаковки с белым порошком:
– Всего-то двадцать граммов на всю компанию, а они уже на небе, – хмыкнул, оглядываясь на дело рук своих, отравитель.
И тут же спохватился:
– Нечего зря растрачивать драгоценное время.
Ведь, оставалось еще одно — последнее препятствие до успешного и окончательного осуществления задуманного – снять охрану на посту перед входом в пещеру.
Взяв у одного из отравленных автомат, Хафизрулла передернул затвор и, убедившись, что оружие готово к бою, отправился к выходу. Приближение к нему почувствовалось еще до того, как инженер преодолел последний поворот по каменному лабиринту. Свежий холодный воздух все явственнее пробивался сквозь плотный войлочный занавес из овечьей кошмы, закрывавшей вход в пещеру.
И ещё – чем ближе шел он к выходу, подсвечивая себе фонарем, тем меньше замечал на стенах плесневелого покрытия из грибка, наросшего внутри рудника за сотни лет его потайной эксплуатации. Но вот и выход из пещеры.
...Оба охранника были на месте.
Выглянув через щель, образовавшуюся, когда он осторожно отодвинул край плотной кошмы, Хафизрулла вначале дал глазам привыкнуть к дневному свету. И за эти же минуты одновременно убедился в том, что воины мирно беседуют между собой. Не подозревая, что смерть стоит не в дальнем подъёме из ущелья, откуда ожидали нападения, а совсем рядом – за их спинами.
Наконец, приглядевшись, Хафизрулла уверенно шагнул наружу. На уровень плеча, поднимая автомат. Оставалось только с нескольких шагов выпустить из «Калашникова» несколько коротких очередей, чтобы покончил с обоими беспечными охранниками.
...Сигнал к началу активных действий он получил, когда уже и не ожидал его услышать. Вчера, крутя ручку настройки транзистора, в назначенное для связи время, сначала услышал на своей волне бодрую речь диктора, и вдруг, вослед за перечислением достижений народной власти, прозвучала условная фраза.
 – Значит, завтра! – вначале похолодел от неожиданности, а потом так же быстро и успокоился инженер. – Ну, что же, завтра, так завтра!
...Время от времени стреляя в небо сигнальными ракетами, целый арсенал которых был припасен, совсем для иных, теперь уже не понятных целей, покойным ныне, Зульфикаром, он терпеливо ждал появление шурави.
И до того, как послышался рокот, двух подлетающих винтокрылых стрекоз, смог подвести итог.
 – Теперь отец будет жить! – радостно закричал Хафизрулла в низкое облачное небо, раскинувшееся над горными хребтами, расходящимися отсюда так далеко, что и горизонт выглядел в виде цепочки гор. Долгое эхо ответило сначала ему, а потом стала повторять рокот двигателей приближающихся вертолётов.
…Та роковая встреча, что привела его сюда – в заоблачные выси отрогов Гиндукуша, произошла еще в Париже. На одной из студенческих вечеринок, устроенной афганским землячеством. Там к Хафизрулле, оказавшемуся в одиночестве с бокалом газировке в руке, подошел, ранее совершенно не знакомый ему, парень.
– Худайназар, – лично, без посторонней помощи представился он явно скучающему студенту. – Учусь на другом факультете, буду врачом.
Весь тот вечер до самого окончания танцев, они провели вместе. Веселый, отзывчивый медик по душе пришелся Хафизрулле. Завязалась дружба. Длившаяся до тех пор, пока в один из дней вся его беззаботность не раскололась как хрустальный бокал, случайно оброненный на пол. В такой ситуации ничего поделать нельзя – злого умысла нет, а уже не вернуть все как было прежде. Не склеить осколки и самыми благими пожеланиями. Но, то раскаяние будет потом, пока, же всё шло своим чередом.
 – Есть один человек. Желает с тобой побеседовать, – как-то раз сообщил новоприобретённому другу Худайназар. – Ждет нас с тобой в гостинице. Говорит, что привез тебе самые свежие новости из Кабула.
Хафизрулла не просто поверил, но и охотно согласился на встречу. Тем более что горячо интересовался всем, чем жила сейчас его многострадальная Родина.
…В роскошно обставленном гостиничном номере, куда привел его будущий светила медицины Афганистана, их уже ждали. Низенький журнальный столик, застеленный ярким расписным афганским покрывалом – поли, был сплошь заставлен блюдами с национальными кушаньями. Чего там только не увидели, отвыкшие от дома студенты – хлеб-додай, кувшин с кислым молоком, да ещё пахучий домашний сыр, красиво выложенный на глиняном блюде, уместно дополняли серебряные приборы с супом черва и мясные люля-кебабы, отдающие изысканным ароматом острого маринада.
– Ну, что, молодые люди! – дружелюбно встретил их постоялец. – Похвальная у вас обязательность. Пришли точно к назначенному часу!
Добродушный голос земляка оторвал Хафизруллу от разглядывания, столь давно невиданных, домашних угощений. Загорелый до черноты незнакомец был и одет под стать обстановки приема. Очень кстати, к его худощавому лицу шел традиционный афганский наряд из белой до колен легкой хлопчатобумажной рубахи и таких же широких простых штанов. Все это дополняла расшитая тюбетейка, ладно сидевшая на худой, бритой до блеска голове.
Само лицо незнакомца с тонким и хищным, как ястребиный клюв, носом сейчас было радушно озарено ослепительной белозубой улыбкой:
 – Что, юноши, аппетит, вероятно, разыгрался при виде всего этого?
Еще даже не представившись, он призывно кивнул на роскошный столик с аппетитными яствами:
 – Специально сюда в Париж для вас прямо из Кабула вез. Знал, что скучаете по домашней кухне.
Ужином, прошёл, как обычно пишут в светской хронике, в легкой непринужденной обстановке. И за поглощением блюд им удалось довольно быстро наладить настоящее дружеское общение. В ходе его, как-то совершенно незаметно, Рахнавар, как представился гость с родных мест, перешел к главному, ради чего и замышлялся, как оказалось, весь этот разговор.
– А я, представьте себе, юноша, имею честь быть знакомым с вашим отцом, достопочтимым Махаммадом. Да продлит Великий Аллах его годы!
– Вернее сказать, были знакомы, – моментально став совершенно серьезным при упоминании имени покойного отца, поправил собеседника Хафизрулла.
Ему сразу расхотелось шутить. И вообще — стало не до веселья:
– Моего отца убили в Кабуле.
– А вот и нет! – одобряюще улыбнулся в ответ на его реплику Рахнавар. – Хотите, молодой человек, прямо сейчас и прямо здесь – в гостиничном номере получить от отца весточку?
Глядя на недоумевающее выражение, появившееся на лице студента, хозяин номера подал условный, знак Худайназар. Тот почти сразу перестал участвовать в их оживлённом разговоре. Сидел, словно только и дожидаясь приказания. Подняв руку, Рахнавар жестом попросил молчаливого гостя сделать ему одолжение, тем более что тот должен был чувствовать себя здесь как дома:
– Дорогой, поставь кассету. А то наш друг никак не монет поверить в чудесное воскрешение дорогого нашего Махаммада.
Парень, слегка засуетился, видимо, из желания угодить и сделать все как можно лучше. Он неловко достал из, лежащей на книжной полке, коробки видеокассету. Довольно долго и неумело вставлял ее в приемный канал магнитофона. Но вот, наконец, щелкнул включателем, заставив крутиться ленту с сюрпризом из Кабула. Одновременно ожила вся видеосистема, дополненная цветным японским телевизором.
На экране сначала появились полосы настройки, а потом и изображение худого белобородого старика. – Спинджирай, – как раньше непременно отметил бы Хафизрулла по их родовому обычаю. Но сейчас было не до заочного приветствия, когда всё внимание в гостиничном номере было приковано к экрану. На нём старейшина, одетый в теплый шелковый халат, застегнутый впереди дорогой пряжкой, молчаливо смотрел поверх объектива видеокамеры. Видимо, ожидая, когда подаст условленный сигнал, снимавший его, оператор. Потом, очевидно, получив такую команду, глянул прямо перед собой и, с трудом разлепил бледные тонкие губы:
– Сынок!
Он закашлялся и смог продолжить, лишь утерев рот платком, на белизне которого появились алые пятна крови.
– Видишь, я пока жив. Хотя и болею. С легкими не все в порядке, зато, слава Аллаху, получил возможность дать о себе весточку.
Лишь по голосу, тихо звучавшему из аппарата, Хафизрулла понял, что перед ним никто иной, а его родной отец. Так похудел и изменился, дородный прежде, Махаммад. Бесследно исчезла прежняя смоль в его волосах и бороде. А, сменившая ее, ранняя седина еще более подчеркивало изможденный вид спинджираю.
– Отец, что они с тобой сделали! – вырвалось из груди Хафизруллы.
– Ну, довольно, парень! Теперь перейдем к делу!
Рахнавар, убедившись в том, что достиг нужного эффекта, сбросил с себя надоевшую маску рачительного хозяина. Теперь прежний весельчак и балагур превратился в волевого, решительного и готового на все человека.
Нажав на клавишу, он выключил видеомагнитофон. Прошелся из конца в конец по комнате. И, внезапно, остановился перед Хафизруллой. Тот всё ещё сидел в кресле, с видом побитого мошенника, согласившегося на очередной обман.
Жестким, как из стали, указательным пальцем он поднял подбородок молодого человека, удрученного до глубины души:
– Да, я действительно из Кабула. Только не тот, кем бы ты хотел меня видеть. Не оппозиционер. Наоборот. Я – высокопоставленный старший офицер ХАД – службы безопасности республики. И от ее имени предлагаю тебе искупить вину.
При этом Рахнавар не мигая, словно гипнотизируя, смотрел прямо в глаза своей очередной жертвы. Ну, точно как удав на кролика:
– Можешь спасти сразу две жизни. И свою жизнь, и отцовскую, – добавил он тоном, не терпящим возражений. – Так рассчитайся добросовестно за все, чем заклеймили себя перед трудовым народом поколения вашего торгашеского рода!
Крайне обескуражен был будущий геолог, увиденным и услышанным в этой комнате. Просто раздавили его неожиданные и страшные новости. Потому Хафизрулла молчал. Да и не шли ему на ум слова, достойные того, чтобы тем же самым ответить наглым шантажистам.
Но слов от него пока и не ждали. Говорил в основном тот, кто назвал себя офицером ХАД. Из дальнейших откровений Рахнавара студент понял, как вышли на него люди из ХАД. Вначале они держали его отца в тюрьме. В своём особом – секретном зиндане, грозном застенке, располагавшемся в столице страны. И просто надеялись на возможный барыш.
 – Хотели предложить его твоим братьям за хорошие деньги! – откровенничал Рахнавар, не опасаясь, видимо, что все сказанное может послужить против него самого. – Все же наша с тобой бедная республика нуждается в пополнении валютных запасов. Но, недавние события изменили этот план.
 – Какие события?
Пересиливая бушующую в груди ненависть к этому исчадию ада, Хафизрулла, наконец-то заставил себя продолжать общение, в тайной надежде узнать новые подробности об исчезнувшем отце?
И собеседник поддался на удочку.
– Твоя сестра Гульпачи, живущая в Карачи, сдружилась с некой Шахбиби, дочерью небезызвестного у нас в стране вождя горного племени Шир-Али-Хана. Твоя задача – сблизиться с ней настолько, чтобы назваться женихом.
Чудовищность вероломного плана потрясла Хафизруллу до глубины души. Он с негодованием отверг предложение Рахнавара. Затем, вскочив со своего места, направился, было, к выходу из гостиничного номера, ставшего ему западней, но не смог этого сделать. У самой двери, направив в его грудь пистолет с черной трубой, навинченного на ствол, глушителя, стоял недавний товарищ по студенческой пирушке – Худайназар.
– Ты нас не так понял, молодой человек. Здесь не маленькие дети играют в куклы и кубики! – жестко бросил ему в лицо Рахнавар, когда Хафизрулла понуро вернулся на свое место. – Мы тебя не просим посодействовать. Цена услуги другая, гораздо более дорогая — жизнь твоего отца.
В ХАД, судя по всему, знали о принципе кнута и пряника при воздействии на людей. Во всяком случае, чрезмерное запугивание сменилось богатыми обещаниями.
– Как только вся операция будет выполнена, твоего родного отца живым и невредимым тут же переправят через границу к своим сыновьям и твоим старшим — братьям Вазиру и Сарбуланду.
Он на секунду замолчал, словно изучая, как повлияют его слова на собеседника.
 – В противном случае вначале умрет твой отец, потом – братья. И сестра, разумеется. А там поглядим, что с тобой самим сделать. Если сам, конечно, не догадаешься попросить у Аллаха смерти как избавление от мук.
Мрачная усмешка воцарилась на хищном лице Рахнавара. Было теперь даже странно Хафизрулле, что еще совсем недавно оно казалось ему столь доброжелательным, когда хозяин изображал из себя рачительного хлебосола. Теперь же, следом за той маской, уже вполне успешно и вероломно исполнившей свою роль, на нем была совсем иная, но не менее ненавистная студенту геологического факультета Сорбонны.
Смена прежней ролей – палача на искусителя, ничего не изменила. Вновь действовал Рахнавар успешно. Так могли понять все присутствовавшие в этом его номере. Согласие на сотрудничество с ХАД Хафизрулла дал. После чего Рахнавар посвятил Хафизруллу в суть задуманного.
– В отряд Шир-Али-Хана нам раньше никак не удавалось попасть, – самокритично заявил он. – Хотя очень хотелось.
Причина такого интереса тоже была беззастенчиво открыта перед новообращённым агентом.
– Всё же потому, что с давних времён ходит немало слухов насчет природы его неисчерпаемого богатства! – вещал резидент ХАД. – И вот удача – агенты из Карачи донесли, что дочь хана сблизилась с твоей сестрой.
Затем внимательно глянул прямо в жалкие глаза нахохлившегося в кресле, от всего на него свалившегося, студента:
– А не это ли – верный путь и тебе сначала попасть в ее окружение, а уже оттуда и в сам кишлак Сары-Бут – главное прибежище вождя тамошнего народа.
В течение нескольких недель сам Рахнавар, а потом и его подручные вели обработку Хафизруллы. Но и этого, явно было недостаточным в столь сложной операции, да еще не очень опытному агенту.
Потому упростили все ее детали до минимума:
– Нам только и нужно получить подтверждение существования в селении  Сары-Бут рубиновых копей и, разумеется, их примерные координаты. Все остальное сделает космическая разведка наших верных союзников – шурави, – подробно, ни в чем, не таясь от собеседника, вещал Рахнавар.
– Как я узнаю про рудник, да еще попаду туда? – еще попытался Хафизрулла избежать позорной роли шпиона. Не потеряв надежды отговорить этого страшного человека от осуществления коварного замысла.
Только это ему не удалось.
 – Очень просто попадёшь на рудник. Мы точно знаем, что Шир-Али-Хану нужен хороший горный инженер. А, ведь, это твоя специальность, не правда ли? – открыл последний козырь в их игре на выживание Рахнавар. – Он тебя сам к себе призовет.
– Ну а связь? Я ведь даже радиодела не знаю.
– И не нужно. Все сообщишь в письме, которое отправишь из кишлака Сары-Бут своей невесте в Карачи. Конечно, его обязательно прочтут люди Шир-Али-Хана, могут, даже, изучать до буковки. Но как им будет понять смысл условных фраз? Мы же здесь найдем способ прочесть это послание вслед за невестой, а то и раньше её, – он даже хохотнул над своей немудреной шуткой, настолько вошел в роль хозяина положения.
Затем Рахнавар взял из шкафа и подал, внимательно слушавшему его, парню, несколько листков бумаги:
— Вот они, эти фразы. К примеру, описание погоды будет сигналом о том, что рудник есть и разрабатывается. Попросив Шахбиби через сестру отыскать твои старые учебники и справочники по горному делу, которые, безусловно, там тебе понадобятся, укажешь нам квадрат, где добывают рубины.
Слова были тут же подкреплены обговоренными предметами. В том числе – топографической картой. Размеченная специально для Хафизруллы по особой сетке, она уже была адаптирована с теми книгами, что когда-то читал, постигая науку в своём университете. Оставалось только выучить – упоминая какую из них он тем самым указывает на тот или иной участок гор, особо контролировавшихся Шир-Али-Ханом.
Рахнавар подробно проинструктировал Хафизруллу и о тонкостях использования необычного яда. Это было делать уже легче, когда тот смирился с неизбежностью подчиняться этому человеку.
– Как я узнаю о начале операции по захвату рудника? – было последним, что спросил тот у Рахнавара.
– Каждый день в радионовостях будет звучать условный сигнал. Изменение его и назовет срок, когда ты будешь ждать нашего прилета, — за шефа ответил уже инструктор, готовивший к заброске нового агента.
...Все произошло именно так, как и предсказывал Рахнавар. Опытный разведчик, уверенно и профессионально сумевший завербовать Хафизруллу в Париже. Давно отправлено письмо Шахбиби. А вчера он услышал тот самый долгожданный сигнал, означавший, что пора вносить плату за жизнь и свободу отца.
...Прилет вертолетов шурави отвлек Хафизруллу от его горестных воспоминаний. Пора было играть последний акт драмы. А именно — точно следуя инструкциям того же Рахнавара, перевоплотиться в совершенно другого человека. Ведь, разработанная тем легенда шла дальше простого выполнения задания по уничтожению высокогорного рудника.
 – Все кругом должны поверить в то, что я как и другие погиб в кишлаке, – словно заклинание произнёс Хафизрулла
Так, бормоча на фарси, он внимательно смотрел из пещеры в сторону прилетевших на вертолётах кафиров. При этом Хафизрулла почти уверовал в благополучный исход, обещанный ему Рахнаваром. Мол, возвращение отца никак не свяжут с предательством его сына, который в то время будет жить по чужим документам. И вот, чтобы это произошло как можно скорее, отравитель рудокопов гортанно окликнул прилетевших шурави ранее заученной фразой на их непонятном языке.
Затем, убедившись, что стрельбы не будет, вышел им навстречу.