Прямая

В дверях стояли два человека. Они о чем-то спорили. Ключевые слова были произнесены здесь, у порога, и оттого мужчины так долго не могли выйти наружу. Один из них держал рукой дверь, точно собирался пропустить второго. А другой, сложив руки на груди, важно смотрел на собеседника. По виду невозможно было понять, кто они, близкие друзья или заклятые враги.

«Если перейти от абстрактных вещей к обычному хаосу, мы увидим не две точки – отправную и конечную – а всю нашу жизнь».


ПРЯМАЯ

Это было обычное здание, вроде тех, где на верхних этажах живут люди, а под ними располагаются офисы или торговые ряды со всякой всячиной. Шура только что купила новые трусики, и ей не терпелось их примерить. Несколько опережая девушку, к выходу двигались две мужские фигуры. Спина того, что пониже и потолще спросила:
- А ты что, до сих пор балуешься с бумажками в бухгалтерии?
На что высокая худая спина ответила:
- Все еще. И не только с бумажками, но и с компьютером.
- Хороша работа -  в «стрелялки» играть! Пишешь еще?
- Когда муза посетит…
- Заработать хочешь?
- Извини, но меня моя жизнь устраивает, - сказал «Худой», приналегши на дверь.
- Черта с два!
- Нет, ты не понимаешь... Вот сколько романов ты написал, десять, двадцать?
Мужчины уже довольно долго стояли в дверях.

 «Полный» сложил руки на груди и молча уставился на собеседника. Тот продолжал:
- А удовольствие ты от них получаешь?
- Я получаю удовольствие от денег, которые они мне приносят.

- Мальчики! – не выдержала девушка. При этом она демонстративно вынула из пакетика белье и помахала им перед лицами увлекшихся собеседников. Со стороны это выглядело следующим образом: девушка вытаскивает откуда-то плавки, водит ими перед глазами парней, говоря: «Мальчики». Черт знает что можно подумать.

«Полный» оживился, а «худой» пролепетал нечто напоминавшее «пжлст» и пропустил даму вперед.
- Вот это попка! – услышала Шура отдаляясь.
- Я с ней переписывался.
- Что, ты с ней перепихивался?
- В школе. За одной партой сидели. До пятого класса…
- Да ладно дуться, мне послышалось.
Шура прибавила шаг. На остановке было много народу. А ей очень хотелось похвастаться покупкой перед подружкой. С трудом протиснувшись в автобус, она услышала знакомые голоса.
«Полный» говорил, что литература это тяжкий труд. А «худого», по всей видимости вконец достал разговор о его собственной несостоятельности, голос его периодически срывался на крик.
- Я расскажу тебе одну историю, - начал он так громко, что часть пассажиров недовольно обернулась в их сторону. – Жила-была девушка. В один прекрасный момент она ощутила себя взрослой и захотела свободы. Короче. В итоге она стала шлюхой…
- Прям так сразу и стала?
- Как, это не столь важно. Три года ночь в ночь она ублажала жеребцов. Приоделась, расфуфырилась. Так вот, решила она это дело бросить. Остепениться, значит. И что ты думаешь, бросила. Замуж вышла.
- И что за мораль в твоей истории, я что-то не уловил.
- Да не мораль вовсе, а вопрос. Чувствовала бы она себя с мужчиной по-другому, если бы не было тех трех лет, понимаешь?
- Не-а. А замут ничего…

Двери открылись. «Худой» вышел.
Шура очнулась от удара в бок. Какая-то старушенция с двумя баулами наперевес со словами: «Че стала, малолетка!» перлась к выходу. Прижатая к чьей-то пыльной спине, девушка смогла выйти только за бабусей. Механизм зашипел. И из закрывавшейся двери донеслось:
- Тебе писать надо.
«Ну и урод».

***

Шура подошла к подъезду. Лифт поднял ее на девятнадцатый этаж как пушинку. Поднебесье с готовностью приняло ее. Кресло поддалось упругому телу. Безразлично слизал шмотки ковер. Шура прикрыла виски руками и поджала колени. Она видела себя на зеленой лужайке. Невдалеке паслись коровы. Два мохнатых пса по-хозяйски обходили стадо. В тот день дедушка ходил на пасеку. Он принес соты. Полные меда, они сверкали как янтарь  и лоснились от прикосновения солнца. По обыкновению внучка получала миску с отходами производства. Но сколько радости приносили эти сломанные соты с остатками меда! Девочка выхватила из середины самый большой кусок и побежала в поле. Прикусив, она почувствовала, как сладость обволакивает язык, небо и вскоре от нее уже никуда не деться. Коварная струйка соскользнула с воска, упала на грудь и побежала куда-то вглубь, слегка отклонившись от намеченного силой тяжести пути.

- Шурка. Шурка, ты где?.. Ау!
Девушка сделала милую улыбку и обернулась:
- Варька, а ты откуда?
- Из душа. Ты что, не слышала? Снова сон с явью перепутала?
Вместо ответа Шура решила похвастаться покупками.

Потом загрохотал магнитофон. К нему подключился телевизор. Зазвенели бокалы. Это значило только одно: отдохнуть сегодня так и не удастся.

- Варя, выключи…
- Да пусть балаболит. Так веселее.
- …хоть что-нибудь.

***

…Полуобнаженная раскумаренная Шурка доползла до пульта и стала нервно перебирать каналы. Ежедневно транслируемая чушь легко забивала голову любому, кто находил в ней утешение. Наконец Шура нашла передачу, в которой из допотопной студии какой-то ученый с очень знакомой фамилией пытался достучаться до аудитории. Он говорил, что пространство давно уже не мыслиться трехмерным, о том, что если между двумя точками…
- Шурка, ты ж выключить хотела.
- Отойди. Не стеклянная...
- Ты что, намекаешь, что я толстая? Да через меня читать можно!
«…Не значит, – прорывался телевизор, - что это будет прямая, и следственно такая линия не будет кратчайшим расстоянием между ними. Сторонний наблюдатель может увидеть спираль либо что-нибудь другое… Спасибо за то, что пришли к нам в студию…»
- Вот так всегда, на самом интересном месте, - возмутилась Шура голосом Олега Табакова и выключила ящик.
Когда девушки выходили из квартиры, Шурка прижала подругу к двери с вопросом:
- О чем ты думаешь, когда клиент в тебе?
- Ни о чем не думаю. Я терплю. Дура.

***

В тот вечер ее снял какой-то ковбой. У девушек он пользовался дурной славой. Он не любил «расслабься, милый, я сама все сделаю». Нет, он любил командовать. Больше всего ему нравилось ставить девушку на четвереньки, чтобы она лицом и грудью упиралась в подушку, а ладони складывала на ягодицах, чтобы клиент мог ее держать.
Этот «мачо» был неутомим. Он обзывался, матерился, плевал на спину, оставлял на бедрах и ягодицах синяки, которые заживали неделями. Ударяя, он смеялся и кричал как погонщик мулов. Шура старалась сдерживаться. Но когда в очередной раз жар стал переполнять тело и сердце просилось из груди, она вспомнила, что в пятнадцать лет она случайно увидела, как отец насилует мать. Та стояла на четвереньках, руки были заложены за спину и связаны, ягодицы разрывала резкая боль. Девочка встретилась со взглядом матери и закрыла дверь. Они никогда об этом не говорили.

Шура почувствовала свое напрягшееся – как у хищника перед решающим броском – тело и застонала. В это момент находившаяся как раз под левым коленом пружина со звоном лопнула. Девушка дернулась, но человек, стоявший сзади, резко потянул на себя  ее руки – как поводья:
- Ну, не  бо`ись, выдержит.

И тут Шуру посетила отчаянная мысль: «Когда лопнут все продавленные пружины, я уйду отсюда к чертовой матери».

***

Шура отдышалась, плеснула холодной водой на разгоряченные быстрой ездой щеки и с спустилась в бар. Бой Джордж, бармен, разливал коктейли девушкам «за счет заведения».
- О, Александра! Как дела? Отбоя нет, правда ведь? Эх, мне бы твои годы! Я хотел сказать, что хотел бы оказаться на твоем месте.
- Извращенец! – крикнула какая-то подвыпившая и сильно накрашенная женщина и плеснула в него остатками той смеси, что он делал, мило жонглируя…
«Как же эти сосуды называются?»- тщетно пыталась вспомнить Шурка.
-…и не скрываю этого,- улыбнулся бармен.
Бой Джордж был голубым с плюсом, то есть мог глубоко сочувствовать «девчонкам из своей песочницы».
- Выпей, Шурка. Не обижайся. В мире так мало любви, и большая часть достается вам, богини.
- Разве ж это любовь?! – вынырнула откуда-то самая перепившая стерва. – Про любовь только книжки пишут и кино снимают. А я на обосцаном матраце…
Повисла тишина. Истеричку подхватили под руки и предложили освежиться.

- Кстати, о матрацах, - решила разбавить Шура, - у меня под каждым коленом по пружине. Они скоро лопнут от трудов моих праведных. Слова  были сказаны с таким вдохновением, что привлекли всеобщее внимание. А сама Шура осеклась и поспешно удалилась, испугавшись своей откровенности.

Ночь была в самом разгаре. Шура еще два раза щупала матрац. И каждый раз она видела эти пружины изъ-я-ты-ми-и-под-ве-шен-ны-ми-на-гвоз-ди-ках по отдельности в разных углах мрачного подземелья, доступ в которое закрывала толстая мраморная плита с надписью «КОНЕЦ СВЕТА».

***

- Слушай, Шурка, - болтала, красясь, Варька, - до чего ж бабы дуры. Одна такая, когда у клиента порвался презерватив, решила подмыться раствором уксуса. Да рассчитала неправильно. Сожгла себе все нахрен…

Шура сидела у окна и смотрела, как солнце скатывается за гору. Сегодня-завтра должна была лопнуть пружина под правым коленом - и тогда все.
«Пусть она лучше лопнет, а то я сама влезу и сверну ее жалкую шею».
Видели ли вы, чтобы человек ходил на работу как на праздник? Вряд ли. А Шурка ходила. Уже целую неделю она была мила со всеми, включая сводников, хотя тем, как и их мордоворотам, явно не хватало обыкновенного человеколюбия.

***

«Полный» и «Худой» прогуливались по вечернему городу. На перекрестке главных улиц к ним привязались двое бритоголовых в спортивных костюмах:
- Братва, де тут у вас «стометровка»?
«Худой» пожал плечами, а «Полный» по-ленински вскинул руку:
- Да вот она. Отсель до того повогота.
«Худой» вопросительно посмотрел на «Полного».
- Ты думаешь, они спортсмены?
- Ну да.
- Ты что, первый год на свете живешь, и в этом городе в частности? Они говорят об аллее. Пройдутся, девочек снимут. «Пробежать стометровку» значит «время хорошо провести». В сексуальном плане, естественно.
- Так вот зачем ты меня сюда приволок!
«Худой» направился к первой бросившейся в глаза длинноногой красавице:
- Скажи-ка, детка, тот черт за деревом ждет, когда ты ему кивнешь, мол, с этим иду?

Женщины наделены ценным даром. Они за секунду по одежде, прическе и движениям определяют, кто или что перед ними находится. Так что «Худой» услышал:
- Отвали. Тебе ниже по течению. Может, малолетку шоколадкой соблазнишь.
Раскрасневшийся «Худой» отвалил под дружный хохот подруг остроумицы.

«Толстого» нигде не было. Наконец, «Худой» нагнал его. «Толстый» в обществе близняшек в мини-юбках казался неприступной крепостью.
- Наслаждение, девочки, вещь божественная, непреходящая, оно либо есть, либо его нет.
- Только здесь с ними познакомился, - ворвался в треугольник «Худой», - и уже душу раскрываешь?
- Конечно, я буду полгода вздыхать под одеялом, потом напишу восторженное письмо, сожгу, напишу еще одно, и буду сохнуть от голода!
- Ой, это твой голубой друг?
- Друг, друг…
- А вот насчет эпитета подумай.
- О чем это я?
- О наслаждении, милый, о наслаждении.
"Худой" неотвязно следовал за ними.
- Полюбуйтесь, девочки, перед вами человек, который считает, что женщина не должна продаваться. Короче, сам не пользуется и другим не дает.
- Что ты понимаешь! Женщина должна сохранить себя для единой цели – деторождения. А эти несчастные просто души заблудшие…
- Проповедник выискался.
- Нет такого, что вот она глупая девчонка, а вот уже и потаскуха. Нет же, здесь целая жизнь кроется.
- Слушай, толстячок, а он тоже философ. Возьмем его в свою компанию? - выпалили хором близняшки.
- Этот философ нам весь кайф сломает.

Услышав это, "Худой" не сделал и шага. Только среди прочего звериного рева он различал отдаляющееся козлиное блеяние:
- Девочки, я, конечно, могу сказать, что то, что вы делаете, это плохо и все такое. Но вы дарите свет, вы нужны мне как воздух, девочки!

***

Радостная, точно девочка с воздушным шариком, Шура вошла в бар. Бой Джордж подмигнул и предложил «выпить на брудершафт». Он так загадочно улыбался, что можно было подуматьо том, что и он, наконец, обрел свое маленькое счастье.

Девочка с шариком вбежала в номер. Раздеваясь с порога, вскочила в душ. Вернувшись в комнату, она заметила, что здесь кто-то был. Она с разгону попыталась попасть левой рукой в дырку, а правой - в ямку от пружины, но вместо этого почувствовала, что проваливается. Матрац поглощал ее, как холодец или ягодное желе. Шурка перевернулась и упала на спину. Вода в матраце ходила ходуном. Вперед-назад-вперед-назад.

Вперед-назад-вперед-назад. Вперед-назад-вперед-назад. Вперед-назад-вперед-назад. Вперед-назад-вперед-назад. Вперед-назад-вперед-назад. Вперед-назад-вперед-назад. Вперед-назад-вперед-назад. Вперед-назад-вперед-назад. Вперед-назад-вперед-назад. Вперед-назад-вперед-назад. Вперед-назад-вперед-назад. Вперед-назад-вперед-назад. Вперед-назад-вперед-назад. Вперед-назад-вперед-назад. Вперед-назад-вперед-назад. Вперед-назад-вперед-назад.

Матрац никак не мог успокоиться, и казалось, будто бедра крепко сжаты цепкими пальцами, а по ягодицам ритмично ударяют мужские яички.

"Стоп. Стоп! Сто-о-п!"

Она смотрела в потолок. Зеркало отражало ее спокойное лицо, неподвижный взгляд… Золотой песок вокруг тела, шум моря, треск огня в камине, крики детей, ласковое прикосновение сзади, нежно-колючую бороду и еще много-много мелочей, лежащих у каждой женщины в сумочке, висящей на уровне сердца.