Свет

Выполнено. Я избавился от того, что не давало мне спать по ночам, словно бирка, которую ты забыл отрезать от новой рубашки. Она трется о твою спину, мешает сосредоточиться. И вот, в тот самый момент, когда терпеть становится невыносимо, ты, наплевав на все, снимаешь рубашку посреди улицы и отрываешь, отгрызаешь зубами этот, с виду безобидный, кусочек картонки. И как этот самый кусочек, мой раздражитель был уничтожен. Я одержал верх.
 
Стоп! Я погружался, тонул в гуще мягкого, наплывающего со всех сторон нежного, красного сияния. Теплые пальцы его лучей обволакивали мое тело, ласкали зачерствевшие участки кожи. Возбуждение становилось все сильнее, ощутимее. Скопившееся за многие месяцы напряжение стремительно отступало, и я оказывался в мире, где нечто обыденное, представало настолько необычайно великим, что сознание отказывалось воспринимать это, как действительно существующее. Не думая о предстоящем, я стал уходить туда, где воспоминания формировали вакуумную оболочку. Создавали защищенную, подвластную только мне территорию. Мои владения открывались передо мной, позволяли дотронуться, почувствовать их. Я стал бежать. Я бежал очень долго, оглядываясь по сторонам, обдуваемый прошлым. Простор душевной страсти, воплощение желаемого уже совершилось. Все ручки были выкручены. Перегруз. Уши навострились и ловили каждое колебание, удерживая и запоминая всё, попадавшее в их безграничный радиус. Я был владыкой мира! Мощь создавала впечатление вседозволенности.
 
Щелчок. Я насторожился, и тревога влилась мне в горло, словно сорокаградусный поток. Пришло ощущение единства места, времени и действия. Проклятый классицизм. Радуга разделилась на упаковку акварели, представляющую десять разделенных кружочков. Я провел ладонями по ближайшей шероховатой поверхности, она казалась раздражающей, неестественной. Оглядевшись, моему взору открылось темное, пропахшее гарью помещение. Из дальнего угла на меня смотрели три ярко-желтых глаза. В них я видел странное, необоснованное, с моей точки зрения, осуждение, из-за которого мое хрупкое протезированное тело отказывалось выполнять команды, подаваемые из контрольного центра, установленного, на покрывшемся холодным потом, лбу. Трехглазый подошел ко мне и протянул огромный блокнот. Я попытался взять его, но руки не слушались, он понял это и поднес его к моим глазам. Символы, написанные в блокноте, ровным, красивым почерком, были мне знакомы, но содержание казалось невозможным, хотя в глубине души я начинал понимать, что моя радость, скорее представляет собой нечто злое и беспощадное. Я почувствовал себя молодым эсэсовцем, в котором бурлит слепая вера в навязанную ему идеологию, и в момент битвы он готов убивать направо и налево. И вот я, боец дивизии «Месть», после удачного сражения, сидел в ржавом металлическом кресле, осознавая всю пошлость и бесчеловечность своего поступка. Но уже слишком поздно, моя победа - самое настоящее поражение. Я еще раз посмотрел в желтые глаза, но не увидел в них ничего нового.
 
Достав из кармана узенького жилета шприц, из которого выходили две тоненькие, дрожащие иглы, трехглазый направил его в сторону моей шеи. Я все еще пытался протестовать при помощи крика, но мой голос тоже был дезактивирован. Укол. Боли не было, было только негодование. Мне уже не хотелось раскаиваться, да и в моем положении это бы смотрелось жалко. Я почувствовал, как по моему телу начало расползаться что-то странное и сосредотачивается в районе груди, но мое «сердце» отказывалось принимать это; и вот - зеленый.
Выждав пока машина впереди меня начнет двигаться, я вдавил педаль газа и устремился вперед. Движение успокоило меня, повсеместный контроль позволил ненадолго отвлечься от нахлынувших мыслей, но чрез полчаса я почувствовал зуд на большом пальце правой ноги. Поначалу я не особо придавал этому значение, но спустя еще пару минут зуд сменился болью, и мне пришлось припарковаться около старого недостроенного здания. Постройка была мне знакома еще с детства, но за тридцать лет она претерпела жуткие изменения. Строительство остановили толи из-за сокращения бюджета, толи из-за неподходящей, болотистой почвы, которую видимо, не заметили изначально. Остановившись, я открыл дверь и высунул ногу, сбросил ботинок и начал снимать носок, с которым у меня возникли неожиданные трудности. Он прилип. Отдирая его, я почувствовал, что боль усилилась именно в том месте, где должен был быть ноготь, но ногтя там не было, на его месте образовалась липкая, мягкая поверхность. Сам же он мирно болтался в носке. Озадаченный я провел рукой по голове и обнаружил полное отсутствие волос, посмотрев на спинку моего сидения, я увидел свою потерю, облепившую новый чехол, подобно опарышам, выросшим на разлагающемся трупе. Я посмотрел в зеркало, и ужас появился в моих глазах. Я растекался.

Мои кости крошились, кожа сливалась с жижей, которая совсем недавно представляла собой мои органы. И вот маленькая, бесформенная лужица вытекла из машины, ловко перекочевала к ближайшей канализационной решетке и опустилась на дно, смешавшись с человеческими выделениями. Там она почувствовала себя, как дома. И навсегда позабыв о прежней жизни, лужица неторопливо поплыла в темноту, подгоняемая отвратительным запахом, который навечно стал ее верным спутником.