Моё пионерское лето

               
В официальной советской идеологии существовала довольно стройная, хорошо организованная ступенчатая система политического воспитания. К промывке мозгов власти приступали буквально с самого раннего детского возраста.

Уже  в первом классе начальной школы происходил практически стопроцентный приём в октябрята. Этот этап моего приобщения к коммунистической идеологии что-то не отложился в памяти. Зато о следующем, пионерском,  кое-что рассказать могу.
 
Свой рассказ хочу предварить заезженной фразой тех времён. Как и у большинства советских детей, день приёма в пионеры явился самым ярким и счастливым. У меня он тоже был достаточно ярким, но по причине вовсе не официальной. Я бы даже сказал, что причина была сугубо житейской, бытовой. Однако всё по порядку.

 За несколько дней до торжества, на котором должно было состояться групповое опионеривание, нам объявили, что необходимо купить красный пионерский галстук. Ехать в центр города за покупкой маме не захотелось. Она предложила изготовить галстук сама.

Мне было заявлено, что ещё не известно каким я стану пионером, так что для начала вполне сойдет самодельный галстук. Возражать я не стал. У знакомого пионера взял настоящий галстук. Мама пообещала изготовить отличную копию. Получше оригинала.

 Мама очень хорошо шила. Можно даже сказать была профессиональной портнихой. Тем не менее, как это ни печально вспоминать, с задачей не справилась. Нет, чисто технически работа была выполнена отлично. Красивые швы, аккуратненькие уголки и всё такое прочее.

Но к моему несчастью, в нужный момент пионерского образца у мамы под рукой не оказалось. Пионеркой она побывать не успела. К моменту возникновения пионерского движения была уже переростком, а потому галстук никогда не носила.

Но зато в далёкие довоенные годы своей молодости пользовалась на ленинских субботниках красной косынкой. Вот её-то, вероятно, она и приняла за эталон. Из остатков своего шитья мама подобрала подходящий материалец, и быстро сварганила почётный заказ.

Я небрежно сунул его в портфель, не удосужившись сравнить с прототипом. Беспечность вылезла мне боком. Назавтра выяснилось, что этот, с позволения сказать галстук, ни по одному геометрическому параметру не соответствовал строгим пионерским стандартам. Но что было ещё печальней, цвет галстука только весьма условно можно было назвать красным. Это уже попахивало провокацией.

Мамино изделие пришлось выбросить. Пионервожатый повязал мне на шею галстук фабричного изготовления. Праздник был окончательно загублен. Так что мой первый пионерский день, как говорится, прошёл комом. Дома я учинил скандал. Маме таки пришлось поехать в город за новым галстук, не дожидаясь пока стану хорошим пионером.
 
Моя пионерская жизнь пришлась на самый мрачный период последних лет сталинского правления. Конечно, и тогда кто-то ездил в «Артек», участвовал в каких-то там зарницах, выступал по радио в передачах «Пионерская зорька». Но в этой официальной пионерской жизни я лично никакого участия не принимал. Воспринимал её как обычную советскую пропаганду, т.е. никак.
 
И всё-таки кое-что приятное из того периода жизни припоминается. В первую очередь, летние пионерские лагеря. Теперь такое сочетание слов звучит довольно странно. Но тогда мы ещё ничего не знали о лагерях ГУЛага. Название этого оздоровительного заведения отрицательных эмоций не вызывало.
 
Кажется, со второго класса я каждое лето проводил в таких лагерях. Несколько раз мы отдыхали вместе со старшим братом. Потом вплоть до седьмого класса ездил уже один. Лагерный сезон состоял из трёх смен по 24  дня  каждая. Я всегда ездил на первую смену, т.е. сразу после окончания занятий в школе. Несколько дней мы с мамой ходили по магазинам, приобретая товары из перечня, который всегда приводился на бланке путёвки.
 
 Отношения в пионерских лагерях были заформализованы до предела. Всё делалось только по команде. Строго по заведенному распорядку. Тем не менее, чувствовали мы себя в них посвободнее, чем в школе. Выражаясь странным двусмысленным языком тех лет, можно было сказать, что лагерный режим в этих пионерских оздоровительных заведениях был помягче школьного.
 
Пионерские лагеря всегда находились в великолепных природных  местах. Чаще всего на берегу водоёма недалеко от леса. Иногда даже в самом лесу. Поначалу я скучал, особенно, когда стал ездить один. Со временем привык, и с удовольствием проводил лето в лагере. Несколько раз за смену по воскресным дням меня посещали родители. Привозили домашние лакомства.

Несмотря на жесткий контроль со стороны пионервожатых и прочих воспитателей, в лагерях порой происходили довольно серьёзные инциденты. Выходить за пределы пионерского городка без взрослых или родителей нам категорически запрещалось. Нарушение строго каралось.

И всё-таки ребята старшего возраста совершали такие самоволки. Случались у нас и драки с деревенскими ребятами. Не скажу, что они были уж очень жестокими, но с фингалом под глазом кое-кто из пионеров ходил. Однако в большинстве своём лагерные сезоны проходили достаточно мирно.

 Расскажу об одном инциденте того периода из моей личной практики. Было мне тогда лет десять. В воскресный день весь лагерь стоял на торжественной линейке перед родителями, которые приехали нас навестить. Как всегда этот торжественный  ритуал заканчивался подъёмом флага и пением гимна.

В тексте гимна, который я уже основательно подзабыл, имелись слова: «... знамя советское, знамя народное...». Стоять было скучно. И как-то совершенно неожиданно для себя вместо этих пафосных слов я негромко пропел, пришедшую на ум незамысловатую рифму. Звучала она так: «... знамя советское, знамя немецкое...».  Дальше я продолжал петь правильные слова вместе с пионерским хором. Но было уже поздно. Мою крамолу зафиксировали.
 
Чего это вдруг мне захотелось брякнул такую глупость тогда никому объяснить я не смог. Да и теперь затрудняюсь. Конечно, сейчас она кажется совершенно невинной шуткой. Но в то страшное послевоенное время, когда буквально за какой-нибудь неудачный анекдот можно было запросто схлопотать не один год тюрьмы, глупость эта могла иметь весьма плачевные последствия. Не так для меня, как для родителей.

В этом происшествии имелась деталь, дающая весьма наглядное представление о степени искривлённости советского идеологического воспитания. Вот что я имею в виду. Мою рифму услышали несколько ребят, стоящих рядом.

Эти мальчишки состояли в одном со мной пионерском отряде. Жили в одной комнате, или как её тогда называли палате. Короче, отношения у нас были вполне нормальными. Однако после линейки мои соседи по ночлегу дружно помчались к директору докладывать о подслушанной крамоле.
 
И такое поведение считалось тогда вполне нормальным. Оно даже приветствовалось властями. Не считалось позорным ябедничеством или доносительством. Советская пропаганда придумала для такой мерзости очень удобный и благозвучный термин - бдительность.
 
Эти юные ленинцы в свои десять лет уже хорошо усвоили главный постулат того времени - «настучи» первым. Мотивацией здесь служило не только желание отличиться, заиметь, так сказать, положительный фактик биографии, но и элементарный страх. По извращённой логике большевистских законов тот, кто знал о правонарушении, и не донёс, наказывался не менее строго, чем сам виновный. Потому ребята спешили.

По этому поводу хочу высказать ещё вот какую мысль. Мне всегда казалось, что подобного рода поведение является издержкой идеологии тоталитарного режима. Однако с удивлением обнаружил, уже живя в демократическом Израиле, что еврейские дети ябедничают друг на друга с не меньшим энтузиазмом. Полагаю, что мотивация здесь иная. Но внешне выглядит очень похоже.

Однако продолжу рассказ.  Примерно через час нас, меня и родителей, нашли и потребовали на «ковёр» к начальству. Причину посыльной не сообщил. Мы все терялись в догадках. Откровенно говоря, никакой вины за собой я не чувствовал. И уж, точно не мог предположить, что всё это из-за моей неудачной рифмы в строю. У меня, вероятно, был такой растерянный вид, что родители крепко с расспросами не приставали. Впрочем, и так было понятно, что вряд ли меня вызывают, чтобы вручить награду.
               
Начальником нашего лагеря была дородная холёная дама, работавшая директором школы в Минске. Отец с матерью зашли к ней в кабинет. Я остался в коридоре. Беседа затянулась. Меня так и не позвали. Я уж, было, подумал, что обсуждаемый вопрос вообще меня не касается. Но увидев родителей с раскрасневшимися лицами сразу понял, что жестоко заблуждаюсь.

О чём говорили в кабинете начальника, я так никогда и не узнал. Но рифму свою вспомнил моментально. Ещё были свежи в памяти трагические события, связанные с исключением отца из партии и родители здорово перепугались. К счастью, всё обошлось. Дама оказалась весьма порядочной, а после того, как узнала, что отец работает в ателье «Люкс», стала и вовсе приятной во всех отношениях. Выволочку, само собой, я получил, и больше уже никогда на слова гимна не покушался.

В пионерских лагерях имела место ещё одна весьма стойкая традиция сродни той, что существовала в дореволюционной семинарийской бурсе. Я имею в виду, так называемые  «темные». Проще - коллективное избиение заранее намеченной жертвы. В течение 24 дней лагерной смены всегда находилась пара - другая ребят что-то не поделивших.

Чаще всего такие инциденты заканчивалось достаточно мирно. Но порой обиженным оказывался слабый, злопамятный мальчишка. В драке один на один победить он не мог. И тогда злопыхатель к последней ночи сколачивал группу дружков или просто любителей подобных развлечений. После отбоя компания отправлялись колотить несчастную жертву.
 
Нельзя сказать, что избиения были жестокими. Больше страдали от унижения. Ну, и, конечно, ребята пугались, так как их начинали лупить, когда они уже спали. Экзекуция происходила в последнюю ночь перед отъездом  домой. Администрация лагеря, как правило, никаких мер против драчунов принять уже не успевала.

 Я почти каждое лето, вплоть до седьмого класса, проводил в лагерях. Иногда даже по две смены подряд. Врагов, вроде бы, не было. Хотелось бы верить - благодаря моему уживчивому характеру. Но, вполне возможно, что факт этот случайный. И всё же, несмотря на внешнее благополучие, одна «тёмная» у меня случилась.

Произошло это в моё последнее пионерское лето, в 1952 году. Тогда у нас в лагере отдыхал сын директора ателье, в котором работал отец. Паренёк был довольно вредный. Совершая небольшие пакости, он постоянно напоминал, что его папа начальник моего.

Собственно, я и сам об этом хорошо знал. По этой причине остерегался трогать начальственное чадо, хотя такое желание присутствовало постоянно. Однажды он таки меня достал. В столовой при большом скоплении лагерной пионерии этот мелкий пакостник буквально посадил меня в компотную лужу.

 Обычно мы обедали за длинными столами, сидя на скамейках. В тот раз я решил сесть на стул в торце стола. Точнее, только попытался сесть. Зафиксировать это состояние не успел. Сынок папиного начальника изловчился выдернуть из-под меня стул, и я позорно на виду у всех грохнулся в лужу компота, который кто-то пролил на пол.

Как всегда бывало в таких случаях, меня подняли на смех. Короче, репутация в самом прямом смысле оказалась подмоченной. Пока я выплывал из сладкой лужи, провокатор сбежал. Естественно, в лагере далеко убежать он не мог. К вечеру я его таки прищучил.

Однако злость к тому времени прошла. Драка оказалась фактом чисто формальным. Никакого удовлетворения я не получил. Но сам инцидент посчитали, вроде бы, исчерпанным. Вскоре я и вовсе забыл о нём. Случилось это где-то в середине смены. До самого отъезда парень ко мне уже не приставал, но обиду, похоже, затаил.

О «тёмной» традиции в лагере, конечно, знали все. Готовились к последней ночи даже те, у кого особых причин волноваться не было. Я тоже, скорее глядя на других, чем сознательно, положил под одеяло сосновую палку, которую всю смену украшал резным орнаментом. Традиция вырезать такие палочки у нас тоже существовала. Никакого нападения я не ожидал. Спокойно лёг спать, и быстро уснул.
 
Примерно через час, проснулся оттого, что кто-то пытался натянуть одеяло мне на голову. Инстинктивно схватил палку, и вскочил на ноги. Было очень темно. Нападающих я не видел. Спросонок, стоя на кровати, огрел кого-то по спине своим произведением искусства. Палка была увесистой и, судя по пронзительному воплю, удар попал точно в цель.

Палата проснулась. Включили свет, но экзекуторы уже испарились. Назавтра я с сожалением узнал, что врезал не тому. Но с другой стороны,  возможно, то было к лучшему. Попадись под мою палку сынок директора, возвращаться домой было бы мне наверняка грустней.

Теперь как-то огульно охаивают пионерское движение. По части идеологии и прочих заформализованных аспектов, конечно, заслуженно. Но летний  пионерский отдых у меня до сих пор вызывает самые тёплые воспоминания. Не всё, что удавалось большевикам воплотить в жизнь, было безобразно. Кое-что полезного они тоже совершили. Хорошо отработанная и отлично организованная система детского летнего оздоровительного отдыха, пожалуй, можно отнести в актив советской власти.