Писательница Елизавета Романова

Елизавета Сергеевна РОМАНОВА родилась на Кубани в 1922 году. В 1939 поступила в Смоленский пединститут. В сорок первом – на третий день войны – добровольцем ушла на фронт. Служила в медсанбате, переводчицей в штабе стрелковой дивизии, войну закончила в Чехословакии. Награждена орденом Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За оборону Москвы» и др. В течение 30 лет преподавала в Белгородском пединституте. Автор вышедших в белгородском издательстве «Крестьянское дело»  книг прозы «Трёхцветная кошка» (1995) и «Крайняя хата» (1998), рассказов и публицистики, напечатанных в журналах «Наш современник», «Роман-газета 21 век», коллективных сборниках, газетах.
Умерла в 2000 году.

"Я СЛАБА, ПРОСТИТЕ МЕНЯ..."

К сожалению, мне мало довелось общаться с этим удивительным человеком – всего несколько последних лет её жизни…
За глаза мы – сотрудники издательства «Крестьянское дело» - называли Елизавету Сергеевну бабой Лизой. Баба Лиза отличалась тем, что в решение своих проблем, бывало, вовлекала всех друзей и знакомых. Проблемы, правда, у неё были не нормальные, не старушечьи то есть. Не болячки, не аптеки, не магнитные дни, ни льготные пайки волновали её…
Однажды позвонила: срочно нужны костыли! Что случилось? Да костыли, собственно, нужны не ей, а Лёне. Какому ещё Лёне? А бомжу, который лежит во дворе доме, где она живёт, и в судьбе которого, как только он там поселился, она приняла горячее участие. Как, в общем-то, в судьбах всех калек, бездомных, нищих, пьяниц (и особенно она переживала за их детей и пыталась даже заниматься с ними школьными науками), «приписавшихся» к Преображенскому собору, который находился рядом с её домом. «Он несчастный человек, но – порядочный! – убеждала она. – Он даже не алкоголик! Приехал издалека. Больные ноги – наверное, гангрена. Ходить не может. Лежит на земле, а уже сыро, холодно…»
Костыли нашли. И Лёня ушёл на них неведомо куда, даже не заглянув в ту больницу, где, по настоятельной просьбе Елизаветы Сергеевны, обзвонившей все мыслимые и немыслимые инстанции, согласились его, гражданина без прописки и документов, принять…
А через некоторое время ей понадобилась большая клеёнка – для каких-то путешественников с Украины, живущих в посадке. А потом – большая кастрюля, поскольку её знаменитую пятилитровую,  в которой она варила картошку для бомжей, после очередной трапезы почему-то не вернули.
…Когда ей звонили официальные лица и предлагали принять участие в вечере воспоминаний ветеранов войны, она нервничала: «Вспоминать! Да я забыть не могу! Я за неделю до этой встречи успеваю нагореваться. А потом, в течение отведённых мне минут насмотрюсь, как в зале украдкой поглядывают на часы… Ну не могу я в юбилейные дни, когда меня сажают в президиум, рассказывать, как под Ельней осенью сорок первого умирали хорошие молодые люди… Как весной сорок второго под Демьянском оттаивали штабеля мертвецов… Не могу себя заставить, хотя именно это следует рассказывать о войне. Я слаба, простите меня…»
Ей не пришлось создать свою семью: любимый её погиб на войне. Но зато пришлось воспитывать рано оставшихся сиротами племянников Серёжу и Наташу. Они и называли её мамой, а их дети – бабушкой. По-матерински она относилась и к своим студентам, вспоминающим теперь: «Она была настолько простой и красивой, насколько может быть очень умный, благородный человек. Она была строга, но не чванлива. Казалось, что порой она готова была умереть, лишь бы вложить в нас то, что она, по её мнению, вложить должна. И к своим личным недоработкам относила все наши недоделки, лень, неспособность…»
Чувство собственного недостоинства сопровождало её всю жизнь. Она не сделала научную карьеру: «Для того чтобы взяться за научную работу, я должна сделать что-то необыкновенное, я должна двигать науку…»
Так же она относилась и к своим литературным произведениям – добротной, умной, высокохудожественной, оригинальной прозе, которая, когда наконец-то вышла в свет, просто поразила видавших виды и читателей и писателей. Председатель Союза писателей России Валерий Ганичев публично (перед полным залом какого-то – не помню какого – проходившего в Белгороде форума или семинара) заявил, что «такого» о разведчиках он ещё не читал.  Правда, этот же человек в скором времени почему-то отклонил заявление Романовой о приёме в Союз писателей и на этом же самом семинаре, в тот же день был принят в члены малоспособный  пишущий на украинском стихотворец; этот поворот в событиях был непонятным и неожиданным для всех, но главное – для самой Елизаветы Сергеевны, и было очень стыдно, и хотелось скорей забыть…  Позднее Романову приняли-таки в Союз писателей, но свой писательский билет она так и не увидела: 12 января 2000 года Елизавета Сергеевна умерла.
Осталось недописанным её письмо на центральное телевидение  с аргументированными, мягкими, но настойчивыми рекомендациями: нельзя, мол, показывать столько крови и насилия…
…В тот день, когда у Елизаветы Сергеевны случился очередной сердечный приступ, как раз прибыл в Белгород номер «Роман-газеты 21 век» с её рассказами о войне.
Опубликовано в журнале «Добродетель» №2, 2005, под псевдонимом Светлана Андреева.