Разные часовые пояса

Она просыпается от мерного трещания телефона и пару минут ворочается в надежде, что скоро это прекратится. Но кто-то очень настойчив и девушка тянется к телефону, щурясь, смотрит на его крошечный экран. Почему-то она вздрагивает и выбирается из цепких объятий парня, схватив телефон так крепко, как только может, так, что его плассмасовый корпус чуть не треснул, а телефон продолжал вибрировать в её похолодевших за мгновение руках. Она на цыпочках выходит из комнаты и прикрывает за собой дверь и быстрыми мелкими шажками добирается до кухни.
Телефон не прекращает трезвонить и она ещё раз смотрит на экранчик, чтобы убедиться и нервно выдохнув нажимает на кнопку с зелёным телефоном и подносит мобильник к уху. Она слышит выдох, на обратном конце провода, и сердце замирает на мгновение, а потом бьётся в разы быстрее.
- Ты спала? - спрашивает тихий прокуренный голос из трубки и усмехается. Наверное он понял, насколько глупый это вопрос в четыре часа утра, но он замирает и затихает в ожидании ответа. Из трубки слышится шум ветра и его спокойное дыхание.
Девушка включает свет и садится на угловой диванчик на кухне и постукивает пальцами по стеклянному столу подушечками пальцев, так тихо, как только может. Лёгкие немеют, и приходится расправлять плечи, чтобы сделать судорожный вздох и продлить свою жизнь на полторы минуты.
- Да не страшно, - уклончиво отвечает она. Но её голос  дрожит то ли от напряжения, то ли от какой-то слишком сильной эмоции.
- Извини, - нерво засмеявшись, говорит он.  - Просто понимаешь ли, разные часовые пояса и всё такое.
- Да-да, - подыгрывает она ему, а пальцы сжимаются в кулак. Ногти медленно впиваются в кожу и она почти воет, но на её губах натягивается улыбка.
После нескольких минут неровных смешков наступает тишина. Такая тишина после которой уже ничего не происходит, от того, что слова заканчиваются, а в глотке застывает вопль. И проще выстрелить себе в висок, чем заставить себя расслабиться. Проще впасть в кому, чем сделать вдох. Кажется мужчина дышит ртом, слегка разомкнув свои тонкие губы.
Сухие тонкие губы, которые чаще всего вытягивались в надменную полоску и завставляли дрожать её. Губы, так часто перепачканые в её блеске, исполосованные маленькими трещинами, словно дорогами, которые она знала наизусть.
На улице вероятно холодно и он переминается с ноги на ногу, от чего слышится скрип снега под его ногами. Она всё ещё думает о его поджатых губах, прикрыв глаза.
Он всё ещё молчит. Ему нужно выяснить что-то важное, что-то необходимое, как доза эпинифрина человеку с аллергией, ещё немного и воздух перестанет поступать к его лёгким. И он умрёт от удушья, на улице.
- Ты... - произносит он и не узнаёт свой голос, - ты можешь ответить на один вопрос?
Ей так хочется ответить так, как она научилась отвечать. Как-нибудь резко, с пафосом(какое громкое слово), на высоких нотках. Но сейчас она кивает и лишь мгновением позже отвечает:
- Конечно, - а сама трясётся, как осиновый лист.
Мужчина проводит по своему лицу, и чувствует щетину. Она колет замёрзщую ладонь, но он не убирает руку от лица, словно хочет почувствовать хоть что-то.
- Как ты живёшь? - произносит он и замирает, ожидая встплеска эмоций, истерики, чего угодно. Но она облегчённо вздыхает и переспрашивает:
- Что ты хочешь знать?
А сама думает, скольким мальчикам разбила сердце, сколько мужчин мечтали оказаться в её постели, жертвуя ради этого своим благополучием и зачастую семьями. Думает о том, сколько цветных линз она перемеряла, сколько раз красила свои волосы и сколько вина прошло по её пищеводу. Думает о том, как убедила двух девушек сделать аборт, о том, какую машину купить чтобы выжимать 200км/ч на ночных дорогах за городом. Поджимает губы и думает, что стала тем, чего так боялась. Думает, что из этого он хочет знать.
Он всё молчит.
Она пролистывает всё с дня их разрыва. И отчаяние, и диеты, и первые шесть прочитанных книг, и двух психологов, и парня, который влюбился в неё, пока она думала, с кем бы переспать.
А он замирает и едва дышит.
Она думает о тех, кому она причинила боль. О тех, кого она оставила где-то позади и решила не возвращаться.
- Ты счастлива?
И это слово "счастлива" режет её слух. Лучше бы он спросил, какие таблетки пьют при затяжной депрессии. Лучше бы он спросил о её новом любимом художнике и цене её нового телефона.
- Нет, - отвечает она. - Ты ошибался. Без тебя я не стала не счастливее, ни живее. Я стала тобой.
Он чувствует, что с ним говорит не та девочка. которую он мог прижать к себе или к дереву. И что-то сжимает его больную печень. И что-то сдавливает виски. Он теряет ориентацию и молчит.
Она чувствует, что всё внутри расшатано, что нервы вот-вот не выдержат. В глотке застывает рык, а она просто ждёт, что же он скажет. А он стоит и потирает свою щёку, словно она дала ему пощёчину.
- Восемь лет прошло, - говорит он, словно это аргумент.
- Для тебя может и восемь, - тихо говорит она, совсем мягким голосом.
Он думает о всех постелях в которых побывал, обо всех женщинах, которые прикасались к нему. Он думает о том, что хороший виски днём с огнём не сыщешь, а сигареты всё дорожают. Он думает о том, во что она сейчас одета и потирает кольцо на безымянном пальце левой руки.
Наступает неловкая пауза.
А потом голос оператора сообщает о том, что средств для соверщения данного звонка недостаточно. И после трёх быстрых гудков их разъединяют. Становится слишком холодно. Обоим.
Он усмехается, выкуривает ещё одну и заходит в поезд, дежурно улыбнувшись проводнице.
Она проводит рукой по лицу, вытаясь его стереть, делает глоток воды, выключает свет и возвращается в постель. Гладит светлые взъерошенные волосы спящего парня, забирается в его объятия и думает о том, что пора остановиться.
Мужчина с обратного конца провода смотрит в окно и думает, что ненавидит операторов мобильной связи и поезда.