Танки на крышах. Ч. 1. Гл. 41

                41

         В одну из суббот наша беседа опять коснулась темы Элеоноры с Павлом.
   - А ты знаешь, - вспомнила Салха, - я тогда попросила ее показать мне свадебные фотографии, но она сказала, что они где-то глубоко спрятаны, и ей не хочется копаться в вещах и искать. Пообещала как-нибудь потом, но так и не показала. Забыла, наверное.
   - Ничего она не забыла, Салха. Она тебе наврала. Не было у нее никакой свадьбы. И ни в какую Россию она не ездила. Это ее выдумки, больные фантазии. Ей просто очень бы этого хотелось. У нее и вещей-то столько нет, чтобы где-то глубоко в них что-то прятать. Ты помнишь ту историю с цепочкой? Уверен, что это тоже выдумка.
   - Да, она что-то спрашивала у меня насчет нее. Я сказала, что видела, как ее дети с какой-то цепочкой играли. Но я и заподозрить не могла, что у детей в руках  могло быть настоящее золото.
   - Она думает, что ты ее взяла.
   - Глупость какая! Я же не воровка. На что она мне?
   - Ну может быть, тебе перед подругами повертеться в ней захотелось.
   - Разве у нас можно открыто золото носить? Я же не дура. Это жены богатых людей, которых машины возят, могут себе позволить. Попробуй в такой цепочке прокатиться в нашем автобусе. Оторвут вместе с головой.
   - А продать?
   - Продать тоже уметь надо. Если нет знакомого ювелира, то обязательно обманут. Или в полицию сдадут. Они-то деньгами поделятся, а я в тюрьму сяду. Я с таким в жизни связываться не стану.
   - Ты права, - обнял я Салху за плечи. - Я тоже думаю, что это дети. Но у них есть одна дурная привычка: они не приучены убирать за собой, и все бросают, где попало. И если они ее оставили где-то на балконе, то ее точно так же, как и телефон, могли с успехом стащить те же вороны. Они уже привыкли, что на этом балконе часто что-то блестит.
   - А при чем тут телефон и вороны?
         Я рассказал Салхе и о той истории, и обо всех событиях, связанных с моим переездом в Танзанию. Она и посмеялась, и посочувствовала:
   - Ну и досталось тебе.
   - Ерунда. Это было давно, я и забыть уже успел. Что еще она о себе рассказывала?
   - Ну, о Лусаке, о ваших друзьях, которые все поголовно были в нее влюблены. Даже сам российский посол. О вашей жизни много рассказывала. О том, как ты ее домогался, проходу не давал, когда Павла не было. О том, как они помогали тебе в Лусаке, когда ты был без денег. И как здесь, в Даре, они поддерживали и кормили тебя, пока ты был без работы и зарплаты. О том, как ты плакал, когда благодарил их за все.
         От всего этого навороченного вранья отдавало уже такой мерзостью, что противно было даже слушать.
   - Она говорила, что я ее домогался и приставал? - даже не знаю, чего больше было в моем вопросе – удивления или возмущения.
   - Да. Поэтому я и сказала тебе тогда: «твоя Элеонора». Но я это понимаю. Она же красивая.
   - Красивая? И это все? Да красивых женщин на Свете сколько угодно, красивых и умных мало, а красивых, умных и порядочных единицы. Она не подпадает даже под вторую категорию, а глупые женщины вызывают во мне только жалость, какими бы красивыми они ни были. И ты этой «красавице» поверила? 
   - Я не знаю... Правда, я так и не поняла, чем они тебя поддерживали, если по утрам она приносила продукты, что-то готовила, ела и кормила детей, и даже меня угощала, а потом все уносила в свою комнату, а для тебя на кухне оставался только рис? Разве это поддержка? Я помню, как ты сам чуть ли не каждый день ходил в магазин, что-то приносил, готовил и их угощал. Но она так правдиво все описывала...
   «Ах, вот оно что!».
    - Ну значит, тебе врал я.
         Салха чуть призадумалась, как-то виновато глянула на меня и, ничего не сказав, коротко пожала плечами. Поняв, в каком затруднении она находится, я добавил:
   - Но тогда ответь мне только на один вопрос: они в Лусаке специально переселились ко мне на восемь месяцев, чтобы кормить и поддерживать меня?
         Салха снова задумалась, кидая на меня короткие взгляды, а потом опять прижалась щекой к моему плечу.
   - Правдиво рассказывать она умеет, – продолжил я. - И про меня, и про российского посла, и про всех остальных «влюбленных» в нее друзей. Размечталась. Но не исключено, что она и Павлу сказала нечто подобное, и точно так же правдиво. Может быть, этим и объясняется такая его перемена по отношению ко мне, а? Красиво составленной лжи верят почему-то больше, чем серой правде. Но возможно, я просто стал им не нужным, бесполезным. Или обузой. Ладно, Бог нам всем судья. И знаешь что, - подвел я итог, - давай больше никогда не будем о них говорить. Вспоминаться еще долго будут, но говорить о них я больше не хочу. Противно.
   - Хорошо, - согласилась она.
         Мы помолчали, думая каждый о своем, но по сути, об одном и том же.
         Внезапно пропел мой телефон. На экране высветилось: «Эркин». Что это? Сам он мне почти никогда не звонил, экономил. Последний раз это было еще там, в Лусаке, больше, чем полгода назад.
   - Алло. Привет. Что случилось? - быстро проговорил я, соединившись.
   - Здорово. Ничего не случилось. Соскучился, - с усмешкой ответил он.
   - Не морочь мне яйца, береги ток-тайм. Во-первых, тоски у тебя не бывает. Во-вторых, если бы даже и была, ты бы нашел средство от нее где-то рядом, на расстоянии вытянутой руки. Я тебя знаю. Говори прямо.
   - Ладно, - согласился он. - Есть к тебе одна просьба. Я домой собираюсь. Старший мой женится. Хочу сделать оригинальный подарок. Там у вас можно купить акульи челюсти. Купи для меня и перешли сюда. Я Павлу почти год назад для себя заказывал, но он так и не привез. Сказал, что дорого – баксов 200 - 300. Я тогда пожалел, а сейчас ради сына могу и раскошелиться. Скажешь мне потом суммарную цену, я пришлю. Но надо быстро, у меня только две недели.
   - Не проблема. Завтра же поеду на рынок. Деньги я как раз позавчера получил.
         Мы разъединились.
         Деньги, вернее опять только кусок моей зарплаты, я действительно получил за два дня до этого. Наскрести 200 баксов я мог, но тогда у меня почти ничего не оставалось. Ну что ж, брать аванс мне не впервой. А если он пришлет, то в принципе не о чем и волноваться.
         На следующий день я поехал на рыбный рынок.
         Еще в первый свой приезд, когда мы с Павлом приходили за крабами и барракудой, я приметил там специально отведенные ряды с сувенирами. Все прилавки были буквально завалены какими-то диковинными и очень красивыми раковинами, невероятной красоты шлифованными камнями со дна океана, причудливыми разноцветными кораллами, поделками из ракушек и каких-то, неведомых мне, полированных штучек, ни названия, ни даже примерного происхождения которых я не знал. Мы тогда только бегло просмотрели ассортимент, но конкретно не знакомились. Было и некогда, и без денег, и не до сувениров. Запомнилось только их обилие и разнообразие. И среди всего этого я видел две вещи, которые очень хотел бы иметь сам.
         Рыба-игла, по виду больше напоминающая ежа, но с короткими иглами, у меня была в Лусаке. Время от времени кто-то привозил туда на продажу единичные экземпляры. Мне тогда просто повезло. Оригинальное и очень красиво выделанное чучело экзотической рыбы размером с футбольный мяч. Но очень хрупкое, почти, как яичная скорлупа. Не пожелав тогда уничтожить это чудо от природы по дороге в Дар, и зная, что на берегу океана смогу приобрести его снова, я подарил его перед отъездом Саше. А другим моим вожделенным сувениром были акульи челюсти. В Лусаке их не было совсем.
         Я быстро нашел то, что просил Эркин, и во множественном числе. Самых разных размеров. Выбирая, я сам не переставал любоваться и даже восхищаться многообразием игры Природы. Она не очень потрудилась над созданием рыбы-убийцы, но в этом смысле она изваяла шедевр.
         К своему удивлению, я узнал, что челюсти диаметром около 40 сантиметров стоят, в переводе на доллары, чуть больше двадцати. Было ли это резким снижением цен в результате падения спроса, или одной из сторон «бизнеса» Павла, я не знал, но с учетом последних своих открытий был склонен думать, что второе.
         Я купил заказ Эркина без особого напряга. Осталось отослать. В ближайшем магазине я приобрел за «копейки» соответствующего размера пустую коробку от каких-то консервов. Челюсть я завернул в одно из двух полотенец, оставленных Элеонорой и, уложив в коробку, приготовил к отправке.
         Но некоторые неожиданные события, происшедшие в последующие дни, отвлекли меня от всего остального.