Танки на крышах. Ч. 1. Гл. 43

                43

         Между тем, пришла суббота. Хозяин не появлялся. Мне тоже не хотелось видеть его рыбью морду. Госпиталь сохранял «молчаливый  нейтралитет».
         После моей работы мы с Салхой походили по городу и запаслись продуктами. Вернувшись домой, мы традиционно стали готовить вкусный ужин. Но когда все уже было почти готово, в нашу дверь громко постучали. Я открыл и увидел трех незнакомых мужчин, лет по 35 – 40. Все трое были в штатском, но по их лицам, а может быть и с помощью интуиции, я безошибочно определил их профессиональную принадлежность. Они строго смотрели на меня. Один из них, на лице и в глазах которого отчетливо читалось: «шеф», поздоровался со мной и, ткнув мне в нос свой жетон, сказал:
   - Полиция. Разрешите войти?
         Не дожидаясь моего ответа, он переступил порог. Я молча отошел в сторону и пропустил их всех в дом. Потом закрыл за ними дверь и зашел в комнату, где все трое уже примеривались сесть на стулья. В дверях кухни стояла слегка напуганная Салха, по выражению лица которой я понял, что она готова кинуться на мою защиту. Но адвокат мне пока не требовался.
   - Я вас слушаю, - сказал я, тоже сев на стул и взглянув на начальника.
   - Могу я посмотреть ваши документы?
   - Без проблем.
         Я вышел в свою комнату, взял документы и, вернувшись, положил на стол перед ним. Они все по очереди ознакомились с моими бумагами и, не найдя ничего, к чему можно было бы придраться, небрежно кинули их на стол. Но то, что я врач-хирург и работаю в Институте сердца, слегка уменьшило их изначальную суровость.
   - Что вы здесь делаете? - спросил шеф.
   - А что обычно делаете дома вы? - я сделал легкую паузу. - Я здесь делаю то, что делают дома все люди. Я здесь живу.
   - На каком основании?
   - Здесь жил мой приятель. Уезжая, он оставил эту квартиру мне. Она оплачена до октября. Можете спросить хозяина. Сейчас еще только первая декада июня. У меня еще достаточно времени, чтобы найти другое жилье.
   - Но хозяин ничего о вас не знает.
   - Да? - делано удивился я. - Это он вам так сказал?
   - Да. Он понятия о вас не имеет.
   - Это уже самое интересное. А он мог бы повторить это в моем присутствии?
         Главный кивнул одному из своих «псов». Тот встал и вышел. Через несколько минут он вернулся, пропустив вперед себя эту мразь, которую я на его месте вбил бы сюда увесистым пинком.
   - Вы знаете этого человека? - спросил его шеф.
   - Нет. Я никогда его раньше не видел, - ответил тот, не взглянув в мою сторону.
         Все трое полицейских вопросительно уставились на меня. Ход был за мной.
   - А что, ты держишь этот дом так, что здесь можно поселиться без твоего ведома? Как я вообще мог сюда попасть? Павел предупредил же тебя, что оставляет меня вместо себя. Или об этом ты тоже ничего не знаешь?
         Хозяин слегка вытянулся лицом, бегло оглядел полицейских в поисках поддержки, но не нашел. Все они теперь с интересом смотрели на него. Хозяин развел руками и коротко бросил:
   - Не знаю. Никто мне ничего не говорил.
   «Ну, что ж, добивать, так добивать».
   - Не знаешь? Самого Павла ты, конечно, тоже никогда в глаза не видел? И никаких денег у него ты не брал, так? Здесь почти год жила целая семья, а ты понятия о них не имел. Весь дом их знает, а ты нет. Ты прекрасный хозяин! А может быть, во всем твоем доме вообще никто не живет, и тебе не обязательно платить налоги? Ты берешь деньги без всякой регистрации, а потом спокойно отделываешься от жильцов и находишь следующих, чтобы тебе платили снова. Ты классный бизнесмен! И танзанийские власти это приветствуют? Ты – вор, и твое место в тюрьме.
         С началом моей короткой обвинительной речи хозяин резко, как от пощечины, выпрямился, а когда я упомянул о налогах, он заметно взбледнул. Видимо, рыло было в пуху. С моими финальными словами он подскочил и быстрыми шагами пошел к выходу, отмахнувшись от одного из полицейских, который хотел его удержать.
   - А где сейчас этот ваш приятель? Как его зовут,кстати? - снова спросил меня начальник, не обратив на ушедшего ни малейшего внимания.
   - Его зовут Павел. Он с семьей переехал в Замбию. Я могу связать вас по телефону, и он подтвердит вам все, что я сказал. Если он в отъезде, может сказать его жена. Ее зовут Элеонора, - я достал свой мобильник.
   - Давайте, - коротко бросил шеф.
         Я набрал номер. Павел ответил почти сразу. Было не время объясняться с ним по своему поводу, поэтому я в двух словах обрисовал происходящее и передал шефу полиции телефон. После трех - четырех вопросов и выслушанных ответов он вернул его мне. Павел все еще был на связи.
   - Хозяин говорит, что ты ничего ему обо мне не сказал. Это так? - спросил я его.
   - Честно говоря, забыл. Я его не видел перед отъездом, - начал он оправдываться, но тут же сменил тему. - Я тебе сейчас по СМС скину номер телефона Тома. Он видел, как я платил хозяину, сможет подтвердить.
   - Жду, - сказал я и отключил мобильник.
         СМС-ка пришла через минуту. Это было уже надежным свидетельством. Не могу сказать, что до этого сильно волновался, но теперь я успокоился окончательно, твердо зная, что «моя взяла». В конечном счете, Том мне все-таки пригодился таким вот неожиданным образом. Я передал номер шефу полицейской бригады и на словах объяснил, кто этот человек и как его можно найти. Они втроем о чем-то посовещались между собой на суахили. Я вопросительно посмотрел на Салху, все это время так и стоявшую в дверях. Она едва заметно кивнула и улыбнулась.
   - Что вы собираетесь делать дальше? - вновь обратился ко мне шеф.
         Строгости в его лице уже не было. Ее сменило выражение какого-то едва заметного участия.
   - Я уеду во вторник после работы. Оставаться в одних стенах с этим вором и подонком я и не собираюсь. И черт с ними, с этими деньгами. Пусть сгорят у него в кармане. Вместе с ним.
   - О’кей, - подвел итог начальник, вставая. Его интерес ко мне угас на глазах. - Всего доброго.
         Вся бригада дружно поднялась и пошла к выходу. Закрыв за ними дверь, я вернулся в комнату. Салха подошла и обняла меня.
   - Мой мзунгу, - тихо сказала она. - Ты такой умный.
   - Евреи говорят: «Если ты такой умный, то почему ты такой бедный?». Я не умный, дарлинг. Умный умудрился бы получить назад деньги.
   - Ты бы их никогда не получил. Они может быть и сгорят, но не в его кармане. Ты думаешь, куда они пошли? Они пошли к нему. Ты дал им в руки хороший козырь. Они теперь эти деньги без труда из него вытрясут. Может быть и гораздо больше, если у него с налогами что-то не так.
   - Ну что ж, я никогда не считаю чужие деньги. Буду тешить себя тем, что свое обещание хозяину я выполнил. Он заплатит, и много.
         Пиликнул мой телефон. Я взял его и посмотрел на экран. «Эркин»! За всей этой возней я совершенно забыл, что так и не отправил ему посылку. Предстояло извиняться и оправдываться.
   - Ты, х... моржовый! - налетел он на меня. - Ты что, забыл? Всего неделя осталась. Я же не успею получить.
   - Все, все, не пыли. Ты уже в курсе, что тут происходило. Павел же рядом с тобой. Если бы меня арестовали, ты бы никогда ее не получил. Завтра же отправлю. На крайняк – в понедельник.
   - Хорошо. Сколько я тебе должен?
   - С учетом разъездов и стоимости пересылки, примерно 45 баксов. Но если округлишь до 50, мне нечем будет аргументировать отказ. - отомстил я ему.
   - Сколько? - удивился он. - Павел говорил, что...
   - Я знаю, что он тебе говорил, но это и есть его бизнес. Ты когда вернешься из Ташкента? - перевел я разговор на более приятную для меня тему.
   - Отпуск у меня на месяц, но я договорился, что смогу побыть дома еще недели две. Так что, к концу июля буду на месте. Может быть что-то твоим передать?
   - Да нет, у меня сейчас с ними связь устойчивая, приветы я им и сам передаю. А все остальное, что я хотел бы им передать, я выслать тебе уже не успею. И много, и не упаковано. Надо было раньше сообразить.
         Конечно, можно было бы сгонять за второй коробкой и отослать ему что-то из моих сувениров вместе с этой челюстью, но нагружать Эркина, пользуясь его добротой, мне не хотелось.
   - Ну ладно. Следующий отпуск у меня будет где-то в марте - апреле. Думай пока.
         Мы разъединились.
         Посылку я, как и обещал, отправил, но только в понедельник, потому что по воскресеньям пересылочный пункт не работал. Все те дни до вторника было тихо. Никто не приходил, хозяин на глаза мне не показывался и на нервы не действовал. А может быть, был полон новых забот.
         Как я и предполагал, никто в госпитале и не почесался по поводу жилья для меня. Все, на что хватило их африканского темперамента, это – приготовить одну из палат, переделав ее в однокомнатную квартиру со встроенным совмещенным санузлом.
         Во вторник вечером, после работы, я погрузил упакованные накануне вещи в нашу «скорую» и, заперев дверь, бросил связку ключей на порог квартиры ненавистного дома, расположенного в ненавистном районе города и принадлежавшего ненавистному и грязному арабскому ублюдку. Я переселился в госпиталь.
         А через два дня я получил последний «привет» от людей, с которыми еще совсем недавно был очень дружен и по которым порой даже скучал. То, что это был последний привет, я пообещал сам себе сразу по окончании разговора.
         Эркин получил посылку в четверг. Он позвонил и поблагодарил. Мой выбор ему очень понравился.
   - Ты уверен, что только 50, не больше? - спросил он меня. - Если больше, скажи, не стесняйся. Бабки у меня есть. Ты мне их сэкономил.
   - Сорок четыре с копейками. Округляем до 50. До благотворительности я еще не дорос.
   - Хорошо. Пойду прямо сейчас и отправлю. Только Элеонора  говорит, чтобы я не отсылал, а отдал ей, потому что она оставила тебе навалом своих вещей.
         Я невольно взорвался:
   - Передай этой суке, что мне на хер не надо ее старое барахло. Я не просил ее что-то мне продавать. Она все бросила, а я теперь, как последний мудак, таскаюсь с ним тут по этажам. Пусть приедет и заберет все к е... матери! Я не сторожевая собака! Говно!
   - Я тоже так думаю, - усмехнулся Эркин. - О’кей. Завтра иди за деньгами. И еще раз – пока. Послезавтра я улетаю.
   - Пока. Целуй от меня молодоженов.
         Теперь все дни в госпитале стали похожими друг на друга. Поскольку необходимость добираться до дома отпала, свободного времени у меня стало еще больше. С утра я спускался в свой приемный кабинет и сидел там до конца дня. Когда работа заканчивалась и все разъезжались по домам, я тоже шел «домой» - на 3 этаж. Здесь было тихо и очень спокойно. Госпиталь и его двор круглосуточно охранялся бригадой вооруженных секьюрити, поэтому я был уверен, что никто меня не побеспокоит и не прогонит. Коллектив госпиталя ненавязчиво общался со мной, но в гости никто не рвался.
         «Аллах акбар» сюда не доставал и перестал будить меня по утрам.      
         Возможности готовить у меня теперь не было, но голод мне не грозил. Кухню мне заменила госпитальная столовая, и вместо своих кулинарных фантазий у меня теперь было навязанное и не слишком разнообразное меню. Но я не привередлив в еде, и меня это устраивало.
         Моя маленькая Салха вернулась в свою маленькую одинокую каморку и приезжала ко мне теперь только по субботним вечерам, оставаясь до раннего утра понедельника. Когда мы отрывались друг от друга, мы ходили в одно из ближайших кафе и, болтая и смеясь, откармливали и отпаивали себя на неделю вперед. Ее глаза, в которые вновь вселилась глубокая печаль, в эти дни снова светлели и улыбались. А когда она уезжала, я провожал ее, а потом, как и по вечерам в остальные дни, тоскливо тащился в тишину своей комнаты. Я заходил к себе, закрывал дверь и вновь оставался совершенно один. И единственным другом, с которым я мог делиться своими мыслями и переживаниями, был теперь лишь мой старый, потрепанный, но все еще верный лаптоп.      
         

                К о н е ц   п е р в о й   ч а с т и





                П Р Е Д И С Л О В И Е   К О   В Т О Р О Й   Ч А С Т И


         В первоначальном варианте книги на этом задумывался конец моего повествования. Дальше были только некоторые рассуждения об африканской жизни, о людях, населяющих эту часть Земли, о «смысле бытия» и короткий эпилог. Но произошло несколько разномастных событий, которые с одной стороны, заставили меня остановить эту работу почти на полгода, а с другой, внесли окончательную ясность в понимании мной Африки и африканцев. Мне с новой силой захотелось рассказать об этом, о судьбе белых на этом континенте, о жизни вдали от дома, об одиночестве, о взаимоотношениях людей различных национальностей и рас и еще о многом другом. Я отодвинул последнюю часть моего рассказа не очень далеко вниз и вклинил эти строки. Но чтобы не утомлять читателя ненужными мелкими подробностями, я постарался быть кратким и писал так, чтобы это больше напоминало хронику, и в то же время не походило на дневник. Остальное попробуйте додумать сами.