Танки на крышах. Ч. 2. Гл. 10 а

                10 а 

         После того дня я уже больше ничего не хотел. Через неделю я по случаю наткнулся на расписание и обнаружил, что Дамас в то воскресенье на дежурстве  не числился. Стало понятным, почему он не отдал мне ключ от своего офиса сразу, а отлучился на те «десять минут». Он никогда не оставлял свою комнату открытой, а ключ всегда был при нем. Раньше, если я просил его  попользоваться интернетом, он просто отдавал ключ мне, полностью доверяя. Но на сей раз впускать меня без подготовки было нельзя. Чувством триумфа объяснялся и тот «вызов» в его взгляде, когда он пускал в потолок колечки своей «дури». Он тоже «хлопал в ладоши», демонстрируя мне свою «викторию».
         После нескольких дней бессильной ярости ко мне постепенно вновь вернулось настроение полного безразличия, отупения. Я потерял интерес ко всему и превратился в робота, слепо выполнявшего команды и поручения, не растрачиваясь на эмоции. Салха все еще была на меня обижена и разговаривала со мной редко и скупо. Но ничьи и никакие речи мне были и не нужны. Сам я преимущественно молчал и слушал, и никакого желания ни говорить, ни оправдываться у меня уже не было. Злость и глухая обида на всю Африку в целом экстраполировались и на нее тоже. Доходило даже до мелькавших мыслей, что у них с Дамасом был против меня сговор. Что это по его наущению она специально утащила меня из дома на океан, чтобы у него было время все хорошенько обтяпать. Будучи уверенным, что у него все получится, он к тому времени приглядел уже себе какое-то дело. После этого «авансом» и поползли слухи о его уходе.
         Но во всем этом была и масса всяких мелких несоответствий. Хотя бы одно то, что джин в доме все-таки оказался, и я действительно забыл, что заказал и деньги на него дал сам. Салха его просто припрятала на конец недели. Кроме того, в наших разговорах она и сама упоминала, что кражу могли совершить только два человека. Первой была одна новая медсестра, незадолго до этого приехавшая из Зимбабве, и жившая в соседней комнате. Первое время, из чистого желания скрасить жизнь одинокого человека в чужой стране, я часто приглашал ее к нам по вечерам посмотреть какой-нибудь фильм. Но вскоре выяснилось, что она потрясающая дрянь и грязная потаскуха, и ее визиты к нам немедленно  прекратились. А вторым возможным вариантом Салха назвала того же Дамаса, и привела аргументы, весьма схожие с моими. Но несмотря на такие неувязки, я был, как «раненый зверь»: о мелочах не задумывался и шел напролом. Наши отношения заметно поостыли, хотя и до «развода» не дошло.
         Довершением к моим бедам послужило то, что с уходом Дамаса меня отключили от Интернета, никак это не объяснив. Подозреваю, что это вообще было сделано с его подачи, а может быть даже и его руками, как мелкая подлянка за то, что не подпустил его к Салхе.
         Сотрудники, которым я не стал ничего рассказывать о постигшем меня новом несчастье, замечали перемену моего настроения и были слегка удивлены, но с расспросами никто не лез.
         Единственным и возраставшим с каждым следующим днем желанием оставалось убраться отсюда как можно быстрей. И постараться забыть. Несмотря на свои убеждения, я все же оказался в атмосфере ненависти и сам возненавидел всех. Но поскольку я вновь стал нищим, мне нужно было только заработать себе хоть что-нибудь на дорогу, потому что стыдно возвращаться домой, хотя бы не привезя гостинцев своим внукам. Свой контракт я мог разорвать в любой момент, но денег на подарки и билет пока не хватало. Еще месяца на три я был обречен на эту сволочную жизнь. Но то, что у меня все-таки есть перспектива добраться до дома, меня поддерживало и успокаивало.
         Что мне принесет это время? Не потеряю ли я все окончательно вместе со своей жизнью? В газетах почти ежедневно сообщалось о бандитских налетах на кого-то, чьи кровавые фотографии сопровождали текст. Бьют, режут, стреляют, и чаще всего насмерть. Белый с «золотом» во рту может стать такой мишенью в любую минуту. Поэтому выходить за ворота госпиталя я перестал опять. Все, что было нужно, покупала Салха. С деньгами я, конечно, выкрутился старым способом, вновь выпросив аванс в бухгалтерии.
         Как-то в те дни д-р Масау сообщил коллективу, что ожидается приезд одного важного кардиохирурга из Германии. Для того, чтобы выглядеть посолидней и хоть чем-то отвлекать гостя от кислого выражения своего лица, я стал выпрашивать у одного из сотрудников поносить его часы, поскольку своих я так и не приобрел. Большие, красивые, под золото, с тремя дополнительными стрелками на циферблате: месяц, число и день недели. Я давно к ним приглядывался и тихо завидовал, спрашивая, где он их купил и за сколько. Цена была не чрезмерно высокой, а мне очень хотелось иметь что-нибудь наподобие. Мой коллега даже пообещал купить такие же для меня. Напомню, что любые обещания в Африке обычно повисают. Так произошло и в тот раз: своего слова он не сдержал. Но однажды после очередной моей просьбы, видимо почувствовав себя неловко, он просто снял их с руки и отдал мне, сказав, что это подарок от него. Не знаю, придало ли мне солидности это маленькое дополнение к антуражу, но часы встали через два дня, после того, как я одел их на руку, так и не дождавшись приезда гостя. Он приехал и уехал, а я положил часы на полку своего шкафа и забыл о них, поняв наконец через сорок лет опыта ношения, что любые часы мне просто  противопоказаны.
         За все те дни меня обрадовало только известие о том, что мой брат получил все-таки отправленное Эркином письмо. А через неделю я сказочным сюрпризом получил по почте и второе пропавшее письмо. Оно было в грязном и потрепанном конверте, к которому степлером была пришпандорена бумажка, извещавшая о том, что письмо найдено на территории Замбии, но не отправлено адресату, потому что не оплачено. Спасибо хоть, что раскошелились на возврат отправителю. Могли бы просто выкинуть. Сам текст рассказа сохранился хорошо, поэтому я поменял конверт, дополнил письмом с последними новостями и отослал его еще раз, но уже по «правилам» этой страны. Отправил уже сам, без всяких посредников - подонков, способных выкинуть или потерять кусочек доверенной им чужой души. Дай Бог и им такого.
         Эркин медленно собирался в очередной отпуск, и купленные по моей просьбе сувениры пообещал доставить ко мне домой. Деньги я ему потом перешлю. Спасибо ему. Все-таки он друг. А что касается той истории с «моей бабой»... Что ж, в конечном счете, дело не только в нем.
         Мы с Салхой продолжали тихо сосуществовать и никаких попыток вытащить меня куда-то она больше не предпринимала. Жизнь оставалась серой и однообразной, не считая мелких нервных срывов. Дошло даже до того, что меня стала раздражать скудость меню в госпитальной столовой. Я пытался хоть как-то его разнообразить, но много ли нафантазируешь из четырех стандартных видов блюд?
         Того продавца-буфетчика, у которого я когда-то покупал холодную воду, полгода назад куда-то унесло. Это, кстати, относилось и к очень многим другим  сотрудникам. Это не бросалось в глаза, но однажды я вдруг вспомнил, что уже давно не вижу ни того грустного доктора Саха, ни одной очень сильной медсестры реанимационного отделения, которой в работе совершенно не нужен был врач. Со всеми процедурами и манипуляциями она мастерски и очень быстро справлялась сама. Несколько врачей, пришедших на работу или исчезли, или постепенно стали лишь очень редкими дежурными, а днем занимались чем-то другим неизвестно где. Растворилось много хороших медсестер из отделения. Четырежды сменилась матрона. Санитарки сменялись каждые два месяца. Исчезло много людей. А на их местах появлялись порой удивительные личности.
         Вот и на месте того буфетчика появилась молодая дама с несколько странным взглядом и на свою профессию, и на жизнь в целом. Внешне она чем-то неуловимо напоминала ту жирную девицу, которая, будучи «голодной», приходила ко мне в Лусаке за зубами.
         С появлением этой мадам плов, который здесь называли на арабский манер - «пилау», и который неизменно готовился по воскресеньям, очень быстро превратился в рисовую кашу с костями, на которых, правда, местами висели крохотные кусочки хрящей. Она называла их «мясом». Тушеная печень уступила место требухе, но сохранила гордое название «ливер». Более-менее приличные куры вымерли, выдвинув вместо себя авангардом новое, подрастающее поколение стройных, спортивно подтянутых цыплят. Исчезли из меню макароны. Их место уверенно заняли тушеные бананы. Отварная картошка в виде гарнира стала дефицитом и сместила свой центр тяжести в сторону чипсов. Натуральные острые приправы сменились искусственными аналогами, сохранявшими прежние манящие  названия. О капусте, моркови и салатах как-то забылось со временем само. Первые ряды по количеству уверенно принадлежали теперь все той же ншиме, которую в Танзании называют «угали». Не без труда мне удавалось время от времени выбивать из этой дамы кофе. Единственное, что сохранилось от того старого и небогатого меню в первозданном виде, это цены.