Дербент-вдох

               
Саша Валера Кузнецов

Текст этот - впервые был написан, как литературный сценарий по идее Даши Павлотос  и фабуле Димы Ухлина, после разговора на дымной кухне в Сокольниках, окнами на двор тюрьмы...


         Ядовитые в сумраке, зелёные бесенята цифири, мельтешат строкой неона по краю крыши, квадратно-бетонного, офисного здания - бункер с тёмными, полными последнего заката, окнами:

                Ч Е Р Е З  ДВА  Г О Д А  П О С Л Е...

...но сбиваются буквы, дрыгаются, исчезая в сером свинцовом небе, окончательно сливаясь с бетоном:

ПО С ЛЕ  С  О Б Ы  Т И  Й   ЧЕРЕЗ ДВА ГОДА   ЧЕРЕЗ... - скачут, путаясь, но тут - грубая, волосатая рука с татуировкой статуи свободы, опускает ручку рубильника, вниз, к буквам "ВЫКЛ" - и всё гаснет.

Темнота и тишина: пауза… заполняется тихим шумом морского прибоя в безветренную ночь...


--#---#---#--
МОНПЕЛЬЕ\MONPELIER
По ночным улицам Лангедока мчится красный, маленький джип «Вранглер» с откинутым верхом - среди рекламных огней витрин и кафе, вдоль кромки тротуара, по старой улочки, в опасной близости от бордюра, где прямо на панели, выложенной аккуратной плиткой, через дерево - за одним, через другое - опять стоит стул, а на спинках укреплены таблички: ну просто здесь, такие железные ART-стулья.

На одной из спинок табличка с именем: PARADGANOV

Джип замедляется мимо пустой стеклянной остановки с огромным, подсвеченным плакатом девицы в ажурном зелёном белье, мимо витрин с манекенами - худыми и черными - потом сворачивает в полутёмную улицу.

Джип идёт юзом на тормозах, правым колесом подскакивает на бордюр  и останавливается в сантиметре от ярко освещённого, витринного стекла: черный женский манекен в красных чулках на резинках и зелёном кружевном белье мёртво падает на одно колено, качаясь пластиковыми пустыми глазницами.

Помятая водительская дверка, распахивается от удара ногой изнутри - появляется лицо из-за плеча водителя. Это Кир и на вид ему здесь... ну, не больше 30 лет, или чуть больше тридцати...

Рифлёная подошва его ботинка с жёлтой вставкой в виде как бы ладошки, выталкивает девицу из-за руля - она кулем валится на асфальт в свете витрины.

Аминат, а ей здесь уже за двадцать, поднимает лицо – пьяна в дым. Много грима, да и выглядит, скажем так - слегка пожившей...   Хоть и красива, но лицо помятое, видно пьёт много...

Кир грузит её на пассажирское место.

Наутро, в просторной дизайнерской студии - Кир сидит за компьютером и на экране монитора происходит всё то, что происходит во время включения.

Аминатка ставит перед Киром кофе, он берёт тяжёлую маленькую чашечку со стразами, прилепленными умельцем по розовому узору - левой рукой, где на двух загорелых пальцах у него серебряные, витые кольца, а на запястье модный кожаный шнурок.

На экране ноутбука открывается электронная почта в mail – на белой стене, спроецированная лучом проектора, высвечивается та же начальная страница входа в почту, что и давеча на мониторе.

Над рабочим местом висит небольшая, писаная серебром - икона Благовещенья.

Ангел будто слегка вздрагивает, словно пошевеливается и краем губ (кажется) отправляет к улыбке…

И тут сигналит скайп – голос Полкаша из Старого Города...

КИР.  Камеры там у него нету, что ли...

ГОЛОС ПОЛКАШа. Нашли тело Нурсултана…

АМИНАТ.  Нурика?!


--#---@---#--

Весь день заглавные буквы строкой неона сообщают:

ЗА  ДВА Г О Д А  ДО. . . - сбиваются -
ЗА ДВА ГОДА - сбиваются и дрожат:

                ЧЕРЕЗ 2 ГОДА  ПОСЛЕ

Темнота и Тишина: пауза… - заполняется звуком разгневанного божества в природе…
- гром и молния перед дождём.

Пустынные улицы Старого приморского города. Ночь. Гроза над морем. Ветер. Небо, то и дело, пронизывают молнии, гром становится оглушающим.

Кафе «BAR TATAR» (так написано на прозрачном витринном стекле, сквозь которое, приближается вдумчивое лицо последнего клиента. Он смотрит в пространство перед собой.)

BAR TATAR закрывается - пожилой хозяин носит небольшие круглые столики внутрь, метет панель по мокрой, после дождя, чистой, вымощенной небольшой каменной чистой плиткой и что-то говорит тому парню, что за стеклом - последнему клиенту. Не слышит...

Хозяин черенком щетки толкает вверх, приподнимая край брезентового навеса - на панель сваливаются потоки воды.


--#---#---#--

Кир, здесь он посвежее и помоложе, стоит у распахнутого  окна Спасательной Станции. Узкая постель за спиной у противоположной стены разобрана, новенький, ядовито зелёный синтетический спальник скомкан в ногах шконки.

Дождь хлещет по бетонному пирсу, по провисшему брезенту раскладушки, опрокинутой ветром и перевёрнутой на краю обшарпанного, бетонного пирса на сваях. Висит пелена тумана над небольшим заливом у городского пляжа, закрытого высоченной скалой и берегом, сливающимся с небом вдали.

В проёме окна проявляется отражённая красавица с матовой кожей, светловолосая, но явно восточная девушка - Аминат, местная «звезда», ей как раз исполнилось семнадцать… Она подходит и встаёт к плечу Кира, пытаясь отвлечь его от воспоминаний.

…пауза… - наполняется шумом прибоя под сваями причала Спас-Станции.

Кир смотрит в запотевшее стекло распахнутого окна, открывает створку и отражение смещается в---
==================  +!

---УРАНовый город, залитый азиатским солнцем: заключённый в синей застиранной спецовке с тряпичным номерком на кармашке у сердца, огромным осколком зеркала сверкает солнечным зайчиком через колючую проволоку запретки - на волю.
Поверх дощатого забора строительной зоны, луч попадает туда, где в четырёхэтажном жилом доме через двор от зоны, женщина с оголёнными плечами, развешивает влажную белую простыню на широком балконе.

Облокотившись о перила, стоит крепыш лет 12-и, похожий на Кира. Он без рубашки, загоревший и с коротко остриженными волосами.

Зеркальный солнечный луч высвечивает его лицо на фоне яркого белого пространства влажной ещё простыни, ослепляя до появления темноты на внутренней стороне век.

Он видит буквы в темноте:

ВСЕ  УШЛИ…

И вновь вспышка, отражённого зэком, солнечного света - вспыхивают оранжевые буквы:

в 
Р А Й !


--#---#---#--

Старый Город
В это тихое после бури утро, по-над кромкой прибоя, над виллой с плоской крышей, над причалом, сложенным из крупного природного камня, прямо напротив виллы пришвартован чёрный пластиковый катер с  высокой  рубкой – летает радиоуправляемая оранжевая модель вертолёта.

Во дворе виллы, коттеджа почти розового цвета с узкими вертикальными окнами за коваными решётками, семнадцатилетняя, светловолосая, но с матовой кожей и прямым носом – стройная красавица Аминат с пультом радиоуправляемой авиамодели в руке - смотрит на небо, обходя вокруг небольшого круглого бассейна.

За Аминой вслед, по кругу идёт седовласый статный отец. Он говорит и говорит, то ли о себе, то ли о дочери - не ясно.

- Аминка, сколько ты будешь сидеть за закрытыми шторами, это превращается в хронику!.. Теперь уже пора. Можно! Давай лечить, давай вот по книге, что я заказал, старую, из Германии... немцы они, знаешь… они умеют там… лечить,Ё!

- Не надо никого лечить, отец. Это так, от генов, наверное, пошло…

- Генов?! каких генов?! – он бесится сходу, - я тебе дам генов!! генов ей... я тебе покажу генов...

- Папа!! – кричит Аминка, сквозь смех на слезах, и бежит наверх, мелькая босыми ногами по ступеням внешней лестницы на крышу.

На бортик бассейнчика, на старую мелкую мозаику, откуда ни возьмись, запрыгивает большая белая жаба с выпученными немигающими глазами...


--#---#---#--

Оранжевая модель вертолёта летит и летит над приморским Старым Городом. Сверху видна бухта у склона гор, где по серпантину дороги спускается старый «BMW».

В салоне автомобиля Водитель лет пятидесяти, с восточным лицом благодушного гангстера и рядом Кир, крепкий русский загорелый парень, сразу видать, крученый жизнью, несмотря на свои тридцать, а может быть и не сильно за тридцать – сразу не скажешь - сколько лет.

Мчится навстречу, через лобовое стекло с трещиной, вьющаяся между горным склоном и обрывом, асфальтированная дорога. Шелестит шинами машина...

Водитель спрашивает, мол, что? отдыхать? И Кир, через паузу, нехотя, отвечает вопросом:

- Что, заметно?

Задумавшись, смотрит на дорогу (или в пространство?) - вспоминая себя лет двенадцати, как он и два паренька лезут по пожарной лестнице на крышу кинотеатра «Узбекистан» в Урановом городе.

Из-за фальш-потолка зрительного зала, выглядывают вниз - смотрят на киноэкран, где коротконогий, искажённый взглядом сверху, герой чёрно-белого французского  фильма «Фанфан-тюльпан», выбирается из стога сена с красавицей пейзанкой.

И вновь навстречу, через лобовое стекло с трещиной, вьющаяся между горным склоном и обрывом, дорога, уходит под шелестящие шинами, колеса.

За очередным поворотом - дорожная катастрофа. Опрокинутый старый «Москвич» и развернувшийся поперёк шоссе «КаМАЗ» преграждают путь. Кир благодарит водителя и выходит из машины, сказав, что отсюда доберётся пешком.

По старой узкой улице, потом переулком - Кир выходит к витрине фотоателье на первом этаже старого дома, разглядывает старинные фотографии в витрине: вирированный портрет в коричневых тонах Поля и Вирджинии и Дама в ротонде на набережной, облокотившись, смотрит в сторону моря из-под шляпки. Женский голос (прабабки Аминат?), будто читает из своего дневника по-французски (слышит ли он?): 

«И увидел я вдали смертное ложе. И что умирают победители, как побеждённые, а побеждённые, как победители. И что идёт снег и земля пуста»...


Водопад высокий, не широкий и вода шумит не так сильно. В нескольких метрах от водопада – заброшенные рельсы, между шпал заросшие травой. В сторону заброшенной будки путевого обходчика, от деревни с кирпичным домом с двойным гаражом, идут двое парней без рубашек, похоже - это Кир и местный паренёк помоложе, Нурик.


Амина ходит вокруг небольшого круглого бассейна во дворе своего дома. На поверхности воды, на жирном зелёном листе африканского растения, лежит большая и жирная, белая жаба. Амина присаживается на бортик и жаба прыгает в воду, а девушка раскрывает старую тетрадь в коленкоровом переплёте, листает пожелтевшие страницы, заполненные французскими буквами правописательным почерком, аккуратно собранные по краю листа.

Откуда-то слышится голос прабабки, она бормочет, (говорит так, будто одновременно пишет в дневник, то есть говорит сама с собой) и временами переходит на французский язык:

«Большевики и сами знают, что будут свалены так или иначе, но когда? В этом вопрос. Для России – и для Европы – это вопрос громадной важности. Я подчёркиваю, для Европы. Быть может, для Европы вопрос времени падения большевиков даже важнее, чем для России. Как это ясно!»


У водопада Кир и Нурик ныряют в озеро под падающую воду. Потом в прозрачной воде, они плавают с открытыми глазами, потом, выбравшись на берег, Кир учит Нурика продувать уши, зажимая нос ; уравнивать давление внешнего мира и внутричерепного.
Аминат идёт по одноколейке к деревне у дороги в сторону неслышного здесь моря. Она заходит в один из крепких кирпичных домов с двойным гаражом…



Кир с дорожной, видавшей виды, сумкой (грязноватыми красными буквами буквы TRIUMF на боку) - выходит к водопаду, садится на камень у озерца под брызги воды, вынимает файлы с документами и рвёт на мелкие кусочки, сжигает на газовой походной горелке для чай-кофе, прячет потом «фирменную» горелку, блестя рычажками, в синий рюкзачок, что попутно, одним движением, думая о своём, достает из чёрной длинной сумки,  предварительно аккуратно завернув в новенькую арафатку; предварительно пузатый оранжевый газовый баллон, Кир отвинчивает и оставляет под камнем, присыпав ногой в рыжем битом ботинке, мелкой галькой.

Он уходит по тропе вдоль ручья в сторону. По всей вероятности, там – море! где-то поблизости. Просто его пока не слышно…

А тем временем, во дворе своего дома, всё так же, вслед за Аминой идёт вокруг бассейна её Отец. У Амины в руках всё тот же пульт радиоуправляемой авиамодели.

Жаба пучит глаза в пространство, сидя на большом зеленом листе неизвестного растения, на неподвижной поверхности воды, в мелком, мальчику по колено, бассейне.

Из распахнутых окон доносится аудиозапись книги немецкого врача Кнейпа, в исполнении чтеца. Громкий голос женщины, видимо актрисы, и судя по всему, записанной в старые времена: «… С отличным успехом я применял головные ванны, даже после удара, обыкновенно в таких случаях опасаются, что парЫ притянут кровь к голове. Я не назначаю продолжительности ванны более 15, 20 минут…»
 
Абдула, верный нукер Отца, выносит во двор чайник с белыми пиалами, ставит поднос на топчан в тени виноградника. Голос актрисы продолжает на весь двор: «…Сопровождаются ножными ваннами. Не нужно применять их слишком часто, так как они, вызывая обильную испарину… (не слышно)… следует принимать не более двух раз в неделю…»


Недалеко от водопада, у будки обходчика, на заброшенном железнодорожном пути давно проросла дикая трава между высохших шпал. Ржавые рельсы уходят в тоннель, кем-то давно вырубленный в скале. Большой замок висит на воротах из облезлых гнутых железных прутьев…

Кир пропускает парня вперёд, останавливается, встав на рельсу, своими битыми сандалиями:

«Именно тогда у меня перед глазами появлялось озеро под водопадом. Вода была ледяной, такой что ли… - чистой и… девственной! Я ласково называл ее Водичкой. Богородица-Водичка. И одного этого имени было достаточно, чтобы освежить мне душу… Я на самом деле говорил сам… самому себе, тогда…»

Кир (а это был его голос), подплывает под самый водопад так, что поток падает ему на темя. Чуть в стороне он взбирается по еле видным каменным ступеням в скале, поднимаясь на два-три метра над небольшим озером у одноколейки.

Он ныряет, умело сжав руки в общий кулак, чтобы пробить толщу воды, зависает на мгновение в потоке, светясь в брызгах, сверкающих цветами  радуги, но тут же продолжает движение---

---падает и ровно входит в бурлящую воду: «…а он, Нурик, был местный. Время от времени мы надевали маски и ныряли, и плыли рядом, в параллельном царстве, заполненным светом, зеленоватым светом горной Водички».
 
Кир и Нур плывут рядом под водой, а голос, голос Кира звучит, смешиваясь с шумом воды: « Ни разу я тогда не подумал об АНИ-ТЕ... И о том, что случилось со мной в Урановом городе... н е  в с п о м н и л ».



УЧ-КУДУК---НАВОИ
В УРАНовом городе, как они называют его между собой, обнажённые Кир и АНИТА - в лучах солнца, на берегу - взявшись за руки - их тени движутся на ровненько насыпанной по берегу искусственного озера, гальке – бегут, смеясь.

Они лежат лицами к небу, в воде мелкого круглого бассейна - ночью под низкими южными звёздами - во дворе трёхэтажек под огромной старой чинарой… В одном доме, напротив которого детский «лягушатник»\бассейн по колено глубиной – на балконе вспыхивает свет в окне, осветив круглые отверстия в боковой панели широкого белого балкона…

Утром они лежат на топчане, застеленном брезентом, в тени виноградника над ними. Кир и Анита любят друг друга, лёжа на спине, они гладят пальцами тела и тут, вдруг, всё вокруг начинает вибрировать…---

---трястись, трещина медленно расползается по розовой, видимо, недавно оштукатуренной стене двухэтажного коттеджа первых поселенцев, азиатских колонистов. Двухэтажный дом с виноградниками над верандами на четыре семьи, окружённый густыми старыми деревьями не движется среди них, колышущихся не то ветром , не то замлей…

Вылетают стёкла веранды, превращаются в летящий через асфальт узкой дороги,  жёлтый песок, в клочки верблюжьей шерсти, гонимые ветром по такыру.  Слышен шум моря и подземный гул. Летит песок над барханами, бегут люди, трескается такыр, обсыпаются склоны сине-чёрных гор урановых отвалов, промытых и засохших в жаре морщинах окаменевшей пульпЫ.

Дикий крик обезумевшего ишака.

Стены огромного, глубиной метров триста, котлована, обсыпаются, и сверху, с края ямы метров триста глубиной, землеройная техника выглядит такой мелкой, игрушечной… Модельки падают, словно камушки скатываются в бездну…

Катящиеся камни...


Старый Город
Аминат, красавица с матовой кожей, такая гибкая: на ходу поправляет левой рукой почти русые волосы, продолжая задумчиво идти вокруг дворогого бассейна – успевает на ходу положить пульт радиоуправляемой авиамодели на бортик – белая жаба пучится с листа ;

Амина идёт дальше, а за дочкой своей поспешает отец, бодрый высокий седовласый господин в белой рубашке с длинными рукавами. Мухаммад-эфенди.

Аминаткино платье вьётся шёлком, вокруг быстрых ног. Отец делает который круг за дочерью, словно разматывая нить судьбы...

В небе кружит модель вертолёта и будто с неё видно: большой дом с плоской крышей за старой каменной каменной стеной с нишами, где стоят глиняные горшки, чилимы и прочая утварь. Дом окружён парком до с а м о г о с и н е г о  м о р я  - выше по склону, множество домов победнее, до самых вершин горного хребта…

Рядом с усадьбой каменный мол, выдающийся в море довольно далеко, сейчас на его краю сидят две фигурки и над ними вьётся дымок, похоже – курят. То ли волнорез, то ли так, для красоты, выложенный вручную, камень на камень, причал с одной стороны приспособлен для швартовки и возле него стоит та самая черная, шикарная лодка: чёрный пластиковый корпус с белой рубкой – прямо океанский катер. С катера спрыгивает Нурик и, озираясь по сторонам и пригнув голову, всё быстрее уходит, снимает на ходу полукеды и бежит по кромке воды навстречу трактору с большими граблями-прицепом, ровняющему песок, а вдали, за сеткой отгораживающей городские пляжи, шарит по-над песком какой-то палкой (миноискатель?) человек в наушниках и комбинезоне-камуфляж… 

- Амина, это тебе отец говори и ит! - мама бы не одобрила. И не нужен он тебе! - этот мотороллер,Ё!

Мухаммад-эфенди ярится, отирая голову большим зелёным шёлковым платком, встряхивает его, чтобы сложить – черный портрет бородатого муслима дрожит рисунком на ветру – и укладывает в карман на груди любимой белой льняной «фирменной» рубахи, с тщательно застёгнутыми пуговками.

- Скутер, отец. Это – скуу у-т е ер… ты сам подарил. Мне. На твой же день…---

- …твой!..---

- Твой.

- Ты мне обещаешь не выезжать по ночам на… на… на трассу,Ё!?---

- Где горят зелёные буквы…

- …???.. пазуа… за решёткой окна поднимается и тут же исчезает (кажется) лицо Нурика… Отец, не видя ничего, продолжает, обеспокоенный странными словами Аминат, - Ну, хорошо, это был наш с тобой день. Был ведь как раз мой юбилей… а это и твой день.


Модель вертолёта убыстряется в небе. Она просто улетает в сторону гор, где видна большая крепость окруженная стеной и дальше лишь вершины гор, где вертолёт, так похожий на настоящий, просто исчезает вдали…

Кир идёт по улочке  Старого города: «Нет, но какова, вы только поглядите на неё, то и дело повторял я тогда - про себя. Высоко поднимал голову, шагал!.. – наверх к монастырю, крепости на плато. Смотрел - сквозь струйки пота со лба, и моего же… и потом и её же – пота. Она так… грациозно шла всегда чуть впереди… И мне этого - хватило! Она потом ждала меня…»


Над пирсом, над ласковым утренним морем возле спасательной станции разносятся телефонные гудки, переходящие в звуки музыки концерта “Ummagumma” Pink Floyd. Через оконное стекло спасательной станции---

---лишь спокойное, утреннее море с длинным, бетонным пирсом, где на краю стоит раскладушка и там кто-то спит, укрывшись спальником.




З А  три  Г О Д А  Д О  С О Б Ы Т И Й


Утром на городском пляже тихо в тени под скалой. В купальнике и совершенно без макияжа, Амина выглядит значительно моложе, лет на 15. Она кладёт на песок у скалы надувной матрас цвета бордо и рядом свою одежду. Ложится на живот, смотрит в сторону пирса Спасательной Станции.

На пляже массажист, крепкий мужчина лет шестидесяти в одних плавках, устанавливает массажный столик. На краю пирса кто-то спит на пока ещё новой раскладушке, укрытый лёгкой синей тканью.

Амина смотрит в сторону спящего прямо на пирсе, человека.

Кир  поднимает голову – ткань становится знаменем спортивного общества «Трудовые резервы» советских ещё времён. Поднимается с раскладушки – он босой, но в джинсах и выцветшей майке без рукавов. Он смотрит в сторону пляжа, где под скалой лежит на темном матрасе---

---загорелая девушка в раздельном чёрном купальнике.

Кир складывает раскладушку и не спеша идёт к Спасательной Станции.

Амина входит в воду и медленно, брассом (видно, что умеет), но не опуская головы в воду для ВЫДОХА, плывёт в сторону высокой скалы, с вырубленными в камне ступенями, уходящими к вершине. Там видны пятеро молодых людей, что поднимаются наверх. Парень С ДЛИННЫМИ СВЕТЛЫМИ ВОЛОСАМИ и за ним девушка, ниже ещё два парня и за ними ещё девушка – то ли паломники, то ли туристы…

Амина медленно разворачивается, делая круг в сторону пляжа и вдруг! - погружается под воду с головой.
Вода на поверхности моря успокаивается над ней…


Под водой - лицо Амины с открытыми глазами, изо рта вырываются пузыри воздуха.

Под водой - тонущий человек, фигурой похожий на Кира - в черном гидрокостюме подводника, в профессиональной жёлтой моноласте - сбрасывает со спины акваланг и жОлтый баллон стремительно идёт на дно, а безвольное тело парит - всё парИт, между поверхностью моря и ровным песчаным дном - медленно опускается на волнистый песок. Там бежит, словно среди барханов пустыни, маленький одноногий краб.



Ночью в УРАНовом городе Кир и Анита любят друг друга в саду - на топчане под виноградником. Вдруг всё вокруг начинает дрожать, они вскакивают голые в свете ярких звёзд и Луны.

Землетрясение в Урановом Городе: трещины идут по свежепобеленой стене, оседающая стена коттеджа в облаке пыли. Такыр, барханы, песок, верблюжья колючка катится по асфальту, ветер несёт песок, прилипающий по мягкому асфальту. Полуденное пекло в пустыне.

Горит высокий костёр на смотровом, искусственно насыпанном во времена Эмира, холме.
На кладбище у медресе, где на крыше большое гнездо аиста, узбеки в белых одеждах, бегом, на носилках хоронят своих мёртвых…


КАСПИЙ
На поверхность моря, в пузыре воздуха, вырывающегося из глубины, резко выныривает голова дайвера в резиновом костюме и маске, одновременно выдувая струю воды из трубки. Он срывает запотевшую маску – это Кир.

По крыше кафе на набережной, рядом с плакатом «мы открылись»,---

---монтируют бегущую строку при ярком свете дня, пробуют включать, два электро-монтёра в комбинезонах со светящейся, люминисцентной полосой на голени:

В С Е  У  Ш  Л  И  В  РАЙ   УВСЕ УШЛИ  ВСЕ УШЛИ В РАЙ

 – почти исправно бегут буквы, дергаясь пока - не соблюдая дистанции.


До берега Кир плывёт на животе,  вспенивая ластами воду.

Уже лёжа на песке под пирсом Спасательной Станции, он снимает акваланг, встаёт - на поясе у него сетка с рапанами и парой шевелящихся крабов, за плавки заткнута трубка. Ласты и акваланг валяются на берегу, он  сидит, прислонившись спиной к борту спасательного катера, наполовину вытащенного на берег под бетонные сваи.

По песку ползёт хромой краб.


Кир идёт на буксире – он за штурвалом. С ним Нурик, тот самый парень, что давеча купался с Киром у водопада и смешно продувал уши. Он помощник Кира - ассистент инструктора подводного плавания, при этом, мягкий, впечатлительный паренёк, безобидный, безответно помогает всем и этим пользуются...

На палубе две девицы, явно туристки лет по двадцать с небольшим и с ними восточный полный Парень, поглядывающий на Нурика…

Буксир, с фанерным гальюном на корме, идёт к природному тоннелю в скалах. На свежевымытых досках палубы, лежит один дайверский костюм, будто сдувшаяся чужая телесная оболочка.

К девушке привязывают, обматывая незагорелые телесные бока, цветастый надувной шар, чтобы видеть, где она будет находиться во время погружения.

Все туристы внимательно слушают Кира:

- Итак, для комфортной нырялки и процесса погружения… для процесса обучения при погружениях, - поправляет себя, - рекомендуется наличие дайверского снаряжения. Основная – бытовая, правильно сказать, задача – не нырнуть поглубже, а не замёрзнуть подольше, в смысле не подмёрзнуть. Не околеть там… окончательно.

По поверхности моря, у скал плавает, покачиваясь, красно-белый надувной, вообще-то детский мяч, и, когда рядом с ним неожиданно выныривает голова Кира, она, черепная его головка, кажется в три раза меньше ставшего вдруг огромным, шара. Следом за ним девица, будто пробка в резиновой зелёной шапке.

С помощью Кира, девица плывёт - приближается к катеру, отдуваясь и моргая.

Нурик, под присмотром полного Парня, помогает ей выбраться, по приставленной к борту, алюминиевой лестнице с парой поручней.


Комната Кира на спасательной станции. Он ставит чайник на электроплитку. Свободная чистая спираль плавно разгорается, вода слышно шипит - входит Нурик.

- А я Аминат видел… через стекло.
 
Пьют зелёный чай из белых пиал. Кир неспешно делает кайтар (три раза переливает напиток из пиалы в чайник и обратно).

- Теперь надо пару минут подождать… Так вот. Должен тебе сказать, товарищ ассистент инструктора подводного плавания. – Нурик собирается и выравнивется, сидя на прикрытой ядовито-зеленым синтетическим новым спальником, шконке шефа. - У нас там в Азии, в городе… Урановом, мы так говорили. Было землетрясение. Ну и… много погибло. У меня теперь иногда во время погружений… ну, когда давление повышается, глюки бывают.

- Да ты чо?!

- Не боись, Нур. Это же только… ну, такие короткие… - ВСПЫШКИ, что ли... Не боись, я не утону.

- Кира… а чо, пойдём сегодня к моим кентам в гости, нет?


Искупавшийся Кир, выбирается на бетонный пирс по металлической лесенке, а Нурик ждёт, сидя на краю свесив ноги. За ним на берегу горы среди субтропической зелени - купола христианскогого по виду, монастыря. Там начинают звонить колокола и звон сливается с шорохом прибоя, тихо вымывающего песок…


Шум моря, вымывающего песок. По пирсу идут босые Кир и Нурик.

- Так вот, - продолжает Кир азиатскую историю, - я положил ей в гроб фотокарточку, с паспорта увеличили... умельцы. Одна так баба напилАсь, что чуть в гроб не ёб… упала мордой к моей Аните… Ну-хай-ладно – хорОш. Всё ништяк, мама! – Кир пробегает несколько метров вперед по кромке утренней морской водички. Вдали трактор с «прицепом-грабли» ровняет песок и пара умельцев с миноискателями ищут золото вдоль сеток пляжа, будто за забором чужого пространства…


«БАР-ТАТАР» на пустынной улице, возле него несколько столиков под полосато-матрасными тентами, где сидят местные ребята с девчонками, играют в карты на деньги. Подходят Нурик и Кирилл. Громкая магнитофонная музыка.

Поодаль выписывает круги на дорогом скутере - Аминка. Она в синем шелковом платке, повязанном по самые глаза. Нурик влюблённо поглядывает на неё.

- Она только в темноте катается… - Нурик – вполголоса говорит Киру, но явно что-то не договаривает…

Через пустырь едет побитый «кадиллак» 1998 года, в нём диковатый пижон Джеф, ему, похоже, за тридцать - весь в белом, как на свадьбу собрался, с чёрной, аккуратно стриженой бородой. Увидев его Амина тут же уезжает, свернув за угол.

Кир и Нур идут мимо кафе. Девицы за столиком говорят о своём:

- Да… девушке редко удаётся поблевать в одиночестве…

- А ты представляешь? Говорят, в Москве появились в метро крысы, такие огромные! Шестьдесят сантиметров в холке!!

Кир и Нур уже прошли мимо, но вслед доносятся - не разобрать, чьи - голоса, то ли полного Парня (местный!), то ли одной из девиц-подружек:

- Да Нурик, как удолбится, так всех сразу и вкладывает.

- Ну, а тот парень стоял в дверях сортира как раз. И говорит так… вернее, я ему говорю так: Во мне всё прекрасно, йоптыть!!


Кир и Нур уходят узкими улочками Старого города, идут мимо мечети.

Встречают знакомых Нурика, те молча кивают и проходят мимо. Кир продолжает прерванный монолог:

- Они, видимо, очень разборчивые, эти голубокровные ящерицы. Предпочитают жертвовать часть хвоста, чем… низменные прикосновения.

Кир, с удовольствием от сказанного, громко  и заливисто хохочет:

- Вот ты умняк задвинул, я даже не понял сначала…

Справа от них светится под стеклом старыми лампочками цветастая вывеска «КАZINО». Они, было, проходят было мимо, но возле крыльца стоят двое крепких местных мужчин и один окликает Нурика.

АБДУЛА: Нура!

Нурик  сходу принимается представлять Кира:

- Мой шеф, дайвер!

Абдула внимательно смотрит в глаза приезжему.

- Драйвер?

Нурик открывает рот, собираясь что-то сказать, но Абдула строго перебивает:

- Хай-ладно. Нурик, ты Аминат видел?

- Неее, откуда? Не видал.

- Сегодня видел?

- Да клянусь, ты чо, Абдула? точняк говорю. Не видал.


Убогая хибара Кука и Кристины в Старом городе. Они скандалят в летней кухне. Во дворике, на топчане, прямо на досках спит полуголый, сплошь покрытый татуировкой мужчина – это Татушка и ему сорок два. Рядом с ним половина арбуза с воткнутой ложкой и опрокинутая пиала.

Кир с Нуриком пытаются достучаться снаружи, но их не слышат.

Нурик лезет через забор. Татуированный Татуш просыпается, видит над забором голову Нурика и швыряет в неё арбузом - Нурик рушится на Кира, весь в арбузной мякоти и семечках.

Кристина выскакивает во двор с охотничьим, двуствольным ружьём в руках.

Вечер в доме Кука.
Недоумение разъяснилось, все настроены радушно. Кук тащит белую пластиковую канистру.

- Держи. Это вино.

Кристина рядом с ёмкостью наполовину полной, ставит кальян. Татуш, тем временем, продолжает рассказывать:

- Жисть, она трудная… Но я никого не подрежу и вот сюда не поставлю. Моя истина – правда. А за татуировки скажу - люди хорошие научили. Сделаю тебе, Нура, бесплатно. Ну, там, кило икры тащи.

- Икринка – доллар, - загруженный под завязку вином и дымом, Кир говорит основательно.

Все умиротворённо курят и пьют.

Рядом с воротами стоит старый, но «модный» мотоцикл «Урал» с коляской, как попало крашеный зелёной краской. Он не заглушен, и мотор постоянно тарахтит на холостых оборотах.

На топчане стоит белая касА (большая пиала) с инжиром, недопитая бутылка водки и чайник с металлической насадкой на носике. Вокруг по топчану валяются небольшие, цветастые пиалки. На другом краю этого широкого лежака, свесив ноги на землю, лежит на спине с обнажённым торсом, удолбанный Нурик. Татуш колдует над ним с электрической машинкой в руке, подключенной длинной переноской, протянутой через распахнутое окно веранды, прямо из дома.

Дорисовывает татуировку краба на безволосой груди Нурика.

- Одна клешня есть!

Во двор входит бородатый пижон Джеф. Сегодня он одет попроще, в тёртый джинсовый костюмчик “Levis”.

- Салам, Нура! Когда бабки вернёшь? Или что хочешь? Брось рисовать! Базар есть!

- Хай, ладно, Джеф… вот скоро зарплату получу и сразу к тебе.

- Всё! шугнись! Когда бабки отдашь, тогда мы тебе ещё не то нарисуем! 

Все дико подобострастно хохочут.

Кроме Нурика. Он побледнел – боится…

Кук приносит водку:

- Тёплая в натуре… зато горячая…

- Чо ты гонишь…

- Горячительная типа… индейцы прикалываются же… вода…

Вслед за ним, еле волочит ноги, но несёт два чайника, пиалы и куски мяса на подносе, Кристина в новом синтетическом халате с огненными павлинами по подолу.

Только Джеф приподнимает свой стакан, как Нурик тут же тянется к нему, видать тоже чокнуться хочет, но Джеф не обращает внимания...  Все выпивают.

Джеф строго говорит:

- Нура, тебе твоей получки никогда не хватит, проценты, инфляция… Отрабатывай. Потом дам икры на продажу.
 
Джеф наливает себе по второй, и выпивает, не ожидая никого.

- Щас пойдёшь. Вот тебе записка. Передашь Аминат. Дочь Мухамада-эфенди - знаешь. С детства полюбил…

Кристина вежливо вставляет свою реплику:

- Вы ведь обручены, я слышала… с детства… - все делают вид, будто и не слышали…


Наутро Кир бродит по приморским улочкам, разглядывая у местных жителей старинные безделушки.


Заходит в антикварный магазинчик.

Грек показывает ему товар:

- Возьми вот эту… шкатулку. Видишь – Вся рАкушками обклеена.

- Дорого... дай вот эту раковину. Большая… похоже, Океанская?

Тот не знает и Кир уходит с большой, розовато белой раковиной, доставшейся местной бабушке - казачке, от предков по женской линии, видать, кто-то из казаков побывал дывным-давно, в неизведанных краях, за тремя морями…

На узкой улочке, недалеко от фотоателье, где давеча, в день приезда видел черно-белые старинные фотографии, вдруг слышит голос (слышит ли), подрагивающий от вибраций, глубокую грудную речь прабабки Амины, будто читающей из своего дневника, прямо во время записи: «… au propre, beaucoup plus noblement maintenant  ne pas еcrire. Parce que le tourment total de la vie est tel que dans l'еcriture sur elle peut entrer … la vanitе.  Il est incomprеhensible? Oui, а voici nous comprenons. Et les Rozanoff comprendrait…» - «…Записывать каждый хрип нашей агонии? Так однообразно. Так скучно. Завершаю отрывком из Розанова»…

Подходит к витрине крохотного салона местного пляжного фотографа, заходит внутрь. Молодой фотограф с выразительным носом, совсем молодой, ну, чуть за двадцать, может быть - радуется нежданному посетителю, рассказывает свою нехитрую историю:

- Наше армянское семейство - потомственные пляжные фотографы. Ещё до революции здесь селились, поближе к работе, к морю. Во о н там, на горе напротив старого маяка, наш дом. Вы можете у нас снимать дешевле…

Показывает старые дореволюционные снимки своего деда, потом более поздние - отца, а потом и свои. Кир возвращается к предыдущим фотографиям, то ли  отца, то ли деда – неважно: рядом кладёт фото-карточку Прабабки Амины: Дама в шляпке стоит в свежепобеленной ротонде на набережной!

И тут же! Прямо сейчас, голос прабабки продолжает по-французски свой дневник: «Je ne serai pas exactement, еcrire plus. Et sur quoi? Et la victoire a pеli dans mon еme. Parce qu'a pеli en  еtranglant. Parce qu'oе meurent, ne luttent pas lе. Ne vainquent pas, ne courent pas. Mais restent les os immobiles, et sur eux il y a une neige».

И сразу он замечает среди фотографий многолетней давности - видит на одной из них самого себя, молодого, с красивой беспечной девушкой из Уранового города – это покойная АНИТА в кабине красного «Запорожца» - всё у той же белой ротонды на набережной… теперь побеленной в розовое с подтёками от сырости.

А фотограф, тем временем, всё держит и держит в руках фотографию Прабабки: вирированная в коричневатых тонах, старинная фотография с волной обрезанными краями.

Старинный альбом коричневой кожи с медной застёжкой, лежит на столе.

- Это известная семья у нас, в городе. Отец, глава одного из кланов, уважаемый Мухаммад-эфенди. Старой закалки, так говорят. Дочь у него красивая… предки вот…

Фотография будто оживает, когда за кадром, откашлявшись, продолжает читать из своего дневника, Прабабка Амины, дама с карточки в руках Кира. Но теперь она говорит по-русски, будто переводит для кого-то (будущим читателям?): «И увидел я вдали смертное ложе. И что умирают победители, как побеждённые, а побеждённые, как победители. И что идёт снег на мёртвые кости и земля пуста. Тогда и сказал: «Боже, отведи это, Боже, задержи»…


Ближе к вечеру, Кир заходит в кафе, уже присвоив ему название по обвисшему мокрому плакату «мы открылись». Это маленькое помещение на первом этаже большого дома постройки тридцатых-сороковых годов 20 века, как бы бар при отеле, как говорит хозяин за стойкой, но этот «хотел», по словам местного шутника, всего лишь четыре комнаты в бывшей коммуналке над нами во втором этаже.

Кир знакомится здесь с Хозяином-барменом, замечает за угловым у окна перед входом (самое уютное выгодное местечко) – видит Грека вместе с приятелем. Они угощают друг друга поочерёдно вином. Позже к ним присоединяются две местные девицы, тоже скучающие. За шумом, музыкой и пьяным гамом не слышно о чём они говорят, но и так всё ясно: что-то о Серебряном веке, обэриутах и – вдруг вырывается поверх хамкающий пьяновато бабский слог: Харм-хармс, а потом и про вагину какую-то вторая баба совсем истерично. Но нет!

КИР (соседу за стойкой)  Это же имя! Они говорят про Вагинова.

Кир присулшивается, приглашающим жестом приподняв руку с указательным пошевеливая в сторону истеричек пьяных почти. Оттуда доносится невнятное:

- а потом и Введение… введен… через обрывки слова «…скяй», от сидящего поодаль от Грека с бабами, через стол за их спинами, с земляком на пару - узбека в черно-белой тюбетейке.

КИР.  Да у них получается почти Введенский! ;

Баба совсем лихопьянствуя, вдруг одной рукой достаёт из-под своей свободной, с короткими рукавами,  полукругом вокруг потной шеи, вырезанной горловины – свой собственный, цвета детской неожиданности – лифчик!! Бюстгалтер с двумя твёрдыми чашками мелькает над столом охуевшего на миг Грека, исчезнув в сумочке подружки…

Кир, отметив кадры, перемещается, сползая с табурета, в направлении столика, но пройдя мимо (Грек отметил), подносит рюмку Узбеку:

- Держи, земляк. Я русский азиат, смотри какие икры у меня азиатские, - то ли уже гонит, то ли пока просто придуривается с клоунадой наш Кирюха, но вполне серьёзно, он приподнимает шорты в стиле милитэр, - так один говорил мне разведчик контуженный, пилять оннайнэсскяй… - демонстрирует волосатую икру на правой ноге.

Кир возвращается на свой высокий табурет, Хозяин улыбается ему навстречу, а те уже стоят у места, оборачиваясь по сигналу улыбки бармена-хозяина – на Кирилла.

Теперь за стойкой ещё парочка москвичек, судя по выговору, отдыхающих, так сказать. Что-то про пансионат, что-то про игру в теннис, пока не ясно в какой (с мячом ли), а затем уже просто и настойчиво накачивают Кира, называя красавчиком и почуя своего.

Через короткое время, Киру «приходится» затребовать виски, который и нарисовывается на постоянно протираемой смуглой рукой с малюсенькой татуировочкой (вот здесь! ;) уже превращающейся из морёного морилкой дуба, просто в цельную медь…


Бестолковое веселье продолжается всю ночь - из бара компания, теряя и приобретая участников, перемещается в винный, на поверку оказавшийся кислопИвным, погребок, а  потом уже видит себя на пирсе у Спас-Станции. Кир уже так и произносит: «Спас с СС-сС-тан-ци-Я!», - йоптыть.

У станции, пьяные Грек и Кир, приобняв друг друга, садятся на край пирса, свесив ноги к морю. Какие-то неизвестные до этой поры девки, трутся рядом. Одна принимается пьяно раздеваться. Сидя ;

КИР спрашивает Грека:

- Поработать здесь можно? хорошо?

- В смысле… каком смысле говоришь?

КИР уже совсем пьяно:

- О работе-в-смысле-говорю-уже! Инструктором – Я! - подводного плавания на Спасательной станции. Можно, нет? Как думаешь? Я же здесь недавно, сам знаешь. Зарабатываем, короче.

И уже совсем пьяно бахвалясь, предъявляет плавно из заднего кармана штанов - синюю книжечку, раскрывая перед лицом Грека:

«УДОСТОВЕРЕНИЕ ПОДВОДНОГО ПЛОВЦА»

ГРЕК восхищённо, с придыханием восклицает:

- Саапсэм другой чалавэ е ек!!

На месте фотографии квадратик с аккуратной круглой печатью синим – без фотографии. Ну отвалилась.

КИР, спьяну всё сильнее говорит с местным акцентом, смешивая с блатными нотками учкудукских досрочно освобождённых поселенцев с химии) и ему почему-то дико весело, просто переполняют его дружеские чувства, а рядом сидит молчит, свесив голову, совершенно голая невменяемая тётка. В чёрных, наверное, (темно не видно) купальных трусиках – ночь над морем ;


В какой-то момент Кир оставляет спутников, один идёт сквозь предрассветную и  тёплую ещё ночь, с праздничной бутылкой шампанского и апельсинами, рассованными по карманам. В бухте - огни проходящего теплохода, принимается накрапывать дождик и он скидывает осточертевшие сандалии.

На рассвете Кир лежит на пластиковом лежаке, попивая шампанское из горлышка. Перекидывается несколькими словами о погоде со старой, проходящей мимо с длинными поводком на пластиковой синей рукоятке, аристократического вида собачкой:

- А чего она всю дорогу вибрирует у Вас, мадам?

- Она перестаёт, когда поест. – Невозмутимо отвечает Дама не менее аристократического вида в длинном платье.

- Вибрация важная вещь… вон смотрите на небо, там вибрируют облака… всюду вибрация… да. Но главное, - говорит Кир уже сам с собой, ведь Дама гордо держа спину, удаляется вдаль, туда, где виден старый маяк, что сразу, километрах в двадцати, за армянской церковью – главное это ответ-с-т-вен-ность… да.


Проветрившийся Кир идёт по городу. Солнце уже высоко.
Видит на краю плоской крыши виллы средиземноморской архитектуры, свесившую голову, осматривая окрестности своего дома, девушку в ночной рубашке, судя по бретелькам на голых плечах. Это Амина.

Кир шутит с девочками школьницами, сидящими на террасе какого-то особняка у самого входа в парк санатория. Оказывается, это интернат-парк для больных детей, как он читает на табличке у парадного с колоннами. Кидает девочкам апельсины. Смеются…

Кир спрашивает:

- А там внизу тоже пансионат?

- Раньше был пансионат, а теперь там живёт бабАйка, - девчонки дико хохочут, никак не переставая.


Кир отсыпается после ночной попойки, но лицо его не безмятежно. Что видит он во сне:
Урановый город:
с балкона дома видна пустая зона с недостроенным домом, видать, зэков давно увезли.
Вдруг башенный кран на строительной площадке начинает дрожать, шататься и греметь железками, недостроенный панельный дом трясётся и разваливается. Люди бегут по подъезду, не успев одеться: впереди мужик в трусах, за ним жена в халате и с пачкой документов в руке, другой тащит за собой пацана, загорелого до выгоревших волос. Где-то орёт ишак, летит над пустыней саксаул, метёт песок по чёрному асфальту, качаются столбы электропередач вдоль дороги. Землетрясение преследует его…


Кир просыпается в поту и слышит за окнами, как к хозяйке заходит сосед, сапожник, пьяный и омерзительный: клянчит деньги в долг.

Сапожник просовывает голову в дверь Кира, пытается заговорить с ним, заискивающе и путано, всё время будто намекает на что-то:

- … ну типа три топора…не знаешь…ну плодово-ягодное….портвешка бы… раньше три семёрки был, знаешь-нет…

Он выходит на улицу, от соседнего дома его окликает женщина в инвалидной коляске - жена сапожника, просит прощения за своего мужа:

- Вы уж извините его …он больной человек… нет-нет! Ему не милиция нужна, ему нужен психолог… - убежденно повторяет очень простая, кроткая женщина, похожая на послушницу.

Кир поднимается на городское кладбище, бродит среди памятников с еврейскими буквами, арабской вязью. Выходит к христианскому сектору.

Счищает с одного надгробия глину - под ней даты прошлого века и русские, старые буквы ещё с ятями.
Сестра милосердия времён русско-турецкой войны.

Кир заглядывает в кафе «Мы откр…» - сегодня у стойки не так много посетителей, но его встречают, как родного.
На веранде кафе Кир сидит один, смотрит на посетителей, на море. Подходит местный бродяга и предлагает:
- Хочешь? - подарю собаку!

Внезапно раздаются выстрелы на другом конце набережной…

Какой-то человек падает на асфальт. Переполох. На мокром асфальте - труп молодого красивого парня в пижонском плаще цвета песчаного бархана.

Чей-то голос:

- Местный коммерсант, застрелили из машины.

Кир стоит рядом с зеваками.

Случайное пятно света освещает лицо убитого, Кир резко уходит.

Кир не в духе, словно боится чего-то. Зачёркивает дни в календаре. За окном - на соседнем дворе пьяный сапожник ссорится с женой, бьёт её.

Кир, проходя мимо калитки, что-то говорит ему очень серьёзно, за шумом улицы и криками птиц не слышно. Сапожник долго смотрит ему вслед.

«Дом таможенника»
В сарае сквозь не струганные, с остатками древесной коры, доски - сочится свет пустынных барханов и доносится шум каспийского прибоя и в этих пыльных лучах солнца Джеф в кожаном переднике из блестящего дерматина, Кук и Кристина в домашнем - дербанят осетров: - потрошат, вынимая икру кучками на длинную, слегка ошкуренную дОску, прибитую к стене.

Вокруг дома таможенника, обнесённого, (оставшейся от постановщиков Белого солнца…)), полуразрушенной стеной - бродят одичавшие собаки. Джеф кроет бездарей-помощников последними словами:

- Ты, сука лагерная! Пинчара ты ****ая, чо сморишь? Работай!

Кук молча, трясущимися руками, размазывает черно-красную массу по стеклянной внутренней стенке полулитровой банки.

Кристина разводит чёрной жидкостью из чана, набирая половником, «икру» в огромном казанЕ.

Они набивают, утрамбовывают в стеклянные полулитровые банки эту «икру». Кристина лепит на них самопальные, еле видные, но напечатанные на цветном ксероксе, этикетки.

Напротив дома таможенника, затерянного в прибрежных дюнах Каспия, у деревянного крепкого причала из новых брусьев хорошего дерева, просмоленного и пропитанного как надо, пришвартован толстым оранжевым синтетическим автомобильным канатом – бывший торпедный катер, болтающийся на волне и подкрашенный, как камуфляжная серо-зелёная палатка, установленная на палубе…


Городской пляж дальше от Спас-станции, за сеткой.
Кир и Нур обучают двух туристок в купальниках, нырянию с аквалангами на мелководье, привязывая к ним на длинных шнурах цветастые детские мячи. Собравшиеся тут же на берегу дети - веселятся.

Кир заходит в тёмный прохладный «BAR TATAR» без музыки и посетителей. На звон дверного колокольчика появляется Татарин лет 45-и, очень коммуникабельный и весёлый. Кир пьёт коньяк с лимоном.

- Ты же на станции там, да? Я видел. Молодец. Будешь с нами жить?
- Здесь буду. В городе.
- Ну, да – с нами. Ты же русский? У нас много национальностей… 120!


Кир с Нуриком, на резиновом катамаране с мощным навесным двигателем «Ямаха», с легководолазным снаряжением на борту, выходят в море от пирса, где на краю стоит старая, брезентовая раскладушка. Кир, преодолевая шум двигателя, кричит Нурику:

- Ты точно знаешь место!?

- За туннелем!!

- Ленин есть там?

Нурик разводит руками – мол, не знаю.

- Ленин - это родственник Ивана Сусанина! Прикинь! Их предки в одной губернии жили!! В Ульяновской, йоптыть… Не знал, - он громко смеётся, откидываясь на резиновый бортик, где сидит Нурик и тот чуть не падает за борт. Оба смеются.

Катамаран, приподнявшись и вспенивая воду за кормой, проходит природный тоннель в скалах. Кир надевает акваланг и погружается с океанской раковиной в руках в прозрачную водичку...

Нурик с борта видит его метров на десять в глубину.

Подводная пещера с природными колоннами на входе. Прозрачная вода. Кир проходит вход в пещеру. Закладывает, купленную вчера, океанскую раковину среди камней. Возвращается, проплывая мимо нескольких бюстов на постаментах. Кто это – не ясно.


Кир с Нуриком причаливают, затаскивают катамаран на песок.

- Нурик, а сколько там этих бюстов?

- Чо ты говоришь?

- Ну, памятников там сколько? Много?

- Где? В этой… выставке?

Он тащит снаряжение в станцию:

- Не знаю. Говорят, несколько есть…

Нурик уходит. Кир складывает в угол комнаты акваланг и ставит чайник на электроплитку. Выходит на причал - там сидит Абдула на корточках в тренировочных штанах по последней моде. Громко говорит в сторону Кира:

- Научить надо…

- Чего научить?

- С аквалангом надо плавать. Дочь уважаемого человека. Очень достойного. Почтенные люди, научишь нырять - не пожалеешь…

Кир молчит, но присаживается рядом на край причала, возле сидящего на корточках представителя «почтенной» семьи.

- Научить? У меня есть работа.

- Сколько хочешь? Хорошие бабки можешь поднять.

- Это какие, хорошие?

- Хочешь евро? Доллары? Какие хочешь?

- Тугрики. Шутка. Есть у меня всё. Море, солнце и вода. Понимаешь? А ещё с кем-то париться. Нет. Не хочу. Со своими бы глюками справиться, братан…

Он кивает головой назад, на спасательную станцию…


В доме Мухаммада-эфенди, комната Амины полумраке,  окна закрыты плотными жалюзи.  Отец   ходит по  вытертому  старому ковру с красными узорами. В руках потрёпанная книга большого формата, проклеенная по корешку бумажным скотчем. Амина молча сидит за компьютером, продолжая автоматически бродить по Интернету.

- Ты ведь не выносишь света солнца. У тебя просто аллергия… Надо вылечиться и всё будет хорошо.  Наконец-то я нашёл средство спасти свою дочь! Мне достали книгу немецкого врача 19 века – вот она. Кнейп Себастьян – «Моё водолечение». Начать надо с погружений в море, под воду на несколько метров, пусть только на девять, как здесь написано. И есть парень, ты его видела в городе? Дайвер, правильно?

Амина молчит, но прекращает щёлкать мышью.

…пауза.

Отец свирепо двигает ноздрями. Молчит… Но вдруг кричит:

- Я выкину твой бесов мотопед!

И тут Амина спокойно, слегка поворачивает голову - волосы её по-домашнему собраны на затылке, открывая прекрасную шею с родинкой с левой стороны, ближе к не проколотому уху.

Амина говорит примирительно, сдерживая улыбку:

- Папа, это скутер… Твой подарок мне. На  т в о й  юбилей, и здесь её прекрасные губы отправляются к улыбке ;


Ночью Амина крадётся по коридору в длинной, ниже колен,  юбке и высоких замшевых ботинках. Со стороны кабинета отца, доносится запись голоса женщины, явно из позапрошлого века, это слышно по её манере речи, произношению и акценту:

« …Первое: верхнее обливание. Обливание колен, хождение по воде. Второе – обливание спины и бёдер. Третье – сидячая ванна, верхнее обливание, полуванна. Четвёртое – обливание верхней части тела и спины, хождение по воде. Пятое – полуванна, верхнее обливание, сидячая ванна. Шестое – полная ванна, верхнее обливание. Седьмое – обливание бёдер, верхних частей тела. Кроме того я ежедневно ходил два часа пешком босиком по траве. Это было летом и моё здоровье  улучшалось с каждым днём».

Амина выходит во двор дома, крадётся вдоль кирпичной стены. Слышен голос из окна кабинета отца. Голос продолжает:

«Применения воды были следующие: ежедневно три, четыре верхних обливания, и в течении трёх, четырех дней - хождение по воде по колени. Затем, в продолжении пяти дней, ежедневно два верхних обливания, обливания спины и одна полуванна… два раза в неделю полное обмывание холодной водой ночью. Или утром. При вставании. Ежедневно утром он принимал маленькую щепотку белого порошка…»

Амина, повязанная синим, шёлковым платком, бесшумно выкатывает скутер на улицу. Амина на скутере едет по старым узким улочкам, мимо мечети. По набережной.

В небе появляется светящийся круг, как на Youtub, в разделе НЛО. Она останавливается на набережной, зачарованно ложится спиной на сиденье, раскинув ноги. Наблюдает в небе полёт НЛО.

Кир выходит из магазина на набережной, освещённой фонарями вдоль парапета. С пакетом продуктов в руках, медленно идёт по набережной, попивая коктейль из банки. Подходит к скутеру, узнаёт Амину, останавливается, говорит неуверенно:

- Привет…

Но она не слышит. Он трогает её за руку и она тут же кричит:

- Смотри на небо!

Но Кир ничего не видит, только Млечный путь струится к морю. Наконец, знакомятся.

- Я сейчас НЛО видела, представь!?

- В небе?!

- Ты меня за дурочку принял, что ли? Конечно, в небе, а где ещё? В голове, что ли?

- Да тут их полно…

- Вообще-то я антропософией занимаюсь…

- А-а-а-а… Понял.

- Ага. Штейнера читаю… Про храм-театр слышал?

Собирается продолжить, но Кир перебивает:

- Понял… а давай, продукты мои отвезём?

Они оставляют скутер возле спасательной станции---

---идут гулять по ночному городу.


Окраина города. Жалкие мазанки, строительные вагончики в которых живут солдаты. Внезапный шум, крики Кир и Амина оказываются среди вспыхнувшей свирепой пьяной драки, солдаты дерутся с местными. Кира сшибают с ног. Амина кричит. Один из солдат, уже невменяемый, бросается на Амину, загоняет её в проход между вагончиками. Но тут завязывается жестокая драка двух мужчин. Солдат моложе, возбуждённее и физически сильней Кира, но тот, пожалуй, злее. В критический момент приходит подмога - в тупичок врывается Татарин, владелец бара с друзьями. Солдата бьют головой об стену и бросают в пыль. Местные победили. Амина умывает Кира у уличной колонки.


Уже на рассвете Кир и Амина купаются у пирса спасательной станции. Балуясь и веселясь, выныривают голыми попами кверху. С набережной их окликает Татарин из бара на своей антикварной «Победе» с открытым верхом.

- Ребята! Поехали в Карачуль? Там я знаю один хозяин, вино делает. Закачаешься!

Амина давно знает его и легко соглашается.


Едут по заброшенной дороге. Покупают у старика-отшельника вино, дегустируют. На обратном пути машина ломается. Кое-как они добираются до заброшенного посёлка у известнякового карьера, какие-то жалкие люди ютятся здесь. Татарин уезжает на скутере. Кричит:

- Привезу трамблёр и поедем! через полчаса! Ждите здесь! Поедем!

Кир и Амина остаются его ждать. Вокруг степь, вдали горы.

Подходит Молодой парень  лет 22-х, 23-х. Заговаривает с ними и тут же начинает, вдруг - рассказывать свою историю:

- Освободился вот… здесь теперь живу…. Пока. У меня так получилось…. Случайно убил своего лучшего друга. Всё из-за девки одной… да и то случайно познакомились-то.  А она возьми и водки купи. Много…  Ну, он  к ней полез… я его шибанул, а он головой об батарею и всё. Из-за женщины попал…

Кир сначала слушает, потом отходит в сторону.


На спасательной станции стол заставлен чайниками и стаканами, недоеденными бутербродами. Вино выпито. Кир раздражён (или напуган?), несправедливо упрекает Амину:

- Ой, Аминочка… да у тебя всё хорошо. Папа есть, дом есть, «мотоцикл» вон какой…  Всё происходящее здесь, для тебя…  всё это для тебя игра… аттракцион. Не можешь ты меня понять… а это значит – не можешь любить.

Амина убегает в ночь, в дождь.


Забирается в развалины монастыря-крепости в Старом городе, плачет, пытается сделать себе больно зажигалкой.


Кир спит в комнате на спасательной станции, за окнами сильный ветер, дребезжат стёкла в старых рамах. Шум волн, разбивающихся о бетонные сваи, заглушает звук падения настольной лампы…

Кир вскакивает,  открывает дверь: никого, лишь ветер, да брызги. Светает, он приводит себя в порядок, надевает светлый льняной костюм.

Поздним утром в баре, Кир выторговывает у Грека старинную безделушку: городок в хрустальном яйце, отполированном до холодной прозрачности. Он переворачивает игрушку и смотрит на свет – снег опускается над старинным безлюдным явно европейским, но южным городком...

Кир говорит продавцу:

- Послушайте, уважаемый,  мы торгуемся уже полчаса, я аж вспотел,  простите. Так сколько же теперь она стоит!?

- Это же рай! Смотри, уважаемый!

Он вертит игрушку и так и эдак – снег то падает на город, то останавливается над черепичными крышами.

Грек вздыхает зачарованно и держит паузу… потом выдыхает решительно:

- Ладно, уважаемый, давай сто и по рукам.

Кир выходит из лавки и к нему подъезжает милицейская машина.


«БАР ТАТАР». Амина сидит у окна. На столике перед ней высокий стакан с белесой непрозрачной жидкостью пастиса.

Отпивает маленький глоток. Появляется Татарин.

- Твоего парня, русского – полицай… менты, короче, забрали.

Амина залпом допивает свой мутный напиток.


В участке друг против друга у письменного стола сидят молодой местный следователь и Кир.

- Кирилл Поздняков… ага – поздняк, значит… метаться. Поздняк метаться… - и читает из протокола, набранного на компьютере:

О - обвиняется в присвоении крупной суммы казённых денег и других финансовых махинациях…

Довольный, завершённой работой, следователь откидывается назад:

- Урановый город, значит… интересно… золото, значит… у него на родине, в Урановом городе. Придумают же…

Кир ехидно добавляет:

- Ага, допишите там: украл слиток золота с золотоизвлекательной фабрики пробы 4 девятки. Диктую подробно: зо-лото-из-вле-ка-тель…

Кира везут на полицейской машине в район. Проезжают КПП, там стоит  милицейская машина с мигающими фонарями и военный патруль.

На дороге - оползень, в свете прожекторов работает бульдозер.

Полицейский кричит рабочим:

- Когда расчистите?

- Не раньше утра! – отвечает рабочий.

Полицейская машина разворачивается и возвращается.


Ночь. Камера. Кир начинает кричать:

- Выпустите меня! Я не могу в замкнутом пространстве! Мне плохо! Я ни в чём не виноват! Это катастрофа! Землетрясение, понимаете?! Я ничего не помню!

Бьёт ногой в железную дверь. Сползает по стене, сидит на полу у двери.

КИР говорит, глядя в пространство перед собой:

- Амина! Родная! Любовь твоя меня вылечит… Любовь – это лечение!

Амина стоит под окнами милиции, слушает. Утирает слёзы.

Кир продолжает:

- Всё – ничтожество. Вокруг одни козлы… уехать… надо уехать к ****ей матери… Они, мне! Будут… совать свою реальность. Кон-вер-ти-ру-е-му-ю!! реальность… пилять… онайнэсскяй! (ругается по-узбекски) Просто лоботомировать хотят, суки… - умолкает на полуслове, обхватив голову руками, сползает на пол.

Уже на рассвете Амина, плача, идёт по городу.

Говорит сама с собой:

- Как я себя ненавижу… почему я такая? Придурошная… больная…  идиотка.

Похожа на простую русскую бабу, у которой любимый загремел в тюрягу.

Пейзаж: южные деревья у моря.

Пейзаж: развалины монастыря.

Пустой причал. Лишь перевёрнутая ветром, старая брезентовая раскладушка на краю.


Отец Амины выводит Кира из ОВД, усаживает в свою машину, белый «Фольксваген-кабриолет» с откинутой кожаной крышей.

За рулём Абдула. Машина отъезжает.


Дом Мухамада-эфенди.
Отец ходит вокруг бассейна во дворе своего дома. Белая жаба пучит глаза в пространство.

Абдула, молча сидит на корточках неподалёку от топчана, крытого старым, выцветшим ковром. Рядом стоит Кир.

Отец спрашивает Кира, тупо разглядывающего жабу:

- Теперь рассказывай - кто, откуда? Папа с мамой есть? Присядь там.

Кир садится на край топчана и долго молчит. Отец возвращается «к папе с мамой»:

- Кирилл, послушай меня. Давно было. У меня умерла жена родами. Должен был родится сын… Скажи мне, что у тебя случилось?  на родине?  Что?

- Все умерли.

Абдула уважительно встаёт, приближается и вновь садится на корточки поближе к Киру.

Мухаммад-эфенди складывает руки на груди, испытующе смотрит, молчит, ждёт…

Кир говорит: В Урановом городе, в Азии… в Средней Азии. Пустыня Кара-Кум, барханы. Нет. Кызыл-кум. Не важно… короче там дикие верблюды…

Мухаммад-эфенди поджимает губы: прореженные усы открывают тонкую верхнюю губу. Хищник.

Кир встаёт и принимается тусоваться у топчана: пару шагов туда, пару – сюда:

- Однажды едем на грузовике, а он посреди дороги встал, я окно поднял, так он своими жёлтыми, огромными зубами так оскалился в окно машины… и пена, пена из пасти… Помните песня была - «Уч-Кудук, три колодца»? Так вот, это там. Город окружён синими и черными горами с коническими вершинами – это отвалы урановой руды. Кругом зоны. Катастрофа… Трещины в земле… короче – засыпало отвалами. Землетрясение. Всех завалило там…

Кир набирает воздуху, останавливается и…---

---выдыхает:

- Мухаммад-эфенди, давайте, я позанимаюсь с вашей дочерью – поможет, знаю. Вода – лечит.

Довольный Абдула встаёт и весело улыбается Киру.

Отец пожимает руку Киру.

- Кирилл? Мухаммад-эффенди.

- Здравствуйте…

Отец Амины улыбается, ощерившись и хлопает Кира по плечу, Абдула почему-то бежит к дому.

Спасательная Станция
Почти к обеду, Нурик приходит на станцию – никого. На двери замок.

Он раздевается на пирсе – на груди татуировка: краб с одной клешнёй.
Ныряет, неловко завалив ноги.

Прямо к пирсу подъезжает машина Отца.
Выходят Абдула и Кир. Встречают мокрого Нурика в плавках.

- Что это у тебя тут… нарисовано? – спрашивает Кир.

- Да так, не успели доделать. Кредиторы набежали, пришлось делать ноги…


Под присмотром молчаливого Абдулы в трениках «Адидас» с лампасами, Кир и Нурик собирают снаряжение для погружений, носят из станции и раскладывают на причале, словно на длинном, выходящим в море, крыльце своего дома, - СПАССТАНЦИЯ,ё! ; ---

---акваланг,---

---гидрокостюм,---

---жОлтую моноласту.

Кир  тихо говорит Нурику:

- Покажем вот – ему, - показывает глазами назад на Абдулу, что присел на корточки у окон, выходящих прямо на пирс. - Отец Амины интересуется.

Подмигивает, но Нурик не понимает и всё настойчивее задаёт вопросы:

- Зачем ему? Для чего надо?

Кир помалкивает, возится с загубником, протирает баллон акваланга.

- Кира, чо? Мухамад плавать будет?! Нырнуть хочет?

Кир молчит, продолжая готовить снаряжение. Теперь Абдула ходит рядом и смотрит.

Потом, пока Нурик ушёл на конец пирса и возится там с концами и шинами причала, Гольф-турбодизель, взревев за его спиной, увозит, швырнув песком из-под колёс – его шефа, Кира. Лишь песчаная колея вдоль моря… да вонь плохой солярки над тихим в этот час, морем.


Отец ходит по внутреннему двору дома среди деревьев инжира, рядом с Киром, сидящим на краю топчана, застланного ковром, на котором теперь стоит чайник с пиалами и вазочка с кишмишем.

Мухаммад-эфенди говорит:

- Аминат очень странный, восточный Ребёнок. Называют «индиго», знаешь? не от мира сего. Из-за своей редкой болезни – из-за меня, конечно, из-за отца своего безумного, мечтателя… ну и бабка тоже... Большую часть времени Аминат проводит в Интермете. Но между ней и экраном компьютера – специальный затемняющий фильтр поставили… Скажи мне, что она видит там? Аминат плавает в сети, как в океане… вот ты в море плаваешь, а она там, в этом ИнтерМете…
- Интер-не-те. Правильно… я понимаю - она пытается творить добро. Насколько я понимаю. Ведь из-за образа жизни и болезни у неё развилось «внутренне зрение», как говорят в Индии. Знаешь? Книги ты читал – я вижу. Я человека сразу вижу… Интерес к антропософии у неё есть. Ты сразу понял – она мне рассказывала. Амина обладает даром предвидения и знает…  ей так кажется, но я в это не верю! Знает, думает, что скоро умрёт – она только не понимает до конца… можно же развязать узел, матрос,Ё! и вновь завязать по-другому.

Отец стоит у распахнутого окна во втором этаже дома, в саду пение цикад. Сзади неслышно открывается дверь и входит Абдула.

- Он говорит, что землетрясение, Урановый город… то ли помочь хочет, то ли не хочет...

Пауза…

Отец, через паузу, как бы продолжая размышлять, говорит, не оборачиваясь:

- Вот читаю… это научный журнал. Пишут там, ещё в прошлом веке писали… Читает из старого журнала: «Глубоководные погружения замедляют, а то и вылечивают загадочный синдром. Это связано с кислородной компрессией. Свойства воды…» Вот скажи мне, Абдула, почему лёд не тонет в воде? Может быть, Аллах так создал, чтобы жизнь сохранилась в непромерзающих водоёмах? Почему вода несёт в себе всю информацию, - так пишут современные учёные, - всю информацию несёт со времени зарождения жизни в Океане…

Он мягко шагает по ковру, мимо замершего у двери, верного своего нукера, потом открывает секретер, достаёт журнал:

Мухаммад-эффенди читает:  «Спазмы пространства». Что это? «Сопровождаются духовным восторгом, особыми формами вдохновения. Бессонница остаётся деятельной». Этого ещё не хватало…

…пауза…

Движение подбородка вверх, в сторону Абдулы – мол, иди. Тот тихо притворяет за собой дверь, а Отец достаёт из старого секретера, открыв там внутри небольшую дверку, вроде деревянного сейфа из цельного бука - толстый альбом почтовых марок.

Присаживается на диван и листает, долго разглядывая маленькие изображения и наклоняется над изображением Богородицы на листе потертого кляссера, где только репродукции икон. То ли молится, то ли читает негромко:

- Богородица… спаси… помилуй… водичка… Богородица-Водичка, спаси мою дочь Аминат, дай ей покой душевный и… телесный. Дай всем людям здоровья! и Аминочке моей… И мне…


Кир в комнате без окон лежит в одних штанах, на не разложенном, надувном, чёрном пластиковом, блестящим даже в темноте, диване. У него есть настоящая подушка в белой наволочке.

Глаза Кира глаза закрыты, когда охранник Абдула вносит на подносе фрукты, кусок варёного мяса и чайник с пиалой, ставит на маленький стол в углу и присаживается рядом на корточки прислонившись к стене напротив.

Трёт свою бритую башку… треща щетиной некоторое время, а потом, вдруг, говорит еле слышно:

- Лечение – это Любовь… Бессонница будет.

И уходит, легко ступая в мягкой обуви. Кир лежит на диване – темнота сквозь которую доносится голос женщины, читающей о водолечении:

  «… Полыы ы нь... Полынь – известное средство против желудочных болезней.  Настой или сок из полыни устраняет газы, благотворно действует на…» - далее не слышно.---

В темноте Кир поворачивается на бок, отлипая потным торсом от клейкого дивана.

Женский голос продолжает:

---« … кто страдает болезнью печени, меланхолией, тому следует употреблять порошок полыни, а не табак, как это делается обыкновенно. То есть сыпать этот порошок на ложку супа или употреблять его с пищей, как перец, соль и тому подобное. Одного листочка полыни достаточно, чтобы придать горький вкус одной бутылке спирта».

ПОГРУЖЕНИЕ №1
Кир и Амина погружаются в прозрачную воду в районе подводных пещер и Кир плывёт под водой рядом с ней, иногда придерживая и направляя её за руку.

Проводит её в входу в грот с прозрачнейшей водой, дальше светятся белые нерукотворные колонны, но внутрь он не заплывает, зависнув у входа.

Кир проводит рукой ей по спине, по ложбинке, от бретельки и ниже.

Одновременно в метре от Амины появляется электрический скат…

Она пугается и в панике устремляется наверх, энергично дрыгая ластами.


Наверху их ждёт резиновая с деревянным днищем, лодка с Нуриком, а рядом шикарный катер: пластиковый, чёрный, с Отцом в любимой белой льняной рубахе с длинным рукавом. Он стоит на палубе.

Абдула в камуфляже и с рацией в руке, стоит за штурвалом.

На поверхности моря всплывает пузырь воздуха и в нём появляется Амина в запотевшей маске.
Следом, из воды появляется голова Кира, одновременно струя воды, выдуваемой из его трубки. Он срывает маску, у него обеспокоенное лицо.

Общими усилиями: Кир толкает сзади в обтянутый черным полиэстером мокрый девичий зад, Мухаммад мечется у борта, Абдула рулит, Нурик пытается завести мотор лодки - поднимают её на борт. Из носа течёт кровь.

Отец кричит:

- Абдула! «Скорую» на берег вызывай!


На берегу возле Спасательной станции, недалеко от пирса стоит «Скорая помощь». Врач в белом халате мечется по пирсу с кожаным саквояжем в руке.

С катера, Отец с помощью верного Абдулы, выгружает Амину, заносят в машину «Скорой», врач осматривает, отец стоит у открытой двери, смотрит.

Врач ставит диагноз:

- Декомпрессионная болезнь. Вероятно, погружение после бессонной ночи. Алкоголь принимали?

Взбешённый Отец орёт на врача:

- Какой-аголь?! Алко-голь, твою мать!! Не спала просто, да?! (в волнении у него пробивается акцент).

Испуганный Кир сидит в машине, белом «Фольксвагене-кабриолет» с поднятой крышей, под присмотром Абдулы.

Абдуле: Дай сигарету?

Киру (Абдула): «Голуаз» только жОлтый.

Лицо охуевшего Кирилла Поздняка ;


ДОМ МУХАММАДА-эфенди
Отец в бешенстве быстро идёт через двор, мелкую пуговицу на рукаве новойо, всегда новой рубашки – никак – рвёт рукав, жарко просто скотски (!!)
Позади Абдула ведёт Кира, придерживая под локоть, но…

Отец кричит:

- Закрой его! На диван+!

Абдула запирает Кира в тёмной комнате с чёрным, надувным диваном. Кир бросается на свой потный коленкор (диван то бишь).

Кир возится в темноте и беспамятстве, весь потный, прилипая к синтетическому дивану.
Кира преследуют видения землетрясения в Урановом городе и кадры, снятые кем-то под водой, преломлённые лучами солнца разных цветов, они превращаются, переходя в летящий жёлтый песок, в драную, верблюжью шерсть и гонимые ветром, верблюжьи колючки. Слышен шум моря и подземный гул. Летит песок над барханами, бегут люди, трескается такыр, обсыпаются склоны сине-чёрной горы урановых отвалов. И дикий крик безумного осла. Дробный топот верблюжьих ног. Обсыпающиеся сине-черные горы отвалов с коническими вершинами, перевёрнутый автобус на просёлочной дороге между отвалами, возле которого мечутся люди и вдруг ---

---в полной тишине - лишь вздохи диванного липкого воздуха под потным телом Кира, да аудиозапись, разносящаяся по всему дому из кабинета Отца:

«…надо влить шесть, восемь капель миндального масла в больное ухо и заткнуть его ватой. Кто плохо слышит вследствие простуды или ревматических приступов,  тем следует употреблять миндальное масло следующим образом. На первый день влить семь, восемь капель в одно ухо, на второй день во второе ухо столько же капель и каждый раз затыкать ухо ватой. Через несколько дней больной может убедиться в результате такого лечения…»


Вокруг дома бродит Нурик, пытаясь передать записку. Видит открытую форточку, но она захлопывается изнутри. Слышит кажется, голос Амины за забором.

Тогда он заворачивает в записку камень и бросает прямо во двор.


Очнувшись и потеряв счёт времени, Кир лежит и тупо смотрит в потолок – появляется свет из-под двери.

Входит Отец с табуреткой в руке...

Садится рядом на табурет, молчит...

Кир садится на диване.
Смотрит прямо перед собой в какую-то точку на стене, мимо Мухаммада.

Отец начинает говорить:

- Ты знаешь, когда жена моя… она же умерла родами. Знаешь… Когда она была беременная, ей так плохо было. Рвало всю дорогу, тошнило, прямо мучалась… бледная… Жарко… Сделали аборт… Сына нету… Я всю больницу на уши поставил, бегали, кричали, «абанамат»!.. А потом начался этот «Большой Перевертуц»,  который называют «перестройкой»,  в результате все выдающиеся аксакалы из одного клана,  вынуждены были уступить места аксакалам из другого влиятельного клана... Возвращать надо... Пансионат делим, родственники земля есть, да… Джефу тоэе оставили… Знаешь? Он думает – я должен. Я думаю – он должен. Шакалы у него молодые. Обручился тайно с Аминкой. Думают – я не знаю… Слышишь…

Кира нет и – похоже – он теперь где-то в другом городе… так что просто молчит и потеет.

Помолчав, Мухаммад-эфенди так же, с табуретом и уходит, а Кир просто валится обратно.
 

Амина сидит в своей комнате за письменным столом у компьютера. На окнах новые, но всё же, солнцезащитные шторы – вертикальными светлыми полосами из плотной холстины.

Но опять она, очень быстро, почти слалом - путешествует по различным сайтам, делает выписки, копируя в свой файл.

Входит Отец.
В полумгле комнаты, с плотно закрытыми  жалюзи окнами, из угла в угол, он ходит в туфлях светлой кожи, а в его руках та самая, давешняя, потрепанная книга.

Вдоль стен – металлические стеллажи, с отверстиями для упоров, полные новеньких книг в цветастых обложках.

Амина встаёт из-за стола, некоторое время задумчиво, в нерешительности покачивается на пальцах босых ног без лака, (славабогуктобыоннибыл – так) - вновь ложится на кровать, закинув руки за голову.

Отец уже трясёт книжкой почти над головой:

- Дочь моя! Почему же ты – мне! - не веришь? Почему ты не хочешь хотя бы попробовать… ещё раз!?

Амина:

- Отец, кому может помочь книжка какого-то неизвестного немецкого врача XIX века?

- Но здесь говорится, что именно погружениями на глубину можно вылечить твою болезнь.

- Я устала. От твоих болезней.

Отец присаживается на корточках у изголовья кровати:

- Амина, любовь моя, тебе 17 лет, у тебя всё ещё впереди – любовь, дети, путешествия…

- Я устала.

- Ничего, ничего. C’est la vie, как говорят немцы…

АМИНА улыбается:

- Французы, папа…

- Ай, ладно! Эти француженки-ё!.. Поменьше лазай в этом… иМ-Пер-нете.  Да у тебя всего лишь аллергия… на солнце.

Амина вдруг плачет:

- Скоро будет на свет луны… Я не могу спать…

- Этот парень хороший инструктор. У него «Удостоверение подводного пловца» есть. Сам видел. Мои люди его проверили.

- А ты его спросил – может, он не хочет больше рисковать? Или хочет… не со мной… А с нормальными девушками.

Отец встаёт:

- Я заплачу ему большие деньги.

- Всё в песок уходит...

- Морской, да… Водичка нам и поможет. - Отец ходит по комнате.

- Прошу тебя, Амина, давай ты попробуешь – нужно совершить 9 погружений… А если и это не поможет – поедем в Европу… В Америку… Куда захочешь… Где есть хорошие специалисты… В кого ты такая упрямая у меня?!

- В вас, Мухаммад-эфенди… сори, в тебя, отец, в тебя…

Он останавливается у двери.

- Прости меня, родная, я знаю, знаю всё я…

И выходит, тихо притворив дверь. Амина встаёт, подходит к компьютеру, включает его. Выдвигает верхний ящик стола, достаёт мятую записку от Джефа, читает.

Рвёт листок, снимает с шеи кожаную верёвочку с ключом из серебра, похоже – так бликануло, что…  - бросает клочки бумаги в открытый ящик стола и резко его задвигает, заперев ключиком.

Ночью, Амина в платье с длинным рукавом, чуть ниже колен, на голове синий шёлковый платок – крадётся по дому, выходит в гараж, отпирает ворота. Не заводя мотор, бесшумно выкатывает скутер на улицу. По дому разносится голос женщины, читающей второй век, книгу о водолечении:

«…лет сорок, пятьдесят назад, слабительное употреблялось только в определённое время – раз или два раза в год в известную четверть Луны.  Точно так же было принято пускать кровь в известное время года, обозначенное в календаре, но времена и люди изменились»...

Голос резко обрывается – выключается запись где-то, по-видимому, в кабинете отца.

Отец выхаживает по двору,---

---видит распахнутые ворота гаража.

- Нет скутера!

- Нет скутера!!

В доме переполох, все в панике.

- Абдула! – кричит Мухаммад. - Где мотороллер?! Амина где?!


Абдула выводит Кира из тёмной комнаты. Они идут по коридору.
Входят в кабинет отца, тот стоит у окна.

- Кирилл, ты знаешь, где Амина?

- Нет.

- Куда она могла поехать?..  Сынок… иди с Абдулой. Иди и найди мне её. 


Старый город. Кир и на полшага позади него Абдула – идут между торговыми рядами: фрукты, овощи, зелень, говор на местном наречии, на украинском, русском.

Чуть поодаль за ними следует молодой парень, обгоняет их, не оглядываясь, сворачивает в сторону. В трёх, четырёх метрах за Киром и Абдулой теперь идёт ещё один Наблюдатель  лет пятидесяти.
Он упорно обходит каждого встречного и ни на шаг не отстаёт.

Абдула оглядывается и что-то говорит Киру, склонившись на ходу к его плечу. Наблюдатель видит это, ускоряет шаг и теперь следует за Киром в двух шагах позади, за левым плечом.

Кир видит, что за ними следят.
Проходит ещё несколько метров и у входа в чайхану «Бигмачная»---

---резко сворачивает за угол.

За «Бигмачной» Кир исчезает среди толпы покупателей, поднырнув под прилавок с фруктами.
Абдула растерянно озирается - Кира нигде нет.


Кир и Амина кормят птиц на набережной, ближе к Ротонде. Подъезжает туристский автобус, останавливается неподалёку, на гостиничной площади.

Развесёлый, как ярмарочный зазывала, шофёр, идёт ближе к набережной с мегафоном и предлагает экскурсию в древний город:

- Экскурсия! Экскурсия на Плато: древний город,  иудейско-мусульманское.. и христианское кладбище монастырь, в пещерах служба, иконы, свечи-пещеры-в горах - ранние христиане жили в пещерах теперь монастырь отреставрирован – служба-древний город на Плато… Кладбище христианско-мусульманско-еврейско-иудейско…


Яркий «фирменный» автобус катит по предгорьям. Звучит музыка рэгги – водитель включил видеомагнитофон. Кир и Амина смотрят в окно.

Проезжают палаточный городок беженцев. За окном виден КПП с полицией и военным патрулём.

На видеоэкране под потолком автобуса идёт концерт группы, исполняющей рэгги. Светловолосые люди с дрэдами до пояса, играют не хуже африканцев.


Звучит музыка рэгги. Кир и Амина гуляют, рассматривая древние постройки.
Мёртвый город на плато - со всех сторон ущелья.

Кир и Амина сидят под старым деревом, увешанным разноцветными тряпицами. Кир рассказывает Амине о своём детстве:

- У нас в Азии, в Средней Азии - во дворе нашего четырёхэтажного дома, его чирчикским называли, крашеный жОлтой известью по шершавым стенам - панели привозили из города Чирчик. Это под Ташкентом. Так прямо у нас во дворе была у нас зона, как площадка для игры, детский мир… Там уже строили следующий дом - строили заключённые. Утром их привозили, вечером увозили и мы пробирались в зону, где лазили по бытовкам и играли в войну. Так вот выходишь утром на балкон, а у нас был второй этаж, и прямо перед собой видишь зэков в робе, которые бродят по зоне и один заключённый большим таким  осколком зеркала пускает сильный солнечный луч на мать, развешивающую на балконе бельё… Она же в халате была, без рукавов… «Сеанс»... Ё-моё.

Амина перебивает:

- Вот бы спустится по этому косому лучу… и вознестись… Кир, у меня уже несколько ночей бессонница. Но при этом сознание работает…
- Надо делать контрастный душ!

Смеются оба, вспомнив отца её с водяными обёртываниями и другими водяными фишками ;

- Голова отдыхает тогда и можно не думать… под холодным душем не очень подумаешь.

- У каждого свой способ не думать, как говорил один мой приятель, Царство ему небесное.

Прорубленное в горе окно, выходит на глубокое ущелье. В каменном проёме видна следующая гора и как раз в этот миг там пролетает орёл - Кир и Амина целуются на фоне «окна», где прямо в закатном солнце кружит птица небесная...
 
Нурик сверху несёт дрова, собранные по склонам сухие ветки.

Уже вечер и горит костёр, недалеко от дерева с тряпками на ветках, что зависли в безветрии.
Амина и Кир рядом, она греет руки над пламенем.

Нурик где-то поодаль, в темноте у пещеры, шуршит дровами, потом затихает на ядовито-зеленом уже не новом спальном мешке, спальнике Кира.

…пауза…  заполняется потрескиванием в огне костра.

- Бессонница – это время, конечно… Вот у Брюсова есть строчка: «Время, место – мираж, прохожий». Время у него – мираж… Его просто нет… вернее, оно больше не продолжается…  А место… место может быть другим. Из другого Места - лучше видно, - Кира явно пробило на текст)

Из тьмы пещеры появляется Нурик, подкладывает в пламя сухие ветки.


Кир и Амина поднимаются наверх, к радиотелескопу на горе.
Чаша – белая на фоне звёздного неба - экран телескопа в обсерватории - приходит в движение - ясно виден ковш Большой Медведицы.

Они заворожено стоят и смотрят на подрагивающие вибрации белой круглой тарелки в близком небе.


Спускаются по проторенной здесь дороге, переходящей местами в тропу между колючими горными кустами, вниз, к Плато.
Амина рассказывает на ходу:

- По нашей семейной легенде, прабабка оказалась с прадедом, белым офицером, в Баку. Прадед после долгих мытарств добрался с дочерью до Тегерана. Дневник прабабки до сих пор хранится в семье, как реликвия. Он на французском, но я перевожу ночью. Чтобы не рехнуться, когда бессонница. Наизусть помню:

«Ощущение лжи вокруг – ощущение чисто физическое. Я этого раньше не знала. Как будто с дыханием в рот вливается какая-то холодная и липкая струя. Я чувствую запах… - нет, не так, - я чувствую не только её липкость, но и особый запах, ни с чем не сравнимый»….

Вот так… Я всегда чувствовала, что должна жить в этих краях. Структура моего тела и местная вода – идентичны...

- А мы как-то раз ехали в этих местах с отцом на платформе железнодорожной В Красноводоск из Уранового города. Это, ну, такая плоская площадка на колесах без крыши… и тогда я впервые увидел эти пески, барханы, как в Азии, мы перевозили машину новую с четырьмя глазами, как шутил отец, потом на пароме через Каспий до Баку и дальше… в Россию.


Кир просыпается в пещере – ни Амины, ни Нурика…

Постояв, у вырубленного в каменной стене пещеры окна, он выбирается наверх, идёт мимо дерева с обвисшими мокрыми тряпками, по каменной колее, пробитой телегами и водичкой (!!), как НЕ говорят экскурсоводы, но на самом деле это так, он знает – вода камень точит…

На краю пропасти - остатки древнего городища, а на самом обрыве – стена вровень со скальным отвесом, где парят птицы небесные – перед окнами…---

---За окном парит орёл. И тишина. Лишь клёкот птицы с высоты.

Кир спускается в Долину - к древнему храму, вырубленному высоко в скалах.

Сидит на паперти храма, на каменных ступенях, поедая батон, запивает молоком из коробки, маленькой пирамидки - откусывает уголок.


Тем временем, Амина проводит время в компании молодых хиппи, новых левых коммунистов и прочих авангардистов. Из Питера и Москвы.

Они поставили палатки на той стороны склона Долины - напротив скального храма, где по вырубленным в стене галереям ходят монахи в чёрном одеянии.

Молодые люди снаряжают жОлтый мотороллер - за вином, приторачивая к её скутеру, две пластиковые канистры. Амина стоит рядом и смотрит на это весело. Курит, свёрнутую из двух курительных бумажек, длинную сигарету, глубоко затягиваясь и задерживая дым в лёгких, насколько возможно. Передаёт, сидящему рядом на камне, длинноволосому блондину с двухнедельной небритостью. Это Уммагумма, ему 30 лет или около того и он в своей компании, видать, старший.

Все «разговаривают»:

- Кто такие «князья Солнца»?

- Ответ - Не признающие времени.

- Уж скорее не признающие Ночи, ибо День ей отмеряется.

- Что и есть циклическое Время.

- То есть, они всю дорогу купаются. В волнах моря?

- В лучах Солнца. Так что ли?


Уммагумма и Амина идут по берегу озера горного озера, вдали видня бетонный технологические сооружения, похожие на плотину\дамбу водосборника.

Она то и дело прыгает, поднимая юбку всё выше и выше, по скользким, прибрежным плоским валунам.

УММАГУММА говорит:

- Это происходит с тобой ночью, далеко от берега уже. Море спокойное, но оно как бы заманивает тебя. Не хочется плыть назад… Кто плавал далеко ночью – все знают, все проходят через это. Ты пьянеешь от моря. Это не самоубийство… - нет.

Амина слушает, обмирая и… вдруг!---

---оскальзывается и падает в озеро.

Погружается под воду с головой и вспышкой сознания видит---

---Лицо Кира---

--- он завис под водой, странно замер над стоящими в ряд бюстами членов политбюро компартии СССР, словно это подводная ART-галерея художников на глубине 13 метров в Тарханкуте.---

---Он скидывает акваланг. Похоже, у него свело икры ног.---

---Акваланг ложится на дно, чуть подняв песчаную муть цвета уранового, азиатского бархана, со дна Окенана.
 Небольшой скат, испуганно метнулся в сторону.


Аминатка в мокрой юбке, на ходу отжимая волосы, бежит вдоль озера, сверкая коленями из-под задранной юбки.
Голос Уммагуммы: «Пьянеешь от моря, звезд и ночи, плывёшь в пространство и вдруг идёшь ко дну. Пространство пожирает тебя…»
Она быстро спускается по склону, выскакивает на Плато---

---а за ней, сверху, неспешно подскакивая, поспешает Уммагумма.

Амина бежит по каменистой древней дороге к дереву в цветастых ленточках, а  нескольких метрах позади, её пешком догоняет ; Уммагумма.

Амина  садится, прислонившись спиной к дереву, пытается отдышаться. Подходит Уммагумма.

- Уммагумма… вот я, наконец, и произнесла твою… имя твоё. Помоги мне. Надо найти Кира. ОН крутой. Азиатский русский. Я знаю – ему плохо, он куда-то попал… не туда, бли и и  ии-ин! Возьми, пожалуйста, мой скутер. Сможешь? У меня такое чувство - мой друг попал в беду.
- Два капитана… - чей –то гнусный голос со спальника у палатки, или изнутри соседней палатки, теперь не разберёшь.


Уммагумма на аминаткином скутере - мчится вниз по горному серпантину - асфальт летит под переднее колесо мотоскутера, но рёва двигателя не слышно: лишь свист ветра и музыка с гор – просто явлены звуки музыки.---

---“PINK FLOYD”, UMMAGUMMA, 1969---

Голос, голос в пространстве: «Такое невозможно объяснить тому, кто никогда не уплывал в открытое море прочь от берега, туда, где начинаешь чувствовать ритм освобождения от собственного тела, от реальности и материи…»---
 
Тормозит на повороте у обрыва – внизу храм. Крестится, не сходя со скутера.

Срывается с места и уносится дальше, но шума двигателя нет – есть шум ветра и голос:

---«…и всё, что от тебя остаётся – это ощущение бессмертия, общего с океаном и звёздами».


Скутер с Уммагуммой в седле, мчит по узким улочкам, по набережной к Спас-станции: лишь пустая раскладушка на конце мола, перевёрнутая ветром, тащится по пирсу и вот-вот упадёт в море.

Окна распахнуты на причал, к морю…


Долина
Кир слышит колокольный звон. Спускается в долину, к храму, где бродят туристы. Вырубленные в скалах залы и кельи пусты, но всё отреставрировано и расписано. Слышно, где-то идёт служба.

К. спускается вниз по каменным ступеням, переходящим в узкую, асфальтированную вчера, дорогу вниз, к Авто-Станции. На свежем мокром асфальте остаются следы его сандалий.

Но выходит он к жОлтому сумасшедшему дому призрения, где у деревянного заборчика, встречает гуляющего психа, похожего на Наиля Абдуловича из Амаркорда («Женщину хочу» - на дереве – да!)
 
Псих Наиль протягивает соломинку и предлагает вдруг:

- Посмотри в соломинку.

Кир приставляет её к левому глазу, зажмурив правый, но потом меняет местами – зажмуривает левый глаз, а соломинку приставляет к правому. Смотрит.

- Что ты там видишь? – спрашивает серьёзно Наиль Абдулович.

Кир (неуверенно):

- Может, Бога…
 
Псих-На весело смеётся, забирает соломинку, отбегает в сторону и уже на ходу кричит, оборачиваясь:

- А вот так сходят с ума!.. ключ от железной двери в тюремной стене у пассажира на шестом этаже он не знает где…, - всё тише и страньше, всё тише и страньше…


Обратный путь туристического автобуса с Киром у окна: мимо палаточного городка беженцев. На КПП автобус останавливает военный патруль. В салон входят двое солдат с автоматами Калашникова наперевес. Проверяют документы. Кир предельно напряжён. Солдаты проходят мимо него. Слышны голоса солдат в задних рядах салона: Проверка-на, докУменнты-мэ э э…

Мимо Кира солдаты впереди себя выводят троих азиатов.

Выходят из автобуса.

Дверь закрывается.

Автобус трогается.


Ночью на спасательной станции Кира будит громкий стук в дверь. Он вскакивает, гасит ночник. Заглядывает в окно – темнота и шум волн, разбивающихся о бетонные сваи.

На цыпочках подходит к двери, ждёт, прислушиваясь. Распахивает её - никого. Большой ветер над морем.

Садится на краю своей шконки без спальника – это его постель…

Он, с лицом белее мела, зажигает верхний свет.


Кир спит на раскладушке на самом краю пирса. Море гладкое и спокойное, ветра нет. Из-за моря медленно встаёт солнце. Кир открывает глаза, откидывает драный спальник, ныряет голый с пирса.

Его тело погружается под воду,---

---расслабившись безвольно, будто тонет с закрытыми глазами---

---задерживает дыхание.

Вдруг - вспышкой сознания - видит Амину, медленно, как в кино, падающую с камней в воду озера. Видит -  она погружается с головой под воду.

Распущенные мокрые аминкины волосы в воде словно растения в горной реке…


Кир голый -  бежит быстро - по пирсу – к своей Спас-Станции.

В комнате надевает льняной, как новый, ещё светлый костюм - на голое, мокрое тело.


Амина бродит по улочкам Старого города. Что-то ищет, расспрашивая о чём-то горожан. Её, то ли не понимают, то ли сторонятся. Она перестаёт задавать вопросы, просто ходит и смотрит.

На узкой окраинной улочке, Амина сталкивается с весёлым Татарином, владельцем кафе “BAR TATAR”.

- Вай! Амина-ханум! Паа а аа-а чему здеээсь..? Сестра замуж идёт, свадьба у нас доме, скорей иди!

И, как Амина не упирается, он тащит её за руку по улице.


Затаскивает её на шумную свадьбу. Амина апатично и безвольно следует за ним. Здесь представители всех национальностей, населяющих этот край. Кир тоже здесь, уловленный, очевидно, таким же способом. В своём мятом, но уже сухом костюме.

Кир и Амина в разноязыком шуме и гаме тихо переглядываются, обмениваются взглядами, Кир садится рядом и касается её руки.

Пьют вино, Амина оживляется. Ночь.

В небе ясный ковш созвездия Большой Медведицы.

Уже под утро свадьба высыпает на улицу. Татарин, пьяный в стекло\ «до стеклянной прозрачности», но неутомимый, тащит Кира и Амину к морю, кричит:

- Смотрите! А вон яхта – мой! Купил!! Айдааа! Со мной! - ехать. Вперёд! Давай, давай… Кира…Мина, давай! поплыли!!
Ты будешь ехать?! – орёт он, уже отвязывая конец ;


ТАТАРИН крутит отвязным) концом, орёт:

- Мы будем ехать-нет?! Кирамина!!.. а-а-а-а…

Он стоит на носу своей «лодки», а вокруг - неспокойное утреннее море. Нетрезвая троица бесшабашно выходит на утлом судёнышке в море.

Кир и Амина простодушно радуются ветру и волнам, стоя на палубе «яхты», на поверку это похоже, взятая на прокат лодка с мачтой, стилизованная под старый баркас.

Татарин в кубрике пьёт из горлышка остатки дагестанского коньяка.

Непогода усиливается.

Кир, несмотря на хмель, беспокоится, оглядывает катер и…---

---…Татарин засыпает у штурвала.

Кир тормошит его, но тот безжизненно валится на палубу.

Ветер усиливается до штормового.

Амина смертельно напугана, крепко держится за поручен побелевшими руками.

Татарин не реагирует на пощёчины, перекатывается по рубке, как труп. Кир пытается править судном
Качка усиливается и судно болтается с борта на борт.

КИР (кричит). Амина! Держись крепко! Амина! Ты меня слышишь?

Амина слышит крик Кира и пытается громко крикнуть:

- Да! Да! Да!

Бледное лицо Амины искажает судорога, её рвёт. Она наклоняет голову вниз, её плечи содрогаются, но руки продолжают стискивать поручень. Рёв ветра.

Яхта зарывается в волну Амину швыряет на Кира. Он видит совсем близко
её застывшее лицо, приоткрытые от ужаса, как от желания, губы.

Открытое море. Шторм. Крохотный катер в месиве волн.

Ветер стихает. Катер болтается в море.

Татарин лежит в полумраке кубрика. Кир и Амина, мокрые и измученные сидят рядом на палубе, прислонившись спиной к бухте синтетического оранжевого каната.

Кир принимается рассказывать:

- Мы там так хорошо жили в нашем городе детства и юности… Родители наши были первыми колонистами и когда соседи делали плов, носили и давали всем пробовать, а мы жили в двухэтажных коттеджах, построенных для первооткрывателей-пионеров… Детям плов давали прямо во дворе. У нас беседка была в саду и мы устраивали театр у нас в беседке.  Мы играли там представления…  и нам собирали по десять копеек.


УРАНовый город
Узбеки бегом, в белых одеждах с носилкам на плечах юношей у входа кладбища медресе с гнездом аиста на крыше. Юноши снимают носилки с плеч с покойным под белым покрывалом... Много стариков.

На сторожевом холме среди кишлаков горит высокое пламя.

Землетрясение:
---трещина в такыре разрастается в сторону подрагивающего самолётика-«кукурузника»на краю поля, упирающегося в хлопковое, сыпятся склоны отвалов, кричит на самом краю котлована по выемке руды глубиной 300 метров – безумный ишак.

На дне котлована шевелятся маленькие землеройные машины, валятся, кувыркаясь, будто модельки, с серпантина утрамбованной самосвалами, дороги, грузовички и бульдозеры словно из «обучающего» мультика…

 
Поезд на вокзале берут штурмом толпы русских с чемоданами ---
--- Среди них Кир – его лицо.

В руках женщины, покрытых морщинами по смугло-загорелой коже – мантышница из алюминия (трехэтажная кастрюля для приготовления мантов))


Кир стоит на десятиметровой вышке над «прыжковой» ванной в бассейне и никак не решается прыгнуть. Снизу голоса пацанов: «Кирюха давай, не ссы! прыгай!»…

Забетонированная прыжковая ванна без вышки.

И голос взрослого Кирилла продолжает свой рассказ:

«В наш театр приходили взрослые, дети – все. Все, про всех всё знали…  Делились, выручали… Мой велосипед опробовали все, и пацаны и девчонки. Купил отец, «Школьник» назывался. Я в спицы цветную бумагу вдевал, вправлял между спицами и она так шуршала на ходу. Как я гонял на нём! Один раз врезался со всего налёту в край деревянной песочницы и слетел с седла, врубился прямо лбом в противоположный край песочницы. Вот, смотри! Шрам остался…» - он показывает Аните  бровь над правым глазом, приближается лицом---

---к её лицу…

Амина улыбается слабой осторожной неуверенной улыбкой и касается его брови пальцами---

--- дрожащими, тонкими, слегка смуглыми.

Она нежно прикасается губами к его подбородку…


Штиль. Катер медленно дрейфует в открытом море.

Ночь
Кир и Амина сидят в кубрике, прижавшись,  друг к другу. Её глаза открыты, но… они какие-то остекленевшие.

Она вдруг начинает говорить на чистом французском языке от имени своей прабабки: «La Russie g;re maintenant la poign;e depersonnes ; laquelle le reste de la population dans la grande majorit;, est n;gative, voire hostile. Il s'av;re la v;ritable image de l'invasion ;trang;re. Letton et r;giments chinois et Bachkirs, les plus fiables et peindre cette image. Bodyguard Lettons et mongole compos;e des bolcheviks». - Кирилл внимательно слушает звук её голоса: «Les prisonniers tir Chinois - captur;s. Chinois et r;giments Bashkir sont envoy;s ; l'arri;re de l'offensive rouge qu'ils courir et ils courent! vsttit leurs mitrailleuses et de faire un tour. N’est-ce pas le joug des Mongols?» \ Россией сейчас распоряжается ничтожная кучка людей, к которой вся остальная часть населения в громадном большинстве, относится отрицательно и даже враждебно. Получается истинная картина чужеземного завоевания. Латышские, башкирские и китайские полки, самые надёжные, дорисовывают эту картину. Из латышей и монголов составлена личная охрана большевиков. Китайцы расстреливают арестованных – захваченных. Китайские же полки или башкирские идут в тылу посланных в наступление красноармейцев, чтобы когда они побегут, а они бегут! Встретить их пулемётным огнём и заставить повернуть. Чем не монгольское иго?»

Внезапно просыпается Татарин.

Смотрит на пассажиров и смеётся.

Заводит мотор и катер уверенно набирает скорость.

На горизонте показываются береговые огни...


На берегу свет фар автомобилей, суматоха, катер встречают шумные встревоженные друзья, спасатели, полиция во главе, с нервно потирающим руки,  Мухаммадом.

Пользуясь сутолокой, Кир ускользает от всеобщего внимания- уходит  в сторону спасательной станции по берегу...


На рассвете
Мухаммад-эфенди, Абдула, Кир и Аминат - на большом, чёрном, пластиковом катере готовятся к погружению в свете мощного прожектора с рубки.

На Амину надевают гидрокостюм.

Кир прыгает в воду с борта в полном снаряжении дайвера – спиной вниз, лишь мелькает, жОлтым и ярким, в пойманном луче, встающего  з а   м о р е м,   Солнца -  профессиональная моноласта.
 
Кир плавает недалеко от катера, в ожидании Амины.

Она медленно спускается по лестнице, перекинутой за борт, её за руку придерживает отец.

За морем медленно встаёт солнце – долго.

---Тишина, лишь лёгкий нежный плеск воды о борт катера... и тут же начинает звучать волшебная музыка - на палубе катера сидит Виолончелистка, лет уже сорока. Она в концертном платье, между ног - виолончель. Её инструмент издаёт волшебные звуки)

Над тихим морем, высвеченным светом солнца, плывут звуки музыки. На морской поверхности появляются пузыри воздуха и выныривают две головы в гидрокостюмах и масках. Амина опускает маску на грудь и радостно смеётся.

На борту хлопает в ладоши и подпрыгивает Мухаммад, бросается целовать и обнимать Виолончелистку, та встаёт, левой рукой придерживая инструмент, правой гладит аминаткиного папу по спине.

В его глазах – слёзы.

На берегу дежурит «скорая помощь».


«Скорая» въезжает во двор дома Амины, за ней белый «Фольксваген-кабриолет» с поднятой крышей – за рулём Абдула.

Из «Скорой» выходят Кир, Мухаммад, следом показывается нога Виолончелистки, она озирается, приподнимая всё выше подол – Мухаммад помогает ей спутиться окончательно на землю. С переднего сиденья легко спрыгивает на каменные плитки двора, весёлая Амина.


В кабинете Отца сидит Виолончелистка. Мухаммад-эфенди включает магнитофон - звучит голос чтеца, женщины, читающей книгу доктора Себастьяна Кнейпа:

«… Кто страдает сильным кровотечением из носа, тому я советую втягивать носом отвар из полевого хвоща.  Это растение должно находиться в каждой домашней аптеке в большом количестве. Царская свеча, вербишник, таровяк серпововидный… для груди и одышки…»---

---Но тут вступает Виолончелистка:

- Махмуд, попробуй масло зороастрийев! – серьёзно так говорит она из массивного кресла с высокой спинкой.

- ?..

- Ну, из сорняков давят которое, там у них… в горах-то…

- Виола! – сдерживая бешенство, свскрикивает Мухаммад, - во-первых, я тебе никакой не Махмуд! А во-вторых… дай дослушать!

---«…А Вербишник употребляют, как средство для полоскания горла, а также катара, скопления мокроты в груди…»…


Утром, на краю пирса сидят Кир с Нуриком.

Кир раздумчиво говорит:

- А я все дни напролет говорю: Амина, Амина всегда прохладная, - говорю сам с собой. Аминка даже в самую сильную жару всегда прохладная. Так можно рехнуться! Сам с собой разговариваю постоянно, без конца! Нурик! Теперь мне мало моря! Мне нужен водопад в горах, вода в тени деревьев на берегу горного озера, падающая, прохладная вода…


Дом, копия того, что был у Таможни в фильме «Белое солнце пустыни», стоит на пустынном, песчаном берегу моря. Вокруг шляется стая то ли бездомных псов, то ли мутировавших шакалов.

В доме, в большой комнате, заваленной трупами рыб с ободранной кожей, Джеф потрошит осетров с помощью похмельных Кука и Кристины. По периметру комнаты посередине стены полка и по ней рядами - стеклянные банки с чёрной икрой. Возвращается Нурик, входит в комнату.
Джеф сразу злобно кричит на него:

- Ну что?! Передал записку? Говори же, нах!

- Не смог встретить… потом…

- Пинчара, нах! Знаешь, что с такими, как ты в зоне делают? Что ты своими глазками хлопаешь?! Придурок… обиженный, нах. С вазелином можем всё, знаешь? Ты понимаешь? Поймёшь, когда пидором станешь.

Нурик, онемев от оскорбления, не может вымолвить ни слова, но потом, всё же справляется и начинает было, говорить сдавленным голосом:

- Потом… закинул… в окно…

Джеф пьёт пиво и уже не слушает, разглядывая полулитровую стеклянную банку, набитую чёрной икрой.

Нурик выходит ни с чем...

Вечером, полувоенный катер Джефа медленно кружит в море напротив причала у дома Амины.

На борту большого, неаккуратно крашеного, давно списанного торпедного катера, Джеф, Татуш в камуфляжных шортах весь истыканный по торсу, как зебра. Тут же и Кук с Кристиной.


На Спас-Станции, Нурик роется в вещах Кира, шарит в столе, под кроватью и… достаёт пистолет для подводной охоты из рюкзака Кира.

Насыпает дробь и порох на газете, расстеленной на дощатом столе. Причём, засыпая порох в патрон, делает всё правильно, как его учил ещё дед на охоте.

Засыпает в патрон крупную дробь.

Заряжает пистолет, крепко сжимая его в руке.

Выходит из комнаты, хлопнув дверью.


На заходе солнца Кир и Амина выходят в море на резиновой лодке с дощатым днищем, к скалам с подводным гротом и природным тоннелем в скалах.

На борту катамарана намалёвано белой, свежей масляной краской:
    
   А М И Н А

Буквы шевелятся на резине, как живые, подвесной мотор «Ямаха» ревёт над тихой водой. Охранники сопровождают их на чёрном, пластиковом, дорогущем катере отца, следуя за лодкой в кильватере. 

Кир и Амина прижимаются бортом у входа в природный тоннель в скалах. Раздеваются и голыми, в ластах и масках ныряют под воду, где плывут рядом, потом обнявшись, кувыркаются, выныривают и вновь уходят под воду, а солнце тем временем садится за море.

Аминат сидит на пляже у дома. Тихо смотрит на догорающий закат. На песке, наполовину втянутый, резиновый катамаран спасателей колышется на мелкой волне прибоя. К причалу, сложенному из крупного камня, пришвартован катер Мухаммада. Под шелест волн поют птицы на берегу в бывшем парке пансоната.

Кир стоит на палубе катера и машет Амине рукой.

Амина в ответ посылает ему воздушный поцелуй.

Кир красиво, не заваливая ног, ныряет с его борта и почти без брызг входит в воду. Подплывает мощным баттерфляем к пляжу, а когда становится мелковато, переходит на кроль и через несколько минут - почти вплывает на песок пляжа, радостно поднимает мокрое лицо---

---Амины нет...

Он мечется по пляжу – Амины нет нигде.

Бежит по песку вдоль воды в сторону каменного пирса, к частному причалу Мухаммада.

Вновь поднимается на катер, останавливается посреди палубы, озирается вокруг. Тишина и только шум волн.

Закат уже погас, но ещё светло.


Смеркается.
Мухаммад вместе с Киром и Абдулой ходят по берегу. К ним бежит Полкаш с мощным фонарём в руке.
Мухаммад кричит:

- Аминаат! Амиинааааа!!

Абдула мощным шагом ломится через кусты, поднимается на горку за пляжем, заросшую кустами диких растений, оглядывает их, возвращается на пляж и вдруг---

---бежит вдоль воды в сторону своего шефа Мухаммада-эфенди.


Кир идёт вдоль воды уже далеко от пляжа, домов теперь нет, а вдали видны скалы, он спотыкается, падает, а поднявшись на ноги, видит вдруг: босые ноги, торчащие из-под куста. Подходит ближе.

По пляжу бегут Абдула и Полкаш с двумя полиментами в форменных рубашках. Полкаш отдаёт одному из них свой фонарь.

Кир неподвижно стоит, к нему подбегают Полкаш с полиментами - замирают….

В свете мощного фонаря, подрагивающего в руке Полкаша – голый труп Нурика с пластиковым чёрным мешком для мусора на голове – узнают его по незаконченной татуировке на груди – одноногий лев в прыжке.


Маленький третьеклассник Нурик стоит у доски и читает наизусть басню:
- Как смеешь ты, наглец, (дальше тараторит быстро-быстро) - нечистым-рылом-здесь-чистое-мутить-питье-моё-с-песком-и…ии-иии - он заикается, - и с илом?

Весь класс гогочет.
Н
урик продолжает, всё больше заикаясь:

- Ах, я чем виноват? Молчи! устал я слушать. Досуг мне разбирать вины твои, щенок! Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать. Сказал и в темный лес Ягненка поволок.


Ночью в доме Амины, полно полиции, во дворе сидит на топчане толстый Полкаш, а отец ходит вокруг круглого бассейна, где пучится в пространство черноглазая белая жаба.


Ночью по берегу шарят лучи мощных фонарей и ходят туда-сюда, люди в военизированной форме, то ли полиция, то ли солдаты.

Два охранника в чёрной форме несут по пляжу труп Нурика, с чёрным полиэтиленовым мешком для мусора на голове.


Рано утром Мухаммад-эфенди, Кир и Абдула выходят из ворот дома Аниты. За плечами Абдулы небольшой, плотно набитый вещами, классический, брезентовый рюкзак.

Поднимаются вверх по улице, в сторону гор. Идут рядом посередине узкой асфальтированной улицы, переходящей в шоссе, после того, как заканчиваются одноэтажные дома.

За их спинами, в начале улицы, начинают золотиться в рассветной мгле, новенькие купола православного храма.

Идут друг за другом по обочине шоссе над городом. Впереди отец Аминат, за ним Кир и в арьергарде – Абдула. Проезжает единственная грузовая машина, на которую они не обращают внимания. Внизу светится немногочисленными уличными фонарями, Старый Город.


Все рое выходят к мосту через давешнюю речку с водопада, проходят к деревне из солидных кирпичных домов.

Так же, друг за другом они сворачивают на окраинную, освещённую едва встающим солнцем, улочку в противоположном конце деревни. Дом с двумя гаражами.

У ворот стоят двое мужчин, по виду, ровесников аминаткиного отца. Со двора слышен пьяный гам.  По фасаду первого этажа дома горит свет в трёх окнах.

Над большей частью двора, от ворот до гаража, положены брусья, на которые пророс плющ и виноградник.

Спелые гроздья винограда, слегка мутные от пыли, свисают над широким топчаном, перед которым стоит огромный длинный деревянный стол.

Сидят, лежат и бродят вокруг, наливая, закусывая и выпивая - Кук, Кристина с ружьём, бухой Татуш в камуфляжных шортах и брат Джефа, Мехмет (44 года). Тут же пара псов из дома таможенника, с шипованными ошейниками. Это огромные старые азиатские овчарки.

Первый мужчина достаёт из-под пиджака пистолет.

Второй достаёт из кармана гранату.

Во дворе - пьяная Кристина ставит ружьё рядом с собой и достаёт мобильный телефон.

Абдула раскрывает рюкзак, вынимает принесённый инструмент и вышибает замок. Пропускает вперёд Мухаммада-эфенди. Кир пытается смело пройти раньше, но Мухаммад отстраняет его---

---и входит во двор.

Кристина, видит Мухаммада-эфенди и что-то визжит в мобильник.

Абдула в два прыжка оказывается у гаража, где так же ловко открывает замок. Кристина отбрасывает мобилу и стреляет из своего двуствольного ружья. В дыму выстрела Абдула невозмутимо выводит Амину из гаража. Мужики настолько пьяны, что только тупо смотрят на развитие событий, но собаки бросаются на Абдулу и Амину. Абдула отталкивает, почти бросает девушку к отцу с Кириллом, а сам остаётся один на один с двумя псами.

В его руке появляется кинжал. В запястье впивается клыками кавказская овчарка. Мехмет сзади бьёт Абдулу по затылку полной, литровой и к тому же квадратной, бутылкой водки.


Мухаммад-эфенди прыгает с причала на палубу своего катера. Амина отвязывает конец с чугунной бухты.

Мухаммад выводит в бухту свой шикарный чёрный катер. Подносит к уху свой мобильник:

Мухаммад кричит:

- Джафар, срочно пришли солдат ко мне в дом! Да, да! В дом!! во дворе там люди Джефа. Я ухожу, Полкаш. Будет пожар .


На спасательной станции Кир мечется по комнате – быстро собирает документы и вещи в рюкзак.

Кир бросает рюкзак в резиновую лодку с дощатым днищем. Надпись размашистыми буквами, намалёванная белой масляной краской на резиновом борту:
                А М И Н А
Буквы шевелятся вместе с резиной, лодка бьётся о бетонную сваю.

Кир по колено в воде, в белом, мятом льняном костюме, изрядно потрёпанном и грязном, переваливается через борт катамарана, заводит навесной мотор. Под рёв лодочного мотора «Ямаха» на пляже появляются молодые «воины» в камуфляжных шортах, во главе с пижоном Джефом с чёрной бородо, в чёрных джинсах и чёрной майке. Джеф достаёт пистолет и стреляет вдогонку Киру.

Лодка, глиссируя, уходит в сторону причала у дома Амины.

К пирсу Спас-Станции причаливает полувоенный бывший торпедный катер, где на борту уже сильно пьяные Татуш и Кук.

Джеф с воинами в камуфляжных шортах, а это четверо молодых здоровых парней, заскакивают на борт. На пляже пансионата, со стороны дома Мухаммада и Аминат - спускаются полицейские во главе с Полкашом.

Дом Мухаммада-эфенди окружают российские солдаты с автоматами, мелькают давешние лица, знакомые по драке с Киром.

Вдоль берега быстро идёт серый бывший топедный катер – на носу стоит Джеф.

Джеф смотрит в бинокль и видит чёрный катер Мухаммада, уходящий в сторону скал с природным тоннелем.

Полувоенный, серокамуфлированный катер Джефа, с палаткой на палубе, движется в направлении катера Мухаммада. 

Чёрный катер останавливается у входа в туннель.

Катер Джефа приближается к скалам. Пьяный Татуированный в камуфляже лезет в палатку, плотно закрыв за собой все молнии – внутри мелькает синий надувной матрас – синего бархата, какой-то модный, велюровый что ли.

Приносит Джефу винтовку с оптическим прицелом, при этом из кармана на его бедре торчит плоская бутылка дагестанского коньяка.


Из тоннеля выходит лодка с Киром. Приближается к катеру Мухаммадаа. Прижимается к чёрному пластиковому борту. Мокрый Кир забирается на борт катера.

Мухаммад приносит металлическую фляжку в кожаном футляре и протягивает её Киру, который сидит на палубе, выжимая свой льняной, метафизический ; пиджак.

- Амина спит в каюте. Я ей дал бальзам. Выпей, это как лекарство. Силы даёт великие. На травах. 120 местных растений там…

- 127, ага.

Кирилл отпивает глоток. Отец Амины присаживается рядом и тоже отпивает глоток. Продолжает говорить:

- Амине нравится жить в пространстве трагедии. Она во многом играет. Бессонницу можно было давно победить. Это возраст такой.

Кир видит, приближающийся катер Джефа. Вскакивает, бросается в рубку.
Мухаммад встаёт.


Джеф поднимает винтовку и---

---целится в Мухаммада-эфенди.

В перекрёстье оптического прицела – отец Аминатки…

Стреляет и---

---одновременно Кир резко поворачивает ручку переключателя скорости современного мощного катера, мотор ревёт – катер дёргается вперёд.

Отец Амины с поднятой ко рту фляжкой, от рывка катера падает за борт.

И тут, откуда ни возьмись, оранжевый вертолётик с ходу врезается в лоб Джефа (!!)

Он рушится на дощатую, облезлую палубу торпедного катера в обломках оранжевой авиамодели.


Катер отца Аминат, глиссируя, в пене волн уходит на большой скорости в открытое море.

На катере Мухаммада, отца Аминатки: Кир фиксирует рукоятку скоростей и спускается из рубки в каюту.

Каюта
Кир будит Амину. Она открывает глаза:

- А где папа?

Она вскакивает и, не слыша ответа Кира, бросается наверх.

Кир кричит вслед:

- Амина… он на палубе. Что ты?

Чёрный катер разворачивается на большой скорости так, что почти заваливается на бок и мчится обратно, в сторону скал с природным тоннелем.


Останавливается недалеко от входа в тоннель - в конце тоннеля – свет солнца. В паре метров от борта плавает тело отца Аминат - лицом вниз...

В конце природного тоннеля в скалах – садится солнце… Долго

В начале тоннеля у каменной скалы болтается, прибиваемый волной, пластмассовый катер отца, чёрный и почти океанский. Теперь он пусто погромыхивает о каменную стену. На палубе, среди мокрых концов и спасательных жилетов, лежат Амина и Кир.

Глаза Кира закрыты. Рядом пустая бутылка бальзама.


Катер Мухаммада мчится в открытое море.

Кир говорит, стоящей с рядом ним в рубке у штурвала, Амине:

- Когда ты говоришь, когда ты только думаешь о своей бессоннице, ты путаешь время и пространство. Говоря о времени, ты подразумеваешь пространство. Все твои впечатления, накопленные в предыдущей жизни, относятся пока лишь к событиям в пространстве… Время, всего лишь мираж. А место… место мы можем сменить! И посмотрим на них – из другого - места!
Они радостно смеются, обнявшись.

Голос прабабки:

«Не буду верно, писать больше. Да и о чём? Записывать каждый хрип нашей агонии? Так однообразно. Так скучно. Завершаю отрывком из Розанова: «И увидел я вдали смертное ложе. И что умирают победители, как побеждённые, а побеждённые, как победители. И что идёт снег и земля пуста. Тогда и сказал: «Боже, отведи это, Боже, задержи». И победа побледнела в душе моей. Потому что побледнела душа. Потому что, где умирают, там не сражаются. Не побеждают. Не бегут. Но остаются недвижимыми костями, и на них идёт снег»…

Катер идёт в открытом море, под близко струящимся, Млечном пути
 
На плывущих снизу вверх финальных титрах:
Под воду погружается - медленно-медленно, как в кино – Амина в подвенечном платье и туфлях на шпильке, а по подолу свинцовые грузики. Она счастливо улыбается, пуская пузыри изо рта и идёт ко дну. Грузики похожи на бруски золота пробы четыре девятки (999,9)

  F I N
                идея - Даша Павлотос
                сюжет - Дмитрий Ухлин,
                сценарий - Саша Валера Кузнецов


В тексте использованы отрывки из дневника Зинаиды Гиппиус



E-mail: kuznecovsasha@mail.ru
Кузнецов Александр Валерьевич

                " f I L M I R A G E " de Sacha Valera:

СИТУАЦИЯ ТАВ
https://www.youtube.com/watch?v=NomE_0qg38Y

ПРОХОЖИЙ
https://www.youtube.com/watch?v=NomE_0qg38Y
 
МИРАЖ
http://www.old.kastopravda.ru/kino/kuznecov/mirage.htm