Манекен

Вова выпил одну за другой три рюмки водки, выключил телевизор. Он одел то, что всегда одевал, когда хотелось спрятаться от оценивающих взглядов, острых локтей, горластых теток, когда хотелось стать невидимкой,  когда хотелось, чтобы кто-то протянул руку, улыбнулся и сказал: «Пойдем со мной». Вова натянул темно-синюю толстовку с капюшоном, джинсы, куртку, зашнуровал кеды.
Шел снег. Большие хлопья медленно ложились на землю. Вова закурил сигарету. Он шел не слишком быстро. Он никуда не спешил. Сигаретный дым и теплый пар топили на лету неудачливые снежинки. В рюкзаке звенели две бутылки шампанского. Было одиннадцать. Уже запускали петарды.
Внутри пусто и холодно. Предчувствие новогоднего чуда – только детское воспоминание, выдумки маленького мальчика, сидящего на коленях у Деда Мороза с пакетиком сладостей. Вова больше не мог находиться в убогой съемной квартире, украшенной его собственными руками. Неужели еще вчера он хотел этот дурацкий праздник? Сегодня у него вызывали отвращение и блестящая разноцветная мишура, и елка, увешанная темно-красными шарами, даже мандарины на хрустальной тарелке.
В обычные дни Вове нравилось  его одиночество и полная независимость. Он мог делать, что хочет когда угодно, ему не перед кем было отчитываться, почему слишком поздно пришел домой, не было друзей, которые то и дело пытаются вытащить из дома, когда хочется побыть одному. Вова был вполне счастлив, пока не наступали праздники. Он ненавидел праздники за это. Но больше всего за то, что он сам поддавался их влиянию, за то, что ему тоже хотелось быть в этом круговороте подарков,  блестящей мишуры, глупых шуток и пьяных выходок, флирта, случайного секса и неожиданных влюбленностей.
- Здравствуй, мама. Все хорошо. С наступающим тебя. Мне тоже очень жаль, что не получилось приехать. Иду в гости к друзьям. Да, мама, конечно. Буду закусывать. Счастливого Нового Года. Целую. Передавай от меня привет папе.
- Гадство, - ругнулся Вова, почувствовав, что его глаза наполняются слезами. Он засунул телефон в карман джинсов и с силой принялся тереть лицо ладонями, пытаясь стереть с него выражение, выдававшее его слабость.
На фонарях в центре города горели красно-синие звезды. Площадь с огромной елкой и с домиком Деда Мороза и Снегурочки, увешанная по периметру гирляндами, выглядела также, наверное, лет тридцать назад. Вова улыбнулся, представляя, как работники коммунального хозяйства за несколько дней до Нового года день и ночь красят лампочки Ильича гуашью. Настроение улучшилось. Вова шел по центральной улице, мимо сверкающих витрин. В одной  из них сидела Снегурочка. Пошло раздвинув свои пластиковые ноги, она демонстрировала черный корсет, едва прикрытый не застегнутой синей шубой. Синяя шапка на ее голове съехала немного набок. 
«Вот я и нашел друга», - подумал Вова и, сев около витрины на рюкзак, откупорил первую бутылку шампанского. Снегурочка была достаточно отвратительна, чтобы символизировать Новый Год. Она могла бы символизировать все праздники вместе взятые. Вова чокнулся с витриной. Из приоткрытых окон слышался хохот, возбужденные голоса, разгоряченные алкоголем люди танцевали и пели песни. На улице никого не было.
- Один, два, три, - долетело до Вовы, - четыре…
Куранты в телевизорах отбивали приход Нового года. Когда часы пробили двенадцать раз, первая бутылка шампанского была пуста.
Через минут десять улицы наполнились радостным гулом толпы. Со всех сторон слышалось:
- С Новым Годом!
- Счастливого Нового Года!
- С Наступившим!
Вова откупорил вторую бутылку.

Магазин дорогого нижнего белья, на витрине которого сидела пластмассовая Снегурочка, открылся четвертого января. За большим – от пола до потолка – окном стояла продавщица. Стройная, в белой блузке, узкой серой юбке, на невысокий каблуках, она сама походила на манекен. Ее равнодушные глаза вполне могли быть из пластмассы.
Вова вошел в магазин. Продавщица улыбнулась:
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, - ответил Вова.
- Могу я вам чем-нибудь помочь? – руки сложенные около живота расцепилась, приветливо показав ладони.
«Удивительно», - подумал Вова. Глаза у продавщицы тоже улыбались.
- Могу я поговорить с менеджером?
Улыбка сменилась выражением испуга, казалось, девушка пыталась вспомнить, что же она такое натворила, за что на нее можно пожаловаться менеджеру.
- Подождите минутку, - продавщица снова включила улыбку.
От долгого пребывания в одиночестве, Вова стал замечать малейшие изменения в мимике людей. Он заметил, как продавщица, уходя, посмотрела на свою напарницу и едва заметно кивнула на него.
Вот в чем дело. Значит, продавщица подозревала, что он  - Вова с зарплатой в двадцать пять тысяч в месяц -  хочет что-то украсть. Это подозрение и убедило продавщицу в том, что она ни в чем невиновата, это подозрение и стало причиной враждебного презрения, мелькнувшего в глазах продавщицы, когда она вежливо произнесла: «Подождите минуточку».
- Менеджера сейчас нет, - продавщица вернулась с той же улыбкой, - могу я узнать, по какому вопросу вы хотели обратиться к менеджеру?
- Я хотел бы купить манекен, - ответил Вова. Он  устал от фальшивой улыбки продавщицы, от ее длинных правильно построенных предложений. После трех дней наедине с крепкими алкогольными напитками хотелось услышать простое: «Чё хотел?» Сунуть названную сумму кому-нибудь в руку и свалить домой с чертовым манекеном – пить дальше.
- Пройдемте к директору, - пригласила продавщица.
Внутри похолодело. Вове показалось, что он идет по паркетному истертому полу школы в учительскую. Он встряхнул головой, ругая про себя долгие праздники и детские фотографии, которые он смотрел перед Новым Годом. Не помогло. В маленькой каморке без окон, где восседала директор, ощущение только усилилось. За небольшим столом, заваленным бумагами, среди гор упакованного нижнего белья, сидела полная ухоженная женщина лет пятидесяти.
- Что вы хотели? - без лишних предисловий поинтересовалась она, поправив двумя пальцами стариковские очки с толстыми стеклами.
Сесть было некуда. Вова замялся словно девятиклассник, разбивший окно, выдумывая оправдание своему поступку. От волнения он выкручивал себе пальцы, сцепленных за спиной рук.
- Я, - пробормотал он, - в Новый Год… В новогоднюю ночь гулял, шел мимо вашего магазина. Если бы я не засмотрелся на манекен, я бы никогда не встретил девушку. Мы бы не встретились. Продайте мне манекен.
Директор полистала бумаги, разложенные перед ней, найдя нужную цифру, что-то прикинула в уме.
- Семнадцать с половиной.
- Это с одеждой?
- Разумеется.
- Дороговато.
- Молодой человек, здесь вам не базар, - в подтверждении этого женщина поправила свои идеально уложенные волосы.
«Да, - подумал Вова, - за это с виду простое каре и платиновый цвет она, наверно, отдала тыщи три. Какой уж тут базар.»
- Я возьму, - согласился Вова.

Выйдя из магазина с манекеном подмышкой, Вова поймал такси. Пребрежительно он кинул манекен на заднее сидении и сел рядом с водителем. Садиться на переднее сиденье было не в его правилах, но сидеть сзади рядом с манекеном словно живым человеком показалось ему совсем уж нелепым. Все казалось нелепым. Зачем ему вообще понадобился этот манекен? Что за нелепая выдумка о счастливой судьбоносной встрече? Директор – стервозная стареющая тетка – все равно продала ему манекен втридорога.
Водитель усмехался, поглядывая на манекен, наконец, когда полы шубы сползли на пол, открыв задранные раздвинутые ноги и вызывающий корсет, он не выдержал:
- Говорят, резиновые лучше.
- Заткнись, и веди свои обшарпанные «Жигули»,  - осадил его Вова, закурил сигарету, не спросив разрешения у водителя, и швырнул триста рублей на панель, чтобы оскорбленный таксист не высадил его на полдороги. Это было  в три раза больше реальной стоимости поездки, и это подействовало. Водитель промолчал. После унижения перед директором магазина, Вова наконец почувствовал себя лучше.
Приехав на съемную квартиру, Вова посадил манекен на диван, открыл бутылку пива и, чокнувшись об пластиковую щеку, решил, что ни на что не поменяет свое блаженное одиночество.