Что там, на родине? О поэте Николае Брауне

                Валерий САВОСТЬЯНОВ

 Н И К О Л А Й   Б Р А У Н
       (1902 - 1975)
«Ч Т О   Т А М ,   Н А   Р О Д И Н Е ?»


*  *  *

На слух короткая и хрусткая,
Слилась в потоке долгих дней
Моя фамилия нерусская
С душою русскою моей.

А та душа, как есть, до донышка
Напоена цветами трав,
Что в свой венок вплела Алёнушка
Над ручейком среди купав.

А та душа дышала вёснами
Моей приокской стороны,
Омыта грозами и росами,
Повита хмелем тишины.

А та душа ходила межами,
Где шла Иванушкина Русь,
Чтоб там, за вехами, за вежами,
Размыкать дедовскую грусть.

Она припала к слову русскому,
Оглушена, потрясена,
И пьёт его всю жизнь, как музыку,
И всё не выпить ей до дна.

И с той душой, как Русь, певучею,
Врастая в недра бытия,
Как корень с корнем неразлучная,
Срослась фамилия моя.

     В антологическом калейдоскопе стихотворений, созданных поэтами, родившимися на нашей Тульской земле, моё особое внимание всегда привлекали такие, что созданы этими поэтами вне пределов их родной Тульской земли. И среди них — особенно стихотворения, написанные тульскими (тульскими — по факту их рождения) поэтами, по каким-либо причинам вынужденными оставить свою родину. Мне всегда почему-то казалось, что это должно как-то по-особому влиять на их судьбу, а значит и на их творчество. Ибо небезызвестный фактор ностальгии, фактор тоски по родной земле, значительно усиливающий и обнажающий, как мне думается, чувства, должен был непременно сделать их поэзию более пронзительной…
     А с другой стороны, новые края, новые, неизведанные ещё города и веси, дают поэту и новые впечатления, а следовательно, и новые темы для его стихов. Постепенно же в процессе узнавания поэтом этих новых мест, они становятся ему всё ближе и дороже, становятся ему почти родными. Но вот вопрос: становятся ли они ему столь же родными, как его малая родина? Или же этот процесс становления никогда не может предстать перед нами как окончательный и цельный, а предстаёт лишь как некое постоянное стремление к полноте, как бесконечная дробь, с каждым новым знаком стремящаяся к единице — и всё-таки, сколько бы ни было этих новых знаков, единицей она, эта дробь, так и не становится. То есть малая родина и все остальные края, претендующие на то, чтобы тоже стать родиной, тем не менее равновеликими и равноценными быть никогда не могут.
     В поле моего зрения есть четыре таких значительных тульских поэта: Николай Браун, Анатолий Брагин, Владимир Лазарев и Константин Скворцов. И было бы замечательно исследовать в свете всего вышесказанного мною судьбу и творчество каждого из них, находя сходства и различия, пытаясь определить какие-то общие для их многотемного (а для некоторых — и многотомного) творчества законы. Но это, я думаю, под силу только серьёзным литературоведам, пишущим диссертации. Моя же сегодняшняя задача более скромная: попытаться определить, что же дала разлука с малой родиной самому старейшему из этой четвёрки тульскому поэту (практически ровеснику прошлого двадцатого века), волею судьбы ставшему поэтом сначала петроградским, а потом, понятно, ленинградским. И что же она же и отняла у него. И как всё это отразилось на его творческом багаже.

Л Е Н И Н Г Р А Д С К О Е   Н Е Б О

Оно неярко и сурово,
Не блещет южной синевой,
То скрыто пологом свинцовым,
То мелкой пылью дождевой.

Но есть и в нём своя, иная,
Для тонкой кисти красота:
То белой ночи вся сквозная,
Вся дымчатая высота;

То ввысь летящие туманы,
Жемчужные на голубом;
То весь в лучах закат багряный,
Зажёгший облако огнём;

То поздней осени тоскливый,
Уже скупой, прощальный луч;
То в шторм бегущие с залива
Седые гривы буйных туч.

Пусть небо юга блещет где-то —
Я с этим сердце породнил.
Под этим небом столько света,
Под этим небом я любил.

     И ещё мне очень хочется просто напомнить нашим читателям (и особенно нашим тульским читателям!) о поэте Николае Брауне, восстановив хоть чуть-чуть тем самым некую справедливость. Тем более что и раньше, в советское время, его имя довольно редко встречалось на страницах книг и статей, посвящённых поэзии, а уж сегодня-то о нём, как мне кажется, знают лишь единицы, лишь некоторые читатели в основном старшего поколения. А вот молодёжь (даже молодёжь поэтическая), похоже, не помнит его имя совсем.
     А жаль! Николай Браун стоит нашей памяти! Хотя бы потому, что это не только серьёзный поэт и, если судить по его высшим достижениям, поэт, как говорят, настоящий (каких всегда, а уж сегодня и тем более, мало!), но, главное — это наш земляк, сказавший своим творчеством  немало замечательных строк о нашем тульском крае.

*  *  *

Конопляники.  Клевер. Полынь.
Край, что с детства вошёл в моё слово,
Ты меня не забудь, не отринь,
Не суди меня слишком сурово.

Ты, как в детстве, повей надо мной
Той весёлой берёзовой рощей,
Ты дохни мне опушкой лесной,
Где черемуху ветер полощет.

Материнскую ласку верни,
Прошуми на рассвете хлебами,
Родником под горой прозвени,
Затеряйся в хлебах за холмами.

Тихим словом, что шепчет не раз
Материнское сердце в разлуке,
Вспомяни меня в трудный мой час,
Протяни мне родимые руки.

Столько лет от тебя я вдали,
От твоей первородной теплыни!..
Мне бы горсточку тульской земли,
Мне бы веточку тульской полыни!

     А родился поэт Николай Леопольдович Браун в начале 1902 года в Головановских двориках близ села Парахино Белёвского уезда Тульской губернии (ныне Арсеньевский район Тульской области) в семье учителя. И всё его раннее детство до поступления в орловскую гимназию связано с нашей тульской землёй, которую он всю жизнь любил и помнил — как драгоценную землю–родину.

Ч Т О  Т А М ,  Н А   Р О Д И Н Е ?

Что там, на родине, там, где я рос?
Так же ль раскидисты ветви берёз?
Так же ль таинственны звёзды ночей?
Так же ли звонок под горкой ручей?
Так же ль всю ночь до утра, досветла,
Свищут заливисто перепела?
Так же ли жгуча на зорьке роса?
Что там? Какие ещё чудеса?
Так же ли зимы метелицы вьют?
Что там за песни сегодня поют?
Кто там поёт? Как поют без меня
Там, где когда-то, ликуя, звеня,
Падали жаворонки в зеленя?

Что там, на родине вечной весны,
Там, где оставил я детские сны?
Там, где в березовой тишине
Сказки, как гости, сходились ко мне?
Что там, на родине, в тихом краю,
Там, где оставил я душу мою?

     Учился же он в Орле, в городе, связанном с именами многих крупных русских писателей и поэтов. Сам Николай Браун так писал об этом: «Тульская и орловская земля воспитали во мне глубокое чувство поэтического. Это были тургеневские, лесковские, фетовские, бунинские места. На этой земле я с детских лет вслушивался в полновесное, красочное народное слово, слушал народные песни, частушки («страдания»), сказки, видел трудную жизнь дореволюционной деревни с её горестями и радостями».

*  *  *

Кем ты была воспета,
Природа моих краёв?
Цветенье сирени Фета…
Звон бунинских соловьев.
Неугасима, вечна
Их щедрая красота.
А где Утуша и Сеча,
Парахинские места?
Белёвских полей просёлки,
На Чернь уходящий тракт?
Где сёла,
Где новосёлки
В прадедовских именах?

Те имена — как пенье,
Как пёстрый ковёр в лугах.
Здесь проходил Тургенев
В охотничьих сапогах.
Здесь, вслушиваясь, открывал он
Слова заветный клад...
Здесь кладов ещё немало —
Как слитки, они горят,
Играют,
Поют,
Сверкают,
И я их родством храним.
Они меня окликают,
И я припадаю к ним.

     Может быть, с детства писавший стихи, Николай Браун так и остался бы провинциальным поэтом, если бы не переломное время в истории России, если бы не революция. Переломным оно стало и в судьбе самого Николая Брауна. Вместе со своей семьёй романтический юноша в 1919 году из Орла переезжает в Петроград, в самую колыбель этой революции, где, естественно, попадает в гущу литературных страстей, творческих школ, полемик. И здесь же, в Петрограде, его ждёт трудная школа жизни. Приходится работать и санитаром, и пожарным, и грузчиком. В драматическом театре он попробовал себя как актёр, сыграл почти 20 ролей и мог бы продолжить свою артистическую карьеру, но, к счастью, поэтическая тяга оказалась сильнее. Он учится в Ленинградском педагогическом институте (на литературном отделении), работает в студенческих трудовых артелях.
     Его живые творческие ориентиры этого времени — Блок и Тихонов. Кроме того, в его стихах идёт перекличка с Заболоцким, Саяновым, Прокофьевым. Ну а связь же с поэтами-классиками: Пушкиным, Лермонтовым, Некрасовым, Тютчевым — никогда и не прерывалась…
     И очень рано определяется главная тема поэта, тема России, её истории, природы, культуры, её судьбы. Первое значительное стихотворение Брауна, датированное 1923 годом, так и называлось «Россия».

Р О С С И Я

В нОчи, в нОчи, в поля, сквозь огни, в черноту, где гудят
Паровозные топки, где шпалы звенят, где когда-то
По скрипучим теплушкам, по рваным шинелям солдат
Девятнадцатый год выжигал величавую дату.

Там запутанный в травы, от крови заржавленный дым,
Он скитался немало, он слышал земли перекличку,
Он расскажет о том, как над этим кочевьем глухим
Нами брошена в порох задорная рыжая спичка;

Как в изодранных пальцах рвались и хрипели слова:
«Лучше штык иль свинец, чем копить золотые копейки!» —
И была не столицей — походной палаткой Москва
С пятикрылой звездой на татарской своей тюбетейке.

Может быть, он и горек, годов этих яростных яд,
Но столетий острей и чудеснее годы такие.
Оттого и слова мои тусклою медью стучат
Перед звоном твоим, вознесенная дыбом Россия.

Вот я имя твоё как завещанный дар берегу,
И выводит рука над заглохшею в полночь равниной:
«Нет России былой! Есть Россия в свистящем снегу,
Что в просторы вселенной рванулась пылающей льдиной».

      Говоря о писателе, наверное, непременно нужно вспомнить прежде всего о его книгах. Первый сборник стихов Николая Брауна "Мир и мастер" выходит в 1926 году, а затем появляются и другие его сборники, в числе которых наиболее заметные: "Живопись", "Я жгу костёр", "К вершине века".
     С первых дней Великой Отечественной войны Николай Браун служит на Балтийском флоте. А после войны, продолжая упорно работать над книгами, Николай Браун становится одним из известных в стране ленинградских поэтов, которых всегда отличала особая, так называемая "ленинградская школа" стиха. Переводит с украинского, белорусского и других языков.
     Нельзя не отметить и его достижения в общественной жизни, в руководстве писательской организацией: он был членом Правления ленинградского Отделения Союза писателей, членом редколлегии журнала "Звезда".
     Многие исследователи творчества Николая Брауна отмечают тематическое разнообразие его произведений, и я тут, прочитав, как говорится, от корки до корки его книгу избранных стихотворений, должен согласиться с ними. Да, конечно, Николай Браун как поэт разнообразен, и мастерство его проявляется в совершенно разных стихах. Его можно любить за такие же, как «Россия», патриотические стихи, и за стихи «Друзьям», «Передышка», «Я люблю дары отдаривать…», и за «Оду блокадному хлебу», за поэму «Молодость», за цикл «Военная весна»...
     Но сердцу моему всё-таки ближе и родней стихи его, навеянные, как мне кажется, всё той же памятью о благословенной и незабываемой земле детства и юности: «Подорожник», «В глубине ночного сада…», «Осенний лист упал на колею…», «Дремлют лодки в кустах на причале…»,  «Слышу ль я, иль это мне мерещится…». Если бы я мог, я бы процитировал здесь каждое из них — они этого стоят!
     И, уж тем более, процитировал бы эти, несомненно «тульские»: «Говор мой», «Слова России», «Гармошки тульские», «Жалейка», «Подарок» (посвящено недавно почившему орловскому поэту Ивану Александрову), «Баранчики», «Певцы», «Никакой не надо славы…», «Есть тот предел…».
     Непременно бы прочитал вам стихи, посвящённые Ярославу Смелякову, поэту, которого можно считать из-за лагерных зигзагов его судьбы тоже отчасти тульским. Жаль, как жаль, что нет здесь, в ограниченном объёме журнальной статьи, такой возможности! Но поэт Николай Браун — есть! Так не поленитесь же — прочитайте его!..
     И в заключении. Вот что написал один из исследователей его творчества Герман Филиппов в своей вступительной статье к сборнику избранных стихотворений Николая Брауна «К вершине века»:

     «Личная судьба Николая Брауна непосредственно связана с полувековой жизнью нашей поэзии.
     Он видел Блока, слышал его голос в Большом драматическом театре Петрограда апрельским вечером 1921 года.
     Будучи студентом педагогического института, вместе с Заболоцким создавал машинописный журнал «Мысль».
     Выносил тело Есенина хмурым декабрьским утром из гостиницы «Англетер».
     Беседовал с Маяковским на выставке «Двадцать лет работы».
     Долгие годы дружил с А. Прокофьевым и П. Антокольским.
     Разные воздействия сказались в его творчестве.
     Но если сейчас мы прочитаем Брауна заново — не в строгой хронологической последовательности, а по книгам, которые он сам составлял, станет ясно: творческая судьба его индивидуальна. В ней по-своему отразилась наша эпоха, или, как сказал сам поэт, «жизни бег неудержимый»».

     Итак, дорогие мои, надеюсь, неслучайные читатели, вот и прозвучало главное определение: «творческая судьба его индивидуальна». А творческая индивидуальность — это основа успеха любого поэта. И ещё, как мне кажется, бесконечная благодарная любовь к родной земле, подарившей поэту не только такую вот столь необходимую ему индивидуальность, но и само счастье долгой и плодотворной творческой  жизни. И без этого постоянного полнокровного ощущения родной земли и сам поэт и, главное, Слово его — остаются  всегда и везде «словом-сиротой».

*  *  *
Далека, далека
От Невы моя Ока,
Ширь приокская моя,
Где на свет родился я,
Речка Снежедь, где луга
Окаймляют берега.

Далеки, далеки
Тех овражков родники,
Где студёная, как лёд,
Ключевая сила бьёт,
Где березовый корец,
Где в скворечнице скворец.

И далёк, ой, далёк
Под Белёвом изволок,
Где в хлебах досветла
Будят ночь перепела,
Где зарёй поёт коса,
Где кусачая роса.

Широка Нева-река,
Далека моя Ока.
Скоро ль к ней я соберусь?
И, тая на сердце грусть,
От моста и до моста
Ходит слово-сирота.

                Валерий Савостьянов,
                поэт, член Союза писателей России
                (альманах "День тульской поэзии - 2011")