1984 г. Приносить и распивать по-Андроповски

1984 г. «Приносить и распивать…» по-Андроповски

Юрий Владимирович Андропов решил навести порядок в стране во всех аспектах, не останавливаясь только на борьбе с тунеядством и саботажем. Его, ограниченное Уставом КПСС, сознание, рисовало идеальную картину – улица для того, чтобы ходить на работу и с работы, а не шляться туда-сюда от скуки, кровать для того, чтобы спать, а не удовлетворять плотские потребности, а пивная – для того, чтобы пить пиво.

Вот про это и расскажу поподробнее. Как это было в той, давно, и Слава Богу, канувшей в Лете стране.

Итак, весною, пригрело солнышко и нам, с моим руководителем и закадычным другом, Сергеем Ивановичем Павловым, вдруг резко захотелось попить пивка. Просто так – выпить пива, без повода, без шашлыков, без обеда. Чисто пиво и все.

Чтоб не далеко ехать мы решили посетить пивной зал у Белорусского вокзала, там где ныне построили бизнес-центр «Белая площадь». В то время в городе появилось много, так называемых пивных залов, а точнее – легких стоячих поилок (с крышей), где наливали пиво из автоматов, поскольку после позорно провалившейся Олимпиады-80, осталось множество невостребованных кафе. Они были разбросаны по всему городу, хотя, как говорили люди в погонах, ими прикрывали бомбоубежища, которых в Москве было видимо-невидимо, хотя бы потому, что в них всегда была вода и канализация, что значительно удешевляло строительство кафе. Некоторые из этих кафе так и не были достроены, но большинство  – полностью готовы к эксплуатации, но все равно не действовали, поскольку на Олимпиаду никто не приехал. Часть из них, сразу же по окончании Олимпиады и отмены Чрезвычайного Режима, стали активно расхищаться и интенсивно разваливаться, служа памятниками Глупости Советского Строя. А некоторые были переделаны – кто в стоянки автомобилей, а большинство в пивные.

Я помню еще такие пивные на платформе Окружная – сейчас там офисы по продаже автомобилей, у метро Сокол за бывшим магазином «Кинолюбитель» – нынче там огромный многоэтажный барак из красного кирпича и еще где-то, но я позабыл.

Пивная представляла собой навес, выполненной из очень сложной, ажурной металлоконструкции с пластиковой кровлей, по периметру обнесенный легким непрозрачным забором, высотою метра два, который скрывал от посторонних глаз все, что творилось внутри. Видимо городские власти хотели тем самым сказать: «глаза бы наши вас не видели, пьяные рожи».

Но потом такой забор стал делаться пониже, так, чтобы можно было видеть лица пьющих. Поговаривали, что это было для того, чтобы проезжающая или проходящая милиция могла видеть пивную и пресекать хулиганства и преступления, а попросту – обыкновенный мордобой.

Вход в пивную представлял собою «захаб», если кто знает, что это такое – проход, изогнутый под прямым углом. В конце этого «захаба» помещалось окошечко кассы, где разменивали деньги на заветные 20 копеечные жетончики, каждый из которых позволял выпить кружку пива. В стародавние (для нас тогда) времена – в начале 1970 годов, когда мы пили пиво только у старших собратьев, если они нам наливали, на 20 копеек наполнялась почти полная кружка (440 грамм). Потом, в соответствии с тем, как загибался СССР, количество пива, наливаемое за 20 копеек, неуклонно снижалось. И после Брежнева составило 335 грамм. Все старались сразу наменять как можно больше монеток, чтобы не подходить по второму разу, поскольку пришлось бы снова отстоять очередь. Да-да, «СССР – страна очередей» и даже за кружкой пива приходилось выстаивать длиннющую очередь. На эту тему мой рассказ «Смерть в пивной».

Войдя в пивную, пол у которой был земляной, мы стали рыскать между столами в поисках свободной кружки. На кружки был жуткий дефицит! Многие, чтобы не стоять в очереди к автомату, брали по три-четыре кружки, наполняли их и пили поочередно. Иногда возле таких многопьющих выстраивалось подобие очереди за освободившейся кружкой.

Некоторые, большие позеры, приходили с собственными кружками, но тогда такая кружка должна была разительно отличаться от тех, что принадлежали пивной. Иначе охранники у входа у тебя ее отберут. Мыть кружки приходилось самим.

Столы были очень хлипкие и представляли лист ДСП, положенную на шаткое металлическое основание. Столы были загажены объедками селедки и воблы, приклеившимися к разлитому пиву, засыпаны солью и кусочками сухой картошки. На многих столах и на полу валялись газетные кульки из-под принесенных продуктов. Грязь была неимоверная! И только то, что мы тогда просто не представляли, как можно жить по другому, заставляло нас пользоваться подобными заведениями.

Наконец на каком-то заплеванном столе (видимо кто-то грыз семечки с пивом и плевал вокруг) я нашел свободную кружку и кинулся ее мыть. Чтобы не заразиться какой-нибудь позорной болезнью, я носил с собой в мыльнице кусочек мыла,– вдруг придется в туалете вымыть руки или помыть пивную кружку. Часто, чтобы не вызывать насмешек, типа, «интеллигент», я засовывал обмылок просто в пустую сигаретную пачку.

Отстояв очередь к автомату, налили себе по кружке и стали блаженно потягивать кисловатый напиток по своему внешнему виду и вкусовым данным больше напоминающий мочу. Но, повторяю, мы не могли себе представить, что в кафе может быть чисто, что столы могут быть убранными, что пиво может быть вкусным и не обращали на грязь внимания. Опрятно могло быть только в кино, но, если фильм был советский, мы говорили: «врут», а если импортный: «так это заграница»! И приспокойненько копошились в «родной грязи».

Кругом шумело и гомонило пьяное общество. Производимый им шум напоминал звук включенного вентилятора. То там то здесь раздавались выкрики, хохот, угрозы, крики. Простолюдины «отдыхали».

Рядом с нами как-то косенько пристроился молодой парень, судя по рукам – типичный рабочий, который к пивку подливал из бутылки какую-то жидкость – уж точно не водку, поскольку она была мутновата, а горлышко бутылки было явно не водочным. Делал он это как-то, я бы сказал, скромно, стыдливо, стараясь, чтобы даже мы – его ближайшие соседи не заметили ничего.

А за другим столом, троица откровенно пила ерша, доливая в пиво водку из бутылки, которую они прятали в газетном кулечке, вместе с сушеной рыбой. Эти почти открыто разливали водку в кружки.

Распивать водку, портвейн и ерша в пивных запрещалось. Но, до Андропова, на это смотрели сквозь пальцы – только изредка выходил «хозяин» пивной и особо упившихся вышвыривал вон, не потому, что был против «ерша», а потому, что боялся обблевания и лишней уборки. При Андропове появились сексоты[1], которые вроде как пили пиво, а сами внимательно приглядывались к посетителям, вызывая милицию, как только замечали употребление водки.

Мы уже выпили почти полкружки, как в светлом секторе пивной (туда светило веселое апрельское солнце) появился наряд милиции. Их было всего пятеро и собака. Нас – около сотни! И мы все испугались. Это было хорошо заметно – в пивной будто бы выключили вентилятор – шум стих, люди перестали пить и (кто был в состоянии) устремили взгляды на вошедших. Солнце светило им в спины, поэтому выражения лиц разглядеть было невозможно. Помню я еще подумал, что это очень символично – люди без лиц, обезличенная сила подавления. Каждый ждал и каждый боялся – вдруг арестуют, нагрузят и пойдешь – до дома, до хаты. Коли побьют – так это счастье – люди скажут «легко отделался». Синяки проходят быстро, по сравнению со сроком.

Парень пьющий рядом с нами побледнел и задергался. Сразу было видно, что он фраер – не умел держаться перед «начальниками». Я просипел ему «стой спокойно – по-моему это не за нами». Еще я добавил, что если он упадет от страха, то уж точно попадет в отделение. Но создавалось впечатление, что менты направлялись прямо к нам. Я-то видел, что компания на другом столе распивала водку, а парень – нет и думал, что заберут сейчас его. Отчего он бледнел все больше и больше и все шире и шире раскрывал свои достаточно круглые глаза.

Как я и думал – наряд подошел к соседнему столу. Мент схватил одного из троицы за воротник и вытащил из-за стола. Другой прихватил кулек и вытащил оттуда недопитую бутылку водки. «Водка» – произнес он, голосом не сулящим ничего хорошего. Никто из троих от страха не вымолвил ни слова. «Пойдем» – сказал мент и вмазал вытащенному из-за стола по спине так, что тот пролетел вперед по проходу метра три. Его два собутыльника попытались тихонечко отползти от места преступления, но мент сказал им: «за мной» и они понуро потащились за ним.

Интересно то, что во время этого «задержания» несколько человек кинулись к выходу и скрылись в «захабе». Но им не повезло, поскольку в зале было тихо, я отчетливо услышал милицейский возглас: «а вы куда бежите?» Значит их арестовали. Полная глупость – от ментов не убежишь – недаром говорят, что «волка ноги кормят», их можно только обмануть, поскольку ум у них невелик.

Казалось бы опасность миновала и нашему соседу можно было бы вздохнуть спокойно, как вдруг милицейская собака повернулась и направилась по прямой к нам. Она прошла под столиками и ее морда оказалась около ног Сергея Ивановича. Понюхав воздух, она кратко гавкнула два раза. Парень, видимо, собрал остатки своей смелости и не трепыхался. А собака гавкала почему-то на нас.

Мент чертыхнулся, подошел к нам, приказал поднять руки вверх и обыскал наши карманы, но поскольку водки в них не было, повернулся прочь со словами «видимо здесь раньше пили», схватил собаку за поводок и потащил прочь. Противная собака, уходя, пару раз оглянулась на нас, как бы говоря – ничего, мы еще встретимся.

Как исчез парень, пивший водку, я не заметил. Сергею Ивановичу показалось, что собака хочет ему яйца откусить. А я сказал, что мне как-то пить расхотелось и пойдем-ка, Серега, на воздух. Подышим свободой и весной!


[1] Секретные сотрудники