Осколки, или Внешняя угроза

1. Идея

    Нора бездумно смотрела из окна кухни на улицу. Отгоняла мысли, честно хотела насладиться свежей после июльского ливня зеленью. Старый дом был окружён берёзами, и как же хорошо, что пятнадцать лет назад она вместе с соседями не дала загадить двор тополями. Вполне хватало и тех трёх, что росли через дорогу. Сколько раз на младшего жаловались из-за того, что он поджигал пушистые островки на асфальте. А старшая по сию пору страдает от аллергии на тополиный пух: глаза красные, дыхание тяжёлое и насморк – мало приятного.
     Нора поморщилась. Вот не хотела же, а! Думать о детях не хотела. Но мысли толклись в голове, как в прихожей, пришлось запустить их в сердце. Женщины часто думают сердцем, оттого и нелогичны в поступках. А уж ей до логики, как до луны. Даже пытаться не стоит понять, из какого далёка пришла идея помириться именно т а к. Последние три месяца вымотали всех. Сын похудел, дочь грозилась снять квартиру, муж приходил с работы поздно и утыкался в телевизор. Пора было ставить точку в затянувшейся войне.
     Вечером, когда каждый со своей порцией ужина ретировался из кухни, Нора с сожалением посмотрела на открытый посудный шкаф, тихо, старясь не греметь, вынула несколько глубоких тарелок, пару секунд помедлила и – одну за другой грохнула об пол. Пока враждующие стороны соображали, что это и где, осторожно, стараясь не пораниться, улеглась на осколки.
     Как она и предполагала, первым прибежал Данька. С воплем «мам, ты чего?!» бросился к ней. Следом, на ходу жуя сосиску, скорее, с любопытством, чем с тревогой, заглянула Лина. Удивлённо подняла брови, проглотила кусок и замахала рукой у горла, словно помогая еде пройти дальше. Сквозь полуприкрытые веки Нора наблюдала за реакцией близких. Борис вошёл последним, недовольное выражение лица мгновенно сменилось на озабоченное. Он скомандовал: «Нук, отойди»,– и, отстранив сына, легко поднял её с пола. Прижал к себе. Нора обомлела. Неужели в нём сохранились какие-то чувства?! Ну надо же. И что она раньше не додумалась до такого театра?..
     Очень бережно Борис уложил её на диван. Нора открыла глаза.
     – Устала я,– произнесла виновато, на самом деле испытывая угрызения совести. – Давление. И… поговорить бы. А?..
     – Там осколки, я щас,– дёрнулась было Лина, но отец остановил её взглядом.
     – Я тут подумала... – думать было некогда, поэтому Нора сказала первое, что пришло в голову: – Может, в поход сходим? – Увидев три удивлённых лица, добавила: – Или просто на природу. С палаткой. Давно ведь не были.
     – Замечательно! – как петарда, взорвался муж. И Нора сникла: показалось ей, что прижал, когда нёс, уронить боялся, тяжела для него стала. – Мне за свой счёт брать? А потом вкалывать в три смены, чтоб с голоду не передохли?
     – Всё, ничего не надо,– холодно ответила, поднимаясь с дивана. – Сидим дома, продолжаем дуться.
     Но неожиданно поддержал сын:
     – Па, да хорошая идея! Я и так все каникулы прощёлкал. Спиннинги возьмём, шашлыки. Костёр, река, швобода! А они с Линкой… – замялся,– сами там… сообразят.
     – Делайте, что хотите! – психанул Борис и, злой, скрылся на балконе.
     Лина хотела что-то сказать, но лишь одарила Даньку взглядом и ушла на кухню («Золушка, блин»,– послышалось Норе) подметать осколки.

2. День первый. Озеро

       Места выбрали незнакомые, безлюдные. Данила полдня выискивал маршруты в интернете. Нашёл такое захолустье – как с другой планеты. Четыре часа колесили по лесам и просёлкам, пока не выехали к небольшому чистому озерку.
      – Ну надо же,– не сдержала восклицания Нора, когда Борис остановил машину под толстенным деревом и дал команду распаковываться. – А на карте всего и есть-то – точка голубая. Красотища, да? А это дуб, что ли? Иди ко мне! – она притянула к себе дочь, благодарно глянула на мужа.
       Борис вытаскивал из багажника спиннинги, палатку, рюкзаки. Данила стянул с себя футболку, снял шорты и побежал с пригорка вниз.
      – О, па! Самое то! – крикнул, зайдя в воду. – Я ща!
      – А палатку на меня кинул? – буркнул под нос Борис. И повторил уже громче: – Трехомундию эту я один разбирать буду?
      – Да я пять сек! – отозвался Данила и нырнул.
      – Дочка, сходи и ты,– несколько виновато произнесла Нора, расстилая на траве покрывало.
      – Успокойся уже, а? – Лина залезла в машину, взяла с заднего сиденья бутылку минералки, потрясла, но пить не стала. – За неделю одурею купаться. Я не понимаю, чем вам помешал ноут?! У этих рыбалка, у тебя книги, а я комаров считать буду?
      – Считают обычно ворон,– начал раздражаться Борис. Ему тоже не по душе была идея примирения на свежем воздухе. После всех скандалов если чего и хотелось, так это побыть одному. Но семья почти развалилась, точнее – раскололась, и соединиться хоть на время, перед тем, как совсем разойтись, попробовать стоило. Просто невероятно, насколько внешнее может повлиять на внутреннее. Они, прежде никогда даже не ругавшиеся, как следует, после мартовских выборов с яростью отстаивали каждый «свою» партию. Сначала смехом, а затем всё более распаляясь, пока не пришли к тому, что есть – все четверо оказались по разные стороны. Сын собирал документы в ЕдРо, зубрил устав; дочь зачитывалась блогом Прохорова и только что не молилась на него. Норе нравились речи Жириновского. «А скорее – он сам!» – вскипал Борис. И после очередной разборки припечатывал: «А то коммунисты им плохие были! Жрите теперь свободу вашу».
       – Мать твою. Данька! – разозлился он, едва вспомнив больную тему. – Ты помогать думаешь или мне медвепутам позвонить?!
       Нора чутко стояла на страже покоя и в ответ на вопросительный возглас сына махнула ему рукой: «Вылазь!»
       Когда брат выходил из воды, Лина не удержалась и выбралась из машины, чтобы сделать несколько снимков. Озеро было почти правильной круглой формы, густая зелень на противоположном берегу росла, казалось, прямо от кромки и мелькала отражением на бликующей воде.
       – Не хочешь окунуться? – снова спросила Нора, отложив книжку.
       Лина почувствовала напряжение в её голосе и, удержав готовую вырваться грубость, присела на корточки рядом:
       – Нет, мам, позже. Смотри, как красиво!
       – И правда! Вода как серебром полита. О, а мы не одни, оказывается. Это вон кто там? – Нора ткнула пальцем в экран цифровика.
       Лина увеличила кадр. В лесу среди деревьев едва угадывались силуэты трёх человек. Мать и дочь одновременно посмотрели на противоположную сторону озера, но разглядеть ничего не смогли.
       – Ой, да и ладно,– отмахнулась Лина. – Они там, мы здесь. Какая разница. Пойду в лес, может, ягод каких найду.
       – Аккуратней там.
       – Угу. Фотоаппарат убери, а то сядет кто-нить. И спину прикрой, я мазать не буду.
       Нора кивнула и придвинула к себе ужастик Кинга.
       Не читалось. В книжку она уткнулась, чтобы не отвлекал никто. А на самом деле – думала. О семье, конечно, о чём ещё. Начала с того, что забуксовала – о «чём» или о «ком» она думает? Семья – это же люди, значит, о «ком». Но почему в мыслях ей всегда хотелось обездушить название? «Ячейка общества» в этом виновата или то, что живого за её семьёй нет давно? Все взрослые, но вынуждены жить вместе. А интересы у каждого свои, и часто непересекающиеся. Про политику всерьёз никогда не говорили, привычно ругали у телевизора страну, тандем, чинуш-воров, независимо от того, кто был у власти. Блага народу не доставались никогда, но оказалось, что каждый надеется получить их, если на трон посадит своего царя. «Лучше карманного!» – только это и сказала она тогда дочке, а та как взовьётся. «Это ваш,– закричала,– карманный! Что один, что другой! Один оттягивает свой, чтоб ему всыпали, второй – чужой, чтоб самому забрать. Вот Прохоров – молодца! Молодой, красивый, с деньгами, ему по карманам не надо лазить, потому что в собственном полно».
       И вот надо было этот разговор начать, когда Даниил был дома? Его только дёрни. Завёлся сразу. А уж когда, слово за слово, разошедшаяся Лина назвала его педросом, сын буквально озверел. Собственно, Нора и втянулась в разборки из-за того, что решила материнской волей разрубить гордиев узел. Но не вышло, переоценила свои силы и недооценила – выросших детей.
       – О чём думаешь? Можешь в палатку зайти, мы там всё устроили.
       Сын растянулся рядом, Нора закрыла книгу.
       – А сколько время? Лина пришла? Боря, ты её видел? Ну что?! Хватит уже, надоело!
       Борис хмуро посмотрел, быстро разделся и, ничего не ответив, пошёл к озеру.
       – Сына, позвони сестре, где она там?
       – Мам, позвони сама. Все сотовые в твоей сумке, сумка в машине.
       Нора поднялась и с лёгким беспокойством переспросила:
       – Как понять, в моей сумке? Почему? И Линкин тоже?
       – Не знаю. С кресел всё гребли в кучу. Можно я уже молча позагораю?
       Нора почему-то не пошла, а побежала к машине. Взяла с переднего сиденья сумку, торопливо раскрыла. Телефоны лежали горкой. Все четыре. Ё-оолки…
       – Лина! – растерянно повернулась в сторону леса. – Ли-иии-на-ааа!
       – Оспади, ну чего ты орёшь?! – донеслось из-за деревьев тут же. – Здесь я уже сто лет,– добавила Лина, подходя ближе. – Там такая тишь, жуть просто. – Она села на покрывало рядом с Данькой. – Даже птиц не слышно. Слышь, мелкий, лес, говорю, заколдованный! Не хочешь пробзд… ой, да отстань ты, со своими мослами! Мам, скажи ему! Мааам!
       Нора смотрела, как в шутку борются её большие-маленькие дети, и не понимала, почему так учащённо бьётся сердце.

3. Нора

      Она вообще последнее время многого в себе не понимала. Совсем незаметно поменялись интересы: то, что было неприятно в прошлом, начало привлекать, а порой и затягивать. Так произошло с политикой и верой. Первое бодрило, вызывало азарт, взращивало чувство собственной значимости. Встреча с Жириновским на митинге, его раскрепощённость, харизма, яростная убеждённость в непогрешимости проводимых идей произвели на Нору такое огромное впечатление, что она действительно потеряла голову из-за лидера прежде не интересной ей партии. Муж интуитивно чувствовал это, но ничего, кроме раздражающей ревности, предложить не мог.
      Второе создавало незримый тыл – из святых старцев, богородицы и двух богов, которые едины. Не вникая в подробности православия, Нора накупила красивых блестящих икон и украсила ими поднадоевшую «стенку». Желание постоять перед ними, молча или о чём-нибудь прося, скоро превратилось в привычку. Просила обычно банальное – здоровья детям, себе, маме. Немного погодя спохватывалась и добавляла «Боре-мужу, тоже, конечно. И… и… Владимиру. Вольфовичу. Пожалуйста».
      Давно забытое состояние влюблённости накрыло её в самый неподходящий момент: дочь рассталась с парнем, сын решил бросить мединститут после первого курса и сходить в армию. Так и сказал: «Сходить в армию, что ли? Хоть мужиком стану». Пришлось проникнуться переживаниями старшей и наставить на путь истинный младшего. Муж работал тяжело и в дела семейные не лез. Что обычно Нору устраивало. Но в начале мая, когда осточертевшая дача снова повисла знаком вопроса: «Кто? Поедет? И будет копать?!» – Нора на волне неожиданной влюблённости махнула на всё рукой и отказалась от дел.
      Как ни крути, а в их доме всегда был матриархат. По поговорке: «Муж – голова, жена – шея. Куда шея повернётся, туда голова и посмотрит». Голова посмотрела на сына, сын недовольно промолчал, но вечером отыгрался на сестре за «педроса». Так в солнечный день весны и труда Нора Осколкина, сама того не желая, внесла нервозность и раздор в свою семью.
      А дача осталась не вскопанной.

4. Борис

       Борис никак не мог отрешиться от мыслей о плохом. Вода его всегда успокаивала, но не в этот раз. Он нашёл удобное место для рыбалки, несколько раз забросил спиннинг, но клёва не было, и это лишь усиливало досаду. Он не видел смысла в своём пребывании здесь. Думал о работе, о приятелях, о том, что неделя за свой счёт влетит в копеечку, а толку от этой семейной вылазки будет чуть. В голове неотвязно свербила мысль: «Седина в бороду, бес в ребро». Странное дело – он ревновал эту дуру, но уже давно ничего к ней не испытывал. Она отучила его заглядываться на красивых женщин, а сама ходила по дому в драном халате. Неужели так уверена, что он никуда не денется? Что она, перезрелая ягода непонятного сорта, ещё может сойти за клубничку? Нет. Нет и нет! Пусть беса в его рёбрах не заметно, но седины достаточно, чтобы проявить характер. Борис смотал леску и бросил спиннинг на траву. Чувства ушли, и надо найти смелость уйти вслед за ними. До ноября можно пожить на даче: печка есть, свет проведён, воды – хоть упейся. Жрачку купить не проблема. На работу будет ездить на машине. А они перекантуются на своих двоих. А то нашли извозчика, всех по утрам развозить, как будто так и надо. Ни спасибо, ни пожалуйста, только «пока», впопыхах брошенное.
       «Ч-чёрт»,– в досаде на себя и всё более зреющее раздражение Борис сплюнул и нагнулся собрать снасти. Рыбачить определённо расхотелось. Раз приехали расставлять точки над «ё», значит, пришла пора их расставить.
       Шорох в кустах – и перед лицом распрямившегося Бориса появились двое. Средних лет, загорелые, явно не расположенные к разговору, они внимательно и недобро смотрели на него.
      – Водичка хороша, но клёва нет,– сказал Борис, чтобы сгладить возникшую неловкость.
      – Надолго тут? – хмуро поинтересовался тот, что повыше.
      Он был одет в камуфляжные, будто заляпанные грязью, штаны и серую глухую футболку. Но Борис невольно перевёл взгляд на задубевшую от крови, бывшую когда-то светлой рубашку второго. В расстёгнутом вырезе на волосатой груди поблёскивала золотая цепь в полпальца толщиной, на поясе истёртых джинсов висел сложенный нож.
      Сам не понимая почему, Борис не мог оторвать взгляда от этого ножа, от синей резной рукоятки, от грязных пятен на ней, делавших узор отчётливым и резким. В шее начало пульсировать, рот пересох.(«Лина…»)
     – До веч… – не узнал своего голоса. («Даня…»). – Если мешаю, могу и… – сделал движение в сторону. Наткнулся на ветку, с удивлением посмотрел вниз – что за...
     – …что, мужики?!.
     Хмурый, глядя в глаза, вытянул из его живота нож и спокойно воткнул ещё раз – под рёбра. Надавил. Борис не успел подумать: «Нора…» – но увидел её совершенно белое лицо в почерневших кустах напротив. Изумлённо осознал обесцвеченный мир и упал, едва нож вышел из тела.



дальше...

     Нора попятилась не дыша. Инстинктивно придержала смыкающиеся ветки кустарника. Секунду постояла, пытаясь осознать увиденное.




в процессе