Ваша L

«Интересно, откуда берутся вампиры?» Блокбастер, судя по всему, ответа не давал.
А мне не интересно. Я знаю.
Но не расскажешь ведь всего девчонке с косами-змеями вразлет, зацепившейся взглядом за готский постер. Рядом шелестели золотистые осенние вихри.
Впрочем, почему бы и нет? Эй! Если ты помнишь меня – ту, что так пристально на тебя смотрела, ты еще передернула плечами и обернулась, - прочитай это. Ладно?
****
Мы переехали по своей воле, и все-таки не по своей. Квартира нам досталась неожиданно – завещала неведомая родственница. Три захламленные комнаты окнами на оживленную улицу и широчайший балкон, - не балкон, а целая терраса, увитая виноградом, узловатые стволы которого цепко держались за кованые витые стебли, коими был украшена терраса.
   Сквозь виноградные грозди просачивался мягкий зеленоватый свет, впереди лужайка, за ней – обычная магистраль мегаполиса, шум от нее становился приятным, пройдя сквозь зеленый фильтр. Родителей не остановил второй этаж, решили  – будем жить здесь. А нашу прежнюю, теплую и уютную квартирку, сдали.
   Новое жилище оказалось с характером. В комнатах громоздилась старая мебель, между нею топорщились горы никому не нужных бумаг, в углах, под трухлявыми газетами, тихо дожидались своего часа книги. Уборку мы начали ретиво, с огоньком, - так нас всех манила терраса. Но поминутно в двери звонили, нам приходилось наскоро отряхивать уже самих себя и знакомиться с очередным соседом. Соседей оказалось много, даже слишком много, и все они бросались помогать, а заканчивалось все задушевными беседами и чаем до полуночи. 
   На третий день чай иссяк и я пошла в магазин, поминутно удивляясь, что люди здесь почему-то все меня знают и до странности любезны. Приходилось отвечать, знакомиться, перебрасываться парой фраз о погоде. Было уютно и слегка нереально.
Чая я купила много.
А дома – в новом доме – родители не прекращали борьбу с хламом. Но он никуда не девался, вызывая почти мистический ужас: неделя на исходе, а мы как будто только что въехали.
К обеду мама распаковала небольшой телевизор, застелила старую тахту старым же покрывалом и, заявив, что надо сделать паузу, включила его. Рядом, прихватив так услужливо оказавшуюся под рукой подушку-думку, прилег отец. По экрану замелькали цветные пятна. Только в этот миг я почувствовала, как устала. И что мне не нравится эта квартира. И что я хочу домой.
Прихватив неведомо как и кем извлеченный из моего рюкзака нетбук, я ушла в другую комнату. Это была просторная запыленная гостиная. В центре стоял круглый стол, заваленный кусками обоев, по стенам громоздилась мебель светлого дерева, в углу блестела старинная радиола. Со стен свисали клочья шпалер, и сквозь большое окно пыльную завесу в комнате победно пробивало солнце. Я пристроилась на табурете, включила нетбук и тут же захлопнула его, - мой любимый гаджет, мое альтер эго, не вписывался в комнату, был ей чужд. Впервые за все время, что мы провели в квартире, я четко сознала, - мы здесь чужие.
Монитор погас. Я прошлась по комнате. Она мне нравилась, если бы не листы обоев. «Здесь я и буду жить» - проговорила я вслух и, отвернув один из обойных кусков, увидела дверь. Обычную, ничем не примечательную. Кладовка?
Я толкнула дверь и попала в тесную комнатку с одним окошком. Продавленный диван,  старый телевизор, кресло, тумба и швейная машинка Зингер с ножным приводом. Остро пахло валерьяной и спиртом. В отличие от гостиной, в этой комнатке свет был сумрачным, поэтому я не сразу увидела пожилую женщину, которая сидела в кресле и смотрела в окошко.
- Простите…  – растерялась я. Очевидно, это была хозяйка квартиры. Которая умерла. Умерла ли? А что, если разыграла нас?
- Прощу. – скрипуче отозвалась она. – Садись.
Я не села – упала в кресло. Женщина потянулась к пузырьку, накапала капель в стакан с водой, отчего в комнатке разлился остро-пьянящий аромат сирени, одним духом осушила его и обернулась ко мне. Бледное лицо, длинный нос и острый взгляд водянистых голубых глаз. 
- Ко мне никто не заходил. Давно. Очень давно. Принесешь мне чаю?
Я пошла на кухню, заварила чай и вернулась, понимая только одно – нам надо съезжать отсюда, съезжать немедленно. Вырваться бы из этой жуткой комнаты!!!
- Хороший чай. Сто лет не пила такого чая. – бесцветно отозвалась женщина. – Спасибо.
- Я могу идти?
- Нет. – женщина запахнула свой синий, в мелких розочках, халат, и отшвырнула грязную салфетку. Комната преобразилась: исчезла пыль, засияло окошко, позолотило мебель и теплые покрывала, и плед в кресле, и маленькую этажерку с книжками. Изменилась и сама женщина: серебристые волосы свились в аккуратный узел на затылке, мятый халат разгладился, заблестел шелковыми китайскими драконами.
- У тебя такая штучка есть, как книга с экраном. Вот бы мне такую!
Я безропотно отдала нетбук. Она осторожно положила его на диван рядом с собой. У меня заболело в груди, - будто часть себя оторвала с мясом. Женщина коротко, зло хохотнула:
- Жалко, да?
- Да.
-То-то же.
- Вы хозяйка квартиры?
- Да. – женщина сцепила руки, потянулась ко мне. – Я хозяйка квартиры. Запомни, хозяева квартир быстро не уходят. Все-таки жизнь здесь прожили.
- Поэтому у нас уборка не получается.
Женщина откинулась на спинку дивана, пристально посмотрела на меня и, коротко вздохнув, проговорила:
- Я скоро уйду.
Я встала, шагнула к двери, оглянулась. Комнату вновь заволакивала серая муть.
- Я буду приносить вам чай, - и шагнула за порог. За спиной хлопнуло, как выстрел.
………………………………………………………………………………………
До вечера мы закончили убирать и обустраиваться. Пыль исчезла, как и старый хлам. Получилась теплая и уютная, немного старомодная, квартира с широкой террасой.
……………………………………………………………………………………….
Наступил май. Желания потихоньку сбывались. Кто-то, тяжело ступая, бродил по квартире ночами, пробивая автомобильный вой и грохот, не стихавший никогда.  Отец подолгу проводил в плетеном кресле на террасе, любила посмотреть оттуда на вечернюю суету и мама. Каждое утро, полусонная, я брела на кухню и заваривала свежий чай. Две чашки. Одну ставила к стене, где обнаружила ту дверь. Сейчас двери никакой не было, стены затянулись совершенно другими обоями, - а чай к обеду неизменно исчезал, а я все размышляла – куда он девается, пока пила свою чашку чая – вторую.
Да, я поселилась в гостиной. В той самой. Сохранила светлый стол и диван с обивкой в тонкую полосочку, а еще – громадное овальное зеркало в темной дубовой раме с завитушками, зеркало, в котором, стоило мне в него посмотреться, появлялась хмурая бледная девушка с желтыми листьями, застрявшими в волосах.
Так неспешно шли ароматные майские дни.
…………………………………………………………………………………………….
Трупы стали попадаться чаще. Даже днем.
О первый я споткнулась еще когда мы безуспешно пытались убрать квартиру. Мужчина средних лет лежал, привалившись к стене и широко разбросав ноги. Я зацепилась за длинный носок его модной нелепой туфли-лыжи. Сначала рванулась было спасать его, но увидела рваную рану на шее, там, где она стекает в ложбинку и переходит в плечо, и все поняла: что мужчина мертв, что, как только отойду, омочу ноги в его медленно сворачивающейся крови.
Мимо прошел сосед сверху, Сергей Петрович. Увидев труп, удивленно присвистнул и рысцой потрусил дальше, будто трупы – дело обычное.
Второй труп нарисовался у подъезда, тоже мужчина, намного моложе первого. Третьим оказалась женщина в детской песочнице, затем старик, а затем я сбилась со счета и перестала обращать на них внимание. Как и все, кто жил в нашем микрорайоне.
   Встречаясь с соседями у лифта , выгребая рекламу из почтовых ящиков, я задавала наводящие вопросы, но даже милые, приветливые женщины-соседки обрывали разговор, иногда грубили, оставляя меня наедине с загадкой.
   Может, какая-то из соседок позвонила в милицию, не знаю. К нам пришел следователь, заговорил о трупах. Тут выяснилось, зря я старалась оградить родителей от этого ужаса, - они видели и молчали, чтобы не испугать меня. После следователя к нам пожаловал участковый, долго выспрашивал особые приметы трупов, выпил три чашки чаю и отбыл, заявив, что поставит нас в известность. 
……………………………………………………………………………………….
Маю оставалось полторы недели. Вовсю бушевал зеленый шторм, растворяясь в хрустальных вечерах ароматным штилем.
Мы проснулись от музыки и разговоров. Выглянули в окно. И онемели: на нашей террасе стояли столы и стулья, в углу пристроилась барная стойка, на широких проемах висели кремовые шторы, сквозь которые монструозными силуэтами проступал узловатый виноград. 
 Мы бросились на террасу – а вход нам был заказан. Мы были заперты.
Кто-то приделал к нашей террасе лестницу, перепилив тяжелую железную балку перил, и устроил кафе.
Начались страдания: без воздуха, без света, зато с крепкими ароматами общепита и постоянным грохотом, говором, тостами и прочими затрапезными звуками. Из соседей не помог никто, все делали вид, что так и надо.
Мы впали в сутяжничество, отбивая свое у чужих. Нам никто не верил. Добрались до суда, где арбитр правосудия нехотя вынес решение в нашу пользу.
Ночью я проснулась. Кромешная тьма. Не просачивался оранжевый свет фонаря, не бликует телевизор, не отливает искрами лакировка на мебели. Тьма.
На ощупь я подошла к окну. Улица во тьме. И вдруг на небе вспыхнула звезда. Одна-вторая-третья…..Все небо усыпали звезды, улица заиграла огнями, - такой красоты я не видела никогда.
А утром мы пошли на террасу с требованием к кафешникам освободить ее. Те вызвали милицию, мы тоже. Приехал наряд и…арестовал нас!
Квартира опустела.
Я сидела на неудобном стуле уже третий час. Отделение милиции не могло похвастаться хорошей мебелью, даже стол подозрительно кривился. Вдаль уходил серый коридор, оттуда несло сыростью и стиральным порошком. Мои родители были дома, да и меня задерживать было не за что, но все же я была здесь,  а в соседней комнатке на повышенных тонах гудели трое полутораметровых дельца, оказавшиеся владельцами кафе. Они визгливо (я представляю – для убедительности выставив вперед свои огромные животы, обтянутые черным трикотажем) требовали «э-э, закон, командир, закон, закон». 
Где-то за этими стенами догорал май, а я сидела и ждала чего-то.
Наконец вышел следователь. Трое кафешников окружили меня, загалдели. Следователь, махнув рукой, чтобы замолчали, объяснил мне, что надо подписать отказ от претензий.
Я отказалась.
- Плохо дело. – замялся следователь. – Они вас раздавят.
Кафешники, переглянувшись, развернулись и ушли прочь, по серому коридору. Следователь бросился за ними.
Я опять осталась одна. Время шло неизвестно как и куда, а только я чувствовала, - вечер. Теплый, томный майский вечер. А у нас отбирают террасу.
В тот миг – именно в тот! – во мне шевельнулось что-то. Но я тогда еще не знала – что. 
В коридор, медленно подползая ко мне, просочились сумерки. Из них соткался участковый. Не глядя, жестом велел мне идти за ним по коридору. И мы пошли.
- Куда вы меня ведете и на каком основании?  - вдруг резко отчеканила я. И вновь ощутила, как что-то новое появилось во мне, и это нечто рвется наружу. Участковый удивленно обернулся.
- В КПЗ, куда же еще. – нагло заявил он. – Вы посягнули на частную собственность, нанесли ущерб. Придется отвечать.
Он скользнул по мне взглядом. Зло посмотрел. И с превосходством.
    Я схватила его за плечи и прижала к серой прохладной стене. Почувствовала, как нечто во мне готово вырваться на свободу. Приблизилась, будто для поцелуя. Он задрожал, раньше, чем я, понял, что будет дальше, в глазах вспыхнул ужас, - а я, наклонилась и медленно, со смаком, прокусила тонкую кожу в ложбинке, где шея переходит в плечо. 
Все!!!!
То, что возникло во мне в утро штурма, - оно вырвалось на свободу. Мне в рот хлынула теплая, солоноватая кровь. Я поняла: участковый в доле с кафешниками, и террасу они захватили по его наводке, - но это было уже не важно. Важно, что он медленно оседает по стенке, а я не отпускаю его, пью его кровь, медленно, по капельке, - и он не умирает, он балансирует между жизнью и смертью, между страданием и забытьем, он все понимает, наконец-то все понимает, и также понимает то, что, вернись все назад, поступил бы так же, его взгляд выразителен и чист, он смирился, излучает обреченность, он готов искупать зло, но не так долго и не так мучительно, -  а я, оставив ему несколько капель крови, отрываюсь, вижу черную рваную рану, пламенею от радости и ухожу из бетонного плена в душную майскую ночь.
Я слабая. Мои родители слабые. Мы не можем противостоять.
Но тот монстр, которого породили наши обидчики, - о, он способен за себя постоять!!!!
…………………………………………………………………………………………….
Засыпала я легко и приятно, под усталые, но приятные разговоры моих родителей. Они сидели на отвоеванной террасе и, как прежде, любовались звездами.
……………………………………………………………………………………………
Разбудил грохот, В гостиную влетел – я почувствовала - осколок входной двери и разбил зеркало.  Напевно прозвенело зеркальное стекло.
Вслед за ним вбежал мой отец, покрытый белой пылью от штукатурки.
-Пришли за тобой! Взорвали дверь! Беги!!!!
Утро было очень ранним. Еще не рассвело. Темная синь разомкнулась тонкой лимонной полоской на востоке.
- Не бойся! – прокричала я и, выбив стекло, вылетела на улицу, взмыла вверх и с невероятной скоростью пронеслась над боевиками кафешников, сдернула с одного из них каску и, надев на себя, свечой взмыла в небо.
…………………………………………………………………………………………
Верхняя площадка первого в нашем городе небоскреба продувалась насквозь. Я быстро остыла от полета. Вспомнила – и не ужаснулась. Первый труп. Сколько их еще будет?
…………………………………………………………………………………………..
Их было много. В то утро на площадке пытался покончить с собой застройщик, - его кинули инвесторы, оказавшиеся теми самыми кафешниками. Я предложила ему помощь, и он ее принял, только потому, что был в шоковом состоянии.
До вечера я отсыпалась в его шикарном доме, а затем нырнула в сумерки и легко выпила всех трех кафешников.
- У вас даже кровь мерзкая. – сказала я им напоследок и тут же, не отходя от них, меня вырвало.
Застройщик узнал о выполненном заказе утром, из криминальной хроники Я пила чай с кексом, когда он влетел ко мне, сжимая туго набитый пакет.
- Вы…вы….
- Все в порядке? 
- Вот ваш гонорар.
Я отодвинула чашку, встала.
- Не подходите ко мне! – взвизгнул вдруг застройщик. – Тут двойная плата, только…. не трогайте меня
Я запустила руку в пакет, выудила несколько тугих пачек, а на кульке написала адрес и сказала:
- Вот это передадите по адресу. И скажите, чтобы не волновались.
Посеревший от страха застройщик медленно розовел. Распихав пачки денег по карманам, я подошла к окну, ухмыльнулась и выбила его. Последнее, что я видела, поднявшись в воздух, - мой первый клиент торчал из окна, и страх его, - я знала – переходит в восхищение.
Я сняла офис, открыла агентство  по бизнес-консалтингу «Ваша L». L – символ той ложбинки, где шея перетекает в линию плеча. Знала об этом только я.
Как вы понимаете, скоро от клиентов не было отбоя.   
……………………………………………………………………………………………
Он появился солнечным осенним утром, бочком втиснулся в мой кабинет, дрожа от страха.  Я узнала застройщика, улыбнулась в ответ.
- А я к вам. – застройщик осмелел, развалился на стуле.
- Бизнес не ладится?
- Есть дело, – он занервничал, зачастил, - понимаете, наезд на меня, менты, Ну, я перекупил мента, а он деньги взял и с меня, и с конкурентов, и скрылся. Надо его наказать.
- Мои гонорары вы знаете. – отрезала я. – Вам могу организовать скидку. Все!
Застройщик, может, и хотел перевести разговор в чаепитие, да только зря старался. Я встала.
- У вас есть какая-то его вещь?
- Д-да. Вот. – он выложил на идеально отполированный стол мятый галстук, почему-то поклонился мне и шмыгнул в дверь.
……………………………………………………………………………………………
 Вопреки прогнозу, утро выдалось безоблачным. Мягкий, усталый осенний свет не мог зажечь, но согревал. Я стояла на крыше, вдыхая острый, с едва заметным заморозком, воздух. Отличное утро для дела!
Город еще не проснулся. Тишина. Я встала на край крыши, готовясь взлететь. Легко оттолкнулась от тверди и поплыла туда, куда вел меня мятый галстук.
В моем деле не было ни добра, ни зла. Разве нож зол сам по себе? Он не более чем орудие. Таким орудием была я. Странные, однако, мысли сегодня бродят в моей голове.
……………………………………………………………………………………………
След привел в ведомственный санаторий на окраине города, на окраине заповедного бора. Я легко проникла в здание, хотя его светлые коридоры были полны людей. У стены я увидела его и прежняя ярость взыграла в крови.
У стены, одетый в белую пижаму, стоял участковый. Я ему оставила несколько капель крови – и жизнь, как оказалось.  Он сразу узнал меня и застыл, вжавшись в стену и обреченно глядя в пол. Я остановилась напротив него, возле кресла. Мимо проходили люди, под ногами вертелись какие-то дети, - он медленно поднял голову, наши взгляды встретились. Вокруг вмиг все опустело, - куда-то исчез шумный человеческий рой. 
Я не чувствовала к нему ничего: ни укоров совести, на злости, ни жалости. Я должна была закончить работу, и он это понимал. Все эти недели он жил, ожидая сегодняшней встречи.
Я все еще стояла у стены. В спину сочилась прохлада бетона.
Знакомое – теперь! – вновь рвалось наружу. Как всегда.
Но что-то изменилось. Я подумала, что эта сила, которая рвется из меня, она моя и не моя. Кто-то ею управляет. И, значит, управляет мной. Хорошо быть всемогущей, а если могущество – иллюзия?
То был миг прозрения. Под удивленным, испуганным взглядом жертвы я упала на колени, схватила лежащее на кресле розовое махровое покрывало и набросила себе на голову. Нутро рвалось и ныло, нутро просило-требовало крови, нутро нуждалось в удовольствии от прокуса упругой тонкой кожи и в тонкой солоноватой струйке, теплой нити, которая уводила из тела жертвы жизнь.
Мне было плохо – так плохо, как никогда в жизни, но я терпела, сама не знаю – почему. 
Казалось, я потеряла сознание. Очнулась и увидела, что все еще лежу у кресла, а с его поручня свисает чья-то рука. Я помню о жертве, ощущаю – он рядом, - и не хочу его убивать. Больше всего на свете я хочу остановиться, покорить ту неведомую силу, что дала мне способность убивать, превратив меня в оружие. В орудие.
От кресла исходит теплый яркий свет, белый с желтоватым оттенком. Тот, кто сидит в кресле, протягивает руку и касается моей головы, встает, идет ко мне, пытается поставить на ноги. В меня мощным потоком вливается тепло. Незнакомец, лица которого я так и не увидела, исчезает.
Мы опять один на один с бывшим участковым. Он ошеломлен. В его взгляде больше страха, чем радости. Потому что таких, как я, много. И завтра к нему прилетит кто-то другой из тех, что пьют кровь, мстя за обиды, свои или чужие.
Я хлопаю его по плечу:
- Извини. Не судьба.  - и выхожу в окно.
 ……………………………………………………………………………………..
Я вернулась в агентство на такси. Долго сидела в кабинете, приказав никого не впускать. А когда пришел застройщик, сказала ему то же, что и бывшему участковому – неудавшейся жертве:
- Извините. Не судьба.
Помедлив, добавила:
- Вашу проблему решат. Но это буду не я.
………………………………………………………………………………………….
Что еще? Я вернулась домой. Агентство осталось за мной, его прибыли упали, мы еле сводили концы с концами, но на все необходимое денег хватало. Родители так ничего и не узнали. Они удивляются, что я не люблю сидеть на террасе. Я отшучиваюсь, - загадка остается.
Скоро я им все расскажу.
………………………………………………………………………………………….
А пока что осенний ветер клубится золотистыми вихрями, октябрьская небесная лазурь перетекает в ноябрьское пепелище, утро, так и не пробившись, рано гаснет в ночь.
Недавно мне приснился сон, в котором я пила кровь у человека, сказавшего мне что-то резкое. Знакомое удовольствие. Утром включила телевизор, нашла криминальную хронику.
Нет, это не я.
Он сам.
Сам!
Вот так.
P.S. Агентство закончит год в прибылях. Чувствую.
Ваша L.