Как все

- Ой, бабуль, ну не сейчас, - капризно простонала Надя, на ходу сооружая бутерброд.
- Ну вот, упрямая ведь ты, - спокойно заметила Вера Егоровна. – Встала бы пораньше, да поела бы, как подобает нормальному человеку.
- Так я, по-твоему, ненормальная?!
Надя посмотрела на часы и вместе с бутербродом побежала в комнату. Бабушка последовала  за ней, подтверждая без сочувствия:
- Ты – нет. Любишь суету создавать. А потом все вокруг у тебя виноваты.
- Ну если виноваты, значит так оно и есть, - рассуждала Надежда, натягивая джинсы. – Для тебя может и суета. А для меня - обычная жизнь. Но сейчас все так живут! Понимаешь? Что скажешь все ненормальные?
- Ишь, у тебя на всякое слово – десять. И вот ты – девочка, а носишь мужскую одежду.
- Где ты видишь мужскую? – оглядев себя в зеркало, возмутилась она. – Ты тему-то не переводи. Это джинсы! Они женские.
- Всё одно – штаны. Мужицкая одежда. Для женщины – платья да юбки…
- О-о, не начинай опять, - взглянув на часы, взмолилась внучка. – Слышала много раз. Но что я могу поделать – мода такая и все так ходят.
- Какое тебе дело до всех?! Ты за себя думай, а не кивай на других.
Надя скривилась, припомнив детские цветастые платья.
- В джинсах тепло и удобно, - попыталась защититься. Схватила со стола сумку и надкусанный бутерброд. Вышла в прихожую.
- Отговорки всё это, - продолжала Вера Егоровна. – Который раз тебе говорю: бесовская это одежда. Оттого-то у тебя разлад с самой собой…
Захлопнулась дверь квартиры. Надя Плетнёва облегчённо вздохнула, когда очутилась на площадке. Бутерброд закончился перед площадкой первого этажа. Остановилась накрасить губы: зеркальце на брелке и тюбик ярко розовой помады. Взгляд привлекла свежая надпись мелом на стене: «Надька шалава». Хоть и без подписи, но нетрудно догадаться кто автор.
Плетнёва помадой перечеркнула написанное. И поразмыслив секунду, добавила: «А Ларка дура». Хотела написать «самовлюблённая дура», но на такое длинное словосочетание пришлось бы извести всю помаду.
Яркий солнечный день и лёгкий, подгоняющий морозец. До школы несколько метров.
В коридорах школы – тишина. Пару минут назад был звонок. Закинув куртку в гардероб, Надька быстро и почти бесшумно и добежала до лестницы. Там, парами поднимались первоклассники.
«Как они все не вовремя», - мысленно проворчала старшеклассница, пробиваясь сквозь строй, как через кустарник.
У кабинета русского языка и литературы отдышалась. Антонина Григорьевна что-то писала на доске. Плетнёва приветственно улыбнулась одноклассникам и вошла.
- Со второй смены учитесь, ещё и опаздываете, - прозвучало вслед.
«Училка сегодня не в духе», - отметила мысленно Надя.
Антонина Григорьевна обернулась и пристально посмотрела на неё.
- Вам знакомы правила хорошего тона?
Она всегда обращалась ко всем ученикам на «Вы».
Надя, не успев присесть, невольно поднялась. Строгий взгляд и вызывающе официальный тон не сулил ничего приятного. И каждый раз, что бы ответить приходится подбирать слова и выражения. Тем более, если всё сказанное взвешивается на весах грамматики, да культуры речи.
- Я к Вам обращаюсь.
Значит размышления затянулись, пора бы что-нибудь ответить.
- Здравствуйте, - бодро произнесла она.
Кто-то усмехнулся, но эмоции угасли натолкнувшись на невозмутимость в лице Антонины Григорьевны. «Не угадала», - сделала вывод Плетнёва, глядя на учительницу. Возможно ли угадать? От неё веяло позапрошлым веком. Строгий костюм, как всегда мрачный; копна фиолетовых волос, валиком уложенных на затылке.
- Вы сейчас покинете класс и войдёте, как положено.
Прозвучало как приговор. У Надежды от неожиданности помутнело в глазах. Это же публичное унижение! Какие же тут правила приличия?! Под приступом негодования поспешно удалилась. И в считанные секунды оказалась на первом этаже.
И это при всём притом, что Антонина Григорьевна хорошо знает Надину бабушку. В далёком прошлом их связывали какие-то общие дела. Если это хоть как-то было бы полезно в настоящем. Надьке даже не приходится рассчитывать на какое-то особое отношение. Хотя, с другой стороны так и есть: Антонина Григорьевна к ней относится с особой строгостью.
«Всё с утра как-то не так», - раздражённо подумала она. Уйти совсем или остаться? Уйти - значит пропустить что-нибудь самое интересное.
На математику пришла первой и заняла своё место. Вскоре появились одноклассники, посмеиваясь, поглядывали на Надьку. И только подруги устроили ей допрос.
- Плетнёва, ты сдурела! - первой подлетела подруга Сонька. – Русичка тебе этого не простит.
- А, ну её, - процедила Надька, разжёвывая жевательную резинку.
- А мы даже поспорили, - с улыбкой поведала Олеська. – Вернёшься ты или нет.
Плетнёва сделала вид, что ей безразлично.
- И все-таки я оказалась права, - самодовольно заявила Ксюха. – Я бы тоже не вернулась.
Под звонок в класс вошёл Камышев, Надькин сосед по парте. Жестом показал освободить своё место. И девчонки не успели возразить, потому что за ним следом появилась математичка.
- Проверила тетради. С прошлым домашним заданием справились не все. Куча двоек…, - сетовала Ольга Олеговна.
Надя, откинувшись на спинку сиденья, жевала жвачку и смотрела в окно. На улице шёл снег, хлопьями. Любоваться мешал Камышев, он то наклонялся к парте, то отстранялся. И сидящие у окна тоже зашевелились. Плетнева опомнилась.
- А что задали? – тихо спросила у соседа. Он молчал. Не потому что не слышал. Это она забыла: во время урока его нельзя отвлекать или о чём-нибудь спрашивать. Из принципа не ответит. «Гранитный грызун», - мысленно обозвала его Плетнёва.
Уцепив за уголок тетрадь, притянула к себе. И на потёртой поверхности парты из паутины разноцветных чернильных надписей вычленила новую: «Сильный всегда пожирает слабого. Так уж устроен этот мир!» Улыбнулась, стрельнув глазами по сторонам, словно собираясь что-нибудь выкрасть.
Парту многие используют как подручное средство, вместо черновика. И мало кто задумывается, что кто-то другой может читать написанное. Когда-то так же, на уроке, заметила рисунок. Не особо художественное изображение, но достаточно живое, объёмное. Два средневековых рыцаря скрестились мечами. Для одного из них это последний миг: ещё чуть-чуть и он прогнётся под натиском более ловкого противника. Неустойчивость позы и согнутая в колене нога создавали напряжение. И всякий раз воображение невольно дорисовывало развязку.
Под конец урока Плетнёва не выдержала, внесла поправки в сюжет. Позади обессиленного воина нарисовала твёрдо стоящую девушку-нимфу, с вытянутыми к нему руками. Картинка утратила первоначальный смысл и добавленный персонаж выбивался по стилю, но Надя осталась довольна. Оглядев ещё раз, подумала и добавила ниже: «Мир итак жесток. Надо быть добрее!»
Плетнёва была удивлена, когда дня через два, вернувшись в этот кабинет, случайно заметила, что её надпись не осталась без внимания. Перечёркнуто, а ниже написано: «Ты не сделаешь этот мир добрее». Зацепило. Неужели всё так безнадёжно? А как же счастье, радость жизни?! Ведь жизнь это не только борьба. Жить в постоянном напряжении невозможно. Или кто-то считает иначе. И написала: «А сила и жестокость ничего не решают!»
Можно сказать с этого всё и началось. А сегодня опять ответ – «Сильный всегда пожирает слабого. Так уж устроен этот мир!» Ещё раз перечитала написанное. А если тайный оппонент прав? Кстати, кто бы это мог быть?! Судя по рисунку, парень. Ну, уж точно не девчонка: врят ли заинтересуют битвы, да ещё средневековые.
- Лещевская, сядь! – прозвучал в тишине голос Ольги Олеговны.
Плетнёва вернулась в реальность и тоже посмотрела на Наташку.
Она вся вытянулась, пыталась заглянуть в тетрадь впередисидящей соседки. Но разоблачённая, разочарованно выдохнув, села. «Вот лохушка-то!», - мысленно усмехнулась Надька. И вновь погрузилась в размышления.
Нужна была фраза или хотя бы предложение – ответ. Но такой, что бы с глубоким смыслом. Плетнёва смотрела в глубину класса, и в этот самый момент обернулся Серёга Демченко. Как-то невольно задержался на нём взгляд. И он это заметил. Надька почувствовала себя неловко. Склонилась над тетрадью. Ещё не хватало, что бы он вообразил себе не весть что. В прошлом это могло быть правдой. Но давно перегорело и умерло. Где-то дома, среди тетрадей остались стихи, посвящённые ему.
Наконец-то придумалась надпись: «Это видимая сторона жизни. Важнее то, что внутри!»


***
Надежда стояла перед зеркалом. Она только что скинула халат и собиралась переодеться. За окном утро. Оно тоже отражалось в зеркале. Яркий свет просвечивал тонкую ткань ночной сорочки, подчёркивая силуэт фигуры. Надя любовалась игрой линий: тонкость талии, округлость бёдер и стройность длинных ног. И даже грудь смотрится привлекательней, если не покрывать тканью лифчика.
Решительно скинула сорочку. Отыскала в шкафу летний топ на тонких бретелях. Надела. Сверху прозрачную блузку и джинсы с заниженной талией. Уже представила себя в школе и удивлённые взгляды. Особенно мальчишек. Это вдохновляло.
Волосы объёмной шапкой на голове, но если поработать расчёской, то всё это превратится в стильную причёску. Помнится бабушкина реакция, когда вернулась из парикмахерской.
- Что ты с собой сотворила? – чуть не причитала она. – Такие волосы погубила!
Ходить с косами надоело. С длинных сразу на короткие – резкий скачок, но почему-то не было жалко. А в этот раз только головой покачала, увидев её модное мелирование с розовыми прядями.
Сейчас же соорудила начёс, сбрызнула лаком. И стала похожа на растрёпанного воробьишку. Хорошо, что не видит бабушка. Она с утра куда-то ушла и ещё не успела вернуться.
Шапку надевать не стала, что бы не примять причёску. Спускаясь по лестнице, скользнула взглядом по стене. От надписи остался грязно-розовый след. Выйдя из подъезда, накинула капюшон. И зашагала по скрипучему снегу.
Одноклассники толпились на первом этаже, возле кабинета музыки. Плетнёва рассчитывала, что её появление будет более эффектным, но всё смазала неожиданная радость.
- Ура, практикантка! – оповестили всех парни, заглянув в кабинет.
В седьмом «Б» особенно любили новеньких учителей, тем более это было частое явление. Настоящая музыканша так и не появилась. На уроке все галдели, никто не хотел выполнять предложенные задания.
- А вон, Лещевскую спросите, - тыкал в её сторону Неустроев. – Вон она сидит. Вон. Она любит петь.
Наташка сидела с равнодушным спокойствием, как всегда в стороне. И ничем не выделялась. Плетнева сверлила её взглядом и пыталась понять: как при всей своей незаметности она умудряется быть в центре внимания. А если верить слухам, у неё даже есть парень.
С последней парты ничего не было слышно. Надежда достала чистый лист бумаги, стала рифмовать строчки. Они каким-то чудным образом соединялись сразу с мелодией, звучавшей в голове. Казалось, и музыка рождалась прямо сейчас, а может, слышала её когда-то. Но, главное, увлекало и получалось.
Сквозь закрытые двери и звуки классической музыки глухо пробился звонок. Семиклассники поспешно соскочили, поспешили покинуть кабинет. От их присутствия остался лишь мусор, сдвинутые парты и пара опрокинутых стульев. Надежда не торопилась уходить. Она собрала ноты и стопочкой сложила их на учительский стол.
Сочувственно посмотрела на студентку-практикантку.
- Не переживайте, - попыталась приободрить. – Вы тут не при чём. У нас класс такой.
Вышла из кабинета. Навстречу парень из параллельного. От неожиданности Надя даже смутилась. Прошёл мимо, насвистывая, как в знак особого внимания. Наверняка даже обернулся. Всё как всегда. И сегодня ничего не изменилось. Решится ли он когда-нибудь заговорить? Хотелось бы верить, что «да», но из-под сознания выползает коварное «нет».
На следующем уроке появилась классная руководитель, долго ругалась по поводу прошедшего дежурства, а потом переключилась на личности.
- Плетнёва, встань, - строго произнесла Татьяна Петровна.
Надежда незамедлительно поднялась.
- Твоё поведение переходит всякие границы приличия. Ты в школу пришла или на дискотеку?
-В школу.
- Эту тему мы уже обсуждали. Посмотри на свой внешний вид!
- А чем не нравится мой вид? – с наивностью в голосе спросила Плетнёва.
- Вот об этом я и хочу поговорить с твоей бабушкой. Сегодня же ей позвоню.
Надя как подкошенная села. «Наверняка вызовут в школу. Лучше бы маму. А то опять бабуля припрётся. Хоть бы никто из наших не видел». За всё время обучения мать появилась на собрании раза три, не больше. Когда Надька училась в начальной школе, мама работала проводницей в поездах дальнего следования и потому была обычно в отъезде. В школьных делах внучки принимала участие бабушка. А потом мама вдруг вышла замуж и уехала куда-то на юг. Писала письма и обещала забрать дочь к себе. Но этому не суждено было состояться. Вера Егоровна противостояла, как могла. Почему? Надежда всегда пыталась разгадать причину их конфликта. И может быть когда-нибудь примирить. Но как? И тут всегда вторгалась неведомая сила, противостоять которой, всё равно, что двигать горы. Может лучше смириться? Строить свою жизнь. Личную.
Три дня ждала, что бы прочесть новую надпись. Даже сделала домашнее задание по геометрии. А когда вошла в кабинет и взглянула на парту, то чуть не вскрикнула от ужаса. Поверхность светилась непривычной чистотой. Даже подумала, что могли поменять местами, но, оглядев класс, поняла, что здесь недавно случилась генеральная уборка. В расстроенных чувствах опустилась на сиденье. В эту минуту ей вдруг стало всё равно на мнение одноклассников. «Всё пропало», - пронеслось в голове. – «Что теперь?» Она понимала, что выставляет своё горе на всеобщее обозрение, но почему-то не было сил взять себя в руки.
Надя смотрела на мелькавшую у доски Ольгу Олеговну и чувствовала себя потерянной. Какие-то пятиклашки помыли парты и сломали ей жизнь.
Переписывая с доски в тетрадь узор из цифр, знаков и латинских букв, вдруг показалось, что никогда ещё не чувствовала себя хуже, чем сейчас. Ещё вчера казалось, что почти полюбила математику. А сегодня всё здесь было ненавистно.
Неужели всё вот так, на этом и закончится? Плетнёва отодвинула тетрадь и в сердцах написала: «Ау, ты где? Хочу общения. Отзовись!» И задумалась. А догадается ли? На белизне парты надпись выглядела как вызов. И кто ответит? Хотелось что бы ОН. Как узнать и как проверить? Подписалась: «нимфа».
А после урока появилось сомнение: А не безумие ли это? И почему-то стало стыдно за эту надпись, похожую на крик души. «Теперь он будет думать, что мне без него фигово. Как же я могла так! Совсем на меня не похоже».
- Сидоркина похоже совсем голову потеряла, - склонившись шептала Олеська.
Из всего разговора Надька уловила только эту фразу. И теперь пыталась понять, что же обсуждают подруги.
- Похоже, не только она, - смеясь подтвердила Ксюха и почему-то покосилась на Надьку. Плетнёва даже побледнела.
- Он сам-то, - продолжала Ксюха. – Все уроки вполоборота сидит. Всё на неё смотрит.
- Что, думаешь на неё? – подозрительно сощурилась Сонька.
Надька с тоской посмотрела на вошедшую в класс Сидоркину.
- Думаешь, у них всё серьёзно? – выспрашивала Сонька.
- А давайте их разыграем! – азартно предложила Олеська.
«Зачем?» - подумала Плетнёва.
А вечером дома ругала себя за оставленную надпись. «Прочтёт кто-нибудь и подумает, что совсем крыша съехала. Или ОН… Просто так переписывались, а тут вдруг такое! Ну и пусть, - неожиданно решила для себя. – А может это просто прикол. Никто ведь не знает».
Через день на парте обнаружила ответ. Взволнованно забилось сердце. Прочла: «Привет! Позвони в субботу в пять. Паролем будет первая надпись». И десять цифр номера телефона. Так просто. Слишком просто. А вдруг это не он? Но почерк знаком. А вдруг только кажется. Но переписала себе номер и стёрла его с парты.
На перемене рассматривала браслет, который только что выменяла у Олеськи. Пришлось пожертвовать цепочкой, но она всё равно скоро выцветет. А браслет красивый и смотрится, похоже, ничего.
- Плетнёва!
Подлетел Неустроев и грохнулся за парту перед ней. Она неохотно перевела на него взгляд.
- Клёвый браслет, - скривил он губы в улыбку. Но это всего лишь предлог.
- Чего тебе?
Перехватила взгляд Сергея Демченко.
- Плетнёва, сходи к физику! Попроси, пусть нас объединят с седьмым «В», а то целый урок терять…
- Послушай, - взвилась Надька. – Я тебе что, девочка на побегушках?!
Откинулась на спинку стула и пристально посмотрела на Неустроева. Передразнила:
- Сходи, попроси…
- Ну, Плетнёва, будь человеком! – требовательно произнёс он.
- Тебя весь класс просит, - не поднимаясь с места, присоединился к уговорам Демченко.
Пользуясь ситуацией, в упор посмотрела на него. И вдруг вспомнила, что забыла подкрасить губы, а чёлка как всегда сбилась и лежит сейчас некрасиво.
Действительно, если заболела учительница французского, то зачем терять время, лучше пораньше уйти домой.
- Плетнёва, - обернулись девчонки. – Ну, пожалуйста. У тебя всегда получается.
Она поднялась, проронив измученный вздох, и свысока взглянув на притихших одноклассников, произнесла:
- Что бы вы без меня делали?!


***
Как обычно, субботним утром Вера Егоровна ушла в церковь. «Самое время смотаться к матери», - подумала Надежда, наспех собираясь. Достала школьную тетрадь. Отыскала номер телефона, переписанного с парты. Сегодня эти десять цифр не вызывали особых эмоций. «Звонить – не звонить», - тут же пронеслось в голове. Так и не решив, вырвала лист, свернула и сунула в карман. На всякий случай. «Сегодня в пять, - вспомнился уговор. – Значит, ещё есть время подумать».
В гостях у матери можно было расслабиться. Даже не напрягало присутствие дяди Юры. Он хоть и муж матери, но не родной и уж точно не годится на роль отца. Надька целыми днями смотрела телевизор и фильмы по видео, иногда сидела за компьютером. Главное, как ей казалось, не докучать разговорами, не болтаться под ногами, да и вообще сделаться малозаметной. Иногда мама и дядя Юра куда-нибудь надолго уходили.
- Надь, - позвала её из кухни мама.
Плетнёва тут же отлепилась от кресла и помчалась на кухню.
- Что? – с готовностью поинтересовалась.
- Надя, - посмотрела на неё, вытирая полотенцем руки. – Нас пригласили в гости. Мы сейчас уйдём, и не знаю во сколько вернёмся. Возможно, будем поздно.
- Я должна уйти? – с нескрываемой грустью, спросила Надя.
- Нет, если ты хочешь, то можешь остаться. Просто тебе придётся долго ждать… И ты не сможешь уйти, пока мы не вернёмся. И как ты потом домой поздно…
- Так здесь же рядом!
- Ну всё равно… А бабушка? Она же будет волноваться.
- Я ей позвоню.
- Ну ладно, - сдалась мама, выходя в коридор, но потом обернулась. – Только никого сюда не води.
- Хорошо, я поняла, – обрадовалась Надька.
И как только за ними закрыла дверь, тут же от восторга стала прыгать. Одна! На пол дня вся квартира в полном распоряжении. Такого ещё не случалось и особенно то, что разрешили остаться.
Вечером, около пяти, долго смотрела на телефон. «Я здесь, а он где-то далеко и мы никогда не увидимся, - мысленно уговаривала себя. – Надо позвонить. Во всяком случае, я ничего ему не обещала». Набрала номер, но с первыми же гудками перепугалась: «А что если это шутка? Что если это ни его телефон? Или он ничего об этом не знает….» Отступать было поздно.
- Слушаю, - донёсся из трубки мужской голос.
- Привет, это я.
В следующую секунду хотелось бросить трубку.
- Привет! – вновь отозвался он. – А кто «я»?
Глупее ситуации не придумать. Надя почувствовала как заполыхали щёки.
- Помнишь надпись на парте, - сбивчиво пыталась объяснить. – Номер телефона, позвонить вечером в пять, в субботу. И пароль, первая надпись. Я помню: «Мир жесток, надо быть добрее».
На том конце несколько секунд, показавшиеся вечностью, молчали.
- Алло, - почему-то испугалась Надя. Показалось, что разъединили.
- Да-да, - вновь отозвался он. – Я понял. Просто это так неожиданно. Нет, - тут же попытался разуверить. – Не то хотел сказать. Конечно, ждал. Просто не было уверенности, что ты позвонишь.
- Почему? – вырвалось у Надежды.
- Общаться надписями на парте и общаться по телефону – это две разные вещи. Ты же просила общения, вот я и написал свой телефон.
- А ты не боишься вот так вот… Ну что будут звонить кто попало.
- А я об этом и не думал, - и усмехнулся. – Знаешь, а никто и не звонил.
Надя улыбнулась, но потом сообразила, что по телефону её улыбку не видно и пора бы что-нибудь сказать.
- А вот я как раз думала – звонить или не звонить.
- Спасибо, что позвонила. Ты знаешь, мне нравились твои ответы.
Плетнёвой это польстило и она даже смягчила тон:
- А мне нравилось с тобой спорить.
- Давай продолжим, - решительно предложил он. – Твой последний ответ, если я не ошибаюсь: важнее то, что внутри. Согласен, ведь ещё Экзюпери сказал: самого главного глазами не увидишь. Ты читала «Маленького принца»?
- Нет.
- Обязательно почитай! А мой ответ, ты, скорее всего, не получила.
- Да. Потому что помыли парты. Ну и какой был ответ?
- Такова уж судьба.
Ответ не произвёл особого впечатления. Даже показался неуместным, отвлечённым. Спор зашёл в тупик – это надо было признать. Да и само общение по телефону получается не такое, как на парте. Исчезла таинственность и ощущение чего-то запредельного. Самая обыкновенная беседа с незнакомцем. С той лишь разницей, что Надьке не приходилось вот так вот общаться. Что-то противилось в глубине души, даже хотелось без всяких объяснений бросить трубку. А с другой стороны – куда торопиться?
- Можно хотя бы узнать твоё имя? – спросил он.
С пару секунд она молчала. Завозилось сомнение. На столике, рядом с телефоном лежала книга, какой-то детектив Дарьи Донцовой.
- Дарья, - выдавила она чужим голосом, но потом, осмелев, добавила. – Меня зовут Даша.
- Меня – Михаил.
«Сама напросилась. Познакомились», - параллельно размышляла Надежда. И представление о романтике первых отношений развеялось. Почему-то хотелось, что бы это было что-то особенное, не так как у всех. Всё должно быть самым лучшим, самым красивым и возвышенным.
- Мы уже разговариваем полчаса. Могут разъединить, - заметил он.
Надя грустно улыбнулась, но ничего не ответила.
- Я могу тебе позвонить ещё раз? – допытывался голос из трубки.
«Зачем?» - хотелось спросить, но сказала другое, что бы не омрачать прощание:
- Я тебе сама позвоню.
- У меня определился твой номер.
- Это не мой номер. Я сейчас не дома. И лучше сюда не звонить.
- Договорились. Буду ждать твоего звонка.
По дороге домой Надя решила, что больше не будет звонить этому Михаилу. По крайней мере, так будет честно.
- Надежда, - строго встретила её в прихожей бабушка.
- Что-о? – раздражённо протянула внучка, стягивая сапоги.
- А ты на меня голос не повышай, - осекла её. – Посмотри лучше на себя! Во что ты вырядилась!
Надя выпрямилась и сняла куртку.
- Ты в школу так ходишь? – ужаснулась бабушка. – В таком-то виде?!
- Бабуля, ну не начинай ты опять, а, - простонала Надежда.
- Что не начинай? Что? Приличная девочка, а одеваешься как уличная девка. Мне из школы звонили. Сегодня с Татьяной Петровной о тебе говорили. Ну стыдоба же… Посмотри вон на  соседских девочек или на Лариску из двадцать четвёртой квартиры…
- На кого ещё посмотреть? – язвительно перебила внучка и зашла на кухню.
- Ты со мной так не разговаривай! Я тебе не чужой человек! Разве так можно?! – следовала за ней Вера Егоровна. - Эту юбку давно пора выбросить, а она её надевает. Не юбка, а одно название. И кофту эту отдай матери, пусть сама носит. Пуп же наголе! Зима на улице, а она с голым пузом ходит! Господи, и за что же наказание такое?
Плетнёва-младшая  только улыбнулась. Заглянула под крышку кастрюли.
- И сапоги эти… Опять у матери выклянчила?
- Нет. Она мне сама их подарила, - спокойно пояснила Надя, накладывая в тарелку пюре.
- Ну что тут, - всплеснула руками. – Как об стену, всё впустую. Бьёшься, бьешься, а толку-то. Вся в мать! Думаешь легко нам с дедом было тебя с пелёнок поднимать? И вот она, благодарность-то.
- Баб, кончай тоску наводить. Что я такого сделала? Убила кого или ограбила?
- Что ты такое говоришь? – поспешно перекрестилась бабуля.
- Я сегодня устала. Давай не будем.
Бабушка присела за стол с другого краю и как будто сама с собой продолжала:
- Думаешь я не знаю, что ты всё тайком к матери бегаешь? Разве я чего против?! Только вот зачем же всё худое-то перенимать? Мать-то твоя, тоже себя всё умной считала. А что вышло? Ни жизни, ни счастья. Всю себя растеряла. Второе замужество. Да и с этим долго не проживёт.
- Тебе-то откуда знать? – удивилась внучка.
- А что тут знать? Дочь что ли свою не знаю. Любка какой была, такой и осталась. Ты-то хоть одумайся! Ведь нарочно всё делаешь! А какая славная девочка была! И дед-то тебя так любил, - всплакнув, утёрла слезу подолом юбки.
- Да ладно тебе, - сочувственно произнесла внучка. – Просто тебе не угодишь. Вечно ты всем недовольна! Что бы не надела - тебе всё не нравится. Брюки, по-твоему, бесовская одежда, юбки мои тебе не нравятся. А сейчас мода такая, понимаешь. Да и вообще, все твои правила жизни давно устарели. Не модно сейчас так, как ты. Сейчас другое время.


***
У доски маячила Ольга Олеговна, и от её пёстрого платья уже рябило в глазах. Надя пыталась понять, почему же так ненавидит алгебру. Что-то сложное и непонятное кроется в магии чисел и знаков.
Сосед по парте на каждом уроке прилежно выполняет задание. Плетнёва покосилась на его профиль. Почему-то захотелось с ним поговорить. «Как же его зовут?» - вдруг показалось, что забыла. Какая-то дикая привычка обращаться друг к другу по фамилии. Обратиться по имени – язык не повернётся.
- Лещевская! – вызвала Ольга Олеговна.
Наталья неторопливо поднялась и важно поплыла к доске. Плетнёва проводила её взглядом. Почему не получается её игнорировать? Почему она появляется даже в мыслях?! Раздражало.
Надька откинулась на спинку сиденья и попыталась представить Наташку рядом с парнем. «Неужели это может быть правдой? И что в ней находят? Разве она может кому-нибудь нравиться?» Нелепая, эмоциональная. Появилась в их классе и всё пошло кувырком. Попыталась подружиться с соседом по парте. Все смеялись над тем, как он от неё шарахался, обзывался или писал оскорбления на доске. А Наташке хоть бы что! Ничуть не изменилась. Даже когда появился новенький, нерусский, с труднопроизносимым именем. Никто не хотел с ним общаться. Лещевская опять со своей дружбой! Он-то проучился недолго – уехал, а она навсегда испортила свою репутацию и отношение одноклассников. И ведь живёт как-то! Даже не пытается исправиться.
Лещевская аккуратным почерком вывела на доске уравнение.
- Не молчи, - напомнила математичка. – Объясняй, что делаешь.
- Ничего не делаю. Думаю, - вызывающе спокойно произнесла она.
По классу прокатился смешок.
- Значит, рассказывай, что будешь делать, - пытала Ольга Олеговна.
Наташа молча, теребя мел в руке, смотрела на зашифрованную строчку знаков и цифр. Шло время. Одноклассники, уставшие смотреть на её спину, завозились.
- Ну,  - теряя терпение, торопила математичка. – Будешь молчать – поставлю два.
- Ставьте, - сдалась Наташка, вернув на место искрошенный мел.
Повернулась и пошла на место. Плетнёва вздрогнула, как от пощёчины. «Нахалка! Она просто упивается своей свободой», - осенила догадка. Подойти бы к ней, наговорить гадостей. Не подействует. Отряхнётся как от снега и пойдёт дальше. Или выслушает с равнодушным спокойствием, а может даже рассмеётся. Невероятно злило, и Надька ничего не могла с собой поделать.
Презрительно тоскливо… Негде укрыться: ни в школе, ни дома. Что-то мерзкое и тёмное цепляется за душу, пытается растащить по кусочкам.
Вечером звонила мама, сообщила, что уезжают в путешествие.
- Надежда, - донёсся строгий голос, и в дверях появилась бабушка. – Почему Антонина Григорьевна опять тобой недовольна?
Надежда утомлённо и звучно выдохнула, оторвалась от учебника.
- Ну что вам всем от меня надо?! Докопались!
- До тебя докопаешься, - ворчала бабуля. – Что ты там на русском опять вытворяла? Бесконечно на тебя жалуются…
- Ничего, - грубо выдавила она.
- Не хами. Ты мне не хами!
- Да что вам всем от меня надо?! Вот возьму и к маме жить уйду, - попыталась припугнуть.
- Пойди – пойди, - ничуть не расстроилась бабушка. – Напомни ей как следует, что у неё дочь есть. А то ишь, привыкла к лёгкой жизни. Пойди, Надя, пойди.
Плетнёва демонстративно уткнулась в учебник, подперев подбородок.
Бабушка ушла.
Надька пыталась справиться с приступом гнева. Унизительно чувствовать себя некой пешкой на шахматной доске. Все заранее знают, чем закончится партия – только ей одной не ясно. Схватила учебник и швырнула в стену. Не помогло.
К вечеру  почувствовала себя одиноко. Взяла телефон и нераздумывая набрала номер.
- Привет!
- Даша? – обрадовался Михаил.
- Да, это я. Ты на чьей стороне: светлых сил или тёмных? Отвечай быстро, не раздумывая.
- И ни тех и ни других, - ответил уклончиво.
- Так я и думала – вампир.
- Странная трактовка. А ты, значит, веришь во всякую нечисть?
- Во что я верю – это моё дело, - взвилась почему-то вдруг Надежда, но смягчившись пояснила. – Это из фильма «Дневной дозор». А тёмные и светлые всё-таки, наверно существуют.
- Ты смотрела этот фильм?... Обе серии? Ну и как тебе?
Не стала объяснять, что ей стоит каждый раз пойти в кинотеатр. Какими правдами и не правдами копила деньги на билеты. Кинотеатры, точно так же, как современные фильмы бабушка не приветствует, да и смотреть обычно не позволяет.
Зачем ему всё это знать?
- А у меня этот фильм даже на диске есть,- похвастался Миша. – Пиратская копия, конечно, потому и качество не очень.
С увлечением вспоминали самые интересные сцены, понимая друг друга с полуслова.
- Ты знаешь, мне кажется, этот фильм про меня, - произнесла вдруг Надя. – Точнее, про мою жизнь…
Вчера хотелось забыться, на время выпасть из реальности. Помог ли разговор? Говорили долго и много, порой чересчур откровенно. По утру Надежда, пыталась припомнить содержание, восстановить подробности. Ощущение такое, как будто вывернули наизнанку, но в то же время странное чувство полноты жизни.
«Про мою жизнь, про мою жизнь», - мысленно проворчала Надька, передразнивая себя. И прежняя восторженность притупилась.
Плетнёва буднично вскипятила чай, села за стол, и словно оправдываясь, произнесла самой себе:
- И вообще, кому ты нужна со своими откровениями?!
Звонко размешивала сахар, словно пыталась заглушить нахлынувшие мысли.
На следующий день уже беззастенчиво врала ему по телефону:
- Мы на выходные всей семьёй за город собираемся. Может на лыжах покатаемся или пикник устроим – ещё не решили.
- Это здорово! – без особого участия порадовался за неё Михаил. Параллельно с его голосом доносились какие-то шумы, похожие на стук мяча, какие-то голоса. – На природе сейчас хорошо! Да и в лесу красота, воздух чистый.
Разговор получался какой-то сбивчивый, неживой и Надежда поторопилась распрощаться.
Вскоре приехала мама. Зашла в гости. Привезла Надежде новую куртку, по последней моде.
- Да хватит тебе, - донёсся громкий голос матери. – Ничего мне от тебя не надо! Я, что б ты знала, не на что не претендую!
- Ещё бы, - ворчливо парировала бабушка. – Итак, как сыр в масле катаешься.
- Хватит уже! К тебе как не зайдёшь, ты всё попрекаешь…
Зазвонил телефон.
- Надька, тебя, - позвала из коридора мама.
«Михаил», - взволнованно забилось сердце. Как великую тайну поднесла к уху телефонную трубку.
- Да-а.
- Надь, привет, - вернул на землю Ларискин голос.
«И почему решила, что ОН должен позвонить?»
- Чего тебе? – сухо спросила Плетнёва.
- Мне нужен толковый словарь. А у тебя есть, я знаю.
- А больше тебе ничего не надо? – язвительно поинтересовалась Надька.
- Ну пожалуйста. Очень надо. Через два дня верну.
- Я тебе словарь, а ты? Спасибо в карман не положишь.
Собираясь в школу, Надежда долго смотрела на себя в зеркало. Потом, достав из шкатулки крестик на цепочке, примерила. Короткая юбочка со сложной отделкой, блузка на выпуск, кокетка и глубокое декольте… И вызывающе скромный крестик. Всё это никак не сочеталось. Положила обратно в шкатулку. Бабушка даже и не знает, что всё это лежит уже давно. Ещё на уроках физкультуры Плетнёва боялась потерять, потому снимала. Потом стала снимать, когда ходили с девчонками на пляж. А теперь почему-то нет причины надеть.
По вечерам бабушка усердно молилась, стоя на коленях перед иконами. С тех пор как умер дед, она стала жить церковной жизнью. Временами Надежда боялась: а в своём ли ещё уме бабуля? От некоторых её высказываний действительно возникала такая мысль.
Что бы не мешать, Надя тихонько перебралась с телефоном к себе в комнату.
- Миша, ты веришь в чудо? – спросила и сама испугалась своего голоса. Прозвучало как-то необычно, а может странно, что первый раз обратилась к парню по имени.
- Смотря что ты называешь чудом.
Ответ показался непонятным.
- Ты веришь, что в нашей жизни, возможно какое-нибудь чудо? – попыталась уточнить.
- Верю. Раньше в Деда Мороза. А теперь, может быть это по-детски, желания иногда загадываю.
- Сбывается?
- Не всегда.
- Почему?
Миша, немного помолчав, объяснил:
- Просто, понимаешь, как я заметил: сбывается только то, во что сильно веришь. Веришь и всё. И не думаешь – получится или нет. Тогда обязательно сбывается. Но можно ли это назвать чудом? Получается спорный вопрос.
- Вот и я думаю: что ж тогда называется чудом? Теперь это что-то из области сказок. А в жизни бардак и полная несправедливость.



***
Надька, сбросив сумку, подошла к телефону. Набрала номер Михаила. Нужно было срочно кому-нибудь пожаловаться на русичку и сочинение. Необращая внимания на посторонние шумы из трубки, детально излила своё горе.
- Это не справедливо! – пришла к заключению. – Почему она мне ставит трояк? Только потому, что я этого героя оцениваю не так, как она?!
- У вас кто литературу ведёт?
- Антонина Григорьевна.
- Это вот старушка с крашеными волосами? – удивлённо протянул он. – Не повезло вам. Так что ты хочешь! Она же всё по-другому воспринимает.
- И что я теперь должна научиться мыслить как она?
- Не заморачивайся. – успокаивал Миша. – Разве это главное?
- Как ты так говоришь? У меня теперь четвёрка за четверть не получается!
- Четвёрка – тройка. Разве в этом счастье?
Ответил странно, как будто отшутился. Надька почувствовала себя обиженной. И это дурацкое – не в этом счастье. А в чём же счастье?
В школьном туалете на большой перемене обсуждали с подругами свежие новости.
- Ой, а Сидоркина накрасилась-то, накрасилась! – смеясь, заметила Олеська.
Плетнёва отвернулась к зеркалу и стала старательно красить губы.
- Такая вся крутая стала. Это всё ради него, - подтвердила свои наблюдения Сонька. – Пора бы её на место поставить.
- Хорошенькое дело. Но как?
- Сегодня её дежурство и она заканчивает. Значит скоро сюда придёт.
- А я придумала что мы ей сделаем, - уверенно заявила Ксюха и показала принесённое из кабинета пластмассовое ведро.
Вскоре всё было готово. Плетнёвой вдруг захотелось уйти. В глубине души что-то сжалось, возмутилось. Можно было бы помочь Сидоркиной, предупредить хотя бы. А с другой стороны – да ну её. Пусть сами разбираются.
Ничего неподозревающая Сидоркина открыла дверь и на неё тут же обрушилась вода, а следом ведро, едва не угодив по голове. Девчонки взвизгнули, а потом оглушительно захохотали. Только несчастной Сидоркиной было не до смеха. По её щекам текла расплывшаяся тушь.
И чего они ополчились на девчонку? Плетнева вдруг попыталась представить каждую из них рядом с парнем. Олеська гордая. Она не с каждым даже разговаривать будет. А что было, если бы вдруг влюбилась? А Сонька просто слишком застенчивая, всегда смущается в присутствии парней. Она и сама не против  каких-нибудь романтических отношений.  Ксюха обожает сильных и мужественных. Вот если бы к ней явился сам Бред Питт, такой же дерзкий, как его герой из фильма «Троя»! То и она бы тоже забыла про несчастную Сидоркину.
«Да они просто завидуют», - подумала вдруг Плетнёва. И стало как-то мерзко на душе.
Мать с бабушкой поругались. Теперь не разговаривают. Опять образовалась незримая пропасть.
- Знаешь, всё фигово, - обречённо произнесла она в трубку. – Ты даже представить себе не можешь, не сколько. С каждым днём прибывает и прибывает. Достало уже бороться. Не знаю что и делать. Может повеситься?
- Ты что? – всерьёз испугался Миша.
- Да шучу я, шучу, - тут же рассмеялась она, и даже полегчало.
- Ты так не шути! – слегка пригрозил он. – А то и правда надумаешь. Кто тебя знает. Кстати, у вас в пятницу последним уроком алгебра. Могу зайти.
- Нет, - испугалась Надежда. Сердце замерло и телефонная трубка чуть не выскользнула рук. – Зачем?
- Проверить – всё ли с тобой в порядке.
- Только не в пятницу. Да и как ты ко мне зайдёшь, мы же никогда не видели друг друга.
- Вот и увидимся, - весело заметил он.
- И как ты меня узнаешь?
- Надеюсь, что узнаю. Помнится, мы сидим с тобой за одной партой. Так? Тебя ещё не пересадили?
- Нет.
Творилось что-то невообразимое. Парень придёт к ней. Одноклассники будут в шоке. Особенно отвиснут челюсти у подруг. Надьке даже стало смешно представить такое.
Бабушка заставила помогать лепить пельмени. Надька жутко не любила это занятье, особенно если при этом приходится выслушивать устаревшую философию.
- Вот ты тело своё питаешь, а душу- нет. А ведь она тоже пищи требует.
- Ну что мне сейчас, всё бросить и каждый день в церковь ходить?! - раздражённо поинтересовалась внучка.
- Ну вот как с тобой разговаривать, если ты всё перековеркиваешь, - вздохнула Вера Егоровна. - А нет у тебя в жизни спокойствия. Мечешься. И сама не знаешь, чего хочешь.
Дальше, как обычно – можно не слушать. Надежда слышала несколько раз: спасаться, молиться и каяться. Как-то всё безрадостно. Зачем нужно от всего отказаться? И почему спасаться уже сейчас, если ничто не угрожает? Жизнь вечная – это когда ж ещё будет! Но чем плох этот мир?!
Зазвонил телефон. Бабушка, обтерев руки о фартук, ушла в коридор.
- Ошиблись, - строго заявила в трубку.
- Ба-а, кто звонил?
- Не знаю. Мужской голос. Дашу какую-то спрашивали, – ответила из коридора.
Надежда побледнела и опустилась на табурет. «Михаил», - тут же пронеслось в голове и даже не возникло сомнений.
Михаил. Какой он? Как выглядит? Она ведь ничего о нём не знает. Ни кто он, ни где и чем занимается. Кажется, он учится в десятом классе. И что-то рассказывал про друзей и увлечение какой-то не то борьбой, не то игрой. Ей было не интересно, а главное абсолютно не понятно.
С трудом удалось заснуть.
Пятница… Плетнёва с особенной неохотой собиралась в школу. Как ни пыталась -  представить свою встречу с Михаилом не получалось. Казалось чем-то запредельным. Легкомысленно. «Нужно сделать так, что бы никто не заметил. Но как? Сделать вид, что я его не знаю, а он пытается со мной познакомиться. Будет не так унизительно, - размышляла Надежда. – А что если он какой-нибудь урод? По голосу должен быть симпатичный».
Перед уроком алгебры трясло как в лихорадке.
- Надька, да не трясись ты так, - успокаивала Ксения. – Самостоятельная – это не контрольная. Что-нибудь спишем.
Хотелось возразить, что не по этому поводу. А другой – с ходу не придумаешь.
- Плетнёва, - тут же обратилась  к  ней Ольга Олеговна. – Раздай тетради!
Вручив стопку тетрадей, вышла из класса. Толкотня возле дверей, грохот стульев – всё действовало на нервы. Ещё самостоятельная, а Камышев на больничном. Даже списать не у кого.
- Надька, садись со мной, - позвала Ксюша. – У меня тут свободно. Давай сумку.
Так наверно даже лучше. С ужасом возникала мысль, что с минуты на минуту должен появиться Михаил. «Ну и ладно. Я ему ничего не обещала, - обернулась, посмотрела на пустующую парту. – Даже если будет спрашивать, то у нас в классе нет ни одной Даши».
В класс вошла Лещевская и по привычке заняла свободную парту. Ни единственную, а почему-то именно ту самую.
- Пересядь! - подскочила к ней Плетнёва. – Это же моё место!
Наталья, изобразив удивление, развела руками:
- Здесь нигде не подписано.
И по-хозяйски разложила на парте содержимое сумки. Надежда, развернулась и, отыскав в стопке её тетрадь, кинула на учительский стол.
- Ну и где моя тетрадь?! - возник перед ней Неустроев. – Я уже запарился ждать.
Стал рыться в стопке тетрадей. В пред урочной суете никто не заметил, как в класс вошёл незнакомый паренёк. Плетнёвой он понравился сразу, без сомнений – он её парень. И уже стало жаль, что пару минут назад гнала от себя подобные мысли.
Он решительно прошёл к пятой парте среднего ряда. Внутри у Надьки всё похолодело. На какое-то мгновение происходящее вокруг показалось ненастоящим.
Миша подсел к Лещевской и о чём-то спросил. Она посмотрела на него. Улыбнулась, что-то ответила. Прошло несколько секунд, которые показались вечностью. Казалось ещё немного и он поймёт, что ошибся, обознался.
Тетради! Пользуясь этой возможностью, подошла ближе.
- Прости, наверно, я что-то перепутал, - донёсся знакомый голос.
- Ничего, со мной такое тоже бывает, - ничуть не растерявшись, призналась Наташа. – А я тебя знаю, точнее, видела раньше. Ты из десятого «А» и ваша команда в прошлой четверти заняла первое место по баскетболу.
Плетнёву окружили одноклассники, каждый сам пытался отыскать свою тетрадь. О чём говорили Миша и Лещевская, послушать не удалось. По жестам было понятно – они о чём-то договорились.
За несколько минут произошло что-то страшное. Катастрофа, может наклонилась земная ось, а может весь мир прекратил своё существование? Жуткое ощущение отторжения. Как будто всё раздвоилось и сопротивляется. Тело отдельно от сознания. На какое-то время Плетнёвой даже стало не по себе.
Весь урок не могла успокоиться: то душил приступ злости, то вдруг накатывало полное отчаяние и равнодушие ко всему. Особенно к самостоятельной. За весь урок в тетради ни строчки. В голове ни одной мысли. А урок показался мучительно долгим.
- Плетнёва, ты идёшь? – торопили после урока подруги.

Из окон второго этажа виден школьный двор. Солнце и ветер сдувает с карниза мелкие снежинки.  Лещевская с Мишей, медленно идут по тропинке. Разговаривают, как будто знакомы тысячу лет.
Плетнёва ревностно наблюдала эту сцену, готова была разреветься. Ведь это её парень! Почему он с другой?!
- Надька, ну ты чего там застряла! – появляется рядом Сонька.
- Хватит пялиться в окно. Дыру протрёшь, - хихикает за спиной Олеська. – О, Ксюха, глянь! Лещевская в своём репертуаре, опять кого-то подцепила.
«А всё могло быть, - с грустью подумалось Плетнёвой. – Почему так случилось? Она – это не я. Неужели он этого ещё не понял?!» Не понял. Ничего не понял. «А когда поймёт – будет поздно». Было больно видеть их вместе, но уже нет возможности что-либо изменить. Оступилась, а счастье было так близко!
Зима 2006 – 2007г.