Чёрный февраль

Вечер опутан бисером огней. Серость дорог, грязные сугробы снега на обочинах, рёв моторов, облака газа выхлопных труб – обыденный пейзаж городской жизни.
Серый «ниссан» свернул в переулок и остановился. На стоянке у супермаркета не было места. Эдик выругался сквозь зубы, заглушил мотор и вышел из машины. Ветром распахнуло куртку.
В тесном пространстве между дверями толпились люди, двери почти не закрывались. Удалось пробиться к стойке.
- Девушка, - нетерпеливо призвал кассира, заглушая остальных. Она вопросительно посмотрела на него.
- На телефон денег кинуть!
И не обращая внимания на возмущения, протянул три сотенные купюры:
- У меня без сдачи.
С некоторым сомнением приняла деньги. «Молодой человек, - с вызовом произнесла рядом стоящая тётка. – Мы тоже здесь не просто так стоим!» Эдик посмотрел на неё сверху вниз, не только из-за своего роста, а по жизненному положению чувствовал себя выше. «Все вот так лезут», - уловил обрывок фразы с другого конца. Выдали чек и можно покинуть это убогое место.
Пошёл снег. В три прыжка оказался у дороги. Зелёный.
- Ой-ой, внучок, - всполошилась какая-то старушонка.
Хотелось огрызнуться: «Какой я тебе внучёк?» Но она уцепилась за рукав куртки:
- На ту сторону мне надо!
И цепко ухватила запястье костлявыми пальцами. Хотелось отдёрнуть руку, послать её куда подальше, чтобы больше не смела так хватать первых встречных, дёргать за одежду. Стоимость куртки не в рублях, а в долларах исчисляется. Стоит ли ей объяснять – всё равно ведь не поймёт своими отсталыми мозгами.
- Ладно уж, - процедил он.
До машины несколько шагов. На остановке заметил тонконогую девчушку в длинном шарфе и с огромной сумкой.
- Садись подвезу, - бодро предложил он.
Она посмотрела на него, но демонстративно отвернулась.
«Гордая», - почти равнодушно констатировал он. Стряхнув с волос снег, юркнул в салон. Тепло.
Выехал на главную дорогу и пристроился в очередь машин. Стояние в пробке неизбежно. Музыка. Лавина звука сжимает, как в тисках. Грохот басов, свистяще-звенящие звуки наполняют салон, подчиняют всё вокруг общему ритму. Врываются то там, то тут пружинистые высокие, их сменяют глухие и низкие, давят тяжестью металла. «За-ава-алю сне-егом», - в контраст нежный женский голос из динамиков.
В кармане заёрзал сотовый.
- Да-а. Привет, Пахан!... В пробке застрял… Еду из магазина, теперь ещё в химчистку заскочить надо… Да там по пути. Минутное дело, только шмотки забрать… Дорожку заказали? Давно? …Круто! Держите, скоро буду! Ну всё, бывай.
Новый, открывшийся «Карнавал» уже успел стать излюбленным местом встреч. На втором этаже сегодня давно ждут друзья.
- О-о, ну наконец-то! – встретил друг Пашка. Уже навеселе, с очередной порцией коктейля.
- Эд! – обрадовался Денис и приподнялся над столиком, пожал руку. Строгий костюм придавал серьёзность его облику. – Коньяк будешь?
- Я за рулём.
- Ты чё? – возмутился Пашка. – Не мог на стоянке хотя бы оставить?!
К столику подошла девушка с сигаретой в руке:
- Мальчики, прикурить не найдётся?
- Не курю, - тут же ответил Паша. – И тебе не советую.
Денис даже не взглянул на неё.
- А у тебя? – обратилась к Эдуарду.
Он смерил её оценивающим взглядом. Топ, джинсы на бёдрах, беспорядочная копна волос. Так себе, птица мелкого полёта, ищет у кого чем поживиться - такая интереса не представляет и отрицательно помотал головой.


***
Эдик валяясь на кровати, доедал вчерашние чипсы.  Под вкус бекона смотрел видео, лениво наблюдая, как две блондинки бились на мечах, крушили всё подряд, пробивая непрочные перегородки стен. В конце концов, их силы иссякли. Боролись, катаясь по полу. Эдик вытряс из пачки последние крошки, отправил их с ладони в рот. Сюжет фильма притягивал - и вот они уже, разбежавшись по углам, решили продолжить словами. Одноглазая в этом явно превосходила, запугивая противницу страшными откровениями. Эдик усмехнулся, открыл бутылку газировки. Ужасно хотелось пить. Музыка нагнетала напряжение. Он знал, что будет дальше, но всё равно смотрел на экран. Девки с рёвом ринулись друг на друга, размахивая мечами. Какая-то доля секунд и та, что с чёрной повязкой на лице, лишилась последнего глаза. Эдик даже приободрился и чуть было не выронил бутылку. Поверженная, выкрикивая проклятья, металась по комнате, падала, вставала. А вторая уже спокойно стояла неподалёку, с её глазом в руке.
Запищал сотовый.
- А-а, это ты, - услышав Пашкин голос, обрадовался он.
- У тебя чего? – смеялся друг. – Продолжение тусовки?
- Тебе бы всё поржать, - буркнул Эдик. – Сам-то прошлый раз с больной башкой все лекции проспал. Лично мне такой расклад никак не катит. Я предпочитаю отоспаться здесь, в своей уютной кроватке. Оттянуться…
- Ага, оттягивайся-оттягивайся. Завтра тебя декан натянет.
- Посмотрим. Это всего лишь завтра. Ты же знаешь, я привык жить сегодня.
Сегодня нестерпимо хочется пить. В холодильнике есть ещё пиво. И это побуждает подняться, переместиться на кухню. Усилия награждаются живительной влагой и реальность обретает привычные формы и вкусы. Остатки копчёной курицы отправляются в микроволновку. Ветчина - на стол и под нож, с маринованными огурчиками. Где-то ещё был салат из кальмаров…
Полноту блаженства дополняет музыка. Волны, пробиваясь из динамиков, оказались в тисках бетонных плит. Эдик провёл рукой по стройным рядам дисков: DVD-фильмов и музыкальных компашек. Эта коллекция – его гордость. Собирал долго. По магазинам и знакомым. Если учесть, сколько сил и времени потрачено, то по ценности сравнимо с целым состоянием.
 Звуки запрыгали, сотрясая пространство – вверх-вниз, как гигантские мячи. Прогоняя остатки тишины и сонного утра. Подчиняют и сердце уже бьётся в такт, уловивая темп. Нигде, ничто и никуда.
Снова за рулём. Музыка. Дорога. Поймать стиль самой жизни. Город обнимает лентами дорог, опутывает паутиной огней, манит неоновыми вывесками и роскошью витрин. Изысканный соблазн.
Чего-то хотелось. Необыкновенного. Гремящая музыка не могла заполнить эту пустоту. Свернуть в боулинг? Или просадить немного денег в игровых автоматах? Но верный друг-«ниссан» летел известной дорогой по направлению к дому.
Поднимаясь по ступенькам, Эдик уже хотел поскорее оказаться в своей уютной квартире, обернуться в махровый халат, потом принять ванну. Он даже почувствовал душистый аромат пены и блаженство тёплой воды.
В темноте прихожей обо что-то споткнулся. Поставил пакеты, зажёг свет. На полу валялись женские сапоги. Недовольно поморщился, отодвинул их ногой в угол. Такой вариант завершения дня его не устраивал. Тем более с Ольгой.
Она, как хищница, притаилась в комнате. Полураздевшись, развалилась на кровати, нацепив наушники. Увидев его, потянулась руками навстречу. Он направился выключить музыкальный центр. Блаженная улыбка на её лице мгновенно растворилась.
- Одевайся! Я жду тебя на кухне, - требовательно произнёс он.
Хотел было уйти, но, заметив расставленные по всей комнате свечи, обвёл их жестом:
- И убери тут всё.
Удалился на кухню, поставил чайник. Вскоре в проёме двери появилась Ольга. Она встала в таинственно выжидающую позу.
- Ты можешь уйти? – не глядя на неё, сухо поинтересовался он.
- Как уйти? – дрогнувшим голосом переспросила она.
- Совсем уйти, - пояснил он и потом, заварив себе кофе, добавил. – Одеться и уйти за дверь моей квартиры.
- Но я,… - и у неё перехватило в горле, слова застряли. Замолчала, сдерживая приступ слёз.
Пустые ожидания, испорченный сюрприз и весь остаток вечера. Поборов слабость, осмелилась попросить:
- Можно я уйду завтра утром?
- Я устал и хочу побыть один, - категорично заявил он, усаживаясь за стол. Бодрящий аромат кофе обволакивал, искушал.
- Но Эд! – почти взвизгнула она и закрыла лицо руками: не было больше сил сдерживаться.
А он сидел за столом и мысленно был уже где-то далеко. За пределами досягаемости.
Ольга выскочила из кухни, стала шумно собираться. Что-то уронила. Эдик вздрогнул, но не сдвинулся с места. Она кричала ему что-то из коридора, а потом, хлопнув дверью, ушла. Всё стихло. Допив кофе, открыл бутылку пива.
Новый день – поездки, бильярд, ночной клуб и ещё парочка встреч. А дома динамика жизни перемещается в телефон.
- Привет, чувак, - пренебрежительно поприветствовал однокурсника. – Ну что, долг отдавать собираешься?
- Эдик, прости, но сегодня никак. С деньгами напряг, - рассыпался в оправданиях он.
- Помнится, занимал на неделю, а счёт времени скоро за месяц перевалит, - строго заметил Эдуард.
- Я помню. Всё верну, как только появится возможность. Обещаю. На работе на днях зарплату обещали…
- Послушай, мне-то что? Мене-то свои проблемы не впаривай. Занимал – возвращай. Три штуки – это всё-таки деньги! А может у меня тут тоже проблемы. Жить не на что, на последние копейки существую!
И возмущённый несправедливостью, отключился. Ведь не хотел ему давать. В благородство решил поиграть – вот и награда. «Кретин, - выругался Эдик. – А этот лох, ещё смеет оправдываться!» Однокурсник просто оброс проблемами. Вечно замотанный, уставший, в одних единственных бесформенных штанах. «Денег нет, а ещё учиться попёрся», - ворчал Эдик.
Быстро оделся, выключил телик, центр. Выдвинул ящик тумбочки. Достал тысячную купюру, повертел в руке. «Пойду напьюсь», - и решительно сунул её в карман куртки.
Через несколько дней закончились деньги – повод повидаться с родителями.
На дорогах пробки, всё движется медленно: пешеходы, машины, водители. Раздражает.
Наконец-то родительский дом, свернул во двор. И здесь эти старухи! Ну что за привычка вечно тусоваться на тротуаре?!
- Ну, ветошь, разгребись! – ворчал Эдик, сигналя стоящим посреди дорожки бабулькам. – Вечно мешаются!
Ни что их не берёт: ни болезни, ни катаклизмы, ни новые технологии. В природе хотя бы действует естественный отбор, а люди его сознательно игнорируют. Эдуард презрительно посмотрел на старушек и вошёл в подъезд.
В родительской квартире ничего не изменилось.
- О, явился, не запылился, - встретила старшая сестра Танька. – Видать деньги закончились.
- Молчи, язва, - огрызнулся Эдик, окинув её взглядом. Где-то умудрилась сломать ногу. А гонору нисколько не поубавилось. – Так тебе и надо.
Она, опираясь на костыли, проковыляла на кухню, закрыла дверь. Эдик зашёл в комнату к отцу и озвучил свою просьбу.
- Как так?! – всерьёз рассердился отец. – На той неделе давал тебе на весь месяц вперёд! И уже нет?! Ты что их там, по ветру пускаешь?!
- Жизнь дорожает, - уверенно оправдывался сын. – Везде за всё приходится платить.
Отец, невыпуская из рук телефонную трубку, недоверчиво выслушал.
На кухне гремела посудой сестра.
- И какие же у тебя великие дела и расходы? – с упрёком спросил отец. Но сам же ответил. – Платишь за квартиру? А может приходиться самому оплачивать учёбу? Даже расходы на машину – тоже на мне. А знаешь сколько денег пришлось потратить, что бы тебя от армии отмазать?! Топал бы сейчас в сапогах. Дорого ты мне обходишься сынок, дорого.
Хотел ещё что-то сказать, но в руке задребезжала трубка.
- Да, - грозно рявкнул в неё. – Вы что там все как малые дети! Хоть это сами, без меня, решите. А кто должен знать?
В комнату вошла мать, похожая на японку: в шёлковом халате с экзотическими цветами, волосы собраны на затылке, а лицо казалось непривычно светлым.
Эдик напряжённо ждал.
- Ты меня понял? – продолжал переговоры по телефону отец. – И не беспокой по пустякам! Делай что-нибудь у нас мало времени. Завтра может быть поздно.
- Ну, чё ты, будь человеком, - жалобно просил Эдуард.
Отец посмотрел на сына невидящим взглядом. Подумав немного, набрал какой-то номер.
- Здравствуй, дорогой. Вот что я хотел у тебя попросить…
Эдик жалостливо посмотрел на мать. Она, перехватив его взгляд, только развела руками. Что-то упало в коридоре и она, испуганно вскрикнув, поспешила туда. Очевидно, Танька, неуклюже перемещаясь с забинтованной ногой и костылями, что-то опрокинула. Отец долго разговаривал по телефону, спокойно, но нервно ходил из стороны в сторону.
Эдик уже начинал нервничать и теребил бахрому диванной накидки. Возле входной двери поскуливал и скоблил обивку доберман. Уже давно пришло время вечерней прогулки.
- Значит так, - наконец-то озвучил своё решение отец. – Денег у меня сегодня нет. Если тебе не на что жить – оставайся у нас.
Опять зазвонил телефон.
- Да, - выдохнул в трубку и помрачнел.
- Я всё понял. Деньги будут! Ты мне ещё угрожать будешь? – повысив голос, возмутился отец и поспешно вышел с телефоном из комнаты.
Появилась мать. Оглядываясь на дверь, достала из своей шкатулочки свёрточек тысячных. Молча сунула в карман сыну.
- Спасибо, ма, - оживившись, поблагодарил он.
Спасён! Теперь на свободу! Встретиться с Пашкой, а дальше посидеть в баре, к вечеру кино или ночной клуб – как уж выйдет, лишь бы не скучно.
В дороге застал телефонный звонок. Эдик, выудив из кармана сотовый, недовольно поморщился: «Ольга». Нехотя соединился.
- Эд, ну прости меня, - донёсся жалобный голос из трубки. – Пожалуйста. Мне так плохо. Можно я вечером приеду?
- Зачем?! Чтоб нам обоим было плохо? – раздражённо поинтересовался он.
- Нет. Прости. Не знаю что я тебе сделала, но прости. Только мне без тебя очень плохо. Можно…
- Нет, - резко оборвал он. – Ты меня уже достала! Как ты не понимаешь: нельзя! Тебе ничего больше нельзя!
И отключился.
- Что, опять подружка достаёт? – с ухмылкой поинтересовался друг.
- Никакая она мне не подружка, - поморщился Эдуард. – Достала уже! Постоянно напрягает. Ты же знаешь, я привык жить свободно.
- А может у неё серьёзно: любовь там и всё такое, - смеясь предположил Павел.
Эдику тут же припомнились её назойливые звонки. А недавно застал свою квартиру в бардаке, а на столе гневная записка. Весь день потратил на приборку. Пришлось нанять плотника и сменить замок. Хотел ещё и номер телефона, да не стал.
- Как же, - скривился в улыбке. – Ты сказок в детстве начитался? Какая любовь в наше время?!
Ехали молча, каждый думал о своём.
- За-авалю-у сне-егом, - пропел Эдик.
- Достал уже с этой песней, - смеясь проворчал Пашка.
- Веришь нет, - согласился друг. – Меня самого эта песня достала. Привязалась с прошлой дискотеки.
- Тогда врубай музон. Новенькое что-нибудь есть?
Салон мгновенно наполнился звуком, энергичные ритмы вдавливали в сиденье, подавляя желание сопротивляться. Эдик и Пашка, поймав эту волну, кивали в такт музыке. Через пару минут «ниссан» летел по объездной, обгоняя само время. Оно закручивается по спирали, вращается, сужаясь в одной точке, и ускоряется. Действительность становится пластичной как плавленый воск, подчиняется желаниям.


***
Эдик очнулся. Лежал на полу, на чём-то неприятно жёстком. Левый глаз открылся с трудом. Взгляд упёрся в белёный потолок с поперечной балкой. Дёрнулся встать, и тело пронизала тысяча иголочек боли. Простонав, закрыл глаза. Всё оказалось намного серьёзней, чем казалось ещё совсем недавно.
С ужасом припомнились последние события. Эдуард шёл в академию, обычным февральским утром. Было пасмурно и серо. Сзади подбежали двое, схватили, заткнули рот и потащили. Действовали неожиданно и быстро. За пару секунд оказался в машине. Поначалу всё это казалось чьей-то злой шуткой. Но трое амбалов в салоне автомобиля не казались шутниками.
- Что я вам сделал?!
- Ничего, - последовал ответ.
- Тогда вы не имеете права меня задерживать!
- О правах поговорим, когда приедем.
Тут же припомнились недавние Ольгины угрозы и гневная записка на столе. Неужели сбывается?
- Да вы знаете, кто у меня отец?!
Они громко расхохотались, не желая слушать или что-то объяснять. Машина свернула в пустой переулок. Остановились.
- Лучше отпустите по-хорошему, - всерьёз перепугался Эдик. – А то у вас будут большие проблемы.
- Проблемы будут у тебя, если не заткнёшься, - грозно посоветовал широколицый на переднем сиденье.
А рядом сидящий собирался что-то накинуть на голову, но Эдик врезал ему локтём и резко метнулся в  дверь. Даже почти удалось выскочить, ощутить сладость избавления. Но не успел – схватили за ногу и втащили обратно. А дальше - провал…
Осторожно поднял руку, ощупал лицо: нос цел, губы опухли и на левой брови, кажется запёкшаяся кровь.
- Уроды, - вырвалось с ненавистью.
Опираясь на локоть, с трудом поднялся. Тело казалось невероятно тяжёлым, а в голове всё гудело и кружилось, хуже, чем после пьяной вечеринки. Огляделся. Маленькая убогая комнатушка, отсутствие мебели и хоть каких-нибудь признаков жизни. Единственное окно зарешёчено. Высокий дощатый забор оставлял видимым только краешек серого неба. С отвращением посмотрел на засаленный, потёртый матрас. Поднялся на ноги.
Подошёл к двери, прислушался – тихо. Навалился, подёргал ручку, но дверь не поддавалась. Тогда стал стучать. Пустота, как в подземелье. Окно! Нет даже форточки. Выбить стекло! Решётка из толстых прутьев…
Прислонился спиной к двери, закрыл глаза. Хотелось бы верить, что это дурной сон или глупое недоразумение. Эти шутники за всё поплатятся: и за побои, и за причинённый моральный ущерб, и за испорченные куртку и брюки, и за нечеловеческие условия жизни.
Открыл глаза и воодушевлённый этой мыслью стал ходить из угла в угол.
«Я – заложник, - мысленно заключил Эдуард. – В этой ситуации права на моей стороне». Забыв о ноющих рёбрах, пытался припомнить хоть одну формулировку, название статьи, хоть что-нибудь умное, убедительное. Но пропуски лекций и нежелание учиться предъявляли свои права. «Ну хорошо, зато у моего отца есть хороший адвокат! Мне главное отсюда выбраться, а там посмотрим… Н почему именно я?! И за что?» Эта мысль заставила остановиться. Заложник – значит, нужен выкуп или что-то ещё. «А денег у отца нет, дела идут плохо… А почему они решили, что на мне можно поживится? Тут что-то не так… Просто так хватать не станут… Но за что мне-то всё это?!» Чем больше размышлял, тем сложнее было верить в свою правоту и справедливость. А может и правда есть за что?
Эдуард напряжённо думал, перебирая в памяти последние события, вспоминая знакомых, друзей и подружек… «Кого же я мог так обидеть?» Дело–то даже не в Ольге. Сама навязалась. Весело провели время, перепихнулись после дискотеки. Никто не принуждал, добровольно согласилась. Но потом, почему-то решила, что после этого всё должно быть серьёзно? «Зачем я ей дал ключи? По пьяни…Хотела ещё ко мне переехать, - но тут же отверг эту версию. -  Нет, не она. Она не могла так… Кто бы ещё мог угрожать? Тот придурок из группы? Так он сам своей тени боится. Кого ему пугать и подстраивать такое? Компания из «Карнавала»? Пьяные были, сами наверно ничего не помнят».
Да и почему кто-то и за что-то должен мстить?! На каком основании? Эдька сам давно уже ни в каких драках не участвовал, и ни об кого лично руки не марал.
Белёные стены и балка на потолке уже действовали на нервы. Пошарился по карманам – ни денег, ни документов, ни мобильника. Сумку отобрали, а кепку, кажется, потерял, когда пытался от них удрать. Беспредел! Но тут же с облегчением вспомнил, что телефон оставил у Пашки, после пьянки по случаю двадцать третьего февраля.
Сознание отказывалось принять видимую действительность, которая вступала в конфликт с внутренним ощущением мира. Это разрушало привычную гармоничность, вынуждая протестовать.
Забрался с ногами на подоконник, прильнул к окну. За высоким забором сугробы снега, частные дома и пустынная улица. «Помогите!» - стал орать он, барабаня по стеклу. Потом соскочил и с разбегу пихнул дверь ногой. Острая боль волной пробежала по всему телу. Но боль осознавать своё заточение оказалась сильней. Принялся долбить дверь поочерёдно то одной, то другой ступнёй. Дверь дрожала, но не поддавалась. Волна негодования захлёстывала и от бессилия выливалась в панику. Любой ценой вырваться! Избавиться! Забыться!
Возникли вчерашние двое: толстый с широким лицом, а другой длинный, похожий на баскетболиста. И опять стали бить. Но уже не так…
Сознание отключилось.
Открыл глаза. Лежал, уткнувшись носом в засаленный, пропитанный сыростью матрас, чуть дальше крашеный пол. Эдик брезгливо поморщился и отстранился, с трудом приподнявшись на руках. Сел, поджав к себе ноги.
За дверью послышались шаги, потом голоса. Щёлкнул замок и на пороге, заслонив собой дверной проём, появился широколицый. Улыбнулся, сверкнув золотым зубом.
- Ну что? Присмирел. То-то же. Веди себя смирно! Здесь тебе не курорт.
И кинул на пол пару булочек.- На вот, пожри немного.
- Вы не имеете права со мной так обращаться, - с твёрдой уверенностью начал Эдик. – Это посягательство на личную свободу. Я вас не знаю и к вашим делам никакого отношения не имею.
- Зато отец твой имеет. Так что сиди тут и не пикай.
Дверь снова закрылась, и Эдик остался наедине со своими мыслями.
«так вот оно что?! Но это его дела! Я-то тут при чём?!» А в академии парень обещал подогнать новые диски… дома в холодильнике бутылка пива… А тачка… Похолодел от ужаса. Припарковал её и пошёл в академию, ключ был в кармане, а тут налетели эти…
Метались в голове мысли, всякий раз утыкаясь о стены тесной комнаты. И нет никакого выхода. Окно. Дверь. «Отец говорил с кем-то по телефону, пытался решить какую-то проблему … Не смог. Теперь я здесь». Как в дешевом фильме про бандитов. От злость хотелось взорвать или разнести здесь всё единым ударом. В отчаянии ударил кулаком по полу. Облегчения не последовало. Укоряя себя за то, что не сумел вырваться, отбиться, за то, что вообще пошёл куда-то в тот день – и мысленно загонял себя в угол, нагнетая безысходность создавшегося положения.
И снова стал ходить из угла в угол. К концу дня, совершенно обессилев, опустился на матрас. Темнота постепенно наполняла комнату. Хотелось есть. На полу всё так же валялись булочки. «Бросили как собаке. Противно. Из принципа не буду есть».
Ночь. Тишина оглушает. В сознание втыкаются мысли. Не думать, не думать, не думать… Не выходит. Хуже всякой пытки. Как быть? Что делать? Когда же всё решится? Отец, о чём же он думает? Сам бы тут посидел в заточении. А у Эдика свои дела и отдельная жизнь. Полнейшая несправедливость выводила из себя.
Белые стены, окно, матрас, дверь. Закрыто. Матрас, булочки на полу. Хочется есть. А дома в холодильнике салат из ресторана и аппетитная курочка, которую нужно только разогреть в микроволновке. Всё! Не думать, не думать, не думать. Мысли лихорадочно метались в голове ни за что не цепляясь, подогревая раздражение.
Усталость и бессилие. В полусне привиделась своя квартирка, широкая кровать. Светильники, как звёзды, рассыпаны на голубой покраске потолка. Всё удобно и подстроено под хозяина. Выключатели, пульты от аппаратуры. Кровать – центр комнаты, с неё можно всем руководить, даже поднять шторы на окне, если вдруг темно. Пульт от музыкального центра под боком, на тумбочке, надо только протянуть руку. Но рука почему-то коснулась пола. И слух уловил ритмичные низкие частоты – темп задан. Что-то не так.
Утро, яркий свет. Щелчок замка. Эдик с трудом поднял занемевшее тело и сонным взглядом посмотрел на вошедших. Вчерашняя реальность опять оказалась действительностью.
Всё тот же широколицый, а позади него маячил высокий.
- Ну что? – со злорадной улыбкой, приветствовал первый. – Отец-то твой в прятки вздумал играть. А задолжал-то по крупному! Так что, если долг не вернёт – прощайся с жизнью.
- Молись, - пробасил баскетболист.
И оба вышли.
Эдуард мгновенно проснулся. Усиленно пытаясь уловить смысл. Никак не верилось. Просто не умещалось в голове. Если вчера была ещё надежда на избавление, то сегодня чёткий тупик.
Он сидел, обхватив голову и прислонившись к стене. Первый раз ощущалось бессилие. Ничего невозможно сделать. Остаётся только ждать. Наверняка ему ещё не сообщили о похищении. Найдутся ли деньги для выкупа? Всегда же находились. У него всегда полно денег, на всё хватало и этих отморозков с потрохами купит. Конечно купит. Не на того наехали!
А если, правда, нет денег? «Дорого ты мне обходишься сынок», «нет денег…» - обрывками фраз вспоминался последний разговор. И что тогда? Продать квартиру, машину… Потерять всё в одночасье – внутри всё переворачивается от досады. Продавать будут его, Эдькину квартиру, без всяких сомнений. Бесценная коллекция дисков затеряется, у любимых вещей появятся новые хозяева. Думать об этом хуже всякой пытки.
Подсохшие за ночь булочки на полу. Не есть. Так и так помирать.
Отец, ну где же ты?! Верни ты им проклятый долг! Как же мог так задолжать-то?! Жить. Хочется жить, но не так. А что бы всё было как раньше. Но почему-то казалось, что как раньше уже не будет. А может даже вообще ничего не будет. Отец в бегах. А Эдику придётся прощаться с жизнью? Этого не может быть!
Булочки… Голод взял верх.
Когда-нибудь всё это кончится. Когда-нибудь. А что если нет…
Щелчок замка и в комнате появился широколицый с телефонной трубкой:
- Да, здесь он. Живой.
И вплотную подошёл к Эдику. Двое помощников скрутили за спину руки.
- Поздоровайся с отцом! – отстранив трубку, требовательно произнёс тот.
- Я здесь! Я…
Но договорить не дали, отпихнули на матрас. Ушли.
- Готовь деньги… Так продай там что-нибудь! И не притворяйся, что ничего нет, - последнее, что успел расслышать Эдик.
Решалась его судьба. Она сейчас в руках этих захватчиков. А его жизнь ничто. Какая-то фишка на зелени сукна, безвольный шарик в руках игроков. И всё. Окутывало пеленой ужаса. Невыносимо. Жестоко и бесчеловечно.
Была наполненность дней, а сейчас пустота, угнетающая, пожирающая остатки трезвого сознания. Колючая тишина, запускает иглы, пронизывая насквозь. Негде укрыться. Обволакивает и давит до глубины. Ни жив ни мёртв. Отсутствие.
Опять ночь.
Утро, мерзкий матрас. Не прекращается ощущение тревоги. Преследует, не оставляя ни на минуту, а время кажется нескончаемой вечностью. Стираются привычные очертания и границы. И там в бесконечной пустоте страшно и неуютно.
Кому я что сделал? Простите меня все и за всё?... Когда же закончится всё это? Отец, ну где же ты?! Где?... Подкрадывается леденящий ужас.
Вздрагивал от каждого шороха за дверью и щелчка замка. Они входили, как всегда, кидали на пол пакет с едой. Кормили отвратительно. Последнее время было всё равно. Эдик уже не различал вкус еды и вообще не чувствовал голод.
Широколицый бандит, как будто специально добивал словами:
- Радуйся, что жив. Пока.
Из комнаты ни разу не выводили, даже в туалет. Ведро возле двери за это время уже источало мерзкий запах. Печное отопление плохо прогревало комнату. После сна на жёстком матрасе ныло всё тело. Но со временем притупилось и это.
Жив или мёртв… Здесь это не имеет значения.
Память воспроизводила знакомые звуки и ритмы. Хаос. Всеобщий хаос вещей, мыслей и действий.
Время закручивается по спирали, сужается до одной точки. Пульсирует и давит мощными ритмами. Голова тяжелеет и её уже невозможно оторвать от матраса. И всё перемещается за пределы реального.
Какая-то девчонка машет ему рукой, улыбается и уходит. Ольга… хотелось помахать в ответ, но почему-то забыл как это делается. Растворилась…
«Эд, Эдик! – голос Пашки. – Не тормози! Мы здесь… Давай бабло, а то нас выгонят… третья дорожка наша». Пачка денег из рук переходит к должнику-однокурснику. Он в тех же джинсах, выходит, готовится к броску. Шар по дорожке и звук падающих кеглей. Музыка оглушает и вводит в транс.
Сидящая на заборе ворона долго смотрела по сторонам, потом на неподвижно лежащего Эдика.
Всё уже стало привычно-безразличным. И мир вокруг не казался таким уж значимым.
Временами в комнату входили, хлопала дверь, доносились голоса, смысл которых не воспринимался. Мелькали какие-то новые лица. В один из дней его подняли, завязали глаза и погрузили в машину. Темнота и неизвестность никак не отразились на его безразличном спокойствии. Эдику казалось, что он давно уже умер, просто не заметил.
Куда-то поехали. В машине ругались, о чём-то спорили. Сдёрнули повязку, и свет резанул по глазам. В городе солнце. Притормозив на повороте, открыли дверцу и выпихнули его из машины. Он упал в мартовскую слякоть.
Неохотно поднялся. Город обрушил на слух рёв моторов, шум и визг. Словно пытаясь подавить своей мощью. Подбежала мать, со слезами что-то говорила, обнимала. Дрогнуло что-то в глубине души. Смотрел в её покрасневшие глаза и не мог понять, что же в ней изменилось: она и не она. В какой-то чужой спортивной куртке поверх платья. Как будто даже заметно постарела.
Неподалёку ожидал серый ниссан. Знакомый салон, мягкие сиденья. Всколыхнуло болезненные воспоминания, как будто из другой жизни.
- Ну не мог я к ментам пойти, ты же знаешь, - возмущённо оправдывался отец, разворачивая машину.
- Ради сына мог бы всем пожертвовать! – с упрёком высказала она, обнимая сына.
- А как бы жили? Для вас всех стараюсь!


***
Эдик проснулся в родительской квартире, в комнате, которая когда-то была его. Казалось, проспал целую вечность. Взгляд упёрся в огромную коробку, стоящую посреди комнаты. Огляделся. Сквозь штору пробивалось солнце. Значит, всё-таки жив! Теперь пора забыть и никогда не вспоминать о мрачных событиях февраля!
Натянул первые попавшиеся брюки. Встал и чуть не запнулся о колонку от музыкального центра. Нагромождение мебели, каких-то коробок и тряпок. Порылся, пытаясь отыскать какую-нибудь футболку. Заглянул в коробку. До верха вперемешку какие-то вещи. Диск с фильмом «Убить Била». Откинул в другой край, вытащил джемпер. Зеркальце на полке отражало потухший взгляд, болезненное лицо в ссадинах и синяках. В кармане брюк обнаружил чудом оставшиеся деньги.
В прихожей было тихо. Мать готовила что-то на кухне и тихонько всхлипывала. Отец разговаривал по телефону и, как всегда, ходил по комнате. Эдик подошёл к двери, стал обуваться.
- Эдик?! Ты куда? – обратилась к нему Танька из большой комнаты. - В таком-то виде! Неужели ты выйдешь на улицу в мятых брюках и старой не модной куртке? – язвительно поинтересовалась она.
Он молча вышел из квартиры.
Ближайший супермаркет находился через дорогу. Яркое солнце слепило глаза, капало с крыш, плавились сугробы. Пролетали машины, сигналили, шумел город, невольно хотелось убавить звук. Суета, все куда-то спешат, обтекая стоящего Эдика. Поток реальной жизни, в который он не вписывается. Повреждён какой-то внутренний механизм и стёрлось ощущение привычного ритма повседневности.
Повинуясь привычке, скидал в корзинку то, что зацепилось взглядом. Ещё у выхода в толпе вычленил взглядом старушку. Даже со спины показалась знакомой. В каком-то старом пальтишке: не то сером, не то в выцветшем зелёном. Бабуля стояла возле дороги. Поток машин замер, и она неуклюже пыталась преодолеть ледяной накат.
- Я вам помогу, - подскочил к ней Эдик и ухватил за локоть.
Она испуганно посмотрела на него. Вид после недавних событий не внушал доверия.
- Осторожно, здесь скользко, - предупредительно заметил он.
- Спасибо, добрый человек… Спасибо.
Приятное чувство удовлетворения разливалось в душе. Единение с миром, с общим замыслом жизни. Эдик, сам не зная, почему протянул бабуле пакет с продуктами. На её худеньком лице отразилось растерянное удивление.
- Возьмите, - утвердил он и поставил перед ней пакет.
Она, опомнившись, возразила, но Эдик уже не слышал.
Как-то по-особенному щебетали птицы, уже чувствовалось весна. Действительность наполнялась красками, звуками, какими-то новыми, непривычными ощущениями. Он шёл по аллее, и казалось, первый раз в жизни почувствовал себя по-настоящему свободным.
Февраль – май 2006г.