Вятка моего вчера 3
Глава третья.
В доме на улице Большевиков, 69 (как раз, где сегодня находится гастроном «Александровский») жила одинокая женщина по фамилии Лялина с четырьмя дочками-погодками. Жили они бедно, дети росли без присмотра и вечно ходили грязными и голодными, причем, в одинаковых ситцевых платьишках. Были они на редкость отчаянными и больше походили на мальчишек, чем на девчонок. Дружить с ними в более благополучных семьях считалось дурным тоном.
Мне же этого не запрещали, и я тянулась за сестрами Лялиными, стараясь ни в чем от них не отставать: бегать вместе с ними по крышам сараев, после дождя голыми ногами месить грязь в лужах и канавах, лазать по деревьям, играть
в футбол (команда мальчишек против команды девчонок), ножики и лапту, участвовать в соревнованиях на длину плевка и в прочих ребячьих забавах.
Но главное удовольствие я получала тогда, когда они брали меня с собой в Халтуринский парк. Дрожа подколенками, я вслед за ними спускалась по крутому откосу в сторону Вятки, где мы забирались в самые дебри. Тут рос орешник с
молочно-спелыми плодами, попадалась рябина, ноги отчаянно жалила крапива, царапал колючками то ли шиповник, то ли тогда еще растущая там ежевика.
Наверху, в саду, в зависимости от времени года мы набивали животы желудями, иргой, а также какими-то кореньями, которые девчонки называли редькой, очищали, макали в соль и ели с хлебом - если был. Нам было лет по пять-шесть.
А когда стало по семь-восемь, у нас появилось другое развлечение: проникнуть в Халтуринский вечером. Купить билет в кассе мы, естественно, не могли (не было денег, да нам бы и не продали), поэтому мы либо пролезали между прутьями исторической чугунной решетки Витберга, где в одном месте был выломан кусок прута, либо пользовались старательно сделанным днем подкопом под деревянным забором, который окружал парк с севера (перелезть через забор нам, естественно, было не по силам), либо заранее расшатав одну доску и выдернув нижний гвоздь, отодвигали ее в сторону и пробирались наверх к танцплощадке.
Когда-то давно она находилась слева от ротонды (грунт в этом месте за много лет значительно ополз), стоящей на главной аллее, окруженная старыми липами, которые казались нам такими высокими, что верхушки их словно утопали в темном небе. Мы, разинув рты, глазели на парней и девчат, на то, как они одеты, как танцуют, как
ведут себя друг с другом, иногда сквозь решетку забора удавалось расслышать отдельные слова. Все это было очень интересно.
Однажды за этим занятием меня застукал мой старший двоюродный брат Май и нажаловался дома, что мы, соплюхи, тусуемся возле танцплощадки. Он бывал там часто – в нарядной рубашке и пиджаке, старательно наутюженных брюках, при галстуке и в лакированных ботинках. Причем, каждый вечер у него были новые девушки. Иногда он приводил домой сразу двух или трех красоток и знакомил их с родными.
Танцы продолжались до самого позднего вечера. Когда музыка духового оркестра стихала и парк
закрывался, молодежь дружно высыпала на мостовую и тихие днем кварталы улиц Большевиков и Энгельса наполнялись звонкими голосами, смехом и гулким цокотом высоких девичьих каблучков.
Хотелось поскорей вырасти, чтобы тоже ходить на танцплощадку в Халтуринский - самое оживленное место вечернего Кирова конца пятидесятых.
Но наша молодость выпала на шестидесятые, и хотя в Халтуринском парке к этому времени выстроили
новую танцплощадку, пониже второй ротонды, ближе к реке, она уже не пользовалась такой популярностью у молодежи, как первая, и быстро куда-то исчезла. В Домах культуры начались первые дискотеки. Постепенно парк начал пустеть и разрушаться.
Молодежь тоже стала другой: появились первые телевизоры, школьники потянулись в библиотеки. Мне было важнее засесть в "пушкинку" и, поскольку дошла очередь, быстренько проглотить "Один день Ивана Денисовича", чтобы назавтра похвастаться в классе, что "а я - уже!".
... Спустя полвека с лишком я не раз приходила в парк моего детства (теперь уже не Халтуринский, а Александровский), но не одна, а поначалу с коляской, в которой крепко спал мой маленький внук, и бродила по аллеям, с грустью вспоминая свое детство.
А как только внук стал передвигаться самостоятельно, то мы с ним нередко подходили к краю крутого склона к реке, он, крепко держась за мою руку, боязливо, но с огромным любопытством заглядывал сверху вниз, где его тоже, видимо манили своей таинственностью высокие, уже покосившиеся деревья и густые кустарники - туда, куда я в детстве катилась с подружками кубарем, набивая синяки и шишки.
Увы, мой внучок, я не могу покатать тебя на колесе обозрения, сводить в комнату
смеха с кривыми зеркалами, где бы мы нахохотались с тобой досыта, покачать на
захватывающих дух качелях или посадить на карусели, которые были здесь в пору моего детства. Зато сегодня у тебя есть велосипед и роликовые коньки, и ты со стайкой мальчишек и девчонок лихо гоняешь по парку, кстати, тоже получая порой синяки да ссадины.
Летом, в парк привозят современные аттракционы: надувные горки, специальные водоемы с роскошными лебедями, которые можно оседлать и поплыть, «тарзанки» и прочее, но две-три минуты современных развлечений стоят так дорого, что кошелек становится пустым мгновенно.
У родителей и детей появились иные ценности: первые курят, пьют пиво и едят шашлыки, которые жарятся здесь же, наполняя чистый воздух едким смрадом жаровень, вторые всеми способами вымогают у взрослых деньги, чтобы еще разок прокатиться на детской машинке или съесть дорогое мороженое.
Куда исчезло все, что было, недорогие и немудреные развлечения - невыразимая сладость нашего детства, оставшаяся в памяти на всю жизнь? И что лет через десять-пятнадцать будет манить моего Еремку: какие развлечения, какие дискотеки, какие имена? И что станет с нашим
любимым парком?
Свидетельство о публикации №211111301207