Новелла - Абсурдный залп?

Под стук колес пассажирского поезда , в одном из вагонов  которого сидели двое мужчин и философски обсуждали  проплывающие за окном опустошенные, поросшие сорняками необъятные просторы некогда колхозных земель.
- А когда–то все было засеяно пшеницей,- проронил один из собеседников.
Второй молчаливо кивнул.
- Жить уже начинали по человечески,- не унимался первый,- пока под видом демократических преобразований не произошел этот дерибан.
- К чему ты клонишь?- встрепенулся молчавший.- Тебе ясно было сказано: « Жить стало лучше. Жизнь стала веселей!».- Тебе чего-то не хватает? Чем-то не доволен?
Первый из собеседников  по началу опешил: шутит ли тот или всерьез наезжает? Но, видимо, решил, что все нормально, продолжил:
-Зря ты так, или веселая жизнь глаза застит? Реальности  не замечаешь?- при этом выразительно показал на окно, за которым в этот момент проплывали разрушенные коровники, торчали трубы разворованных заводов и прочие примечательности.- А, главное, беда: мизерные пенсии и старание власти всеми силами уменьшить этот мизер штрафами, различными поборами во имя лучшей жизни. Вот только чьей?
- Говоришь, плохо жить стало?- усмехнулся второй.- Зажали со всех сторон? Обирают-обдирают? И кто? Твои же избранники! А сам? Что ты сам совершил, чтобы противостоять этому бедламу? Вижу, образованный, мыслишь логично. Так сообрази, как постоять за себя. Расскажу тебе быль, с моим дедом случилось. Неграмотным был мой дедушка, родом из казаков кубанских. В станице таких было сплошь и рядом. Шесть лет, как война миновала. Жили себе станичники по советским законам. Более-менее образованные руководили ими. Почти по Некрасову: «Грабили нас грамотеи- десятники. Секло начальство. Давила  нужда. Все перетерпели мы, Божие ратники. Мирные дети труда.»
Коснулось деду моему с просьбой в сельский совет обратиться, досок на развалившуюся  хату выписать. Как фронтовику, ему бы не должны отказать… Ходил неделю, месяц. Все бестолку. Тут и осень подкралась, как всегда, неожиданно. Дожди зарядили. Хата, как решето. В сарае, рядом с единственным поросенком, жить пришлось с бабушкой. А чиновники во все времена одинаковые. Их пушкой не прошибешь.
Не знаю, может эта поговорка подстегнула старого казака, но видимо доконала деда сельская бюрократия.
Возвратился он после очередного оббивания  порогов, ставшего ненавистным для него, сельского совета, увидел трясущуюся от осеннего приморозка свою супругу, невмоготу стало терпеть издевательства. Это как же надо было достать пожилого человека?!
Развалил он старую поленницу дров, под которыми хранилась со времен войны  прославленная сорокапятка, выкатил родимую на середину двора и, хоть сам всю войну  прослужил ездовым, но, видимо, не только конями, но и пушкой научился управлять. Навел орудие на здание сельского  совета, единственным снарядом сорокапятки разворотил угол ненавистного учреждения.
На суде дедушка сказал: «Жалею, что у меня был только один патрон…». Приговорили его к десяти годам, и то только потому, что человеческих жертв не было.
Сам я хоть и прихожусь внуком этого человека, до сих пор не могу определиться, считать ли этот выстрел абсурдным или нет,- при этом рассказчик выразительно  посмотрел на своего собеседника и продолжил:
- Да…Каким бы абсурдным не был этот залп, я горжусь свои родственником, неграмотным, но беззаветно храбрым, гордым человеком. Сам он не вернулся из заключения, но бабушке дом  сельский совет отремонтировал. Люди настояли и помогли кто чем мог.
Закончив рассказ, мужчина замолчал. Молчал и слушатель. Так, каждый со своими мыслями, они очень долго сидели молча.