Что было, что будет...

Летом, в воскресный полдень в нашем пивбаре прохладно и пусто. Разве что забредет одинокий хромоногий старикашка - маленькими глоточками, без закуски, смакуя, выпить сто грамм холодной водочки и занюхать рукавом. Или заглянет немолодая помятая парочка опохмелиться после вчерашней гулянки. Днем тут не танцуют в обнимку сильно поддатые дядьки и тетьки весьма подозрительного вида и оглушительно не горланят в микрофон любители сольного пения.

Пиво здесь недорогое и, что важно, всегда свежее и очень вкусное. Ни в одном, даже самом дорогом, баре города нет такого: платишь «полтинник», а то и «сотку», за кружку, но удовольствия не получаешь. А тут с утра и закуска свежайшая - впрочем, у них ничего не залеживается, ибо пропускаемость будь здоров.

Конечно, хотелось бы посещать места более комфортные, более спокойные и эстетично радующие глаз, но это дорого, долго по обслуживанию, далеко от места жительства, а, следовательно, требует массу лишних телодвижений. А кому охота трепыхаться, если у тебя под боком заведение пусть и не высшего класса, но если сесть спиной к основной массе, то полчаса запросто можно продержаться.

Так вот. Захожу, беру, сажусь, кайф ловлю. Тихо, пусто, спокойно. Так и чувствую, как нервная система начинает затихать, притупляться, успокаиваться, а  раздражение, полученное дома, в транспорте или в магазине, исчезать.

Входит парочка, садится напротив, и дама, попивая из кружки, так и вперивается в меня глазами, так и сверлит. Я узнаю в ней какие-то знакомые черты, но вспомнить, кто такая и где мы с ней пересекались, ну никак не могу.

Наконец, эти «гляделки» ей надоедают и она бросается в мои объятия. Да, помню, да, была, да, много лет прошло, да узнать нас порой не так легко, особенно если прическа поменялась и габариты стали несколько иные. Да, хорошо, да, спасибо, да есть проблемы…

-А давай я тебе погадаю, я хиромантией увлекаюсь, книг знаешь сколько прочитала, - и она, не спросив, хватает мою руку и начинает вывертывать ее так и этак, сгибать и разгибать ладонь, раздвигать пальцы, сообщая в общем-то уже известные мне подробности моей жизни, что само по себе меня совершенно не поражает. Да, все так, все так, моя дорогая, и, к сожалению, не иначе.

-Проживешь ты девяносто лет, - наконец заключает она, - а поэтому закажи нам с Герой по сто грамм водки, запивку и бутерброд!

Хоть уговора такого не было, я послушно иду к стойке, потому что в последнее время  замечаю, что с годами стало проще соглашаться, чем возражать. По сто, так по сто, и себе еще кружку пива, хотя на первой, как мне кажется, надо было поставить точку.

Потом, естественно, наступила ее очередь рассказывать о своей жизни. Вятские люди таковы, что вывалят вам все, достаточно лишь неосмотрительно спросить, как, мол, живешь-то, дорогуша?

И тут начинается такой словесный поток, такой поток сознания, что его можно приравнять к извержению вулкана, или внезапному наводнению, или высокой волне, накрывшей тебя с головой.

- Да ты что, мне же рак груди ставили, но у меня знаешь, какая грудь? Классическая: маленькие, широко расставленные груди – как у Венеры Милосской. Резать-то жалко! Что я только не делала: и к бабке ходила, и водку с подсолнечным маслом пила, траву какую-то заваривала. Но главное, я тебе скажу, - вера. Я легла под открытой форткой, чтобы на меня поток воздуха шел, и начала молить Бога, чтобы он оставил мне грудь. Долго просила. Что ты думаешь, прихожу к врачу, он удивляется: куда все делось? Все рассосалось! Но верить надо, надо верить. И ты верь, и все у тебя будет хорошо!

Она разом допила водку, схватила парня, который был явно моложе ее, за руку и, смеясь, потащила танцевать, грациозно разворачиваясь таким образом, чтобы широкая юбка вставала колоколом и кружилась вместе с ней… Ну вот, теперь уже и днем танцы!