Хроники оптимиста. Часть IV

Глава IV
ТРЕТИЙ  КУРС ХИМИОТЕРАПИИ. БЛОК «А»

- Илья Николаевич! Анализ  из нашей  лаборатории  пришел не плохой, а очень  плохой!  Собирайтесь! – с порога жестко  произнесла  вошедшая  врач.
Пожалуй, такой  стремительной  и крайне  озабоченной  Илья  ее еще  и не видел.  Шел  четвертый  день  третьего  курса  лечения. Основные  препараты  химиотерапии  уже  прокапали и отключили.  Илья, памятуя о прежних  двух  курсах,  уже  привычно  ждал  анализов  движения  показателей  крови.  Не было ни внешних, ни  внутренних  осложнений.  Слабость,  появившаяся  после  трех  курсов,  была  объяснена  доктором  как  ожидаемая.  Неприятный привкус  появлялся  всегда  после  приема  лекарств. И все. Обычная  больничная  рутина.  И вдруг…
 «Это  еще  что за  новости?!» - мелькнуло  в голове у Ильи, но врач, не давая ему  самоуглубляться,  перебила  твердыми установками:
- Собирайтесь!  Максимум  за  час  Вы должны  добраться до  Детской  областной  клинической  больницы.  Там  Вас  ждут в лаборатории, я уже звонила.  Необходимо  сверить  результаты анализов из нашей  лаборатории  с их показателями. Сейчас  у Вас еще  раз возьмут кровь, и Вы  отвезете пробирку  со своей  кровью  туда. Езжайте на метро! По московским  пробкам на  такси  Вы за час не успеете на другой  конец города. Торопитесь! Деньги на дорогу  есть? Одолжить Вам?
- Да, да, конечно, есть, - растерялся Илья.
В замешательстве, еще не понимая, что именно происходит, он сам, не дожидаясь  медсестры в палате, зашел в процедурный  кабинет. Медсестра, молча, точными  профессиональными  движениями  набрала в пробирку кровь через подключичный катетер.  Запаковала ее и со словами «Осторожнее, не разбей» и – уже  жалеючи - «Ты уж поторопись» переключилась  на другие  свои дела.
Илья  машинально  оделся, спустился на лифте  вниз. Прошел по  двум длинным коридорам клиники. Вышел на улицу и направился к центральным воротам  больницы. В голове  был  полный  ступор. Ни одна  посторонняя мысль  не то чтобы  мелькнула в голове, но даже боялась  проникнуть.  В  ушах  набатом били только последние слова  доктора: «Препараты  химии  вторые  сутки  не выводятся из Вашего  организма!».
- Как же  так?! Не может быть! Может, какая-то ошибка?! – почти  в полный  голос проговорил Илья и про себя  договорил: «Так, надо поймать машину! С появившейся слабостью и к вечеру до метро не доползу».
Поймал  частника. Сунул ему  приготовленную  дежурную  сотку и попросил, как можно  быстрее  доехать  до метро.  Ужас охватил его , едва он сел на  заднее  сидение  машины. Помня  о последствиях  у соседей  по предыдущим палатам, Илья четко  усвоил: если препараты химиотерапии  не выводятся из организма, это может привести к самым  печальным  последствиям. От подобных  воспоминаний по всему  телу  пробежали ледяные  мурашки. Начиналась откровенная паника.  Мысли, приходившие  в голову, как  потревоженные овцы, сбивались в кучу, путались между собой и метались в голове броуновским  движением. Мало того, что они и не пытались  выстроиться в какую-то логическую  цепочку, они  то буквально  шарахались  друг от друга, то судорожно  сталкивались, цепко переплетались и куда-то бесцельно неслись. Все это напоминало  мечущиеся в барабане лотереи шарики в ожидании результата розыгрыша.  Илья посекундно  выхватывал  из этого хаоса  движения  по одной мысли, а иной раз  умудрялся  схватить и две одновременно. В  этой  бешеной  скачке  мелькало «За что?!», через мгновение  сменявшееся «Не может быть!» под аккомпанемент недоумевающего «И это после таких лошадиных доз мочегонных?!».
Водитель  подвез Илью  почти  ко  входу в метро.  Даже не бросив  вежливого  «спасибо»,  Илья  буквально  ворвался  в вестибюль  станции.
- Так! Купить билет – и быстрее  в вагон! Схему пересадок по-смотрю на  ход! – подгонял он самого  себя.
В полупустом вагоне  забился в самый  угол и уткнулся  взглядом в пол. Его  колотил  озноб. «Надо взять  себя в руки. Еще ничего не ясно. Надо  дождаться  результатов  анализов крови», - Илья  попытался призвать  свой разум  к порядку и закрыл  глаза.
Сколько времени  занимает  путь на подземке от  станции «Динамо» до «Юго-западной»?  Не помню.  Не взирая  на  бесконечные  вязкие московские  пробки,  наш герой  все-таки был  приверженцем  своего  авто.  Наверное, минут сорок или  чуть  больше.  Но  эти  сорок минут оказались знаковыми для Ильи. Они поселили в его сознании что-то новое, доселе  непривычное. Прежде всегда полагаясь только на себя, на свою фантазию, находя выходы из самых, казалось бы, тупиковых ситуаций, придумывая и рассчитывая в голове самые сложные ребусы ситуаций, преподносимых судьбой, сейчас Илья вдруг обратился к Богу. Именно к Нему, которого, пожалуй, скрывал в самых потаенных  хранилищах  своей  души.
За  всю свою  сознательную  жизнь Илья  обращался к Нему лишь раз. Десять лет назад, будучи в Израиле,  он оказался  у Стены плача. По преданию, стоя у этой святыни, молящиеся  обращаются к Всевышнему напрямую. Тогда Илья действительно  обратился к Создателю. Он просил счастья своим близким. Просил, чтобы род его был сильным духом и продолжался  века.
Не знаю, как объяснить дальнейшее, но неожиданно  к нему из трещинки  многовекового камня вышла  маленькая  ящерка. Она остановилась прямо перед лицом Ильи и, казалось, смотрела ему в глаза. От неожиданности Илья  даже не отшатнулся. Напротив, он улыбнулся и почему-то поскорее  по наитию  обратил дальнейшие  свои слова именно к этой неприметной, но конкретной, живой, внимательно  слушавшей его ящерке.
За  час  до этого события Илья  был в Храме Гроба господня. Он с интересом   наблюдал  за посетителями. Ему  всегда было интересно реакция  людей как таковая на события и на увиденное.  В Храме было многолюдно: десятки туристов, паломники, преклоненные к святая святых, служители  разных  конфессий. Но все  вели себя абсолютно  по-разному, несмотря на единую тематику святилища. Кто-то неистово молился, а кто-то  любопытно  фотографировался на фоне  артефактов. Кто-то  искренне  плакал и прикладывал  чело к бронированному стеклу, оберегающему каменную  плиту, на которую  положили Иисуса  после  снятия  с распятия, а кто-то  безразлично читал таблички, несмотря на то, что впервые находится в святейшем месте.
В тот момент Илья осознал, что верит. Но  выставлять  ее, веру, напоказ, публично  отправлять каноны и соблюдать ритуалы он не станет. Она  есть, живет  внутри него, не предназначена для посторонних  глаз, она сберегается  в самых потаенных хранилищах  его души.
Сейчас же настало время  открыть эти хранилища. Находясь на грани между жизнью и смертью, он уже не испытывал потребности  скрывать  свою  веру.  Скрывать перед людьми от посторонних  глаз. Скрывать от себя. Илья молча, не открывая  глаз, но, самое важное, искренне, обратился к Всевышнему: «Я не знаю  слов молитв. Я никогда не был ни Твоим ревнителем, ни Твоим служителем. Порой, будучи юным отроком, я даже подшучивал над Тобой. Но сейчас обращаюсь именно к Тебе! И прошу именно Тебя! Я не вымаливаю что-то для себя. Я уже  что-то видел и что-то знаю. Наверное, я уже пожил. Прошу тебя  сохранить  мне  жизнь ради  моих  близких.  У меня  есть еще обязательства перед ними.  Дети мои еще  малы, их надо выводить в люди. Мать моя еще не стара, но кто позаботится о ней в предстоящем? Прошу тебя! Прости, если не теми словами…»
Поезд остановился. Вежливо-официальный  голос диктора промурлыкал из репродуктора: «Станция Юго-западная…» Илья вышел из вагона и направился к эскалатору. Паника улеглась. Волнение еще было, конечно, но оно  уже  сменилось каким-то  разумным успокоением. Он знал, что на ситуацию сам повлиять не может. Он  тихо, не озвучивая окружающим, доверился  тому, к кому обращался все эти минуты пути. Все, что мог, все, во что верил, он  сделал и озвучил  в своей  мольбе.
Выйдя из метро, он поймал такси и уже через пятнадцать минут был в нужной  лаборатории. Его  ждали.  Вежливо  забрав у Ильи пробирку  с его кровью,  сотрудницы  удалились. Илья остался ждать в коридоре... Ждать результата… Он  сел у окна и постарался уже  не думать  о предстоящих  результатах.  Он успел  вовремя добраться до этой лаборатории. С пробиркой в толчее  метро ничего не случилось. Теперь  надо только  подождать. Он сделал все, от него зависящее. «Только подождать…» - устало  пробормотал он сам себе.

                *    *    *

В начале 1991 года  Илья  ушел  с комсомольской  работы.  Власть в стране подбирали демократы.  Митинги  на площадях перемешивались с руганью и драками  в очередях пустых продовольственных  магазинов. Тротуары  городов  занимали разномастные  торговые ларьки. А по улицам  разъезжали  жирные шеи бритоголовых братков, украшенные  золотыми  цепями и тупо торчащие из окон «жигулей»  девяносто девятой модели. Весь этот  свежеприготовленный  винегрет  обильно  умасливался в телевизорах разоблачениями  партийных работников  и орущей из ресторанов «Его вишневая девятка»  попсой. Комсомол стал никому не нужен.
Привычная  работа с молодежью  сменилась  думами  дальнейшего самоопределения для Ильи. К тому времени он  закончил заочное отделение  экономического  факультета. И с багажом  из  двух  высших  образований и последней  комсомольской  зарплатой  в  двести рублей  поехал проситься на работу к матушкиным  друзьям-банкирам. У мамы  заканчивался  отпуск. То  лето она проводила в освоении  нового  дачного  участка. Поэтому  Илья  сразу, не заезжая  на московскую  квартиру, пересел на Казанском  вокзале  на электричку и отправился в Шатурский район за родительницей.
Хороший  летний  день, теплый августовский  выходной.  Переночевав на даче, он не спеша оседлали  имеющийся  в арсенале  семьи «Запорожец» и, погрузив  нехитрый  послеотпускной  скарб, отправились в Москву, решив наутро  заняться  трудоустройством  Ильи.
Все началось уже на МКАДе.  Нервные  гаишники  то разгоняли  ряды  машин  мирных  дачников, возвращающихся  на личном  транспорте со своих  фазенд, то  приказывали  мчаться  с превышением  скорости до следующего  светофора. По МКАДу  стройными колоннами в столицу  въезжали  военные  танки. С иных  направлений в сторону  первопрестольной  тянулись  грузовики  с полными  кузовами  молоденьких  солдат.
- Парад какой-нибудь  придумали, - неуверенно  предположила  мама.
Илья  безразлично  пожал  плечами. Ему это было неинтересно, хватало своих  забот. Знал бы он, где придется  провести  ему  следующую ночь! А ночка оказалась  весьма занятной.  Потому  что наутро в стране  случился  путч. Забавное  слово. Даже  и не скажу  о его приемлемости  к России.  На Руси  более  привычны  понятия «бунт» и «революция». А «путч» - какое-то иноземное  кривляние. В чем и пришлось  убедиться нашему герою в знаменитый понедельник 19 августа 1991 года.
Полноценного  собеседования  о возможной работе в банке  у претендента Ильи не получилось. Придя на встречу, он увлекся разговорами  о происходящем  в столице. Вокруг  Кремля  стоят солдаты, никого не пропуская  внутрь, а по  кругу Садового кольца  сплошной колонной  разместились  танки.  По телевизору говорят, что арестован Президент.  О как!
Делать нечего:  надо идти  смотреть на события.  Туда и направился с толпой зевак  наш герой.  Разговоры  оказались  не лишенными  истины. Действительно, движение в центре  было перекрыто. Толпы  непонимающих  людей с вопросами «Что?», «Где?» и «Как?» метались от  живого  солдатского  оцепления  Кремля  к  танкистам, посиживающим на своих боевых  машинах.
Но ближе к обеду  толпы  людские  стали  организованнее. Прошел слушок, что массы  собираются у здания  недавно открывшейся  Биржи и пойдут  шествием  к Белому  Дому. Что делать – направился туда и Илья. На середине  Нового Арбата, прежнего Калининского  проспекта, его  взору  открылась  невероятная  процессия:  огромная  толпа  молодых  людей несла над собой  многометровый  флаг России. Процессия  целенаправленно двигалась  в сторону  Белого Дома.  Кругом слышались  возгласы  с  уже  привычным  уху словом «баррикады».
 О, многострадальный  Читатель! Не  хочу и не буду  брать на себя  оценку  происходящего. Не вправе я  судить  людей, бывших на свидании с желанной  половинкой, или бабушек, выгуливавших  в тот день  внучат, которые по незнанию, от доверчивого любопытства, забрели  под стены  оплота тогдашней  демократии. Но трижды  плюньте  мне в глаза, если я не прав, что Илья увидел  огромную массу  людей, не понимающую, что же на самом деле происходит! Они бродили  сквозь  несколько десятков  посвященных в суть происходящего. С любопытством  кумушек у подъезда разглядывали  строящиеся  баррикады. Мальчишки с вожделением, бурно  восторгались  на переворачивание  троллейбусов для защиты  от предполагаемого  нападения. И только к вечеру зазевавшиеся  парочки  влюбленных и бабульки опомнились  и принялись выводить  своих малышей из хаоса  происходящего.  Илья ошарашено смотрел на очередь  желающих  выбраться  через узкий проход  в груде  лома и камней. Он не понимал, почему  этим людям никто ничего не объяснит.  Не подскажет, что это не место для прогулок и что с детьми  сюда тем более нельзя!
Но толпа все прибывала и прибывала. К вечеру на площади перед зданием уже было настолько многолюдно,  что  люди стояли, как в переполненном  автобусе. Ими никто не управлял,  никто ничего  не разъяснял. И только  ближе  к ночи чья-то  светлая голова  через  репродуктор  стала  давать пояснения  происходящему. Илья  смог  выбраться  оттуда  в четвертом  часу ночи.  Пол-Москвы  пришлось идти  пешком. Под утро, добравшись до  дома, злой, ничего не  объяснив  родным,  молча  завалился  спать.
На следующий день,  увидев по телевизору знаменитое выступление  Бориса Николаевича, узнав об освобождении арестованного Президента, не желая  давать хоть какую-то оценку происходящему, Илья  сел в поезд и уехал в свой Город.  Он был сыт по горло всей этой политикой, перестройкой, а главное, наплевательским  отношением к рядовым людям. В столице  до него никому не было никакого дела, поэтому он возвращался  домой. Надо было или  находить  работу, или применять  свои  способности  иным способом. Так или иначе, но  надо было  налаживать  новую  жизнь, быт и суметь  посреди  разразившейся вакханалии  прокормить  семью.

                *    *    *

- Ну  что там? – без внешних  эмоций  спросил  Илья  вышед-шую  к нему с результатом  анализа  лаборантку.
За эти  прошедшие  полчаса  ожидания, тянувшиеся, как сло-манный паровоз,  эмоции, бушевавшие в нем, перегорели.  Он  чувствовал себя скорее  опустошенным, чем  успокоившимся. Напряжение, сковавшее Илью, поглотило и без того  измотанное лечением тело. Он медленно поднялся со скамьи, боясь  опрокинуться  обратно. Он просто стоял, ожидая  приговора лабораторных результатов.
- Одну минуту… Я только  поставлю  подпись  заведующей на наш бланк, - деловито  проскользнула меня  лаборантка.
- Да какую еще  минутку! – почти без  сил  выдавил Илья. – Просто  скажите, что там, - продолжил он сквозь  зубы.
- Что Вы так переживаете?! Хороший анализ. Даже очень хороший. Лучше нормы! – не понимая, возмутилась  лаборантка.
Она  даже  и подумать не могла, что стоявший  перед ней  лысый  мужчина с впалыми глазами  ждет результата  именно  своего  анализа. Не подумала даже допустить ее  молодая головка, что лечащийся от такой  болезни  человек после  трех  убойных  курсов  химиотерапии сам добрался  сюда  через  всю  Москву, чтобы привезти свою  собственную  кровь на анализ.  Она приняла  его  за  курьера.
Она скрылась за дверью  кабинета  заведующей. И, наверняка, не могла слышать  сдавленного  рыка Ильи  ей  вслед. Через минуту она  вышла из кабинета в сопровождении  заведующей  лаборатории.
- Это что? Был Ваш анализ крови?! – уточнила  свою  догадку  женщина в белом халате.
- Да, - просто кивнул еле  стоящий  на ногах Илья.
- Ясно. Теперь можете  уже не волноваться. Результат хороший и даже очень.  Скорее  всего, лаборатория  больницы, где Вы  лечитесь,  дала  какой-то технический  сбой. Редко, но такое  бывает. Поэтому и нужна  была  контрольная  проверка. Не волнуйтесь, препараты  химиотерапии  присутствуют  в Вашей крови  в минимальном  количестве, что говорит  об их необходимом  выводе из организма.
- Спасибо, - только и мог устало выдавить Илья.
- До свидания, - вежливо  попрощалась  с ним  заведующая лабораторией.
Почти  опустошенный, а скорее выпотрошенный  этим неожиданным испытанием, Илья  медленно  побрел  к выходу. «Хочу на  воздух. Потом на «Динамо», в клинику и спать. Спать. Спать», - дал  себе  установку  Илья. Дальнейшие  его  действия  происходили  на  автопилоте, только с точностью наоборот: такси, метро, такси, больница. Не было только  эмоций: ни радостной улыбки, ни облегчения от услышанного результата анализа. Он просто хотел  поскорее  добраться до палаты и уснуть.

                *    *    *
Наш  герой пошел по тернистой  коммерческой  стезе. Логика  его выбора  была объяснимой. Неразбериха во власти, начавшаяся экономическая разруха,  пустая  крикливость  политиканов – все это, вместе  взятое,  отторгало. Илья  хотел  независимости, автономности от всей внешней  мерзости  социально-экономической  ситуации начала 90-х годов.  Хотелось чего-то  своего.
 Коммерция того времени  была  забавной. Продавалось и перепродавалось  все и вся. Распечатанные  предложения, на американский  манер называвшиеся «прайс-листы», пестрили  позициями  разнокалиберных товаров от строительных гвоздей и до авиалайнеров. Новоиспеченные коммерсанты  любили для  важности поярче одеваться. Малиновые  пиджаки  стали  символом  принадлежности к высшей, как им  самим  казалось, касте общества.  Порой эти «мармеладники», живя в коммунальных квартирах или попросту  не имея  ничего своего,  покупали  дорогущие  авто. Зачастую в долг. Но  только для того чтобы с шикарным визгом тормозов подъехать  на «суперважные» переговоры или хвастануться  перед какой-нибудь  смазливой  малолеткой, припарковываясь  у ночного клуба.
Все это  было похоже  на  анекдот,  услышав который, Илья и стал  называть  подобных  пустобрехов  «мармеладниками». Итак, встречаются  два коммерсанта. Один другому предлагает  купить вагон  с мармеладом. Договорились о цене, об условиях поставки, о сроках. Разошлись. Покупатель пошел  деньги искать на мармелад. А продавец – мармелад.
Поначалу  не все  складывалось  радужно у нашего Ильи. Нащупанные и только-только начинающиеся отлаженные  коммерческие  каналы  постоянно  наталкивались  на непредвиденные  проблемы.  Не успев  развиться, выстроенные взаимовыгодные  отношения с крупным  химическим  комбинатом в Прибалтике  были ограничены введенными  границами, а затем и вовсе прерваны из-за экономических  санкций политиками-демократами и той, и другой сторон. Наметившийся было сбыт  сельскохозяйственной  техники на Украину  прервал  запрет  платежей  банкирами-нуворишами.
Илья усиленно  искал  свое  место в этом  хаосе  зарождавшейся экономики. Он  все больше и больше  понимал необходимость  обретения  своей  темы, нахождения  своей  ниши в переплетениях  новой  коммерции.
 «Ищущий да обрящет», - так, по-моему, гласит Библия. Через год  усиленных  поисков  Илья обратил внимании  на медицину.  Правительство  разрешило  коммерсантам  обеспечивать  полуразвалившееся  здравоохранение.  Получив  одним  из  первых  разрешительную  лицензию, он  всей  силой  ума  стал  разрабатывать  новое направление.
Не будем копаться  в тонкостях  технико-экономических  расчетов. Не столь интересное  это занятие. Скажу  лишь,  что  дело у нашего  коммерсанта  пошло.  Его  фирмочка, названная в честь  недавно обретенного  друга и жены, стала  расширяться. Коллектив  пополнялся  новыми специалистами. Илья  завоевывал все новые и новые  территории.
Наконец-то он почувствовал отдачу  от своих  усилий.  В семье  стали появляться  деньги.  Постепенно  налаживался  быт. После двух  лет  скитаний  по съемным  квартирам молодожены  обрели  свое  жилье. Это была  не просто квартира, а четырехкомнатная  удобная и продуманная  квартирища! Пусть и в спальном районе, пусть и на первом этаже девятиэтажного  дома, но молодые хозяева  устроили  свой  новый  дом настолько  уютно и комфортно,  что даже  по хозяйственным нуждам  могли  спокойно  спускаться в свой подвал  в неглиже, не выходя за дверь своих хором.
В тот же  год  супруга  родила Илье  дочь. Девочка  родилась  крупненькой, здоровенькой да  глазастенькой. «Булка, булка, где твой  лимонадик?» -  тютюшкались  подруги  жены, глядя на  пухлые розовые  щечки  новорожденной. И правда,  девчушка  росла  упитанной, если не сказать  просто, толстушкой. Илья  заметно нервничал по этом  поводу:
- Нельзя  перекармливать ребенка! Девочка  должна  быть стройной и изящной!
Порой он даже запрещал  держать в доме  сладкое и строго-настрого  настаивал  на соблюдении  правильного  рациона   питания.
Время  само  отрегулировало и выправило  озабоченность  отца.  Глядя на  сегодняшнюю  шестнадцатилетнюю красавицу, только диву даешься, куда подевалась  та  пухлюшка с детских фотографий. Из  маленькой  сдобной «Батошки»  выросла  изящная  Лань, ловящая на себе  взгляды  любопытных  юнцов  и ловеласов постарше, не пропускающих  мимо  своего  похотливого  взора ни одного  юного мотылька.
Дочь  назвали в честь родителей жены Александрой.  Она росла  пытливым, любознательным  ребенком.  Занятия  спортом сменялись регулярной  учебой в музыкальной школе. Танцы в бальном кружке – рисованием. А первого сентября 2000 года, водрузив на себя  модненькую  шляпку и крепко  держа  папу  за руку, Александра  отправилась  в школу  за знаниями.
Так   уж  вышло, что сначала  становление  фирмы, потом ее укрепление  и дальнейшее, а скорее, постоянное развитие не позволило  Илье в полной мере  заниматься воспитанием  дочери.  Он  сутками пропадал  по рабочим  делам. Бесконечные  командировки неделями не возвращали его к семье. Раннее детство Санютки  как-то пролетело мимо  Ильи. Не наигрался он с ней: не строил  корабликов, не помогал мастерить  одежку  для пупсиков и только редкий  раз  гулял  с ней в недалеком  от дома скверике.
Но как  любила его дочь! Он могла  часами  сидеть у кровати  спящего  отца, только что   вернувшегося из отъезда. Буквально взывать строгим детским голоском  к случайно проходящим мимо окна спальни  прохожим:
- Тише!!! Папочка  спит!!!
И всю  ночь  не выпускать  из своих  ладошек  папиного пальца, когда он однажды решил ее убаюкать.
Дочка росла. В восемь лет родители впервые  взяли ее  с собой на отдых. Детскому  счастью не было  предела! Целые сутки напролет ее родители были  рядом. Можно было скакать и кувыркаться  с мамой  в бассейне. Бесстрашно  ринуться с яхты  в неспокойное  море и, взгромоздясь на широкую отцовскую  спину, гордо  помахать  обалдевшей от испуга матери и  звонко  крикнуть:
- Мама, привет! Давай к нам!
У Ильи в рабочем кабинете  стоит  фотография:  загорелая  Санька, слегка  улыбающаяся,  но со стоящими в глазах слезами. Она опоздала на начало  детской  дискотеки и сидела, ревела  от обиды. Гостиничный фотограф, откуда-то  вынырнувший,  решил  запечатлеть  симпатичную ревущую  девчушку. Для Ильи это  любимое  фото. Впервые он увидел  в дочери  характер. Юная, еще не  оперившаяся  девочка нашла в себе  силы, превозмогая  обиду и слезы, сумела  быть гордой и выставить  перед всеми  очаровательнейшую  улыбку.
Истинная  леди! Честь и достоинство, так  ценимые и оберегаемые Ильей,  перенялись и  стали основательным стержнем в этой девочке-подростке, в его дочери.
А как  Илья трясся от испуга, когда его Саньке  нужно  было аж целых  два раза  делать операцию по удалению  ногтя на пальчике ноги!  Неопытный  ребенок  чуть лишнего  подстриг ноготочки, и ноготь большого пальца  стал врастать  в ногу. Илья сам по молодости  мучился этой  напастью.  Боль была  невыносимой! При ходьбе, до крови, ногу нельзя было  прямо поставить. Так же мучилась и дочка. Городские врачи-хирурги  были  приверженцами  весьма кардинальных  методов и категорически настаивали  на удалении ногтя.
Бедный  ребенок! Она умоляла папу ничего  не  делать.  Она, мол, потерпит. Может, само как-нибудь  пройдет. Увы!  Папе  лично  приходилось  держать  всей своей силой  вырывающуюся из рук хирурга дочь. Как это маленькое, хрупкое  существо  так мужественно переносило эту  мучительную  процедуру, для Ильи  так и осталось загадкой. Но он с удивлением  и гордостью наблюдал за Сашей. Она, сжимая зубы или просто кусая руки, стоически  переносила  последствия  мучительной  экзекуции. Особенно не выдавая боли и обиды перед подружками и сверстниками.
Были, конечно, и минуты  слабости у этой  сильной  девочки.  Когда было совсем невтерпеж от обид подружек или «несправедливости»  взрослых и слезы  сами  наворачивались  на глаза, мама  всегда советовала:
- Совсем обидно?  Ступай, дочка, в свою комнату и просто про-плачься.
Александра так и поступала. Но только чтобы ее  слабость  не видели окружающие. Не желала она  выставлять  напоказ  свои  слезы.
И только  однажды,  будучи  уже  пятнадцатилетним подростком, не выдержав  того, что  понравившийся ей  мальчик, по слухам, встречается с другой девочкой, разревелась, едва войдя  домой.  Прямо с порога, прямо при маме, папе и бабушке. Но только после того, как плотно закрыла  за собой  входную  дверь.
Илья очень  переживал тогда. Дочь  взрослеет.  Становится  красивой  девушкой. Как бы кто не обидел! Как бы не воспользовался  неопытным  лопушком!  Но нет худа без добра: Александра изменилась после той  истории. Любовь-морковь, первые  вздохи и симпатии, да и попросту  любопытство сменилось. Захлопнулось до лучших  времен. Она  углубилась  в учебу, а все свободное  время  посвящала  любимым  лошадкам, дотемна пропадая в конюшне в компании своих парнокопытных  питомцев.
На шуточки отца и приколы  старшего брата  отмахивалась  просто:
- Не нужен мне  никто! Вот еще – в зависимость  попадать!!!
Теперь же  она поступала  еще  мудрее – соберет всех воздыхателей  скопом и всей  ватагой  ведет их в кино  или просто  изредка  потусить  по улицам Города.  Никаких свиданий и никаких  вздохов у подъезда.
 
                *    *    *
«И правильно, Санютка! Всему свое время. Как же я по тебе  соскучился!» - очнулся Илья от обратного  метро-переезда  на станции «Динамо». Он  проверил,  не помят ли  бланк  с результатами  анализа  крови, и направился к эскалатору. Выйдя из  метро, решил,  было, пройтись до  больницы  пешком.  Но эмоции  пережитого  за  сегодняшний  день и ударные  дозы  трех  курсов  химиотерапии говорили  об обратном.  Не сделав и тридцати  шагов от метро, он сел на лавочку в сквере и понял, что от упадка сил и шагу не сможет ступить.
- Что, Илюха, совсем обессилел? – пробормотал  сам себе под нос.
Состояние  было действительно  удручающим. Можно  было сидеть, лежать и не чувствовать  этого угнетающего  бессилия. Но  стоило встать  и сделать хотя бы  несколько движений,  тело  отказывалось  повиноваться. Оно превратилось в  немощного  старика и валилось, как большой, грузный  мешок. Илья  наблюдал за подобным по  одному  из  соседей  по палате.  Юноша, младше его почти на пятнадцать лет,  после  третьего  курса  лечения не мог  сделать и семи шагов.  Он  прислонялся  к  стене и подолгу  не решался  на обратный  путь до кровати.  А преодолеть-то было необходимо  всего каких-то четыре с небольшим  метра до туалета! Пришедшего  тогда  врача он обескуражено  спросил:
- Как быть? Не могу передвигаться…
- Так  бывает, - тогда  успокаивала доктор. – Почувствуете, что не можете  стоять  на ногах, просто садитесь  на пол, отдыхайте. Это пройдет. Надо потерпеть.
Теперь такая же оказия подобралась и к Илье. Молча, неприметно, ничем не выдавая себя, она  навалила  на его, вчера еще  могучую, широкоплечую  стать свои  многопудовые  оковы. Нагрузка  соперничества  с бессилием  дала  рецидив  на  зрение.  Картинка перед  взором  Ильи  стала  расплываться. Приходилось по  несколько минут  фокусировать  взгляд. Не  всегда  помогали и очки, недавно выписанные  для  чтения.
- Вот лихоманка! – огрызнулся Илья. – Не сидеть же тут, в сквере, дотемна!
Надо было идти. Медленно, рассчитав  предстоящий маршрут до стоянки такси, он  поднялся со скамьи. Наметил на случай  немоготы  бордюрчики и пару деревьев, на которые  мог бы  опереться, потихоньку  двинулся  вперед.
Ничего. Пусть за полчаса, но он прошел  эти двадцать-тридцать  метров. Не торгуясь, сел в такси. Всего через  каких-то  семь минут он был у центрального  входа в клинику.

                *    *    *
А  ведь  как  любил  пешком погулять! Порой, отложив все  текущие  дела, загнав на подземную стоянку торгового центра «Атриум» на  Курской свой  автомобильчик, Илья с другом  юности  Сергеем  часами бродили  по  уютным   переулочкам  центра  Москвы.  Столица  не казалась  такой  мчащейся и  суетливой  в этих  тихих, зажиточных,  мещанских закоулках. Илья  давно  уже  мысленно  разделил  для  себя  огромный  мегаполис  на две  составляющие.  Одна – деловая, с огромными проспектами,  солнечными  лучищами  разлетающаяся  в разные  стороны  от Садового  кольца. Говорят, что  такова была  задумка  Сталина.  В ревнивом  противоборстве с Кировым  Иосиф Виссарионович  даже  в архитектурных  решениях ни в чем  не желал  уступать  своему  визави, и, когда  в Ленинграде  началась  грандиозная   реконструкция, вождь народов  лично придумал  новый  облик Москвы в виде солнца: с Кремлем  в центре и идущими от звезд  башен  лучами в виде широких  прямых  проспектов. Эта часть  Москвы  была  всегда  многолюдной, шумной,  мчащейся  круглые  сутки по важным и не очень  делам,  соединявшей в единый  гул  разномастное многоголосье  столицы.
Другая же  часть, Илья называл ее  Истинной  Москвой,  тихо, не-приметно для  набегов  приезжих, жила  своей  жизнью,  отгородившись  переулками.  Она  вальяжно  хранила  покой и тайны древнего  города. Даже  в  самые  пиковые  часы  рабочей  недели на  этих  улочках  было немноголюдно.  И только  мемориальные  таблички  на  фасадах  старинных  особняков  гласили  о громкой, порой, бурной  и непростой  истории  города.  Старинные  московские  дворы  уютно  баюкали  младенцев в колясках, а вековые  деревья, как опахала,  отгоняли  от бабушек  назойливых  насекомых и с вежливой заботой  прикрывали   их  седые  головки от  прямых  лучей солнца. Казалось, даже машины  едут по  этим улочкам, как  бы извиняясь, убавив до минимума  громкость  моторов,  медленно и застенчиво прошмыгивая  мимо местных старожилов, стараясь не потревожить  спячки или упавшего  осеннего  листочка.
На  майские  праздники  Илья  любил  уезжать  в Европу.  Поселившись  в каком-нибудь  маленьком  отельчике  в центре  незнакомого  города, выходить  из него  по  утрам в джинсах и кроссовках и с картой города в руках. Идти  целый  день в одном направлении, предположим, на  север, до окраины,  возвращаясь  по параллельным  улицам. А на завтра  так же – на  восток. И так по всем направлениям.  Подобным образом он обошел  почти весь  Париж и аж два раза  Рим.
Париж для Ильи  предстал огромной   цветущей  клумбой с  пышными   каштанами и платанами.  Взобравшись  на Эйфелеву  башню, он с восторгом смотрел на огромную, до горизонта  равнину  разноцветья. И лишь сахарная  голова  белокаменной  церкви Сакре-Кёр изнеженно  возвышалась на холме Монмартр  своими  покровительственными  куполами. Несмотря на   свои  масштабы и многолюдность, Париж  оказался  на редкость  уютным  городом. Илья долго не мог понять, отчего закупоренные в асфальт  и  булыжник  улицы  с величественными  домами из камня и бетона не давят  на восприятие своей  могучестью.  Человеку уютно и  легко  в этом, казалось бы,  каменном  многообразии. «Каменным  мешком»  почему-то Париж  не хочется называть. Лишь на третий  или  четвертый день  пешего  любознательства он обратил  внимание  на то,  что  углы  зданий,  расположенных  к  проезжей  части  улиц, закруглены или  попросту скошены. Может, этим  незамысловатым  архитектурным решением  и  создается  тот  неповторимый, легкий  уют  парижских  улиц?  Не знаю, ни Ваш покорный слуга, ни наш герой не  являются  специалистами. Да и  уместно ли навязывать  свое  предположение  городу  искусств, художников  и  истинных  ценителей  Прекрасного?
Запомнилась  Первомайская  демонстрация в Париже.  По  цен-тральным  улицам  залитого  солнцем города  шли  восторженные люди  с красными  флагами. Илья  уже начал  отвыкать от подобных  мероприятий, отмененных, нет, не отмененных, скорее, скомканных  мероприятий. А тут  - вдруг  - в далеком  заграничном Париже -  действие  еще  не забытой  с молодости и советских времен, до боли знакомой и родной праздничной демонстрации!!!
Поддавшись  какой-то  внутренней  силе  (а может, ностальгии?), Илья пошел вслед за демонстрантами. Впервые  оказавшись  на  праздновании Первомая  за  рубежом, он был пленен  возможностью  воочию  увидеть  происходящее.  Пройдя  несколько  улиц  с лозунгами и праздничными приветствиями, шествие остановилось  на какой-то  площади.  Начался  митинг.  Илья  буквально  сновал, как  мальчишка,  из одного  угла площади  в другой.  Заглядывал  в прилегающие  дворы и приятно отмечал  тихо, ненавязчиво  укрывшихся, но внешне  абсолютно спокойных и, самое главное,  улыбчивых и миролюбивых стражей  порядка. Даже приготовленные на крайний  случай  спецсредства  в виде дубинок  и полицейских  щитов почему-то не вызывали  ни малейшей  агрессии.
Не зная  французского  языка, Илья  лишь по наитию  догадывался  о происходящем на митинге.  Люди  слушали  выступающих, нередко  поддерживая их аплодисментами. Но  вдруг все стихло.  Огромная  масса людей  вскинула  голову.  Приподнялись в руках  праздничные  транспаранты, и над  площадью  торжественно и гордо  грянула  «Марсельеза». Как вкопанный, встал Илья  среди этих людей, поражаясь  воле и чести  поющих и непокорной  мелодии  гимна.
Закончился  митинг. Свернув в трубочки  свои  атрибуты  праздника, митингующие  стали расходиться. Тихо, мирно, с довольными  лицами,  они  буквально  расплылись по нескончаемой  веренице  кафе и ресторанчиков, мило дополняющих  уют и своеобразие  этого  великого  и прекрасного  города.
Города,  в котором Илью ожидало  смешное  и весьма  конфузное  приключение.  Не зная ни языка, ни нравов, Илья  банально  захотел  в туалет.  Что делать  неуклюжему  русскому  туристу  посреди  огромного  заграничного  города?! Не осквернять  же  парижские  дворики  с благоухающими  клумбами и античными  скульптурами  своей  среднерусской  мочой! Стыд и срам!  Благо  в  тот год  на  улицах  европейских  городов  стали  появляться  солидные, не портящие  облика  города,  автоматические  биотуалеты.  Один  из которых  и приметил  Илья.  Он  смело  двинулся  к новому  чуду  техники. Подойдя  к спасительному  сооружению, он торопливо  дернул  ручку  входной  двери.  Гм, а дверь даже и не думала открываться… «И что?! Сплясать  теперь перед тобой?» - хмыкнул Илья: ну очень захотелось вовнутрь!
- Ладно, посмотрим, как  французы  им пользуются, - смекнул он  и отошел в сторонку для  наблюдения.
Страждущие не заставили  себя долго ждать.  Привычными  движениями  они  опускали монетки в нужную прорезь и преспокойненько попадали  внутрь заветной кабинки. Илья проверил карманы, нашел монетки и двинулся к цели. Повторив  увиденные и запомненные  манипуляции, он  потянул ручку  двери,  уже  предвкушая  дальнейшее  облегчение.  Увы, двери даже и не подумала  открыться.  Металлический  служитель  потребностей  человеческих    стоял наглухо, как истукан в рыцарских  доспехах, не впуская Илью. В порыве нетерпенья и дикого  желания он проглядел  какое-то  действие, какую-то  потаенную  кнопочку  входной  двери  спасительного  туалета.
Терпения оставалось все меньше и меньше. Уже  не отходя от кабины, Илья  вежливым жестом пропустил  вперед  мужчину.  Закусив губу, он дождался, когда  счастливчик  вышел из туалета, и пулей влетел  в еще не закрытую дверь.
Илья раз или два  после того случая  с интересом просматривал по телевизору, как  устроены эти  автоматические  туалеты.  Благо, документальный  фильм  позволял  разглядеть последовательность  действий  внутренних механизмов этих кабин.
Но тогда!..  вбежав внутрь  туалета, еще  не коснувшись  пуговицы на джинсах, Илья  услышал, как  входная  дверь зловеще  защелкнулась. Унитаз, как в новых фильмах-фэнтэзи, начал трансформироваться. А из стен и с потолка под сильнейшим напором, предварительно  сбрызнув  Илью  каким-то  вязким  моющим  средством, как в душе Шарко, ринулась со всех сторон  вода.  Как в «Брильянтовой руке», Илья  оказался в центре  гудящей  автомойки. Не хватало только  чистящих   щеток  из  крупной  лески, чтобы почесать  спинку и потереть, как  мочалкой, животик.
Обливание и мытье  безжалостным  потоком  пенящейся  воды  продолжалось минуты  две.  После чего  невидимый  механизм  вернул  блестящий  чистотой  унитаз на место, а промокшего до нитки Илью, от  неожиданности и всепоглощающей  мокрости не помнящего, справил  он свою  нужду или нет, выставил наружу под  всеобщий  хохот  центральной  улицы  Парижа. И пришлось  шлепать нашему  любознательному  герою мокрыми  кроссовками  через все  Елисейские поля до отеля.
Что же мы  за туристы  такие особенные!  Оказываясь  на отдыхе,  мы как бы  отключаем  свои соображалки. Становимся  ленивы, расплываемся, растворяясь,  в неторопливом  течении  отпуска. Особый  колорит  прикрепляется  к нам за рубежом. Там к будничной  разгрузке  души и тела  присовокупляется и наш особый  национальный  оттенок.  Мы  несем в себе  величавость  нашей  державы подсознательно  гордо, но трансформируя ее в комическую  несостоятельность, а иногда даже в бесхитростную  невоспитанность.
Илья  столкнулся  с подобным  позором,  еще будучи студентом-переводчиком в социалистической тогда  ГДР. Одна из туристок  попросилась навестить  своего  брата, проходившего  службу  в армии в составе  группы  советских  войск. Не зная немецкого  языка, она обратилась к Илье  с просьбой  сопровождать ее.  Поездка  предполагала  пересадку  с одной  электрички на другую в берлинском  аэропорту «Шене Фельд», где  в подземном переходе Илью остановил  военный патруль  Советской  армии и потребовал предъявить документы.
- Ребят, а как вы догадались,  что я русский? – пораженно  спросил Илья.
- Русских  сразу  видно, - привычно  ответил  офицер.
С тех пор волей или неволей  Илья   обращал  внимание, как одет сам, на свои повадки, но особенно  четко выделял из  общей массы  туристов  своих соотечественников. А как  их можно было не узнать?! Когда, например, русские  ребята, приглашенные  немецкой  стороной  поиграть в волейбол, вышли  на  площадку  в растянутых на коленях трико, бельевых  майках, накинутых поверх них пиджаками и лакированных, но  не чищенных  туфлях…
Конечно, это было еще в те далекие советские  времена. Теперешние  туристы  из России  отличаются  дорогущими  нарядами известных марок, подобранными в тон с обувью и даже носками. Только для того, чтобы под бой  новогодних курантов  плюхнуться  всей  компанией  в бассейн, не снимая с себя  всей  этой  дорогущей  одежки от кутюр.  Дабы просто так, от душевной  безграничности продемонстрировать  всему миру  пухлость наших бумажников. Но, скорее, не просто  так - зачастую, на зависть  ближайшим  друзьям  и подругам.
И пусть  потом мы неделями, месяцами ограничиваем себя  во всем, пусть  кредиты за наши удовольствия еще не выплачены. Но только за то, что в одно прекрасное мгновение мы слышим  от португальской  официантки ласковое признание: «Я так  люблю  русских  туристов! У них так  много денег!», мы готовы  залезать во все  новые и новые долги и садиться  на самые  продвинутые и жестокие диеты.
Мы все равно отличаемся, выделяемся из общей массы  просто отдыхающих, не зацикленных  на шмотках, уважающих  пространство  друг друга  иноземных туристов. Казалось, чего проще, чем в знойный  августовский  денек умыться в туалете музея Ватикана, куда заглянул наш герой.  Он подошел  к стройному  ряду  умывальников в предвкушении  освежиться. Рядом такую же процедуру  проводил  довольный, по-моржиному фыркающий от прохлады свежей  водички  турист-японец. Илья  протянул  руки, но  не обнаружил  крана, перекрывающего  воду.  Слегка  смутившись,  он стал  разглядывать  умывальник. Но заметив, что  обратил  тем самым на себя  внимание японца,  тут же  принял  непринужденный  вид. Мы, мол, тоже не лыком шиты и не лаптем щи хлебаем. Знаем мы уже  все эти ваши  заграничные  штучки!  Небось, и в Парижах бывали!  Совершенно по непонятной  причине Илья с напускной  важностью  стал  искать  педаль – он с чего-то  решил, что вода в кране  открывается  именно  педалью. Но ее не было.  Тогда  уже  начавший  покрываться  потом Илья стал нажимать  на ближайшие  кафельные плитки, украшавшие стену вокруг раковины умывальника. Никакого эффекта.
Японец, стоявший  рядом, уже не скрывал  своего  удивленного  недоумения и напряженно следил за  телодвижениями Илья, словно вспоминая правила поведения с душевнобольными. Илья не унимался. Перебирая в голове, на кого  он похож  перед этим япошкой (то ли на  кладоискателя, то ли на просто тронувшего умом от жары), Илья  с извиняющейся  улыбкой тряс  основание  крана.  Вода ни в какую не собиралась из блестящей трубочки  направляться к Илье.
Ничего не соображавший японец попятился от Ильи к выходу. Наивный, как он мог  даже вообразить себе все богатство диапазона изобретательности  русского  туриста! Он элементарно бросился за помощью.
Через секунду  к Илье  направлялась по-итальянски дородная служительница музея, а может, туалета. Она вертела  указательным пальцем  у своего виска и что-то  быстро-быстро говорила по-итальянски. Из богатейшего словесного  потока Илья  разобрал  только насмешливое: «Бамбино!» и каким-то чутьем догадался, что служительница объясняет ему, что для того, чтобы  из крана пошла вода, ему достаточно только  поднести руки.  Ну, откуда в далеком 1994 году наш герой-гуманитарий мог знать, что современная сантехника  оснащена фотоэлементами!!! О, руссо туристо!!!
Второй раз  Илья  посетил  Вечный город в 2000 году. Знаковый  год в Риме, да и для всего христианского мира. Оказалось, что один раз в 25 лет в четырех основных храмах  города  открываются  царские  врата. Есть поверие,  что если пешком  пройти через  все четыре двери, молящемуся  снизойдет благодать. Церкви располагались  в разных концах  Рима, но наш  путешественник, вооружившись  картой  города, нисколько не смутившись  расстояниями, пустился  во многокилометровый  переход  по древним  улицам.
Весенний  теплый  денек  укутывал  развалины Колизея.  Туристы взбирались  по крутой лестнице  к знаменитому памятнику  волчицы,  вскормившей своим молоком малышей-основателей  Ромула и Рема. Сплошной вереницей  катили  по широкому проспекту  мотороллеры, неся  седоков  мимо  Центрального  вокзала.  Все это Илья  видел еще  шесть  лет назад. Сейчас он, наоборот, выбирал  по карте  второстепенные, параллельные улочки, чтобы  вкусить  истинного, не зашумленного  туристами  Рима.
Уникальный город. Каждый  дом – это целая  эпоха. Исток, учебник по архитектуре. Тенистые  деревья заботливо обрамляют  дворики жилых  домов.  На  скамейках  в сквериках, совсем по-московски,  отдыхают  пожилые римлянки и  римляне, перекидываясь сплетенками, узнавая  новости из  хрустящих  газет и, наверное, вспоминая былое. Илья всегда завидовал  старожилам  великих городов. Они  были и есть  свидетели  истории.  Истории не книжной, не отредактированной в угоду  политической  формации и конъюнктуры.  Они свидетели  истории живой.
Еще  в школьные  годы  Илья  частенько бывал  в Санкт-Петербурге, тогдашнем Ленинграде. Он с удовольствием, как бы  невзначай присаживался  на край лавки, где отдыхали питерские  бабушки, и пробовал разговорить их на воспоминания. Жители Северной столицы, особенно  старшее поколение, отличаются  своей неспешностью и обстоятельностью. Их рассказы  покоряли Илью.  Вряд ли  самый, пусть и опытный  экскурсовод  сможет  указать  тонкие, неприметные, но такие вкусные детальки истории прежних хозяев того или иного особнячка, подметить, что  любили носить модницы до войны или как жили  дворники  старинных кварталов после революции.
Илья  влюбился  в Рим!  В город-историю, город-начало всех начал. Отцам города  удалось  сохранить истинный облик и дух города. Его не  испортили  модерновыми постройками, не возвели небоскребов из стекла и бетона, подобно  навязываемой Питеру супер-современной башни «Газпрома». На маленьких  площадях  уютно расположились  ресторанчики, где, взяв  бокал  «Кьянти», можно  часами сидеть и наблюдать за прохожими. Забрести в одну из тысяч пиццерий и вкусить  традиционную итальянскую ватрушку с самой  немыслимой  начинкой, а потом еще и заесть ее не предсказуемыми по цвету  и форме макаронами. Не обделены и не забыты  любители модерновых заведений.  Прямо у Колизея, внутри  старинного  фасада  красивого  готического  здания, они найдут  заведение, где их  встретит  оглушительная  музыка, а официанты, обутые в ролики, молниеносно  исполнят  любой  ваш каприз.
После всех  перекусов, посещений старинных  храмов и заглядывания   в  уютные римские  дворики вы долго бредете  вдоль берега  обмелевшего  древнего  Тибра, мимо виллы российского  посла. Особое место, кстати! Как-то на  вопрос  русской  туристки «Как Вы относитесь к русским?» экскурсовод  многозначительно  ответил:
- С очень большим  уважением! Только вилла русского  посла  занимает  целый  гектар  в исторической  части  города.
Дойдя  до Дворца Ангела, вы сворачиваете  налево, и буквально  через  несколько  десятков  шагов  перед вами распахивается великолепие  площади  перед  Храмом  святого Петра. Врата Ватикана! Слева от Вас расположилась почта Ватикана, откуда каждый турист  считает  своим  долгом  отправить  копеечную открытку близким и родственникам. А чаще самому себе, чтобы по возвращении  еще  раз окунуться  в воспоминания  об этом неповторимом городе.
Справа, за крепостной  стеной – апартаменты самого Папы  Римского. По выходным  и особенно  по главным католическим  праздникам  Папа  приветствует  многотысячную толпу из окна, расположенного прямо  над стеной  крепости.  Каждый раз,  будучи в Италии, Илья  с интересом  наблюдал  за отношением к религии  самих итальянцев.  Этот веселый и вездесущий  народ любит  себя побаловать. Начиная от еды, они не гнушаются  самыми  тяжкими  плотскими  утехами.  По представлениям Ильи,  зачитывающегося в университетские  годы  античной  литературой, итальянки  должны были быть  статными, грациозными дамами, а мужчины  сплошь рыцарям могучих древнеримских легионов или на крайний случай гладиаторами. Увы, дамы оказались не во вкусе нашего  ценителя. Широкобедрые, пухлогубые и огромногрудые, они ну никак  не  притягивали  мужской  глаз Ильи, избалованного  славянским  обаянием  и изяществом  женщин. В Риме он, наконец, понял красоту Софи Лорен: она отражала  истинную  внешность женщины Италии.
Пухлые, если не сказать, откровенно  перекормленные  детишки  постоянно что-то  жевали.  А если и не жевали, мамаши силой запихивали  в них килограммы  спагетти. Однажды на  пляже Неаполя Илья наблюдал  замечательную  картину: мамаша стоит по колено в морской воде с тарелкой макарон в руках и наставляет своего перекормыша  съесть  еще  кусочек. Бедный малыш, похоже, устал жевать настолько, что готов был вообще не выныривать из-под воды, крепко сцепив зубами  загубники  дыхательной трубки для подводного плавания.
Ну, да Бог с ними!  Рассказывал я об отношении итальянцев к религии.  Так вот. Все эти  мачо и срамницы, едва  заслышав  звуки церковного  колокола, созывающего  к вечерней  службе, тут же  бросают  все свои  излишества и молодецкий  блуд.  Как самые богобоязненные  прихожане, они смиренно  отправляются  по  своим  церквям, боясь  опоздать на мессу. И  когда только  успевают  переодевать  модные  джинсы и сексапильные  прозрачные  маечки на опрятную одежду  скромников и скромниц? Вот такие  они, горячие  итальянцы, живущие на  своем солнцем залитом средиземноморском  сапоге.  С величественнейшим из городов, притягательнейшим и любимом Римом!

                *    *    *
- Ну что, пешеход, от ворот больницы до  лавочки у входной двери добрался. Пора осилить и коридоры до лифта. Там и отдохнешь на койке, - настраивал себя Илья, передохнувший на спасительной скамейке.
Надо было возвращаться  в палату  к своей  «гравицапе». Войдя в вестибюль клиники, еще  раз присел, отдышался, натянут на башмаки пластиковые бахилы и побрел по уже немноголюдным  коридорам к лифту. Его никто и ничто не торопило. Стрессовый день  заканчивался. Он, еще  только сев в такси, по телефону сообщил лечащему врачу  результаты анализа. Бланк с расписанными  показателями крови можно было передать и завтра, во время утреннего обхода.
Поднялся  в палату.  Одним  кивком  головы  унял  интерес соседей, что  тревога  оказалась ложной. Устало  переоделся и завалился на койку. Разговаривать с «коллегами» по палате  не хотелось.  Прикрыл  рукой  глаза от света лампы и тем самым  отгородился  от  всех. Ему не хотелось ничего.

*    *    *
К девяносто  восьмому  году  фирма,  возглавляемая  Ильей,  достигла  своего  логического  апогея. Его  предприятия  обеспечивали  необходимым  процентов  шестьдесят  лечебных  учреждений  здравоохранения Автономии.  Горожан  обслуживала  целая  сеть  специализированных  розничных точек.  Коммерческая  сеть  окутывала  добрую  половину  европейской  части  России.  Несмотря на кадровый  дефицит, Илья  смог  сколотить поистине  профессиональный  коллектив. Он попробовал (и ему это удалось) воссоздать в коллективе дух рабочего творчества, инициативы и взаимовыручки, царившей  еще  в городском  райкоме  комсомола.  В его первом рабочем коллективе отдача трудоголика переплеталась с юмором и приятельскими  внерабочими  отношениями. Предприятие  знали и уважали  как в Автономии, так и за ее  пределами.  Вершиной  коммерческой  деятельности  нашего героя  стала победа во Всероссийском  конкурсе малых и средних  предприятий с включением в Золотой регистр  лучших  предприятий России.  Тогдашний Президент  Торгово-промышленной палаты  Российской  Федерации  на торжественном заседании  в Москве  вручил Илье  памятный  знак. Илья  в шутку  прозвал его  «Орден Сутулова». Он достиг очередной  вершины. Он ис-пытал свой  звездный час.
Но эйфория длилась недолго.  Вернувшись  триумфатором  из столицы,  Илья  столкнулся  с  извечной  проблемой, наверное, всех маленьких  городков, где человек, находящийся  на виду, вызывает, по-моему,  самый  страшный  недуг общества,  самый  злобный и кровожадный, самый  непростительный и болезненный.  Имя ему – Зависть.
Зависть беспощадна.  Она не разбирает  степеней родства между людьми. Еще  вчерашние  самые близкие и доверенные люди алчут  твоего положения, состояния и благополучия. Даже, казалось бы, посторонние люди, ничем с тобой не связанные и тем более ничем тебе не обязанные,  словно исподволь  пытаются сунуть  лишнюю  палочку  тебе в колесо со словами: «А Илья-то на джипе стал ездить. Не слишком  ли  жирно ему?»
Начались провокации. Участились разного рода проверки.  Однажды, в самый  разгар  рабочего дня, рабочие кабинеты на фирме заполнились  людьми в погонах. Они, как в заправском боевике, перекрыли  все входы и выходы. Сотрудникам  запретили выходить  из здания. Дошло до того, что даже  сотрудниц, насмерть перепуганных девчонок, автоматчик провожал  до туалета. Вели  себя  милицейские  чины нагло. Они будто заранее знали, что и где  криминальное, по их домыслу,  должно было быть припрятано. Обыск длился часов десять.  Перерывались и дважды  перепроверялись  даже герметично упакованные товары. Увы,  но и к полуночи доблестные оперативники  утирали  со лбов пот пустыми руками.  Собрав, опечатав и загрузив в свои машины всю документацию, стражи порядка ретировались, оставляя за собой  распахнутые двери кабинетов, груды разбросанных коробок и, самое главное, пренеприятнейший  осадок  от своего посещения.
Илья ничего не понимал. На плановую проверку  эта милицейская акция  не была  похожа.  Не чувствуя за собой  криминальных грехов, он озадаченно  перебирал в голове  мотивы тотального обыска.  Ни одной  логической  зацепки. Это и обескураживало. Пусть  дело или событие и из  ряда вон  выходящее, -  но! Если  в случившемся, пусть и не самом приятном, присутствует логика, - пожалуйста! Тут же невозможно было подобрать абсолютно никакого  объяснения. Единственное решение, пришедшее  тогда на ум, подсказывало, что на какое-то время надо пустить  случившееся  на самотек.  Ситуация  сама должна была  вызреть.
- А там посмотрим, куда все приведет, - заключил Илья свои раз-мышления.
Прошло несколько дней.  Потом еще неделя. И только к исходу второй на Илью  вышел  один из высокопоставленных  чиновников  Автономии.  Он  мягко поинтересовался  новостями и недвусмысленно  намекнул  на то, что  может  посодействовать  Илье в разрешении крупнейшей и труднейшей, по его  словам,  проблемы.
- Вот и мухи  слетаются! – отметил Илья. – Ну, посмотрим, посмотрим, откуда ноги растут.
 Не столько  для  разрешения случившегося,  сколько для того, чтобы  узнать  причины столь  откровенного  набега,  Илья  дал согласие  на помощь  со стороны услужливого  чиновника.  «Гм, тут и денег не  жалко», - подытожил Илья про себя.
Служитель государев  начал рыть землю. В  предвкушении  благодарности он,  казалось,  забросил  даже  свою  основную работу. Илью  забавляло все это.  Он постоянно мурлыкал  себе под нос песенку из известной  сказки: «Ему немного подпоешь – и делай с ним, что хошь». Нужно отдать  должное рычагам воздействия, которые умело  начал нажимать  сановник. Не прошло и месяца, как документацию вернули на  предприятие, а еще  спустя неделю закрыли так и не возбужденное административное, а может, даже и уголовное, дело.
Вот теперь не унимался  уже Илья. То, что дело развалится, он знал и был  в этом уверен.  Не это было  важным. Главной  задачей  стало  выяснение  истинной  причины нападок и личности, стоящей за всем этим. Что за конкурент пытается  поставить ему подножку? Посулив  удвоить  свою  благодарность, Илья напрямую  поставил  задачу  перед  самообразовавшимся  покровителем.
Все оказалось  простым и до отвращения банальным. Два  месяца назад Илья  уволил  зарвавшуюся, возомнившую  себя  неведомо какой  величиной  сотрудницу.  Оставшись не у дел,  девочка Инна  подключила свои родственные  связи. Представила своим знакомым, что  именно на ней  держалась вся фирма Ильи, и, мол, она  готова  при их  содействии создать, что угодно, и перегнать, кого угодно.    Вот тогда-то воодушевленная посулами орда жаждущих легкой наживы «мармеладников» вкупе с родственниками обиженной дщери и замыслила  недоброе.
Ничего. Потихоньку-полегоньку справился  наш оптимист и с этой напастью. Однако  ревнители  не унимались. Не прошло и трех месяцев, как на фирму нагрянули  налоговые  полицейские.  Была такая  карательная  организация,  почившая ныне в бозе за ненадобностью и несостоятельностью. Снова  обыски, снова изъятие документации. Ничего  нового.  Опять  потянулись  засаленные  и услужливые  чиновники,  ласково предлагая  покровительство.
- Все! Дудки! Эдак, только на чиновников и работать. Пойду к генералу, - утвердился Илья.
Дело  в том,  что за неделю до прихода  полицейских на предприятии  прошла  широкомасштабная  аудиторская проверка. Илья был абсолютно  уверен и спокоен за  свою  бухгалтерию. Он  попросился на прием к руководителю налоговой  полиции Автономии.  Неожиданно  быстро, в тот же день  его  приняли.
- Здравствуйте! – со всегдашней  улыбкой поздоровался  Илья.
- Добрый  день, - буркнул  подозрительный  и важный  начальник.
- Товарищ генерал, наверняка, Вы в курсе…
- Я в курсе.
- Скажу прямо. Я уверен, что  Вас дезинформировали. Эта драка не моя.
- Как это не твоя?! – переменился в лице от неожиданного  удивления генерал.
- Вот акт  аудиторской  проверки за  весь период, который  Вас интересует. Замечания, сделанные  аудиторами,  учтены и ошибки  исправлены еще до прихода  Ваших сотрудников.  Если  даже  Ваши инспекторы и найдут  мои огрехи, то,  согласно  договору  с аудиторской  фирмой,  все  недочеты будут погашаться  за  счет  той же  аудиторской  компании.
Генерал не ожидал  подобного  разворота  событий.  Желваки  на лице боевого  генерала-афганца  забегали.  Он  машинально  схватился  за  трубку внутреннего  телефона.  Казалось, гром и молния уже  готовы ударить из глаз  в телефонную трубку, поражая невидимого  подчиненного.
- Берегись, наушники! – ухмыльнулся про себя  Илья.
Он понял,  что генерала  накрутили.  Информация, подготовленная  сыщиками, оказалась некомпетентной,  если не сказать, ложной.  Они попросту  дезинформировали своего  начальника.
Занесенный  над клавишами аппарата грозный генеральский  перст  остался  висеть в воздухе. Он не стал  набирать  цифры  на телефоне. Нельзя было  учинять  разборки  в присутствии  посетителя.
- Ладно, разберемся, - генерал хмуро дал понять  Илье, что он понял,  о чем идет речь, и  пришедшему пора  уйти.
Илья  встал, кивком головы  попрощался  и вышел  из  кабинета.  Мужчины  безмолвно  решили не  пожимать  друг  другу  руки в свете  услышанного.
- Хозяин-барин, - отметил Илья и уже с довольной улыбкой  направился вон из этого  неприятного  заведения.  Он достиг цели. Наушники  из числа наиболее ретивых  оперативников были  упреждены.  Можно было  возвращаться  к текущим делам.
Наступило  затишье.  Тридцать первого  декабря 1997 года Илье позвонили из налоговой полиции и вежливо попросили  зайти и подписать  Акт  проверки. Что он и сделал.  Сумма,  значившаяся  в документах проверки,  оказалась  пустяшной. Илья не стал спорить. «Сыщикам тоже надо  за свою  работу  как-то  отчитываться. Наверняка, не одну  неделю  копали и в засадах сидели», - съехидничал  довольный проверяемый.  Поздравив ревизора с наступающим  Новым годом, Илья  удалился, пожелав самому себе больше не ступать на порог  этой чуждой и негостеприимной обители.
Полицейские  напомнили о себе  уже на  второй  рабочий  день  нового  года.  Заикающийся, неуверенный голос  ревизора  вновь  попросил  Илью  зайти в налоговую  полицию. Якобы  нужно  вновь подписать  Акт  из-за каких-то  там открывшихся  обстоятельств.
Ничего не подозревающий  Илья  согласился  зайти и уже через час  держал в руках  переписанный Акт проверки. Это  был  абсолютно  другой  документ. Суммы, значащиеся в бумаге, в разы  превышали  те предыдущие, с которыми Илья согласился.
- Это что?! – непонимающе  воскликнул  Илья.
- Понимаете, мы кое-что  перепроверили и уточнили, - заискивающе   попытался  вывернуться ревизор.
- Что значит «перепроверили»?! Всего за один  рабочий день  Вы умудрились  перелопатить  бухгалтерские  документы  за два года, которые  и за несколько  недель  нереально  перепроверить?!
Доблестный налоговый  полицейский  ничего не ответил. Он попросту, как  мальчишка, пойманный  на вранье, потупил  глаза.  Возмущение Ильи нарастало.
- Согласно вашей  новой  сумме  моей  якобы  задолженности по налогам, вы имеете  право автоматически открыть на меня  уголовное  дело. Нет уж, дудки!  Способствовать  этому я не  стану. Акт подписывать  отказываюсь. Пусть суд решает, кто прав. До свидания, - тщательно выверяя каждое слово, произнес окаменевший от  подобной  наглости Илья. И только  оказавшись в машине, захлопнув дверь, разразился отборным матом.
Получалось,  что полицейские  пренебрегли всеми  нормами  права и по щелчку пальцев захотели да исправили  циферки  в документах только для того, чтобы за уши  подтянуть  материалы  к возбуждению  уголовного дела.  Ни о какой морали речь уже не шла.
«Меня хотели поиметь  без удовольствия?! Ну уж нет! Повоюем!» - заключил Илья, направляясь  к адвокатам. Скучно и неинтересно  описывать  процедуры  заседаний  суда.  Отметим лишь, что наш герой  выиграл свое  дело вчистую. От претензий  налоговиков, пропущенных через три инстанции  судебных  разбирательств разных  уровней,  не осталось и камня на камне. Илья торжествовал! Но будучи по натуре нескандальным, он все же решился  навестить генерала. Надо  было разойтись по-доброму. Война - войной, дела – делами, а человеческие отношения поганить нельзя. Он так и сделал. 
Генерал его принял.  Встреча была недолгой, но важно, что она закончилась  словами  ветерана-афганца и человека, пережившего  семейную действительно трагедию уже  в мирной  жизни.
- Хорошо, может, и обращусь  когда-нибудь за помощью.
До сего дня  он ни разу  не обращался  к Илье.  Нет уже  и налоговой  полиции как органа, стоящего на страже  денег государственных, Илья уже не занимается  коммерцией. Но без визита к генералу, без прямого взгляда в глаза друг другу  двух сильных мужчин, наверное, не чувствовал  бы  внутреннего  морального  удовлетворения  наш Илья.  Точка в той  истории была поставлена правильно. По-людски, порядочно.
Важно и то, что желающие погреть  руки на  чужих проблемах чиновники,  были умыты.  Илье и в обычной повседневной жизни-то претило обращаться  к подобной  своре с просьбами. А уже когда  они навязывались сами, то это вызывало  самое резкое  отвращение.
Чиновник в Автономии -  существо особенное!  С местечковым колоритом и гнусавым национальным  акцентом.  Важный  до безобразия, он нарочито  все шире раздувает  щеки, чтобы  казаться  поглавнее, понеприступнее. Подобный  фрукт живет,  как … два в одном. Чувствует себя  небожителем перед просящими и подчиненными – а через каких-то пять минут  готов стоять коленопреклоненно  перед своим начальством, не гнушаясь ни любезнейшей  улыбкой, ни баночкой  вазелина – так, на всякий  случай! – в протянутой  руке для возможного  удобства  руководителя.  Воспитание у него, как правило, сельское. Он один из близких или  не очень, но - все-таки! -  родственников предводителей  кланов, коих в Автономии  всегда было несколько.
Чувствуя  свою  прикрытость  родством, уповая на свою безнаказанность, чиновник  может после  составления  очередного  и суперважного  государственного  прожекта  запросто  вылакать полведра  водки и завалиться  в омерзительном  виде в ресторан. Критикуемые со всех сторон  бывшие  советские  начальники  кажутся  ангелами  на фоне  выплясывающих  с юными  девицами  нынешних  чиновников  в каком-нибудь  модном ночном клубе. Не взирая на свой статус и на элементарные  нормы поведения, они волокутся  за молоденькими  лолитками, уже не скрывая, а напротив, хвастаясь  своими возможностями и откатанными деньгами.
Примечателен случай, произошедший  в  одном из ресторанов Города. Опившийся чиновник, назовем его Коля, нагло бродил  от стола к столу в поисках  девочки на ночь. Получив  же отказ  и отпор  от  присутствующих барышень, он поднялся на  балкон ресторана, пьяно расстегнул  штаны и обмочил  своим  содержимым  девушек, которые столь  явно  отказали ему. Вовремя  подоспевшая  охрана  попросту  заключила  дебошира в наручники и, невзирая на  должность, отправила  на  холодный  склад,  дабы передать  пьяницу  родственнику, уже  спешившему  на вызволение  чиновника и тушение  скандала.
Воровство и наглость  чиновников  достигли  непомерных  размеров.  Без  подношения невозможно  было решить  ни одного  вопроса.  Как ни старались коммерсанты, но не включить  в надбавку  своего товара  так  называемый  «откат» для   чиновника,  обладающего  разрешительной  властью, не представлялось  возможным.  Эти  слуги государевы  жирели и наглели.  Дорогие машины и юные  любовницы  стали  мерилом  общественного  статуса  в среде  чиновников. Соседние  города  радушно  принимали  их увеселительные  приезды, когда в ресторанах и казино  они швырялись  деньгами и купались в шампанском, как заправские  гусары во время  оргий.
Примечательно  высказывание  одного  журналиста, оказавшегося  в одной  теплой компании  на «междусобойчике»  у чиновника:
- И как это ты, Георгий, при зарплате в сто долларов  умудряешься  и жену  в бриллиантах содержать, и любовнице сына  народить, и квартирку прикупить?!
Бедолага-журналист!  Не возьмут тебя больше в эту  компанию. Не любят  твои друзья, чтобы  о них  много говорили. Вернее, чтобы говорили – любили, но больше любили, чтобы говорили нужное. Ибо была  одна  сдерживающая  сила,  которую боялись  все без исключения служители народа. И не дай Бог, если до Него  дойдут   слухи не те или не в той  интерпретации! Мало того, в надежде, что до Его сведения обязательно «доведут», чиновник  лучше  заранее  выскажет  окружающим  свое  наиглубочайшее  уважение, а порой, пусть и невпопад, но инициирует тост за Его здоровье на каком-нибудь  застолье, пусть и без Его  участия. И уж  лучше  пусть постоит  купленная на откаты  новенькая  иномарочка  в гараже  далекой  деревеньки у родственников, пока не наступит  благоприятная полоса.  Пока Верховный  похвалит  или попросту  переключит  свое  внимание  на  кого-то другого.  У одного  служителя   аж целый  год простояла!
Иначе  и нельзя  поступать  с подобной  сворой.  Подбери  чиновника  воспитай  его,  дай  ему  пряник, чтобы  сытым  был – но вожжи держи  крепко! Чуть  ослабишь поводок, это, казалось бы, отдрессированное животное  через  день  возомнит себя небожителем, решит, что именно он  сам всего  достиг, и обязательно,  изловчившись, укусит кормящего  в самые нежные, филейные  места, а еще через  неделю и вовсе  позабудет о Его  существовании. Такая уж  выводится  порода подобных животных: лютая, алчная, с коротенькой  памятью. «Чиновник Автономии» называется. С таким  выводком  не зевай,  держи  его крепко. А того, кто  пусть  даже  тяфкнуть не в ту  сторону  посмел, бить надо  наверняка, наотмашь, до нокаута. Чтобы не забывал, с чьих рук  ест, чьи руки  наряд  чиновничий депутатскими  цацками  украшают. Пусть  потом  ходит, поскуливает, в глаза искательно заглядывает, благодарного слушателя тщетно  ищет. Только  вряд ли найдет. Ибо отвернется  свора  от  чумного  пса чтобы, не дай бог, в симпатиях не заподозрили. А надоедать  будет – так уж и без  приказа  пинки и укусы  получать  будет, а члены стаи за лишний пинок еще  и косточку  лишнюю в миске найдут. Авось…
Единственное,  что ну никак не могли  упрятать от глаз  народных - так это их особняки. Ну, не упрячешь  среди лесов  каменные хоромы  в три, а порой, и четыре этажа!!! И грязно в лесу, и до Города далековато. А вдруг завтра  без служебной машины  останешься? Свою-то жалко по ухабам разбивать! Вот и отстроилась  сначала  целая  улица, а потом и целый квартал  элитных, дорогущих домищ  на окраине Города. Да и не совсем на окраине – пешком до центра каких-то 15 минут, кругом  асфальтик, аж две остановки общественного  транспорта. Но  это для  удобства детишек. Пусть и забирают отпрысков из школ  служебные  авто  с характерными  госзнаками на  бамперах. Ну, а  вдруг, вдруг оказия  какая  случится! Прозвали сей поселок «сиротским». «Почему?» - спросишь, Читатель. В ответ услышишь: «Государство помогает им строить».
Ну да  шут с ними!  Негоже  блага  пересчитывать  в чужих  карманах. Отвращало другое – дичайшее  бескультурье.  Невежество во всем: начиная с правильности  речи, необходимой  и безусловной  для  публичного  человека, и кончая  небрежностью в одежде.  Илья  целый год, наверное,  учил  одного из  таких -  вытащенных покровительством тестя из  глубинки – начальничка, как  правильно  завязывать  галстук и какой длины он  должен  быть.  А потом и вовсе начал дарить  ему  на  праздники  галстуки и заколки  к ним,  дабы  намекнуть хоть на какое-то  значение  и внимание  к цветовым  гаммам  мужских  аксессуаров. Увы!..
Илья  устал. Он  начал тяготиться  вынужденным  общением  с подобными экземплярами властьимущих,  завистью, разборками с силовиками и самой  коммерцией.  Его работа  была  вынужденной.  Она  приносила  неплохой  доход,  материальную  стабильность и блага для семьи. Но она  не давала  морального  удовлетворения. Постоянная озабоченность  цифрами, поставками и расширением  пресловутого  ассортимента угнетали его.  Дети росли  без его  повседневного  участия.  С женой  добром виделся  разве что только на отдыхе, выкраивая  дней десять пару  раз  в году.  Она даже отшучивалась каждый раз, когда  самолет  возвращал их  обратно домой из отпуска:
- Ну что? До свидания?
 Надо  было что-то  менять. Четырнадцать лет он бродил  по замкнутому  кругу. Фирма  окрепла. Его  ежедневное  присутствие  на работе уже не  так  уж и требовалось, сотрудники  знали  и прекрасно  справлялись со своими обязанностями. Илья  ухватился  за  неожиданное  предложение поехать  поучиться  на  четыре  месяца в Германию.  Прекрасный  случай  побыть в стороне  и подумать.
- Опять  же сбывается  мечта: соединить  два  моих  образования, иняз и экономическое. Академия Управления в Мюнхене. Поеду? – советовался он с супругой.
В конце  января  самолет, на борту которого  находился  усталый  Илья,  набрал  высоту и лег на курс «Шереметьево – Мюнхен».  Пройдя  какой-то  неимоверный  конкурс, Илья  попал в первую  группу  участников  Президентской  программы подготовки  кадров для народного хозяйства  страны.

*    *    *

- Илья Николаевич, как Вы  себя  чувствуете?
- Скучно! – попытался  сыронизировать  Илья  зашедшей  проведать  его врачу.
- Такое  наше  лечение.  Ждем  результатов  сегодняшних  анализов. Если  тенденция  к повышению показателей  крови  продолжится, отпустим Вас  на побывку  домой до  следующего курса химиотерапии.
Илья  уже  дней пять  лежал  в изолированной  палате.  Все было, как и прежде: через семь  дней  после  проведенной  химии  лейкоциты  и тромбоциты  в крови  начали  стремительно падать.  Его изолировали  в отдельную палату. В плечо  ежедневно кололи болезненный укол  для  стимуляции  роста показателей  крови.  Новым было только одно -  усиливающаяся и всепоглощающая   все  тело усталость.  Илья  чувствовал  себя  глубоким, немощным  стариком.  Он мог часами  лежать, сделав попытку подняться и пройтись, вновь  валился на койку. В глазах – то ли от  напряжения,  то ли от лечения – появилось  яркое  свечение. Оно,  как  северное сияние,  стояло  в правом  верхнем  углу  перед  взором  Ильи.  Что бы он ни делал, сколько бы ни спал, стоило  только открыть глаза – свечение  тут же зажигалось  яркой  вспышкой, занималось веселеньким фейерверком. «То же мне, праздник, который всегда с тобой», - вымученно усмехался  Илья. Порой казалось, что он даже слышит  его потрескивание. Оно не давало  возможности  читать, перекрывало половину  телевизионного экрана, мешало даже  слушать.   Единственное  спасение  от этого зловещего  пятна и его назойливой  трескотни – это  лежать  или  сидеть  с закрытыми глазами. Тогда в палате становилось темно, тихо и покойно.  Илья все  чаще  погружался в раздумья.
- И впрямь – нет худа  без добра! Хотя бы  мысли в порядок  приведу, - подбадривал он  сам себя.
Казалось,  уже  и жизнь свою  всю  пересмотрел мысленно от  самого рождения, а воспоминания  все идут и идут.  То обрывками, то  лентой  целого  периода, а порой и вперемешку  давнего с недавним.  В голове  происходил  анализ  пережитого.  Страх и переживание за  собственное  здоровье  отошли  куда-то  на второй  план. Он  знал, что находится  под круглосуточным  наблюдением грамотного  специалиста. Что лечение, по ее словам,  идет  планово, шаг за шагом. Что,  даже если он захочет, никак не сможет повлиять, замедлить или ускорить движение. Он доверился и полностью отдался  на  профессионализм  этой  строгой  волшебницы с улыбающимися  глазами, доктору Магомедовой.  Единственное, чем  он мог помочь ей в лечении себя любимого, - это собирать и  впитывать буквально из  всего  возможного,  пусть  даже и в ограниченных  рамках  больницы, положительные  эмоции. Так он и делал.  Из  телепрограмм  старался  выбирать  только  юмористические и спортивные. Книги  просил  приносить ему исключительно  легких жанров. И, конечно же, воспоминания. Так уж  устроен  человек. В своей  памяти он аккумулирует  в основном  позитив. Нет,  мы не забываем  плохого. Оно  сидит  в наших головах на отведенных  полочках, молча поглядывает на нас, иногда возится, напоминая, что оно тут, недалеко. И если хозяин  надумает, оно, плохое, тут  же  обуется, спрыгнет  со своего места, позовет с собой приятеля «Самоедство» и начнут  эти  две  червоточинки плясать в голове, выводя  нас  из  себя.
Пусть они сидят на своих местах. Не до них  сейчас. Когда  вспоминаешь себя, думаешь о хорошем. Скорее, от жалости к себе мы разглядываем прошлое, добавляя  свою  трактовку, давая ему  свою  интерпретацию,  объясняя  себя как героя или жертву. Но в девяноста девяти из ста  случаев  мы  обязательно  подбираем  себе  оправдание. Может, поэтому наш герой  получается  слегка  припудренным, прилизанным, приглаженным и правильным? Тебе  судить, Читатель.
А пока наш Илья собирается  покинуть  стены  клиники.  Результаты  анализов оказались  неплохими.  Его  отпустили домой. Матушка Ильи  участливо  организовала  машину, чтобы перевезти  почти немощного  сына домой, в московскую  квартиру. Можно  было  несколько  дней  вкушать материнских  забот и отдышаться от  больничной обстановки.