Батюшка Дон кн. 1 гл. 15

Перед Пасхой Антонина Шелехова затеяла праздничную генеральную уборку дома. Сидеть без дела она не могла, тоска сжирала её нутро. Механически выполняя знакомую работу, она успокаивалась, но мысли резво перескакивали с Григория на детей, потом на себя и обратно.
- Как же жить дальше? - думала она, вытирая пыль. - За что же мне такое наказание?.. Только жить начали…
Как всякая женщина она идеализировала прошлое, когда ей было выгодно. Григорий теперь представлялся идеальным мужем, без видимых недостатков.
- Вернёшься ли, сокол мой? - Антонина выронила тряпку, которой она протирала полки в буфете. - Кому я нужна с двумя детьми…
Она бросилась к зеркалу и преувеличенно внимательно стала рассматривать отёкшее от слёз лицо, каждую проявившуюся морщинку. Обследование только ухудшило её настроение. Бабий век короткий, вместо свежей девушки в зеркале отражалась уставшая взрослая женщина.
- Как за мной раньше парни бегали, - вслух сказала она, - прохода не давали.
- Да ты и сейчас хороша…
Антонина резко обернулась, посреди неприбранной хаты стоял Николай Симагин.
- Как ты вошёл? - смутилась она и поправила неприбранные волосы. - Я не слышала… Ой! Я не одета.
Женщина метнулась за занавеску, отгораживающую супружескую кровать, и смущённо пробормотала:
- Подожди, я только кофту накину…
- Не спеши Тоня, - Николай впервые за много лет назвал её девичьим именем. - Я пока закурю… Поговорить нам надо.
Хозяйка дома быстро привела себя в порядок, вышла к гостю, севшему на стул у стола, и сказала:
- Я видишь, затеяла уборку.
- Это мне не мешает... - вальяжно успокоил её Николай. - Сядь, сядь.
Антонина нервно села. Внезапно ослабели натруженные ноги, она поняла, что разговор предстоит не простой.
- Я к тебе с предложением, - начал Симагин, явно волнуясь. - Выходи за меня замуж!
- Да, как это? - не поняла его слов Тоня. - Я вроде бы замужем…
- Нет у тебя больше мужа.
- Что ты такое говоришь? - возмутилась она и закричала: - Григорий жив и здоров.
- Не факт! - злорадно проговорил Николай. - Там, где он нынче здоровья не прибавляют.
- А ты откуда знаешь?
- Знаю…
Женщина со взрывоопасной смесью ужаса и злости посмотрела на него. Он почти открыто любовался её и радостно признался:
- Ты ведь всегда нравилась мне. - Николай тщательно затоптал потухший окурок. - Дети не помеха… Будем жить у меня, их обижать не буду.
- Хоть за это спасибо!
- Зря ты копырзишься, - упрекнул он и закинул ногу за ногу. - Желающих взять тебя с приплодом больше не будет.
- А ты откуда знаешь?
- Догадываюсь, - усмехнулся он, - ты чай не молодая...
- Какая есть!       
То, о чём она сама думала час назад, высказанное чужим человеком, взволновало и вывело её из себя. В ней всколыхнулась природная гордость, и она спросила:
- Ты зачем пришёл? - Антонина стрельнула полыхающими глазами. - Больно мне сделать…
- Что ты! - испугался Николай. - Я всегда хотел жить с тобой.
- Тогда зачем плюёшь в душу?
- Это я сдуру! - он вскочил на ноги и подошёл к ней. - Давай вместе жить.
- Ты опять за своё…
Шелехова, всплакнув, наклонила голову к нему, но при последних словах отпрянула и выкрикнула:
- Нет!.. Я мужа буду ждать.
- Не дождёшься! - крикнул Николай, и злая ухмылка исказила широкое лицо. - Не вернётся он… За такое не выпускают.
- А ты откудова знаешь? - бледнея, спросила Тоня.
- Да уж знаю!
- Так это ты его заложил? - догадалась она и прошептала: - Иуда!
- Да я! - выкрикнул Николай и шагнул к ней. - Всё из-за тебя…
- Почему?
- Григорий тебя увёл от меня, хай получает по заслугам!
Он попытался обнять привлекательную желанную женщину, но Антонина резко развернулось, и её колено въехало Николаю прямо в пах.
- Особенно остро чувствуешь себя мужчиной, получив удар между ног... - выдохнул он, согнувшись от нестерпимой боли.
- Так тебе и надо!
- Переживу…
- Уходи отсюда, - попросила застывшая Тоня. - Никогда тебя не прощу!
Лучше бы она закричала. Николай, хотевший доказать что-то, внезапно остановился, он понял, что окончательно потерял её. Круто развернувшись, Симагин вылетел из комнаты, напоследок мстительно грохнув дверью:
- Подожди у меня…
Эхо глухого звука долго билось в голове Антонины. Не находя выхода из спёкшейся от горя души, так детский крик в морскую раковину обязательно отзовётся призывным шумом прибоя даже через несколько лет.
***
Мишка Кошевой ждал у окна родного куреня конца кошмара. Милиционер допрашивал его жену. Хотя ноги замёрзли, он ничего не чувствовал.
- В последний раз спрашиваю, где муж? - настаивал её мучитель. - Или пулю в лоб вгоню!
От Дарьи снова не раздалось ни звука.
- Вот баба упрямая, чёрт побери! - он оттолкнул Дашу левой рукой, и они вошли в другую комнату.
Михаил спешно вернулся в дом Астаховых. Там оделся и обулся. Хотел было залезть в подполье, но Клава испугалась:
- Они могут и сюда прийти!.. Найдут тебя и меня заберут за укрытие преступника.
- Какой я преступник?
- А чего они тебя ищут?!
- Я ухожу... - нехотя согласился он.
Кошевой тихо залез на чердак родного куреня. В потолке была сделана отдушина вентиляции с широкой деревянной трубой, которая оказалась открытой, и ему было не только всё слышно, но и порядочно видно, что происходило в комнате. Миша сел рядом с отдушиной. «НКВДэшники» все молчали, курили и отдыхали после «работы». Только один маленький Алёшка жалобно стонал и плакал. Эти страшные люди вывихнули ему руку...
- Ну, вот что, - начал говорить один, - если ты не говоришь, где твой муж, то одевайся, мы тебя арестовываем за него!
От женщины не было ни слова, ни движения. Тогда Михаил принял окончательное решение:
- Если Дашку станут тащить из дома, то я слезаю и отдаюсь им.
Но бывают в жизни непонятные, загадочные странности, которых никто не может объяснить. Вместо него на выручку Дарье пришёл Фёдор Котляров. От ночных облав он ушёл из дома и решил переждать в курени Кошевых, надеясь, что к ним уже не придут. Он увидел непрошенных гостей, хотел шагнуть назад, но сотрудники НКВД бросились на него и схватили.
- Как фамилия? - грозно закричал старший по званию.
- Зачем вам фамилия?
- Здесь вопросы задаю я!
- Я человек, - гордо ответил Фёдор. - Скажите: что вам от меня нужно?
- Зараз узнаешь…
Они вывели Котлярова в сени, завели в пустую холодную кладовку, повалили на пол, сели ему на руки и на ноги, и один из них стал бить его деревянной сапожной колодкой по голове, по лицу, спрашивая:
- Ты Кошевой?
Долго они били и мучили его, но Фёдор молчал... Мишку трясло от ужаса, видимого и слышанного им, и отдушина, выступавшая из комнаты на чердак, закачалась и заскрипела. Старший экзекутор услыхал это и, бросившись к отдушине, закричал напарнику:
- Ты смотрел на чердаке?
- Нет.
- Идиот! - злобно выругался он. - Посмотри там!
Один из них бросился бегом на улицу и с другого конца дома залез по лестнице на чердак. Когда шаги уже приближались к Михаилу, он, спрыгнув с другого конца чердака, спрятался в недалеко находившейся колхозной конюшне и оттуда наблюдал за происходившим во дворе. 
- Не поведут ли или понесут Дашу? - мучительно гадал он. - Нет, видимо, оставили.
Михаил сидел в конюшне с лошадками, мирно жующими сено и ничего не знающими о неразумных делах умных существ мира - людях. Из окна ему была видна часть улицы.
- Вот несколько саней, нагруженных всвалку арестованными людьми, поехали из хутора, - запоздало встрепенулся он под утро.
Большая толпа женщин и детей провожали их. Михаила вышел из конюшни и пошёл домой. В комнате было как после разгрома. Дарья, Дуня и маленький Алёшка сидели бледные, молчаливые.
- Слава Богу! - воскликнул он, хотя в него не верил.
- Тебя не взяли… - вяло сказала Даша.
От пережитого ужаса у неё почти не осталось сил. 
- Не сегодня, так завтра, всё равно заберут! - махнул рукой Михаил.
Утром выяснилось, что ночью в Татарском кроме Фёдора арестовали несколько казаков. Самый старательный участник этого дикого ареста рассказывал с усмешкой:
- Все согласились идти сами, а Фёдор отказался. Тогда его голого завернули в одеяло, обвязали ноги верёвкой, которую привязали к хвосту лошади, и так по глубокому двухметровому снегу долго тащили до дороги, садясь на него по очереди и избивая. Когда найдём Мишку, так же привезём в Вёшенскую!
Эту похвальбу передали Кошевому, когда он прятался в соседнем хуторе. Его родной хутор Татарский наполовину опустел, лишившись многих мужчин. Только, когда в начале зимы 1938 года сменилось руководство НКВД, ночные налёты и облавы стали постепенно утихать, и Михаил смог вернутся домой. Евдокию Пантелеевну отпустили из-под стражи почти сразу. Она отказалась подписывать протокол о «вредительстве» мужа, получила удар в лицо и потеряла сознание.
- Слава тебе, Господи! - обрадовалась она возвращению сына.
- Найду гада и убью! - пообещал племянник в отношении следователя.
- Господь, с тобой! - испугалась Евдокия. - И не больно совсем...
Она всегда старалась уладить все недоразумения миром и стремилась совсем избегать конфликтов. Поэтому ссориться она не любила, всегда терпела очень долго, считая, что худой мир лучше доброй ссоры.
- Не верю я, что мой отец вредитель… - заявил расстроенный Мишка.
- Вот и хорошо, - проговорила она, - ему наша вера понадобится…

***
Чтобы бригада, куда попал Григорий Шелехов, выполнила план над ними поставили бригадира Алексеева, мужика лет сорока из города Батайск.
- Отбывает он срок за грабёж с убийством... - разузнал бывший врач Куликов. - Убил женщину и её малолетнего сынишку. Он и его дружки долго следили за квартирой бывшего купчика, где было чем поживиться. Когда хозяин уехал по делам, они отправились на промысел. Ночью, когда хозяева уснули, вынули окно и вошли в квартиру. Алексеев убил хозяйку ножом, от её крика проснулся ребёнок, чем вынес себе приговор - зарезал и его.
- Вот, гад! - не выдержал Григорий.
- Свидетелем кровавой драмы оказался соседский парень, возвращавшийся со свидания от невесты, - продолжил Куликов. - Как только бандиты ушли, он побежал в милицию. Собака взяла след, и шайка была схвачена, не успев разделить добычу. Так наш бригадир оказался на каторге!
Списочный состав заключённых третьего лагпункта насчитывал триста человек.
- Из этого числа и доводится норма вырубки лагпункта! - заверил товарищей по несчастью Куликов. - Но работают значительно меньше…
Более пятидесяти тунеядцев составляли когорту «придурков». Это была всякая обслуга, типа поваров, писарей, дневальных и администрации из заключённых. Был даже лагерник, специализирующийся на производстве опилочного самогона.
- «Косой» на работу с вами не пойдёт! - сообщил Алексеев бригаде.
- Почему? - удивился Шелехов. - А его норму нам выполнять?!
- Потому что от него есть польза, - рявкнул уголовник, - а от вас никакого толка!
«Косой» гнал для уркаганов самогон. Для этого сделали на промышленной зоне самогонный аппарат. На трёхлитровую банку герметично крепилась прорезиненная дощечка. К дощечке прикреплён обыкновенный кипятильник и шланг.
- В банку заливается брага, в неё опускается кипятильник, и всё хорошенечко закрывается! - знал он. - Когда брага начинает кипеть, то по шлангу начинает путь живительная влага. Испаряясь, она проходит по шлангу через змеевик, опущенный в тазик с холодной водой. Самогон по шлангу поступает в накопительную ёмкость по каплям. Градус самогона определяется поджиганием продукта. Если не горит, значит, не пригоден для употребления.
Вопросы самогоноварения вскоре перестали интересовать Григория. Приходилось работать за себя и за того парня, сил становилось всё меньше.
- Стало быть, на общих работах, то есть на повале, трелёвке и прочем, трудится около двухсот рабочих… - прикидывал педантичный Куликов.
- Норму дают на триста рабочих, - нахмурился он. - Поэтому пайка скудная. К тому же все «придурки» явно воруют…
Смертность превышала девятьсот человек в год, причём всё шло под красивыми лозунгами искупления вины работой.
- От такой кормёжки, протянешь ножки! - ухмыльнулся Шелехов.
- Какое там перевоспитание, сплошное вымирание… - отмахнулся Куликов.
Через недельку учёбы бригаду направили в настоящий сосновый бор, впрочем, на выполнении плана это никак не сказалось.
- Больше я не смогу так жить! - канючил бывший врач. - Руки все в кровавых мозолях.
- Нужно тебе устраиваться по специальности, - посоветовал Шелехов.
Бригада норму выработки не выполняла и Алексеев решил укрепить дисциплину.
- «Политические» совсем разленились, - бригадир, в сопровождении двух подручных, подошёл к соседям, работавшим справа от Григория. - Нужно кое-кого проучить, чтоб боялись…
Разговор ему слышен не был, но после краткого обмена несколькими фразами «блатной» наотмашь отхлестал Куликова по щекам, в то время как здоровые и сытые телохранители стояли по сторонам от него наготове.
- Если не выполните план, убью! - пригрозил потомственный «урка» и неторопливо направился в сторону Шелехова.
- Всё сделаем! - засуетились доходяги.
Мысли Григория работали лихорадочно и чётко. Как только бригадир подошел достаточно близко, он негромко сказал ему:
- Проходь дальше!
- А то шо?
- Проходи, - Шелехов угрожающе слегка приподнял топор, - я ишо не совсем дошёл, силы хватит…
- Тю, сдурел!
- Ежели тронешь меня хучь пальцем, зарублю... Не сегодня, так завтра.
Алексеев посмотрел на него и понял, что зарубит. Григорий был в этом уверен и зарубил бы не задумываясь. Ведь за убийство лагерника, заключённым положена добавка к сроку всего два года.
- А што такое два года, ежели впереди девять светят? - заранее прикинул он печальные перспективы.
Рецидивист предпочёл не рисковать, прошёл дальше, бросив на ходу презрительные слова:
- Не дошёл, так доведём…
- Пошёл ты! - Григория била дрожь. - Знаешь куда или показать?
Когда уставшая бригада на обратном пути подошла к проходной зоны, ленивый охранник спросил у бригадира:
- Кого? - за нарушение дисциплины он мог наказать любого «зэка».
- Шелехова… - ответил злопамятный Алексеев.
- Шелехов стой! - скомандовал сержант. - Отправляешься в карцер.
Григория доставили в зловещий «кондей». Это был небольшой бревенчатый домик, расположенный за зоной. Вместо потолка хаотично набросанные круглые жерди с просветами, крыши не было, только одни стропила. Печь не топилась, «дубарь» стоял неимоверный.
- Ничо, - он основательно осмотрел пристанище, - мы чай не благородные господа!.. Выдюжим.
В зависимости от тяжести проступка в карцер сажали с выводом на работу и без вывода. В качестве особого наказания раздевали до белья, в этом смысле Григорию повезло.
- После ночёвки голым в карцере почки будут болеть всю жизнь, - понимал он. - Ежели выживешь…
Крики тех бедолаг, кто сидел без вывода на работы раздетыми, когда «зэки» возвращались с работы, были слышны издалека:
- Что же вы делаете, сукины дети? - криком можно согреться. - Будьте вы прокляты, живодёры!
Когда Шелехов вернулся к работам, Куликов сообщил ему, что их бригаду пополнили новые заключённые:
- Одного из них зовут Семёном. У него при ограблении бандиты убили жену и ребёнка. Похоронив их, он задумал жестокую расправу. Когда бандитов поймали, он узнал у знакомого милиционера адрес места жительства убийцы. Прихватив с собой два пистолета, он пошёл в дом грабителя, застал там жену и сына, и обоих пристрелил. Забрали Семёна, дали восемь лет тюрьмы. Но в тюрьме заключённых не держат. Тайга требует всё больше дармовой силы, так он попал в нашу бригаду.
- Подожди! - воскликнул Григорий. - А случайно, наш бригадир Алексеев не был тем самым бандитом?!
- Не может быть таких совпадений… - отмахнулся Куликов. - Так бывает только в книгах.
Шелехов начал присматриваться к бригадиру. Алексеев ходил чернее тучи, узнал Семёна, ведь следил за ним до дня грабежа. Он вёл переписку с подельниками на воле и знал, что убийцу его родных осудили на восемь лет. 
- Семён никогда не видел его и не знал, что бригадир кровный враг… - догадался по их поведению Шелехов. - Иначе не пошёл бы на работу, а сразу же заявил начальнику лагеря. В таких случаях начальство принимает меры, чтобы не было трагедии.
Бригадир поставил Семёна на работу недалеко от себя и подальше от конвоя на вышке, которая была на другом конце территории. Когда конвой занял место на вышке, Алексеев направился к нему и сказал:
- Я убил твою жену, а ты мою! Кто-то из нас должен заплатить, двоим нам не жить…
Обладал он могучей силой и надеялся взять Семёна голыми руками.
- Как, оказалось, он был не менее силён! - наблюдал за ними Григорий. - Как только Семён понял, кто перед ним стоит, сразу бросился на Алексеева.
Они одновременно схватили друг друга за горло, и какое-то время стояли, не шевелясь. Конвой увидел, закричал «зэкам»:
- Вы что, олухи, смотрите, разнимите их!
Когда к ним подбежали, они повалились на траву, продолжая держать, друг друга за горло. Их растащили, но они уже были мертвы.

 
 

Продолжение http://proza.ru/2011/11/14/1135