Эпилог, части 4, 5

предыдущая часть http://www.proza.ru/2011/11/13/760


4. За столом
_____________

Весна налетела белоснежным бураном на загородное поместье Рай-Ана Деку-Вердо, но бураном не холодным, а ароматным. Лепестки с порывами ветра влетают в открытые окна и опускаются на пол и на сервированный к обеду стол.

За этим столом сегодня собрались встретиться друзья и любящие друг друга люди. Вы тоже, конечно, можете к ним присоединиться: стол большой, поместятся все желающие. Но чтобы Вам не занять чьё-то место по незнанию, следует рассказать, кто где сидит.

Во главе стола, разумеется, расположится хозяин дома, Рай-Ан Деку-Вердо, а по левую руку от него – его жена Тиш-Им. После свадьбы она переехала жить к мужу, и воспитание маленького ребёнка сейчас занимает всё её время. Но она намеревается в будущем открыть в Темурамаку новую детскую студию вокала – как филиал первой, которая была у неё в Уммаканатле. У последней, в связи с замужеством и отъездом директора, сейчас новый руководитель: им стала Най-Лаа, подруга Тиш-Им и одна из педагогов этой студии.

Рай-Ан, сделав выводы из своих прежних ошибок, решил их не повторять: он предоставляет жене полную свободу самореализации и не намерен ограничивать её лишь семьёй, как он пытался это сделать в отношении матери Ло-Ира. Если Тиш-Им хочет заниматься музыкальным творчеством – пожалуйста, если хочет преподавать вокал детям – вперёд, безо всяких ограничений и при полной его моральной и материальной поддержке.

Сразу за Тиш-Им сидит Ло-Ир, старший сын Рай-Ана. После ранения при похищении Э-Ар его отправили к Учителю Баэраму – восстанавливаться, входить в силу и обучаться. Азам его учил отец, теперь же ему настало время пройти более серьёзное и основательное обучение под руководством Баэрама. Без погружения в природу качество знаний и умений истинного ур-рамака уже не то, и по этой причине он отправился в глухомань – Нир-Ам-Айяль, где до него проходили учёбу многие молодые оборотни.

Имело ли его безотчётное влечение к Э-Ар какие-то корни, тянущиеся из прошлых жизней, Ло-Ир всё-таки выяснил, хоть Учитель Баэрам и предостерегал его: «Не каждый готов к обретению таких воспоминаний. Нужно ли это тебе? Подумай. Возможно, это принесёт тебе не успокоение, а ещё больше растравит душу». Но Ло-Ир хотел знать, и Баэрам научил его открывать память.

Они принадлежали к одному клану, были двоюродными братом и сестрой и любили друг друга. Жить им случилось в период массового отхода ур-рамаков от Духа Зверя – как раз после окончания войны с бешеными оборотнями. Семья Э-Ар расторгла связь со Зверем, а семья Ло-Ира отказалась это сделать, избрав участь изгоев. Но, оказавшись по разные стороны баррикад, они не перестали любить друг друга, и закончилось всё плохо. Последнее, что Ло-Ир помнил – это занесённый над его головой меч.

Воспоминания были обрывочными и смутными, но Ло-Ир и не хотел, чтобы они становились чётче: ему хватило и того, что он смог вспомнить. Кроваво-огненный сполох, оборвавший ту его жизнь, пронзил его душу злым клинком боли, и всё, что выступило из тьмы веков – всё, что он извлёк – было уже не стереть снова. И если сам Ло-Ир всё-таки оказался достаточно сильным, чтобы выдержать груз памяти, то Рыжику, как он всё ещё про себя звал Э-Ар, он не желал испытать подобного. А Баэрам сказал:

– Она не готова вспомнить это. По крайней мере, сейчас.

В Берлоге Ло-Ир провёл два года. В свободное от учёбы время он встречался с местной девушкой, но серьёзными эти отношения не стали. Ло-Ир вернулся домой повзрослевший, завершил университетское образование и стал помощником отца в бизнесе. Также он на практике постепенно вникал в тонкости обязанностей главы клана: в его лице отец готовил своего преемника. С поисками второй половинки Рай-Ан его не торопил:

– У тебя ещё всё впереди, успеешь ещё влюбиться и жениться. Я тоже довольно поздно нашёл свою любовь. Хотя... Найти её никогда не бывает поздно. Она приходит именно тогда, когда ты к ней готов.

Перейдём к следующим двум местам: они предназначены для У-Она и Э-Ар. Эта парочка живёт довольно счастливо и весьма серьёзно относится к задаче увеличения численности клана Белогрудого Волка: вслед за первенцем, мальчиком, Э-Ар спустя полтора года родила дочку. Мама и папа были в шоке, но постепенно примирились с фактом, что их дочь замужем за оборотнем и рожает маленьких оборотенят.

У-Он продвинулся по карьерной лестнице вверх: управляющий сервисным центром Он-Кум Емер серьёзно заболел и вынужден был уйти с работы, и У-Ону досталось его должность. Сначала он был назначен исполняющим обязанности и думал, что это – на время, пока хозяин ищет другого управляющего на замену Емеру, но господин Детано решил утвердить его в этой должности. Забот, конечно, прибавилось, но У-Он был согласен с тем, что нельзя оставаться на одном месте, нужно расти и развиваться. Это ему сказал хозяин, назначая его новым управляющим, и У-Он впрягся в работу. Это была хоть и невысокая, но всё-таки руководящая должность, которая предполагала подбор персонала, и через два года, в связи с расширением, У-Он принял на работу трёх синеухих мастеров, а хозяин утвердил их кандидатуры.

Следить за тем, проходят ли работники курсы уколов, теперь не требовалось: в Темурамаку и Уммаканатле начался эксперимент по отмене препарата RX, рассчитанный на восемь лет. Эти два города были выбраны опытными площадками после опубликования исследований на тему чрезвычайного вреда длительного применения RX у синеухих. В списке побочных эффектов были бесплодие, рак, наследственные генные дефекты, сердечно-сосудистые болезни, снижение интеллекта, эндокринные нарушения и много чего ещё. Исследования проводились уже давно, только к их результатам не привлекалось большого общественного внимания, но в связи с обнародованием истинной подоплёки дела верховного жреца эта тема встала так остро, что на сей раз уже никто не мог её замять.

После двух лет дебатов, общественной работы организаций синеухих, массы статей и телепередач и было принято решение попробовать отменить RX в двух экспериментальных регионах и посмотреть, что из этого получится. Основная идея была такова: оборотни не опасны, если их не травят, не притесняют и не проявляют по отношению к ним агрессии, а потерять контроль над трансформацией оборотень может только при длительном голоде и отсутствии в рационе его питания мяса. Кроме того, большинство синеухих уже утратило всякую возможность превращения, а истинные оборотни – немногочисленная прослойка среди них, обладающая собственным «кодексом чести», внутренней этикой и высокой способностью к самоконтролю. Характерные «звериные» убийства со смертью Йедук-Шая и обезвреживанием основной части его организации прекратились. По-прежнему шла работа по розыску скрывшихся и залегших на дно Убийц.

В ходе эксперимента не было зарегистрировано повышения уровня агрессивности среди синеухого населения – никаких особых эксцессов и вспышек. Напротив, отмена препарата сказалась на состоянии здоровья многих из них положительно, а оборотни держались в рамках приличия – как, собственно говоря, они и вели себя всегда, независимо от уколов. Всё это давало повод думать, что RX – не только в принципе ненужная, но и вредная вещь. Впрочем, эксперимент пока продолжался, и до повсеместной отмены инъекций дело ещё не дошло. Напряжённость в обществе пошла на убыль, хотя и не такими быстрыми темпами, как хотелось бы: до полного снятия «вопроса оборотней» должно смениться не одно поколение.

Однако, начало было положено.

Поскорее перейдём к следующей паре мест на левой стороне стола. Там усядутся Надья-На со своей матерью, актрисой Дин-Тиа Йелло – две творческие натуры, на долю которых выпало немало испытаний. После длительного лечения и серии пластических операций на лице Дин-Тиа всё же оставались едва заметные следы, напоминавшие о взрыве в торговом центре; под толстым слоем грима они были вовсе не видны, но если физические шрамы почти сгладились, то последствия душевного потрясения сказывались ещё долго. Продолжительное время Дин-Тиа не работала, не выходила из дома, погружаясь с головой в своё хобби – живопись, а также – что греха таить – выпивала больше и чаще обычного, а вот для её дочери настал период активных действий по поиску своей жизненной стези. Надья-На бросила юридический факультет и поступила на режиссёрский – на заочное отделение. Правда, она хотела связать свою жизнь не с театром, а с кино. Параллельно она работала курьером, разъезжая на своём железном друге.

Целеустремлённость дочери воодушевила мать и подала ей пример. Дин-Тиа задумалась. Она не могла весь остаток жизни провести в четырёх стенах: так можно было сойти с ума или окончательно спиться. Пить и рисовать, рисовать и пить... Это был замкнутый круг. Другим аргументом послужило то, что дочь теперь содержала их обеих, и Дин-Тиа стало совестно сидеть у неё на шее.

Также в её возвращении к жизни немалую роль сыграл Рай-Ан, с которым она встретилась в больнице, очнувшись после взрыва. Эта встреча отпечаталась в её памяти навсегда. Рай-Ан взял её за руку и сказал: «Всё будет хорошо». Он не припоминал ей прошлого, ни в чём не корил, просто поддерживал. Он помог с оплатой операций. Дочь скрытничала, но Дин-Тиа подозревала, что он время от времени подбрасывал денег и ей.

Надежда на то, что удастся начать всё сначала, потерпела крушение, когда она увидела Рай-Ана с Тиш-Им – тогда ещё его невестой. Поезд ушёл, поняла она с болью. Да и кто теперь на неё посмотрит – с её-то лицом? Она не верила, что операции вернут ей прежнюю внешность, но результат получился хороший. В принципе, если наложить побольше грима, она ещё могла бы работать, но что-то её подкосило. Депрессия, неуверенность, растерянность, ступор. Дочь крутилась, как могла: работала и училась, платила по счетам и покупала еду, не говоря ни слова упрёка – даже когда мать покупала выпивку на деньги, оставленные на продукты. Всё, на что Дин-Тиа была способна – это вытереть пыль в доме и кое-как приготовить ужин. Впрочем, и это она делала не всегда. Частенько бывало, что, вернувшись вечером с работы, усталая и голодная, Надья-На находила мать в мастерской с очередной незаконченной картиной и наполовину выпитой бутылкой. Переодевшись, умывшись и сообразив на скорую руку ужин, Надья-На звала: «Ма, иди сюда, готово! Не ела, наверно, опять целый день».

Дин-Тиа было стыдно, но она предпочитала плакать и жалеть себя, ничего не предпринимая. Когда вместе с Рай-Аном к ней пришёл сын, она закрылась в мастерской и не хотела выходить: не могла найти в себе сил показаться им на глаза. Но у дочери оказался запасной ключ, и Рай-Ан с Ло-Иром до неё добрались. Разговор был долгим, очень долгим. Рай-Ан посадил её к себе на колени, как встарь, и сказал ей много ободряющих слов, каждое из которых падало в её душу, как капля дождя в иссушенную зноем землю. А Ло-Ир добавил: «Мама, бери себя в руки».

Он назвал её мамой. Оба знали цену этому слову: она, мать-«кукушка», и он, её взрослый сын.

Она взяла себя в руки. Как актриса больше не работала, но стала преподавать актёрское мастерство. А потом сыграла в дипломном фильме своей дочери саму себя. Это был фильм о ней самой – её история о взрыве и о том, что было после него. И пусть ему не суждено было выйти в широкий прокат, но Дин-Тиа гордилась работой своей дочери, которая выступила здесь ещё и как сценарист.

Надья-На, конечно же, задала матери вопрос о своём отце – не было ли в нём примеси крови ур-рамаков, но Дин-Тиа не смогла на него ответить: такие подробности были ей неизвестны, а сам он как в воду канул, и она понятия не имела, где его искать. Лишь одно она знала точно: уши отца её дочери были красными. Таким образом, вопрос о наследственности остался открытым, и Надья-На могла только гадать, были ли среди её предков синеухие или нет.

Теперь перейдём к правой стороне стола. Два самых близких к хозяину дома места зарезервированы для главы клана Рыси Кэр-Айна Ринкуса, друга Рай-Ана, и его жены Ай-Маа, матери У-Она. Ай-Маа не верила, что в пятьдесят семь лет, овдовев, можно снова полюбить, но бусины судьбы свели её с Кэр-Айном, когда она меньше всего ждала каких-то событий в личной жизни. Дети выросли и состоялись, и она полагала, что просто доживёт свой век в одиночестве, но ничего подобного не случилось. Они встретились, когда на ателье Ай-Маа напали погромщики, и с тех пор больше не расставались. Ай-Маа даже помолодела и похорошела – безо всяких пластических операций.

Следующим с правой стороны сидит Ли-Ан Детано, уже упомянутый выше начальник У-Она и глава клана Огненной Лисицы. Оборотня в У-Оне он, конечно, почуял сразу, когда тот пришёл устраиваться в сервисный центр, а красные уши его не обманули. Впрочем, он не стал разоблачать парня, а просто взял его на работу. Он и не мог поступить иначе: взаимопомощь была основой основ выживания ур-рамаков в мире. Своему «полицейскому источнику» он обеспечил достойную прибавку к пенсии и оплатил учёбу его детей, а на замену ему завербовал его молодого бритоголового напарника. Хоть для синеухих и начались послабления вроде эксперимента по отмене RX в двух городах, но твёрдых гарантий пока не было, а это значило, что подстраховаться не помешает. Лисье чутьё никогда его не подводило.

Следующее место отведено для представительницы всё того же лисьего клана, Эл-Маи Сурай. Потеряв в одну осень дочь и мужа, через девять месяцев она получила подарок с того света – ещё одну дочку, ставшую смыслом её жизни и утешением. Самое удивительное – то, что хоть её «сделал» и Художник, но отцом является покойный муж Эл-Маи. И вполне логично, что рядом с ней сидит этот специалист по синтезу чужой ДНК – работающий художником-криминалистом Хранитель Запада, молодой человек с вечностью в глазах.

Лишь одно место за столом должно оставаться незанятым. Там тоже стоит столовый прибор и лежит салфетка, но пользоваться ими никто не будет: лежат они символически. Это место – для Учителя Одоми, Вепря-отшельника, который сегодня не придёт. Причина его отсутствия будет описана ниже, а пока...

Пока давайте выйдем в сад, чтобы познакомиться с детьми. Там всё белым-бело от цветения, и гулять – одно удовольствие. Вот дети и гуляют – в сопровождении своих мам и Хранителя Запада, пока всех не позвали к столу. Разница в возрасте у ребят небольшая – от четырёх с половиной до шести лет, среди них два мальчика и две девочки.

Ун-Кар, первенец У-Она и Э-Ар – щекастый, серьёзный увалень; тёмной «мастью» он пошёл в отца, а изменчивыми янтарными глазами – в мать. Это, несомненно, продолжатель рода Белогрудых Волков. Сидя на корточках, он сосредоточенно катает машинку, всем своим видом как бы говоря: «Я занят, обращайтесь попозже».

К нему пытается лезть младшая сестрёнка Да-Ин – хочет посадить на машинку свою куколку. Брат терпеливо отворачивается и отходит на шаг, а она снова подбегает. Не выдержав, Ун-Кар жалуется:

– Мама, ну чё она ко мне лезет...

А мама Э-Ар смеётся:

– Поиграй с ней, будь галантным мужчиной!

Ун-Кар приходит к выводу, что «быть галантным мужчиной» означает отдавать глупым сестрёнкам свои игрушки. Но ключевое слово – «мужчина». А значит, должен соответствовать.

К счастью, к Да-Ин подходит Ви-Айна – девочка-подарок и танцовщица с шарфом; она уводит малышку играть в девчоночьи игры, за что Ун-Кар ей очень благодарен: это освобождает его от надобности быть джентльменом. Но исподтишка он наблюдает за девочками, особенно за Ви. Что-то в ней есть, определённо.

Может быть, Ун-Кар пообщался бы со своим кузеном, но того отвёл в сторону Хранитель Запада. Он сидит на скамейке, а Ран-Тор стоит между его коленями, и они о чём-то разговаривают. На Ун-Кара он совершенно не похож, хоть они и двоюродные братья: Ран-Тор – светловолосый, как его отец, и очень рослый для своих лет. Его лоб диадемой охватывает узор, который временами начинает светиться, а сапфировые глаза кажутся холодными, но стоит ему улыбнуться – и впечатление холодности пропадает.

Тиш-Им отвлекается от разговора с Эл-Маи и смотрит в сторону сына. Сейчас ему шесть, в семнадцать он навсегда уйдёт на север. Вместе им осталось быть одиннадцать лет. Сейчас это кажется большим сроком, но с каждым годом он будет уменьшаться. А обычного детства ему осталось и того меньше – шесть лет: в двенадцать начнётся его обучение.

Художник отпускает его, и Ран-Тор подбегает к матери. Тиш-Им ворошит его льняные волосы и улыбается, затаив вздох.

Но вот зовут к столу, и все идут в дом. Проходите и Вы, занимайте любое место, кроме пустующего стула Одоми. И неважно, какого цвета и длины Ваши уши: Вы – желанный гость за этим столом.



5. Под соймукой
________________

В цветущем саду под соймукой (деревце или высокий кустарник с крупными кисло-сладкими ягодами – прим. авт.) сидели двое мужчин. Один – молодой и гладколицый, с длинными чёрными волосами, забранными в пучок на темени, и тёмными, чуть раскосыми, влажно блестящими глазами; одет он был в чёрный шёлковый халат с широкими рукавами и рисунком в виде золотых перьев, а сидел на разостланном прямо на земле коврике. Второй расположился полулёжа в шезлонге: сидеть, подвернув ноги калачиком, ему не позволяла чересчур дородная комплекция.

На низеньком столике стоял чайник и две широкие пиалы с золотой каёмкой по краю.

– Ещё тоо, Одоми? – спросил длинноволосый мужчина в халате.

– Пожалуй, – кивнул дородный. – Спасибо, Хранитель Востока... Хорошо мне у тебя.

Хранитель Востока налил в пиалу золотистый напиток, взял её обеими руками и с поклоном протянул гостю.

– Вот спасибо, – крякнул Одоми. И усмехнулся: – Экие чашки у тебя чудные... Без ручек.

Хранитель с загадочной полуулыбкой промолчал, а Одоми шумно отхлебнул тоо, обводя взглядом сад.

– Как же хорошо... Аж на стихи потянуло. Жаль только, сочинять не умею.

– Я тебя научу, если желаешь, – сказал Хранитель Востока, доставая откуда-то из складок халата миниатюрный блокнот с привязанным к нему карандашиком.

– Стар я уж, чтоб учиться, – вздохнул Одоми.

– Позволь с тобой не согласиться, – улыбнулся Хранитель. – Учиться можно до самого последнего своего дня. Давай сочиним стихотворение из пяти строк.

– А рифмы придумывать надо? – спросил Одоми. – Я в этом не мастак, предупреждаю.

– Рифмы не обязательны, – ответил Хранитель. – Если позволишь, я начну, а ты продолжи. Итак... Первая строчка: «Шумят деревья». Теперь ты.

Одоми задумался.

– Шумят деревья, – пробубнил он себе под нос. – Шумят деревья, которые мы... Нет, не так. Шумят деревья, что мы с тобой сажали, друг.

– Хм, – задумчиво прикинул Хранитель, возводя глаза к небу. – Я предлагаю слегка видоизменить твою строчку и разбить её на две. Получится так:

Шумят деревья,
Что мы с тобою вместе
Сажали, друг мой.

– О! Точно. Так лучше, – согласился Одоми. – Ну, теперь твоя очередь.

Хранитель записывал в блокнотик получившиеся строчки. Длинная чёлка, разделенная пополам на две пряди, обрамляла его изящное лицо по бокам, а «хвост», струясь по спине, доставал концом до поясницы.

– Итак... Моя строчка: «Пусть смерть с досадой смотрит», – сказал он.

– И что у нас получилось?

Хранитель прочёл:

– Шумят деревья,
Что мы с тобою вместе
Сажали, друг мой.
Пусть смерть с досадой смотрит...

Одоми отхлебнул ещё тоо, откинулся назад и поднял глаза к цветущей кроне.

– Пусть смерть с досадой смотрит:
Мы будем течь в их жилах, – закончил он.

Хранитель с довольной улыбкой склонил голову и записал концовку, после чего прочёл всё вместе, а потом налил тоо и себе.

– Ну вот... Не так уж трудно, – сказал он, отпив.

– Однако ж, я что-то устал, – проговорил Одоми, закрывая глаза.

Хранитель принял из его рук пиалу и поставил на столик. Встав, он развернул лёгкое покрывало из полупрозрачного голубого шёлка и накрыл им грузную фигуру Одоми. С каждым порывом ветерка соймука роняла лепестки, усыпая ими землю, и на покрывале они тоже сразу забелели.

– Отдыхай, мой друг. Пусть тебе приснятся деревья...

Он свернул коврик и ушёл в дом, а столик спустя несколько минут забрала горничная – черноволосая девушка в розовом платье и белом фартучке.

Одоми уснул под соймукой, и его не беспокоили. Солнце светило, летали пчёлы, на чуть колышущееся под дыханием ветра покрывало сыпался весенний снег лепестков.

Когда небо потемнело и нахмурилось, а порывы ветра стали резче, горничная вышла на веранду. В воздухе пахло грозой. Девушка подошла к Одоми и осторожно похлопала его по плечу.

– Господин... Вставайте, непогода надвигается. Польёт дождь и вы промокнете тут!

Одоми не отозвался. Девушка похлопала его посильнее.

– Просыпайтесь! Гроза идёт!

Сон Одоми не прерывался. Отчаявшись, девушка вернулась в дом и сообщила хозяину:

– Господин Хранитель, ваш гость не просыпается. Я бужу его, а он...

Во взгляде Хранителя Востока проступило что-то такое, отчего девушке стало тоскливо и жутко.

Хранитель склонился над Одоми и провёл рукой по его щетинистой голове. В хмуром небе сверкнула первая молния. Дотронувшись до ствола соймуки, Хранитель проговорил тихо:

– Ты будешь течь в её жилах...

Заворчал гром, и по земле зашлёпали первые тяжёлые капли.







14 ноября 2010 – 14 ноября 2011