Звуки полыни

"Слушай - под эту гармонику снежную 
Я расскажу про свою тебе  жизнь»                               
      
С.Есенин
               
Со стола упала фарфоровая чашка.  Мягко и беззвучно. Завитками трещин обволокла гладкий бок и расплылась горькой лужей. Обретая формы чайной лузы.  С поверхностью мутной эмали и глубиной печали. Тихой и немой, как соль и боль.

Анна пыльной тенью босиком прошлась по сухому дереву пола. Приподнимая подол легкой юбки и драпового материнского пальто. Загляделась на упавшую чашку и прошла дальше, сметая подолом лужу чая. Угол комнаты копотью тени накрывало кресло. Набитое памятью и усталости, как соломой, тряпками и нафталином. Анна усталой молью забилась в кресло, укрывая себя дремотой формалина.

За разбитыми окнами под звуки волынки слетал на аллеи снег. Покачиваясь, стекая ливнем и сползая улиткой. Глухими толчками поднимался лифт. Тусклый и холодный. В глянце слякоти и одиночества. Лифт качнулся и дверцы расползлись по сторонам. Пошатываясь с лифта вышла фигура, в облепленной снегом шляпе и колючем пальто. С запахом коньяка и шалфея.

Мутные шаги фигуры уперлись в дверь. В маленькую дверь, выкрашенную коричневой краской по старому дереву. И краска и дерево уже крошились. Под толчком дверь отворилась и фигура вместе с запахами, ветром и тенью наполнила собой коридор квартиры.

Анна дремала в кресле. В густой пелене шевеля губами и выводя в голове, -
 «Тучи, тучи, тучи, тучи
 Скачет конь большой, могучий
 Через тучи скачет он,
 Кто не верит? Выйди вон!»

Фигура тряханула Анну и рассыпанный дрем закатился по всем углам. Анна послевкусием сглотнула «Кто не верит.. выйди вон..»..

Фигура подняла упавшую фарфоровую чашку, наполнила ее холодным чаем и протянула Анне. Она взяла ее двумя руками, заплетая вокруг трещин пальцы и желая согреться.

Зима. Ванна полна холодной воды, а кровать спелых яблок. Снег заплатками накрывает разбитые стекла Анны и белым хлопком стелет пол. Память еще полна клубники, но от нее все чаще отдает тяжелым сладким запахом. А фигура каждый вечер у Анны, свинцовым слушателем, сливаясь в сумерках у самых стоп.

Тучи..тучи..тучи..тучи..

Анна смотрела на фигуру, а потом глухо проговорила, - «А ведь и вправду говорят про тебя, что ты если и не убьешь, то хотя бы рассмешишь». Она кашлянула смешком, а фигура молча отвернула от нее лица. Лицо Анны сковало вновь холодом, и она начала рассказ.

Может, ты помнишь, а может, и нет, мне мой друг в сложный период моей жизни подарил щенка. Самого настоящего кутенка. С большой головой и лысым пузом. То ли это его был такой символизм, что предан как пес, или захотел, что бы я не сошла с ума в своем горе и одиночестве. Это и вправду очень странно, что одна потеря по принципу цепной реакции начинает отнимать по очереди все. Все что есть. Включая рассудок, сердце и душу. А мне и вправду стало легче, когда я стала возиться с этим Псом. Да, я звала его Псом. Не так, когда пес это что-то вокзальное и грязное, а когда большие лапы и преданные глаза.

Когда я потеряла ребенка, этот самый комок, которого я ждала семь лет, и которому не пробило и несколько часов, я была без сознания. Когда я узнала об этом, мое безсознание лишь продолжилось. Наверное, мы с Данилой были не самой правильной парой, или же, напротив, самой обычной. Мое молчание неделями и крики по ночам открыли ему дверь, но он и шагнул в нее. Я не виню его, я и сама от этого сбежала бы.

Я выбирала ему имя и готовила крошечные носочки, хотя и знала, что это плохая примета. Приметы..не верю я в приметы, да и ты, уверенна, что тоже. А этого щенка я просто звала Пес. Мы жили с ним сначала с ним в одной квартире, потом комнате, а после и в одной кровати. Я все также кричала во сне и просыпалась от собственного крика. А он скулил у меня в ногах и робко пытался облизнуть мне ступни.

Мы вышли с ним на обычную утреннею прогулку. Мой рыжий двухмесячный Пес возился в желтой осенней листве, а после сорвался и куда-то побежал. Побежал во всю прыть, к какому-то ребенку, который, так же как и он, возился в пестрых листьях осени. И здесь у меня что-то оборвалось. Ребенок поднял на Пса глаза, а отец ребенка над Псом ногу. Пес заскулил, хотя все еще помахивал хвостом. На меня кричали, а я несла его на руках домой. Этой ночью мы не спали в одной кровати. Внутреннее кровотечение и закрытые навсегда глаза моего Пса.

Я все также просыпалась по ночам. Только уже не от крика, а от боли в горле от того, как я кричала. Я кричала, но слышно меня было все хуже и хуже..

Скачет конь большой, могучий

Сначала я не могла спать. А после постоянно спала. Без сна и криков. Было пусто. Иногда я думала, что это и есть смерть. Одна сплошная черная пустота. Где нет боли. Где ничего нет. А с первым снегом я словно выпала из спячки.

В этот день я побрилась наголо. Мне хотелось быть ближе к небу. К тебе. Я хотела понять. За что. Я говорила и говорила с тобой, я спрашивала и ждала. Ждала руки. Ждала помощи. Ждала ответа.

Мне стало казаться, что мои знакомые стали меня избегать. Они чаши молчали, а я чаше ничего не могла сказать. Некоторым искренне не знали, что мне сказать. Я тупила взгляд, оскаливалась, а после они ушли. Затем я как-то оставила какие-то попытки выходить с ними на связь. Друг, подаривший мне Пса, как-то сказал, - « А ему - то было всего два месяца», и как-то поджал губу.  Видимо, стало жаль. И у меня понеслось – не углядела – не долюбила – не досмотрела – не уберегла. «А ему-то было всего две минуты», - застряло у меня в голове, а за этим после, - «Виновата, виновата, виновата, виновата, виновата..молчи, виноватая».  И какой-то замкнутый круг. И в этом кругу я наматываю свой бесконечный путь.

  Через тучи скачет он

Иногда мне начиналось казаться, что я проклята и во мне живет смерть.  Чушь какая-то, но все - же казалось. Плотно держалось, и в один день я написала тебе письмо. Сначала получалось сложно, а потом буквы полетели одной неразборчивой нитью. Бумага была соленная и надорванная – как я. Таких писем становилось с каждым днем все больше и больше. В этих письмах я молила, в этих письмах я просила. Я стояла на коленях перед тобой и клялась всем на свети. В этой бумаге я сходила с ума и снова переходила на крик. Все тише..тише..тише.. А после и вовсе переставала себя слышать.

Я ждала от тебя ответа. Я ходила по всем почтовым пунктам моего города. Я ходила в аэропорт, на вокзал и встречала людей и все ждала..ждала, что кто-то непременно ко мне приедет. От тебя. Было пусто. Пусто и горько. Словно полынь пошел по ветру. И я пропиталась этой горечью. Сухой. Которая впитывалась мне в кровь, и выходила моим голосом.

Знаешь, один раз в аэропорту был интересный случай, после которого я перестала туда приходить. Именно в этот день я поняла, что люди меня не слышат. Я шла встречать людей и увидела парня, который уронил телефон, он как-то рассеянно стоял и я ему сказала о том, что он обронил свой мобильный телефон и указала куда, после повторила еще и еще раз, все громче и громче, он молчал и никак на меня не реагировал. Я хотела его поднять..а потом просто прошла мимо.

Кто не верит? Выйди вон!

Сегодня я поняла, что ты мне не ответишь. Ты пришел. А мне больше тебе нечего сказать. Я больше ничего никогда не скажу. Я потеряла веру. Я потеряла веру в голос. Я потеряла голос.

Сумерки. Анна остановилась, вылив последний звук, подошла к зеркалу, висевшему на стене. Бог поднялся и вышел в дверь. Через тонкие стены еще было слышно раскачивание лифта. Дом опустел. Снег и, кроме снега, - никого.

Анна еще шевелила губами возле зеркала, зеркало отражало сначала крик, потом шепот, а потом тишину.

Тишина. Полная тишина. Везде тишина. Теперь я не кричу по ночам. Теперь я только шевелю губами и тишина. Расплетающая эхом глухая тишина.

Связки  покрывались слоем инея, крошка льда хрустела на губах, а во рту, как и в воздухе, нитями разошлись звуки полыни.   

..