Колыбель безумия

Я вижу, слышу, счастлив. 
Все во мне.
И. Бунин


Зима кутала и баюкала. Февраль перекатывался во рту листьями мяты. Белое солнце плело узоры через голое небо, город, сад. Слабый ветер пел монотонно и отчего-то сладко, навивая дремоту. Календарные листки шелухой слетали, оголяя беззаботность. А Марина улыбалась сама себе сомкнутыми губами, набивая счет пальцем по зеркалу.

  Отсчитывала десять и вдох вдох вдох вдох выдох и начинала сначала. Мука за окном превращалась в воду. Руки гладили стекло, образуя лунные дуги. «Безумие, - повторяла Марина, - безумие», - и начинала набивать счет. «Чаша безумия полна – раз. Хлестнет магмой - два. Затопит всю меня до дна – три. Я пугало, я мумия, я куколка - четыре. В торжественных туфельках - пять. Надкусывая трюфели – шесть. Плету из пуговок бусинки – семь. Мятное тихое марево – восемь. Не свойственны мне доводы, доверия, суждения, прощения - девять. Затмение – десять. Одно лишь сплошное затмение. 

Жизнь обрела свойства резины. Так же монотонно жуется и так же бесконечно тянется. Череда дней ползет змеей, иногда скидывая кожу. А на вкус пресная – пресная. По ночам считаю овец, а в течение дня сама жую эту осатанелую резину, как овца.

Жизнь все крутилась размеренными лопастями мельницы. А мне все так же скучно, что коротаю время и плыву по течению быта. Схемы сами спаялись со мной и дали четкий график жизни.  И вроде уютно, и вроде бы тепло, но так не хватает кислорода. И в какой-то день я начала дико хватать кислород.. Сначала я вляпалась в любовь, а после еще в какое-то безумие..

Длилось это не долго. Пока я не подавилась этим псевдо кислородом, и с этим ко мне пришло понимание, что ничего и не изменить. Теперь я сижу в своей пустой комнате и отсчитываю счет.. один..два..три.. и так по бесконечности и вновь по кругу..

Марина набивала ритм на индийских барабанах. Крутилась и смеялась. Считала громко, четко выговаривая цифры. Кружевом летала по комнате в густом дыме благовоний и била-била-била-била в барабаны.   Влетала в транс и билась мотыльком. «Блаженное безумие, - кричала Марина, - раз. В рукавах моих рубины – два. Гранатом распустились мои локоны – три. Сменяла разум на счастья – четыре. Боль на мак – пять. Гром в висках на грохот в груди – шесть. Фонарь-февраль-календарь – семь. Я буря – восемь. Безумная буря сознания – девять. ГранаТЫ в голове – десять. 

Потеря головы в любви равносильна потери головы в бою. Но сама любовь не является боем, это скорее схоже с поражением. Не с поражением как с проигрышем, а как поражение всего организма, всей плоти и нитей всех мышц свинцовым наливом. И именно он теперь отсчитывает тебе кислород, наливает то голову, то сердце тяжестью. То мятной, то вкуса полыни.

Свою любовь я придумала себе сама. Я поселила ее у себя в голове, потом в сердце, а после моя любовь выселила меня из меня же самой.

Все что я знаю о своей любви, так это несколько голых фактов и каждый из них непременно с двойным подтекстом. Остальное лишь бензиновые разводы на весенних лужах и мои фантазии.

Я придумала ей образ и называла различными именами. Я читала сообщения своей любви в знаках и некоторых оговорках своих знакомых. От самой же нее я получала редкие сообщения, невнятные реплики и многозначительные многоточия. После я и вовсе вычеркнула ее со своей жизни как что-то настоящее, с кожей и невероятным цветом глаз, и заменила ее своей фантазией. На это она лишь шмыгнула и замолчала. Иногда она еще пыталась возмущаться, что я своей любовью пугаю ее и полностью искажаю ее настоящую жизнь. Она ничего не знала обо мне, пожалуй, так же, как и я о ней. Но эти наши образы заменяли нас самих, и этого было больше чем достаточно. Меня это не волновало. После это перестало волновать и ее. Моя любовь мне сказала, - «Я приказала тебе не быть в своей жизни, и теперь тебя нет в ней», - и она не шутила.

Иногда я хотела ее увидеть. Приехать к ней и быть просто рядом. Потом одергивала себя и понимала, что ведь она – моя любовь, всегда со мной, во мне, и что она сама лишь блеклая тень моей любви.

Иногда я чувствовала себя ужасно глупой от того, что я сидела одна в пустой комнате и меня накрывала по очереди то нега, то истома, то ревность, то невероятная страсть. Я начинала разговаривать со своей любовью, которая поселилась во мне,  и впитывать ее всю. Я сидела одна и на уровне фантазии и представлений могла получить физические удовольствия. Иногда мне становилось себя жаль, или же мне было очень обидно, что я сижу одна за закрытыми дверями и окнами и гнию в ловушке, в которую сама себя и загнала.

Моя любовь не подпускала ко мне не одного человека. Никто не мог меня коснутся, не говоря уже о поцелуе. Меня это все жгло и разъедало, а моя любовь  гнала меня домой и успокаивала нашептыванием о том, что она со мной и она только моя.

Это чувство беспрерывно накаливалось во мне и разливалось во всем капиллярам. Я ходила счастливая, и порой мне казалось, что безумная. Я было ежесекундно влюбленная. На вопросы знакомых о личном я забивалась в ответе и убегала от них. На личном было очень лично.

Как-то мне подруга на кухне за рюмкой коньяка неаккуратно бросить фразу – «Живешь бестелесным и бестленным. Пропуская все. А ведь ты то тленная». И здесь у меня что-то внутри зарвалось. Захотелось бежать и бежать. Остаться со своей любовью одна. А потом и вовсе поняла, что я давно уже бегу. От всего чего только можно бежать. А самое главное от себя и боли. Посадила себя в вакуум, в нем и живу. Я ходила по улицам зимнего города и пыталась унять в себе любовь. А потом все стало все таким незначительным. Я стояла под фонарем, а надо мной было февральское небо, а в голове разрывались гранаТЫ и растекались гранатовым соком. Я начала считать..вдох вдох вдох вдох и снова счет..

Марина сидела в складках юбки и била ладонями в деревянный пол. Тихо выговаривая свой счет. Закрывая глаза и делая глубокие вдохи. «Соленое безумие – раз. Над пульсом вьются шмели – два. Билеты в рай заказаны – три. Аллея в плясках дьявола – четыре. Ртуть в венах перекатывается – пять. Сегодня я опасная – шесть. В сознание солнечные зайчики – семь. От страха преет грация – восемь. Изюмом грех рассасываю – девять. Я выбираю сумасшествие – десять.

Недалеко от моего дома протекает небольшая речка. Мне стало нравиться к ней ходить. Она была густая и темная, но все же что-то в ней было такое было, что не отталкивало. Вокруг этой речки росли пышные кусты странных растений. На берегу было очень много тени и очень тихо. Я ходила к дней днем и вечерами. Я сидела у речки и во мне медленно перетекали различные мысли, голоса, чувства и ощущения. Мне казалось, что я нашла новый доступ к себе. И теперь через него я открываю себя. Я становилась спокойнее и легче.

В одну ночь мне не спалось. Я крутилась в кровати и не находила сна. Тело покрывалось потом и солью. И здесь я ощутила дикое желание пойти к этой речки, и сесть на свое привычное место. Именно там, я была уверенна, найду покой и сон. Я накинула поверх ночной рубашки пальто и пошла к речке. Ее полностью освящала полная луна. Здесь и правду, как я думала, мне стало легче.

Я долго сидела на берегу, а луна ползала по небу. Вода в речке густо текла и казалась черной. И здесь я испытала дикое желание зайти в эту воду. Я сняла пальто и стала погружаться в нее. Спуск шел плавно. Не смотря на то, что был февраль, было невероятно теплая вода. Я стояла по плечи в воде. Густая вода отражала мое лицо, луна бледно светила, я повернулась на берег и увидела себя. В пальто. Фигура на береге засмеялась, встала и стала уходить в сторону домов. Я начала выбираться на берег, разбивая руками воду и размывая свое отражение в воде. Луна закатилось в речку, а вода свернулась воронкой и я ушла на дно.

Проснулась я от нехватки воздуха. Моя рубашка была мокрая, а ноги грязные. Я в ужасе набрала номер своего друга, разбудив его, и стала рассказывать ему свой сон. Про речку, про то как я к ней раньше ходила, и то, что произошло сегодня на ней. На что он меня долго и сонно слушал, а после попытался успокоить и убедить, что никакой речки в районе многих километров вокруг моего дома нет, и что это всего лишь сон. А мне до сих пор иногда кажется, что в  тот день я сама утопилась в этой речки. А то, что сейчас находится в этой комнате под видом меня, лишь сгустки тины и тени.

..Семь – мята под языком. Восемь – пионы раскрываются за зрачком. Девять – не чувствую себя. Десять – не говори мне, что я сошла с ума..