Про любовь..

У меня от этого кожа покрывается плесенью. Ты думаешь, я не пробовал ее содрать? До жил рвал, кожа тряпьем слетала. А под ней слой за слоем. Опасная бритва от этого крошится в пальцах. А после огня запах, от которого во рту высыпают нарывы. Хочешь попробовать? Это совсем не больно. Но вот запах. Знаешь, сладкий такой. С примесью меди и желчи. Как сейчас на языке чувствую. Слюной ртутной по зубам перекатывается. И не выплюнуть же. Ногтями не содрать. Вязкой гнилью стекает, и вновь по горлу течет. Языком своим мне прямо в глотку. А руками за ключицы. Ногтями под кожу. Медленно, словно штопает меня. И кто научил ее так смело вышивать крестиком по мне? Крест за крестом..крест.  Спину гнет, и я все ниже и ниже..крест за крест..

Зачем ты продолжаешь смотреть на меня? Мне больно ежесекундно. Вены вздулись от нехватки кислорода. Кис-ло-ро-да. У меня теперь даже бусинки пота по вискам кислого вкуса. Градом с меня слетают, разлетаются, в воздухе растворяются. А мне все так же мало кислорода. Я разве многого прощу? Дышу как рыба, рот дугой изгибается. Язык, как в барабан, в небо стучит. Во рту гуща кипит. А все хочется выплюнуть ей в лицо. А у нее белое лицо, и локоны так спадают. Улыбается мило. Мне. А меня от этого канатами стягивает. Все внутренности сдавливает. И вместо слов хрип, и только. Никакая кислота не сможет сжечь ей лицо.

И вот теперь сижу как утка без лужи. Как марля тугая в утке, полной лужи. Впитываю и расплетаюсь. Пропитываюсь, высыхаю, рвусь. Знаешь, я ее любил. Нет, ты послушай. Она любила цветы, я ей дарил розы. Она улыбалась, а я дарил ей еще розы. Она ухмылялась, я ей дарил еще..еще..еще.  Белые. Это же чисто? Или мне это только так кажется?..

Я любил ее..она любила секс. Жесткий такой, что бы с кровью, что бы с ожогами на коже, что бы пальцы в синяках. Она стирала следы ночи моими розами. Дарила мне, кидала в лицо. Смеялась. А я ловил, жадно. До последнего. До последнего..

Последний был такой, знаешь, худенький. Даже можно сказать, что тщедушный. Весь в прожилках и в крапинках. Не оспа, но что-то похожее. И пальцы такие нервные. А губы липкие. Она мне взахлеб о нем рассказывала, глаза лоснились, щеки накалывались.

Облизывала губы и вновь о нем. Она во мне гранатой взрывалась в голове. Каждое слово и новый взрыв. Лепестки роз в меня кидала, я даже знаю теперь его на вкус.

Вот представь, тебя вымазали медом, вкусным таким. А по нему пустили буйную семейку тараканов, желтый таких. Они липнут так к твоей коже, а между вами только мед. Лапки застревают, они вырываются. Лапки рвутся. И вот ты весь уже в этих лапках. Вот и я весь в этих лапках весь. Эти розы. Эти проклятые розы. Они прилипли ко мне так же. И не содрать их теперь не как.  Я внутри пуст. Совершенно пуст. Меня выворачивает ежесекундно. Из меня все вытекает и вытекает эта любовь. Я подавился ею, я отравился ею, я захлебнулся ею.

Она моя Цирцея. Она моя женщина. Она моя..Моя. Люблю ее до отвращения, ненавижу до унижения, прощаю по законам божиим. Втыкаю в нее иглы. И вижу – во мне плещется грязь. Не отмыться. По венам черной ниткой вьется сласть. Стыдно. Страшно. Человек. Я человек? Слышишь..

Я ненавижу ее. Я ненавижу себя. Я ненавижу себя в ней. Ее в себе. Тело пропиталось похотью, мысли смрадом. Слишком жалок. Слишком слаб. Слишком человек. И это уже нормально. Бьюсь в танце эпилептика и в депрессивных коликах. Не вооруженным взглядом видно. Это норма.. Норма.

Ты хотел знать, за что я ее убил? За любовь..

И ты после всего этого спрашиваешь меня про любовь?