Пенный кокон

Утро. За плотно закрытыми окнами дышит ноябрь. Пустое небо  разливается по пустырю гранатовым туманом. Густые красные сгустки втекают в щели пенопластового дома. Туман наждаком ползет по коридору, облизывает желтые стены и ножки железной кровати.

Впитывается в картонное одеяло и расширяет мои зрачки. Путаюсь в рулонах одеяла и  глухо ухожу с головой в гранатовую пену. Шершавая влага полирует кожу до жил. Слышу пульс в синей ленте на своей шее. В ушах сто шестьдесят барабанных ударов в минуту. Дышу.
Кристаллы воронкой стекают к сердцу, а от него по всем капиллярам. Царапают вельветовые стенки и разрывают ткани. Рвется на шее и стекает липкой каплей. Сползает с ключиц к груди и глухо обрывается. Эхом разбивается об пол.

Туман задрожал. Тяжело задышал. С красной вибрирующей пены на меня посмотрели черные дыры глаз. Высоко поднятая голова, покрытая гладкой кожей, всасывала туман широкой щербатой  полостью рта. Медленно подползла к капле и лизнула сухим языком. Громко глотнула. Извивается в ногах, поднимается к бедрам и давит на живот. Стянула леской грудь и пальцы. Сухой язык прилипает к небу. Горло немеет.

В  мой хребет, разрывая каждый позвонок, вплетается спираль. Тонкая и жесткая. Ее жало. Накручивает на себя вырванные белые нити нервов. Войдя в последний позвонок, давление ослабилось. Сок ровным потоком течет вверх. Спираль прокручивается и впивается в мою плоть. Жадно всасывает меня через свою спираль. Слышно как она глотает. Тихо и ровно. Спокойно и долго. В спирали загудело. Она сглотнула вакуум и облизнула губы. Мое тело обвисло и рванным тряпьем упало вниз. Позвоночник выл. Хлюпал и сочился.

Она запела. Пела красиво. Гортанно. Тихо напивала глухие мотивы и монотонно раскачивалась. Пела и плела кокон. Тонкий и плотный. Пенный и гранатовый. Тяжело дышала и пела. Ажурные стенки накрывали стены. Ее тонкие пальцы быстро скользили по леске и выписывали плавные петли. Мы в ровном коконе. Цельном и плотном. В нем вакуум и пена.

Она смотрит на меня широкими зрачками. Глубокими и вязками. Смотрит долго, до всепоглащения. Смотрит и кривит в рванную дугу рот. Легкий изгиб ее губ и мое тело натягивается в стальную струну. Белые тонкие нити связывают нас. Мои нервные окончания пляшут под ее пальцами. Извиваются, ноют, воют, рвутся и кричат. Рвутся и бесконечно обрастают новыми. Она – мой страж. Она – мой страх.

Леска ослабилась. Кислород жидким азотом пополз по горлу. Наполнил сухие легкие. Луна накрывала весь пустырь. Вата тумана слетала рванными кусками и обнажала голую землю. Глаза резанул  свет, пробивший плотно сжатые веки. Ноябрь стучал в открытое окно сухими ветками и бледным светом. Сон влажными хлопьями слетал и растворялся в складках постели.

После сна болела голова. Горячо и глухо. Капилляры бились, извивались, гудели. Третий позвонок ныл. Я подошла к зеркалу, покрытому тонкой паутиной. Впалые скулы, влажная шея. Вроде бы ничего и не изменилось, только глаза в зеркале смотрели на меня не мои.  Тело невыносимо гудело. Шею сжимали жилистые влажные пальцы. Меня продолжали пить. А за окном мягко растекался туман.