Эссе и афоризмы 2-я часть 120-170

 
 №  120
Мудрость есть единственная доступная человеку при жизни смерть – в том смысле, что он, придя к осознанию нетленных, истинных ценностей, рвет со всем окружающим его житейским миром – неподвижным и косным, тормозящим его духовный рост.
Придя к осознанию необходимости стремления к духовной жизни, человек максимально одухотворяет свою жизнь, сведя ее житейскую составляющую к минимуму посредством сведения к минимуму же своих потребностей.
* * *
 № 121
Отношения между людьми никогда не бывают совершенны: в радостях любви неизбежно таится и горечь страдания. Отношения людей подвержены влиянию предрассудков, злобы, зависти и т.д., поэтому не стоит зацикливаться на них, полностью поглощаться ими, не видя в отношениях с близкими ничего, кроме ссор, ставя себя всегда на 1-ое место. Быть 1-ым всегда невозможно, а потому чем больше мы дорожим своими амбициями, тем больнее нам с ними будет расстаться.
Зерно любви неизбежно будет посеяно в наших сердцах, как только мы сумеем отказаться от сомнительного удовольствия считать себя лучше других. Но не нужно обожествлять предмет любви, чрезмерная привязанность родит пресыщение, - ставя человека слишком высоко, мы, когда он падает с пьедестала в наших глазах, ставим его слишком низко. Освободившись от страстей, мы сможем любить, не теряя голову и не отвращаясь от предмета своей любви, но обращать свои взоры лишь на тех, кто окажется достоин ее.

* * *
  №  122
Краткий миг славы, подобно яду, способен отравить человеку всю его последующую жизнь. Будем же смотреть и на других, как на достойных ее бремени, дабы, видя знаки почитания других, не чувствовать себя обкраденными.

* * *
  № 123
В свободном обществе можно снискать славу своими достоинствами, в рабском – лишь большим, нежели у других, количеством рабов.

* * *
  № 124
Невежды держатся за свое невежество. Прикрываясь им, легче творить зло, ни на что не оглядываясь. Именно про такую «простоту» сказано, что она хуже воровства.

* * *
 №  125
Одно дело – иметь религию и совсем другое – быть способным ее иметь. Оправдать любые свои дурные помыслы, которые всегда обретаются в избытке в нашей душе – еще не значит осознать себя в своей Истине. Недостаточно хорошо изучить все недостатки и слабые стороны человека, чтобы говорить о своем хорошем знании человеческой природы. Это еще не будет истинным знанием. Действительное знание человека в его Истине – значит желать и стараться сделать его лучше.

* * *
  №  126
Мы любим чваниться своей силой. Наплевательское отношение к другим есть тщеславие, возводящее наши амбиции в ранг довлеющего над всеми закона жизни.
Наши амбиции рождаются, несомненно, от сознания собственного превосходства над другими. Но только глупец будет тщиться от этого, считать поводом для поклонения свою непохожесть на других.
Лишь в сознании своего равенства с другими, братства во Христе, человек способен сохранить все достоинства своего Я.
Собственно, истинное превосходство получает свой подлинный смысл лишь на ниве реальных дел, в которых, в свою очередь, сам вопрос о превосходстве снимается или, точнее, становится малосущественным, ибо личные интересы растворяются здесь в интересах общего дела.

* * *
  № 127
Мы любим создавать себе кумиров. Мы нянчимся с ними и пестуем их с энергией, достойной, воистину, лучшего применения. При этом мы не сознаем, что готовим им своим обожествлением западню, предуготовляем их падение, ибо не оставляем им права на слабость или ошибку. Всякий кумир должен быть идеален. Только тогда ему можно поклоняться, а иначе это не кумир, а дерьмо. Но кумиры все же остаются людьми, неизбежно отступающими от их блестящего имиджа, так что крах кумиров предопределен самим нашим отношением  к ним.

* * * 
№  128
Даль, открытая сердцу, всегда колышет ветром перемен изрядно потрепанный житейскими бурями парус надежды.

* * *
 № 129
Муж и жена – 2 половинки одного целого. Но поскольку муж, как глава семейства, является, все же большей частью, то жена, уходя, теряет, наверное, больше, нежели приобретает муж.

* * *
 № 130
Сколько людей, считающих себя умнее других, не могут даже такой малости, как соотносить свои поступки с образом своих мыслей!

* * *
  № 131
Философия будит разум, бередит мысли, разжигает в сердце жажду познания.

* * * 
№ 132
Все неприятности – от несвободы, а, следовательно, от власти обстоятельств обыденности над нами.
* * *
№  133
Чем сильней мы скрываем свою любовь, тем ярче горят ею сердца. Она проявляется в каждом взгляде, жесте, слове, сказанном любимым человеком. Но, выпячивая ее напоказ перед всеми, мы даем сердцу пожрать себя подобно тому, как умело поддерживаемый огонь согревает своим теплом, выпущенный же на волю – обращает в пепел все вокруг.

* * *
 № 134
Чем сильнее любовь горит в наших сердцах, тем в меньшей степени она бывает подвержена внезапной смене настроений. Только низкая любовь, свойственная грубым натурам, пребывает в ничтожности взаимных упреков и обид.


* * *
 №  135
Своей доступностью женщина способна стать вожделенной для многих. Однако, любовь, внушенная подобным образом, недолговечна – прелесть новизны ее быстро проходит и больше уже никогда не возвращается.

* * *
 № 136
Аскетичность, удел мудрецов, привлекательна людям непосвященным своей кажущейся легкостью заработать авторитет среди себе подобных простым преодолением соблазна невинных в своей обыденности удовольствий. Но, как выясняется, иное «не делать» по тяжести, перетягивает на свою чашу весов все остальные занятия в мире.

* * *
 № 137
Обычно дурно прожившим свою жизнь старикам перед самой смертью хочется видеть кого-нибудь в чем-то, себе обязанным. Подобное признание было бы свидетельством их заслуг и могло бы убедить их самих в небесполезности прожитой жизни. Подобное желание при ближайшем рассмотрении может служить свидетельством их слабости, разливающейся в душе, изнасилованной грехами и безумствами, прошлых дней. Об этом красноречиво вопиют их долги, перед Богом и людьми, которые после их смерти достанутся потомкам. Ведь за безумство отцов неизбежно приходится расплачиваться детям.

* * *
 №  138
Человек, отдающий все свои помыслы какой-то одной цели, отмахивается от простых радостей бытия, что даруются человеку в общении с другими людьми.
Всем этим он свидетельствует о своей человеческой слабости, ибо, сосредотачиваясь на чем-то одном, оставляет непройденными все остальные сужденные ему пути, которые, быть может, кто знает! могли бы привести его к еще более величественным и поражающим широтой размаха делам, позволяющим штурмовать новые рубежи своей славы.

* * *
  № 139
У всех дураков всегда существовала и существует немая солидарность. Умным не надо держаться друг за друга, у них нет подобной внутренней потребности. Умные – это конгломерат индивидуальностей. Дураки же в беспомощности своего мелкого ума ищут и находят тысячу способов создать прочную основу для своей жалкой жизненной позиции, пребывающей в ничтожности преходящих интересов.
Дураки в мелкой своей активности стремятся заполнить собой весь мир. Они первыми создают связи, вынуждающие умных подчиняться их дурацким законам. Умным поэтому следовало бы не бездействовать, созерцая собственную интеллектуальность, но откликаться на веления сегодняшнего дня, помятуя при этом о дураках. И тогда бы в деятельности их сразу было бы видно преимущество всепроникающего могущества мысли перед мелкой, заискивающей расположения сильного торопливостью мелкой глупости.

* * *
  №  140
Мало быть умным, к уму следует добавить чистосердечие и искренность прямодушия. Всем нам следовало бы принять на щит эти их качества, ибо в соединении с умом они могут дать невиданный толчок в становлении общечеловеческого прогресса на всей земле. Прямодушные никогда не воспользуются в достижении своих целей средствами, недостойными звания честного человека, в отличие от дураков, которые в мелкой подлости своей не брезгуют ничем. В садах глупости едва ли найдется место, где цвести цветам теплоты и сердечности. Но на той ярмарке тщеславия, которую являет собой весь белый свет, всегда предоставляется и великое множество случаев указать подлинную цену интриг хитреца, представив их в свете бескорыстия истинной мудрости.
* * * 
№ 141
Философия стоицизма хвалится тем, что даже идущее ей во вред обращает себе на пользу. Но точно так же можно сказать, что и идущее ей на пользу обращается ею во вред, значит польза ей вредна, а вред полезен, а, следовательно, такая философия бессодержательна: для нее не существует ни того, ни другого.

* * *
  № 142
Обилие свободного времени подстегивает философа использовать каждую свободную минуту, даже в большей степени, чем его недостаток.



* * *
  №  143
Чистосердечие мысли философу так же необходимо, как и здравость суждений поэту. И тому, и другому, чтобы озарить каждому его путь, необходимо вдохновение.

* * *
  №  144
Пессимизм и оптимизм есть, по сути, различные проявления лености духа: чувствуя на себе уколы со стороны нашего тщеславия, он дает нам готовые рецепты, вместо того чтобы дать себе труд размышлять.

* * *
 №  145
Человеческому разуму не дано находиться сразу в нескольких местах одновременно. В определенный момент ему всегда бывает доступна лишь какая-то одна точка мыслимого пространства. Поэтому, даже очень разносторонний человек  не может знать всего того, что он помнил когда-то. Наше знание есть всегда размышление, т.е. умение восстанавливать из разрозненных обрывков воспоминаний единую картину событий. Таким образом, знание есть проторенность путей в огромных запущенных садах нашей памяти.

* * *
 №  146
Нашими поступками в жизни движут невидимые нити, увидеть которые человеку в этой жизни не дано. Так, например, мы выбираем один вариант из тысячи других равнозначных, не руководствуясь при этом ни здравым смыслом, ни чувством, ни каким-то другим ориентиром, но неким наитием, заставляющим нас совершать то или иное действие именно таким образом, который в данный момент определит всю нашу судьбу в дальнейшем.


* * *
  № 147
Мечты – самые призрачные и зыбкие существа, живущие в нашей душе. Их жизнь столь же прекрасна, сколь и неуловима. Содержание мечты заключено в некую нежную прозрачную оболочку, хрупкую и невидимую, тем не менее, позволяющую нашим мечтам сохранять в нас всю свою свежесть и красоту сколь угодно долгое время. Тонкая ткань эта, подобно легкому прозрачному покрывалу, окутывающему стан любимой девушки, - отчего она становится еще более прекрасна и желанна, - именуется в нас жаждой жизни, стремлением скрыть в себе сокровенное души от грубого прикосновения чужих рук, которое каждый человек сохраняет в большей или меньшей степени до самого конца дней своих, если только жива еще в нем душа для новых впечатлений и открытий.
Немота человека переполняет его восторгом от избытка жизни, необъятие собой всего мира от полноты чувств позволяет человеку сохранить ту хрупкую грань между собой и миром, посредством которой только и возможно их взаимное проникновение друг в друга, и эта грань и есть внешняя оболочка мечты.
Исполнившиеся мечты уходят в реальный мир и живут в нем уже своей, независимой от нас жизнью. Выпуская их на волю, мы  неизбежно вырабатываем в себе свой золотой запас; мечты перестают быть только нашей принадлежностью, мы умираем в них с каждым нашим свершившимся замыслом, но это – не страшно, так же как нет ничего страшного в смерти матери, передающей вместе со своей кончиной столпившимся вокруг ее смертного одра взрослым сыновьям весь остаток сохранившейся у нее жизненной силы.
То же и наша душа: уход мечты всегда связан с отмиранием одной из ее частей, ибо перегородка между ней и реальным миром, сдерживавшей до сих пор мечту, больше не существует. Мечта, некогда наполнявшая душу своим содержанием вместе с другими ее невостребованными стремлениями, теперь рвет ее, найдя себе новую жизнь в мире своих реальных воплощений. Новый, реальный мир, сметая барьеры, воздвигнутые Природой между ним и человеческой душой, проникает в нее, заполняя все ее естество содержанием, которое в корне отлично от самой природы духа.
Дух не может долго существовать, стиснутый в рамках обыденности, та его область, где вырвавшаяся на волю мечта обрела, наконец, свое воплощение, тихо отмирает, обретя свою новую  жизнь в созерцании себя, как в волшебном зеркале, в своих свершившихся добрых знамениях.
Все многообразие жизни, все ее движение покоится на отмирании отошедшей, т.е. исполнившейся мечты, здесь коренится главная пружина жизни, приводящая весь ее механизм в движение. В этом – истинный смысл существования в нас этих сказочных потусторонних вестников иного мира – нашей надежды и мечты, в их умирании за тем, чтобы обрести свою подлинную жизнь в реальном мире, вплетя свой голос в его уже поющие струны свершившихся чаяний и надежд.
* * *
  №148
(Об однозначности)
I
Однозначные решения не дают правильного ответа на поставленный вопрос. Однозначность решения есть признак его ошибочности.

II

Всякая истина двояка. Постигая один ряд явлений, мы как бы подходим к ней с одной стороны.
Другой ряд явлений, дающий противоположное объяснение, подводит нас к Истине, если можно так выразиться, с другого бока, рождая между сторонниками двух противоположных взглядов жаркие диспуты. Отсюда изречение: «В споре рожается истина».

III

Односторонний взгляд на вещи охватывает собой только явления одной порядка, поэтому подобная точка зрения не может быть верной, т.к. вытекая из простой логической связи, не может охватить собой всю природу явления целиком, осмысливая только одну ее сторону.
На любой вопрос, поставленный к Истине в целом ответ должен быть: и то, и другое. Точно так же как равнозначную силу имеет и: ни то, ни другое. В данном случае ответы указывают на некорректность поставленного вопроса.
Обыденность есть еще не вся Истина. Нельзя в обыденных вопросах, там, где главная руководствующая сила – здравый смысл, искать ответов с философской точки зрения, т.к. решения их однозначны и не имеют к решению вечных вопросов никакого отношения.
Так, иронизируя над философией в своей книге «Гаргантюа и Пантугриэль», Рабле заставляет своего героя спрашивать у философа: «Жениться мне или не жениться?» - «И то, и другое», - отвечает тот. Автор жульничает, ибо в повседневности господствуют явления, управляемые либо одной, либо второй природой истины, и решение вопросов, относящихся к одному явлению, не есть решение вопросов к истине в целом. Поэтому здесь следовало бы ответить: «Да», - потому что, если есть хотя бы один довод – за, и этот довод – любовь, то все остальные доводы против – лишь шелуха ханжества и эгоизма.

IV

Все вопросы, решаемые с философской точки зрения, переходят один в другой, как цвета спектра, и можно легко не заметить, как, решая один вопрос, ответил на другой, не имеющий, казалось бы, к первому никакого отношения. Растекаясь мыслью по древу, можно обнаружить алмаз в самом неожиданном месте.

* * *   
№  149
У всех предметов и явлений в жизни существует некое абстрактное среднее, которого в реальной жизни может и не встречаться. Но, тем не менее, все предметы и явления представляют собой отклонения от этого среднего. Так, например, спокойствие есть некое среднее чувство, а отклонением от него в одну сторону является ненависть, а в другую – любовь. У равнодушия есть 2 отклонения – добро и зло. Причем отклонения как бы компенсируют друг друга, обращаясь, в конце концов, в равенство одного – другому. Так, если в жизни мы встречали много зла – это говорит лишь о разносторонности нашей жизни, а не о ее несовершенстве, т.к. в дальнейшем мы обязательно увидим свет и, в конечном счете, будем удовлетворены.

* * *
 №  150
Обезьяна сидит в каждом из нас. В человеке, по идее, ее должен сдерживать стыд. Есть три стадии стыдливости. Первая – стыд перед самим собой; вторая – когда человек уже не стыдится себя, но еще стыдится других; третья – стыд отсутствует перед кем бы то ни было. Человек уже ничего не думает о себе, поэтому ему безразлично, что о нем подумают другие. Такой человек прочно стоит на почве удовлетворения одного лишь собственного эгоизма.

* * *
   №  151
Любовь можно сравнить с углями, которые едва заметно тлеют, разгораясь и вспыхивая от одного дуновения ветра. Сердце тлеет, подобно углю, симпатией, сливающейся с равнодушием, вспыхивая, словно огонь от ветра, от ответного сердечного огня.

* * *   
№  152
Остановившие в себе горение страсти подобны остывшей золе пепелищ: им так же трудно разжечь в себе огонь былого чувства, как и возродить жизнь на новом месте.
* * *
  №  153
У нас великое множество самых разнообразных склонностей, но самое любимое наше занятие, - это ничегонеделанье. В силу природной лености своей натуры наибольшее удовлетворение эта страсть доставляет нам именно тогда, когда приходит необходимость что-либо предпринять.
Так, в праздники, ничего не делая, мы получаем гораздо меньше удовольствия, чем от бездельничанья в будние дни.
* * *
 № 154
Наш ум обладает большой инертностью. Его трудно расшевелить. Но, научившись думать однажды, мы можем сохранить ясность мысли на всю оставшуюся жизнь.

* * *
  № 155
Злость, равно как и обидчивость, заставляя нас отказываться, пусть даже на время, от общения с близкими, которые, как мы считаем, были несправедливы к нам (а чаще, к которым были несправедливы мы сами), делает нашу жизнь значительно бедней и однообразней.

* * *
№  156
Застенчивость в равной мере, как и заносчивая грубость, происходит от повышенного самомнения. Скованность, стеснение – это некое ограничение естественности самим собой – вызывается обостренным самолюбием, которое ищет собственные промахи с особой изощренностью, раздувая их до немыслимых размеров. Несоответствие этих ошибок представлениям о том, как ты должен выглядеть в глазах окружающих, заставляет краснеть застенчивого юношу до корней волос. Вызывающий вид – лишь маска стеснительности, щит за которым прячется скованность, не знающая, куда деваться от пристального, как ей кажется, внимания присутствующих.

* * *
  №  157
Ложь бывает трех видов: первый вид лжи – ложь во спасение; человека лгущего таким образом можно понять и простить. Второй – корыстная ложь – неправда, приносящая выгоду лгущему; такую ложь оправдать уже нельзя, но можно все-таки понять. Третий тип – это ложь без каких-либо выгод, не питающая в себе никаких корыстных целей. Для чего существует она – невозможно даже объяснить. Болтуны и балаболки знающие всегда то, чего им не следовало бы знать, забывают о себе в первую очередь то, что в пустопорожней болтовне пролетает жизнь, оставляя все меньше времени для осуществления того, ради чего они, собственно, и появились на свет.

* * *
 №  158
Форма и сущность, следствие и причина, потуги самолюбия и живые движения души, главная наша беда – в неумении отличить одно от другого.




* * * 
 №  159
Отдаваясь какому-либо делу всей душой, мы перестаем замечать течение времени, и оно мчится стрелой. Тогда нам кажется, что жизнь проходит слишком быстро и хочется задержать время. «Остановись, мгновенье, ты – прекрасно!».  Но, останавливая течение жизни скукою, мы не продлеваем, а сокращаем ее, ибо скука, замедляя течение времени, не продлевает, но напротив – ворует часы нашей жизни, вырывая из общего течения дел.

* * *   
№  160
Существующие среди нас во множестве мудрецы любят придерживаться в жизни своих золотых правил. Будучи каждый богат своей мудростью, они спешат скорей разделить эти бесценные, по их мнению, сокровища с окружающими, щедро одаривая последних, т.е. нас с вами, своими советами. Однако, их богатства не интересуют никого, кроме них самих, и не притягивают ничьих алчных взоров, кроме их собственных. Присущая им всем высокомерная напыщенность с успехом скрывает от них всю нелепость и комичность их положения, даруя тем самым счастливую безмятежность, сохранить которую некоторым удается до конца дней своих.

* * *
 №  161
Жизнь человека можно сравнить с годом жизни природы. Зима – человек только родился, в нем еще спят все его способности и таланты. Весна – детство и ранняя юность. В человеке начинают просыпаться первые интересы и склонности. Лето – пора молодости и первой творческой зрелости – в человеке пышным цветом распускаются все таланты, щедро отмеренные ему Богом. Осень – величественный закат творческой деятельности, его человеческой активности, толкавшей в жизнь все его начинания. Все меньше солнечных дней, большую часть времени царят сумерки – человек большую часть времени проводит в отдыхе. Завершает круг зима, т.е. как раз то, с чего началась его жизнь. Старость в самых дряхлых своих представителях смыкается с младенчеством. Перед человеком постепенно захлопываются все двери, широко распахнутые для него когда-то… Все это  было бы, пожалуй, интересно, если бы данная схема действительно напоминала, хотя бы отдаленно, тот сверкающий всеми гранями прекрасного, полный великих событий и неожиданных поворотов судьбы многоликий калейдоскоп человеческой жизни.

* * *
  № 162
Пестрота масок, надеваемых на карнавале, - ничто, в сравнении с тем богатством личин, которыми мы пользуемся в повседневном общении друг с другом.



* * *
№ 163

Представьте себе, что все мы стоим на какой-то зыбкой поверхности, которая медленно поднимается. А теперь вообразите, что группа людей, взявшись за руки, решила опередить других и подпрыгнула, стремясь оторваться от всех остальных. Но оторвавшиеся от поверхности люди не могут зависнуть в воздухе на основании одного только голого энтузиазма. Падая вниз, они приземляются на свое прежнее место, но при этом еще и увязают по пояс в болотной жиже, через которую смогли перекинуть понтонный мост те, кто не стремился подскочить сразу выше своей головы. Они по-прежнему поднимаются, стоя на твердой, возделываемой ими почве, куда им удалось сойти, благоразумно обходя все топкие места. Они с удивлением смотрят на тех, кто одним только гонором и средневековой спесью пытался удержать себя выше всех в воздухе.
 Стоит ли объяснять, что люди, провалившиеся в трясину и все еще держащиеся за руки с гримасами презрения на лицах – это русские, потерпевшие фиаско в своих многочисленных бессмысленных и бесчеловечных социальных начинаниях. Почва, держащая всех – это общечеловеческий прогресс, которым идут все развитые страны Европы, воздавая тем, у кого большие заслуги, а не - у кого более могущественные родовые и криминальные связи. А та трясина, в которой мы все оказались – наша повседневность, оборачивающаяся тем, чем она стала, через наше отношение друг к другу. Благодарю за внимание!

* * *
  №  163
Мы все так или иначе, больше всего на свете любим самих себя. Именно поэтому нам бывают столь сладостны горести и поражения друзей, хоть мы и стараемся тщательно скрывать это не только от них, но и от себя самих. Только личное несчастье способно вызвать у нас истинное сострадание, т.е. сострадание к себе самим.  Поэтому самый подлинный и редчайший талант – уметь поставить себя на место другого и дать почувствовать себя так же, как чувствует он, без примеси личных  амбиций и обид.

* * *
  №  164
Если отбросить физиологические удовольствия, все наши радости строятся на иллюзиях. Различные искусства каким-то чудесным образом сплетаясь с самыми тонкими струнами души, участвуют в создании этих иллюзий, куря свой сладостный фимиам, уносящий сознание к далеким горизонтам мечты, вечно строящей свои прекрасные, призрачные замки.




* * * 
 №  165
Утешительные разговорчики о том, что, если у нас есть горести, значит должны быть и радости, не должны заставлять нас мириться со своими поражениями. Радости вернутся, но не к пассивному наблюдателю, топчущегося на месте в ожидании благосклонности судьбы, а к тому, кто добывает их в борьбе. Если горести не всегда подвластны людям, то их недостатки целиком зависят от них.

* *  *   
№  166
Женщины – вечная тема разговоров у мужчин.  О них можно говорить бесконечно. Но если мы рассмотрим каждый экземпляр в отдельности, то увидим, что в повседневности женщины теряют в значительной мере свою загадочность и предстают перед нами отнюдь не в ореоле.
Только в общей совокупности лучшая половина человечества обретает ту таинственность и вечную неразгаданность, которые на протяжении тысячелетий влекут и заставляют трепетать суровые мужские сердца, подобно тому, как непритязательные каждый в отдельности камешки слагаются под опытной рукой мастера в прекрасную мозаику.
Отдаленность перспективы, некая таинственная дымка, окутанная смутным желанием, сообщает женщинам то неуловимое обаяние, которое делает их пол действительно прекрасным.

* * *
  № 167
Люди носят на себе отпечаток страны, ее нравов,  колорита и местных особенностей.
Но не стоит замыкать кругозор в прокрустовом ложе одних лишь национальных традиций. Этого не должно происходить, ибо все цивилизованные люди – братья во Христе. Мы не должны в чем-то существенно отличаться друг от друга (ведь отличий у нас значительно меньше, чем сходных черт). В противном случае, мы - лишь аборигены, не чтящие ничьих обычаев, кроме своих собственных, не желающие интересоваться ничем, что выходило бы за  рамки нашего тесного, пестро раскрашенного мирка. И чем больше мы носим в себе отличий и особенностей своей страны, не желая ничего узнавать о мире вокруг нас, тем в большей степени мы – аборигены.

* * *
  №  168
Острота, повторенная дважды, 1-ый раз высмеивает адресата, 2-ой раз – автора.



* * *
 №  169
Обычно женщина в летах, пользующаяся в молодости вниманием и успехом у мужчин, продолжает играть роль светской львицы, не понимая, что время, увы! не на ее стороне, и что образ, который она себе избрала, лишь рельефней выделяет все изъяны ее возраста, которые лучше всего ретушируют скромность и уединение, более отвечающие зрелости, нежели пестрота и шум празднеств, более свойственных юному возрасту.
Пожилая женщина, по-прежнему считающая красоту и кокетство главным своим козырем, ищет внимания мужчин, подобно дереву, увядшему прежде цветения своих плодов, которое призывно манит путника под свою сень, забывая, что листья ее давно пожухли, а ветви, некогда даровавшим земле густую тень и прохладу и к которым так славно, бывало, ластился ветер, потеряли былую упругость и гибкость.
Неверной походкой возвращается старуха к первым весенним цветам своей юности - воспоминаниям о первом сердечном опыте  -  с намерением приготовить из них целебный отвар для своих сердечных ран в виде слез, пролитых неизвестно о чем, или,  на худой конец, хотя бы засушить из них гербарий в назидание потомкам, в виде очередной порции мемуаров.

* * * 
№  170
Дурак спешит проявить свой дурной нрав, который у него есть, заместо ума, которого у него нет.