Недолюбленность

Однажды, в середине восьмидесятых годов, Алеша Воронцов, ученик второго класса, написал письмо дедушке Ленину. Письмо начиналось так: «Дедушка Ленин, я знаю, что Вы самый умный на свете. Сделайте, пожалуйста, так, чтобы мои мама и папа жили вместе и любили меня». Алеша вложил письмо в конверт, написал на конверте «дедушке Ленину» и опустил его в почтовый ящик.


Из дневника Алексея Ивановича Воронцова.

Теперь я понимаю, что это письмо двадцатипятилетней давности никуда не дошло и, конечно, не могло дойти. Но с тех пор я разуверился в дедушке Ленине. Когда всех принимали в пионеры, я сказал: «Я не верю дедушке Ленину». Я сказал честно, как думал, но с тех пор стал единственным из класса, кого не приняли в пионерскую дружину. И стал изгоем.
В двенадцать лет я сбежал из дома. К этому времени родители уже жили порознь: я остался с мамой, папа переехал к моим дедушке и бабушке. Я знаю, по прошествии этих многих лет, что каждый из них меня любил: бабушка и дедушка, когда мама уходила, оставляли меня у себя, мама, когда была дома, кормила и приласкивала, папа – когда мы встречались, рассказывал истории, и они мне нравились. Но сейчас я сознаю, что это была выборочная любовь, лишь крупицы любви.
Итак, в двенадцать лет я сбежал из дома. Я ехал в электричке, сам не зная куда, когда меня задержал милицейский патруль. Я слышал телефонный разговор: мамы не оказалось дома, папа взял трубку. «Это ваш сын?» «Да. Что случилось?» «Он сбежал из дома». «Проводите его, пожалуйста, до Москвы или, хотя бы, посадите на электричку».
«Хорошо». Меня довели до станции, и я поехал в Москву один. Дома никого не было. Я уже понимал к этому времени, что у мамы своя жизнь и чужие мужчины, у папы – своя, и тоже чужие женщины. Папа встречался со мной, но редко, мама укладывала меня спать и уходила.
В четырнадцать лет я наглотался таблеток и, как говорили, чуть не умер. Поздно ночью, когда уехала скорая, пришел папа и сидел со мной всю ночь. Я это помню смутно, но когда я открыл глаза под утро, папа и мама сидели рядом. Может быть, дедушка Ленин, наконец, прочел мое письмо? Хотя я в это уже не верил. Мой отец работал заместителем начальника в каком-то учреждении, мать – сестрой милосердия в храме. И на родительском совете было решено отправить меня учеником и послушником в монастырь под городом Александров, что недалеко от Москвы. Наверное, это было правильное решение – я не стал наркоманом, но я снова оторвался и от дома, и от родителей, и от их любви. Тогда мне хотелось выкрикнуть им в лицо: «Почему же вы меня бросили, почему недолюбили?»
Месяцы в монастыре были самыми светлыми и чистыми в моей жизни. Я стал верить в Бога.
Потом я сбегал из дома много раз: то в монастырь – к отцам-настоятелям, то в Питер с друзьями.
Мне было шестнадцать лет, когда у меня появились друзья. Они до сих пор мои друзья, и иногда мне кажется, что они больше для меня значат в жизни, чем мои родители.


* * * * *


Много лет минуло с той детско-юношеской поры. У меня свой дом, жена, четверо детей. Я – врач. Когда пришло время выбирать специальность, я избрал самую трудную, во искупление, наверное, я стал врачом-реаниматологом. Может быть, она не спасет души и не вернет любовь, но хотя бы жизнь.
Обиды давно прошли. Я иногда вижусь и с матерью, и с отцом. Они встречаются с внуками и приезжают вместе ко мне на дни рождения. Уже на пенсии, по-прежнему, живут отдельно и оба одиноки, но, кажется, дружат между собой. Иногда я чувствую, что теперь они готовы выплеснуть и на меня, и на внуков всю ту любовь, что недодали мне в детстве. Я их не виню и даже сочувствую, но заноза недолюбленности так и остается сидеть в голове, и это до конца.
Всякое случается. Но как бы ни повернулась моя семейная жизнь, я знаю одно:  никогда мои дети не станут сиротами любви.