Джерико. 17

17. Свеча

Следующий день с самого начала казался каким-то … прошедшим. На вопросы о прошедших днях мать лишь отшучивалась простыми словами о том, что что-то вчера да было. Я хорошо был просвещён в том, что существуют такие периоды жизни, когда ты днями, а то и неделями живёшь на автопилоте, но всё же ожидал хотя бы тень правильных подозрений на лицах. Моя нога… мне как будто вставили новую ногу. Оказалось, что я уже привык к той боли, которая раздавалась из-под гипса по всему моему телу.
Ещё один прошедший день. Дом-школа-дом. Это в самом лучшем случае. Если последовательность будет нарушена, то цепочка усложнится в степени, а не в разы. Но мне придётся, так или иначе, усложнить моё дальнейшее существование. Таррит не просто из благородства вырезал дни моего бессилия, ведь у него нет благородства.
Поэтому я открываю глаза и обнаруживаю себя чистящим зубы. Кажется, я ещё сильнее похудел. И побледнел. Но я пока что не мёртв. Вот мой главный плюс, к сожалению.
Но кое-что меня взволновало. Тишина. В моменты молчания меня окружала странно плотная тишина. А где-то за несколько кварталов от меня в этот момент проснулся от кошмара вспотевший Стило.

И сколько бы меня ни сводило с ума новое положение вещей, безразличие к утраченному времени, мне всё же пришлось выйти на улицу. Новое потрясение ждало меня прямо за порогом. За порогом было чисто. Огни не горели. Тени деревьев не дрожали. Встречающиеся люди выглядели растерянными, а тени их самыми обычными. Неживыми. Пустота. Я готов был понадеяться на то, что в один прекрасный момент весь синий огонь этого мира погас, но даже в самых радужных и сахарных исходах я бы с недоверием семенил по дороге, пытаясь определить, куда бы этот огонь мог спрятаться. К сожалению, местонахождение подобных вещей не проверить простым киданием гайки.
И по дороге до школы не загорелось ни единого огня. Ни одна тень не вздрогнула. Весь мир был каким-то … твёрдым. Кажется, я впервые приложил столько сил, чтобы открыть входную дверь.
Тут я загорелся желанием. На мгновение остановился на пороге школы, так сказать, на границе этих двух существующих миров, и загорелся желанием. Я захотел увидеть двух своих одноклассников. Двух моих друзей. Хотел взглянуть в их настоящие лица. Посмотреть, что в них изменилось. Впервые меня заставило бежать то, что не грозило моей жизни. Преодолел несколько этажей, обгоняя уныло волочащихся школьников, выбежал в коридор и увидел свой класс. Кабинет был ещё закрыт, и чуть больше двадцати школьников и школьниц стояли возле двери и говорили свои обычные пустые слова.
Да, среди них выделяли два мальчика. Стояли в общей кучке, но как-то выделялись особняком. Даже стоя, уткнувшийся в какую-то книгу, Таррит и обнимавший свой рюкзак Стило. Я подошёл к ним. Лично к ним. И стал выискивать изменения. Не отрываясь от книги, Таррит неопределённо махнул рукой. Типа заметил меня.
- Что-то не так?
Я смотрел в глубину глаз Стило. Всё такие же пустые и чёрные, голодные рты. Всё такой же бледный Таррит.
- Всё в порядке.
Вот, что не так…
… Я сидел и привыкал к твёрдой парте под моими локтями. К ровному почерку, которого у меня никогда не было. К Солнцу, от которого становилось жарко. Хотя тёплые дни уже прошли.
- Что случилось? – спросил Таррит
Он держал в руках книгу. Не ту, которую должен был читать на уроке. Какую-то свою.
- Потом скажу.
Меня пугало, что мне вновь удалось поднять глаза и взглянуть в лицо учительницы. Как будто втайне от меня, этот мир сдался и признал моё существование. Тихо… ужасно тихо. А может быть, я просто не хочу принять всех изменений?
- Стало быть, у тебя и были чёрные глаза?
- Что? – Стило повернулся ко мне и в тот же момент ему сделали выговор.
Точно. Вот поэтому и исчез Джерико. Он никогда не был частью мира. Всего лишь неполноценной абстракцией. Текстурой-инвалидом. Возможно, ничего не совершив, мы победили Изнанку. Возможно
нам отпустили наши грехи.
Ибо хватит издеваться над школьниками. Мы пережили больше, чем подавляющее большинство людей за всю жизнь.
Мы сошли с ума раньше других…
… Я очнулся, когда Стило теребил мою руку.
- Бабочка, - сказал он.
- Отлично, спасибо! – я хлопнул друга по плечу и встал из-за парты.
Встал и направился искать ответы на новые вопросы.
Меня провожали растерянные глаза Стило. Их хозяин явно не ожидал такой реакции. Но ничего уже не мог поделать. Если сильно приспичит, нам разрешено выходить из класса без разрешения.
Где-то здесь, да? Где-то недалеко. Естественно, Джерико не исчез из этого мира. Не исчезнет, без прощальной речи. И пусть лучше я встречу его в пустом коридоре, чем внезапно ночью под своей кроватью. Каким он успел стать за эти дни личной независимости? Огромные ли отрастил рога?
Смешно звучит, но в пустом коридоре было на удивление пусто. Я только как вышел, понял, что бабочка не означает наличие ангела рядом. Возвращаться назад я, естественно, не хотел. Так рано.
Вспомнил ещё одно место, которое надо проверить.
Последний лестничный пролёт избранной лестницы. Кусочек угольного цвета. Всё также черно зияла та тьма за решёткой. Опалённые стены. Неестественно подобранные углы для теней. Неправильное место. Всё такое же. Скоро оно станет правильным, если ничего не изменится.
Проглотив последние попытки что-либо понять этим неприятным утром, я просто прислонился головой к холодной решётке. Под ногами увидел небольшое помутнение. Когда-то по лестнице текла моя кровь. Плохо же здесь убирают помещения… но погоди-ка! Я истекал кровь отнюдь не здесь! Не моя кровь? Или же она сюда сама приползла?
Шумно выдохнув, я постучал своей черепушкой по железкам.
Готов ли я отдать свою жизнь за то, чтобы покончить раз и навсегда с той чернотой, что бурлит вокруг меня? За то, чтобы не задаваться больше вопросом, куда ночью стекаются облака? Один человек пожелал когда-то у Исполнителя желаний, что-то там исчезло… возможно, врага, возможно город, возможно он хотел, чтобы исчез весь мир. И это действительно исчезло, потому что человек перестал это видеть. Исполнитель ослепил его. Человек просит, чтобы из мира исчезло всё зло, и Исполнитель превращает человека в блаженного. Человек просит, чтобы исчезла вся тьма, и Исполнитель дарит ему горящую свечу.
Мир внутри каждого из нас. Мы изначально свободны. Свободен и наш выбор. Но мы связаны со всем на свете. Наша свобода в том, чтобы выбрать, какую из нитей мы сможем оборвать. Выколоть себе глаза, или просто их закрыть до лучших времён…
Я осел на ступенях, съехав спиной по холодной решётке.
Дело в том, что не было больше чёрного тумана и шёпота. Я чувствовал себя свободным…

Когда я спустился в холл первого этажа, то встретил знакомое лицо. Рыжеволосая стояла, прислонившись головой к аппарату по выдаче газировки и жала на кнопку нужного напитка.
Я не стал её окликать, и как-либо вообще здороваться. Я просто подошёл к ней, скрестил руки на груди и стал ждать, пока она меня не заметит. Видок у неё был ещё тот. Казалось, все эти дни она потратила на осознание своей вины. Вот именно! Я категорически страстно желаю, чтобы она чувствовала себя виноватой!
- Я тебя вижу, - пробубнила она, словно в любой момент готовая опустошить содержимое своего желудка. – А ещё я вижу, что на тебе нет гипса…
Она всхлипнула и бесшумно открыла рот в вопросе «Как?»
- Значит, ты знала.
- Извини, я немного …
Она повернула голову, и меня коснулся полный мук и безразличия взгляд. Взгляд одного глаза и одной чёрной дыры. И снова попробовала нажать на кнопку, будто в надежде, что автомат сжалится и отдаст ей газировку бесплатно.
- У всех, как будто, вырезали память последних дней, - шепнула она. – Как будто они начались заново.
- Не обращай на это внимание, - сказал я, а в душе кричал «Так тебе и надо! Мучайся теперь!»
- Я … что-то …
Она устало съехала по автомату, из последних сил не убирая пальца с нужной кнопки.
- Почему … почему не работает?
- Дура, - сказал я, глядя на то, как она садится своим лёгким чистым платьишком на грязный пол. – Забесплатно в этом мире только сыр в мышеловке получишь.
- Но я … заплатила.
Я чувствовал, что ей по необычному плохо. Не хотел этого признавать. Видел, как пульсировала чёрная дыра в левом глазу. Нажал на ту же, кнопку, что и она, и – о, чудо! – выкатилась желанная банка. Рыжеволосая пристально проследила за тем, как я поднял холодную газировку, протянул её ей. Поджала ноги и спрятала лицо в коленях.
- Неправильно… - пробубнила она оттуда.
- Вот твоя газировка, - я положил рядом с ней банку и пошёл к своему классу.
Можешь загнивать в своём горе в одиночестве.
- Уходишь так рано?
Словно в спину меня ткнули холодным дулом пистолета. Я развернулся и увидел её скверный взгляд. Полу-чёрных глаз почти не было видно под волосами и над коленями.
С ней случилось что-то страшное. То, что я желал, чтобы с ней произошло. Незнакомые интонации, незнакомые эмоции.
+ 50 к суровости.
- Тебя, как будто, подменили.
- Думаешь?
Неужели я слышу в её голосе нотки сарказма?
- Может, ты всё же расскажешь, как ты так быстро из больницы вернулся?
- А тебя это интересует по какой причине?
Холодным взглядом она созерцала меня несколько секунд, а потом вновь уткнулась в свои колени.
- Меня никто не слышит, - донеслось из глубины волнистых рыжих волос. – За исключением тех, кто уже не существует.
Она слегка зашевелилась, словно по всему её телу пробежались мурашки, и кажется, я услышал знакомое похныкивание. Я немного послушал эту музыку и сказал:
- Всё синее пламя потухло. По крайней мере, я его не вижу.
Притихла.
- Вот как… - только и выдавила она.
И вообще…
- …Хватит сидеть на грязном полу. Это раздражает!
- Я … не…
Она даже не трудилась поднять лицо с колен, чтобы посмотреть на меня.
- Давай, вставай.
Я уже стоял над ней и с неистовством хозяина, заставляющего своего питомца в парке справлять свои нужды быстрей, кидал короткие глаголы повелительного наклонения.
- Я … же…
- Вот моя рука.
В кои-то веки она соизволила поднять на меня свои глаза, и, кажется, не верила, что перед ней моя рука, или рука вообще.
- Давай! – я нетерпеливо потряс кистью и максимально растопырил пальцы, будто бы это усиливало мотивацию.
Я уловил аналогию с чёрным Послом, в гости к которому мы отправились вместе с рыжеволосой.
Одна из её рук приподнялась, но неуверенно остановилась на полпути к моей.
- Я … не смогу… говорю же…
Я перестал её слушать и просто схватил руку. Её глаза в этот момент удивлённо расширились. Можно даже сказать, что вид её, после того, как она встала, был ошарашенным. Кажется ли мне, или я впервые вижу её лицо настолько близко? В чём-то кукольное. Ещё совсем детские черты. Большие, переполненные неправильным количеством скромности яркие сине-зелёные глаза. Чуть приоткрытые розовые губы.
Утончённая ошарашенность мягко перетекла в испуг, а дальше и лицо побледнело. Вздрогнув, она начала обмякать, и я еле уберёг её от падения. Сам чуть не навернулся, но удержал её.
- Сказала же… что не смогу…
Кажется, потеряла сознание. Потеряла сознание – стало быть надо отнести её в медпункт.
Я не сразу понял, что держал её в своих крепких объятиях. Не знал, как лучше перехватить. Спустя минуту, мне удалось поднять её. Спустя ещё пять – донести до медпункта.
- Она потеряла сознание. Помогите ей.
- Конечно. Уложи её на кушетку, - отреагировала медсестра, резко встав из-за своего рабочего стола. – Какой же ты сильный. А по виду и не скажешь.
Под незастёгнутым халатом была белая блузка и тёмные джинсы. Из нагрудного кармана халата торчала мятая бумажка с ручкой. Тень не шевелилась – кажется, с ней всё в порядке.
- Просто помогите, - сказал я и махнул рукой на прощание.
- Постой! Из какого она класса? Надо забрать её вещи.
Действительно, она не выглядела так, будто бы ещё могла вернуться к занятиям.
- Я не знаю.
- Как хоть зовут её?
- Не знаю, - я чуть запнулся, но быстро отвертелся. – Не знаком с ней. Просто увидел её в коридоре и вам отнёс. Делайте свою работу.
И ушёл.

Я сидел на парадном крыльце школы и, кажется, пытался насладиться солнцем. Было жарко, и я успел уже несколько раз пожалеть, что надел сегодня футболку из более плотной ткани. Мог бы, кстати, пойти домой, или погулять где, пока пламя вновь не вспыхнуло. Таррит со Стило соберут мои вещи, не обломятся… как будто сам себя уговариваю пойти на свиданку с собою. К сожалению, в последнее время свидания с собою участились.
Огонь горел и я знал, что с ним надо бороться. Никто мне этого не объяснял и не наказывал, я сам это понял… или просто решил. Возможно, синее пламя – это кусочки души. Моей души, разбитой после выворачивания наизнанку. Возможно, синее пламя – это оружие, которое когда-нибудь мне удастся использовать в борьбе с тьмой. И пламя потухло. Я всем сердцем надеюсь на то, что моя борьба внезапно прекратилась. Но почему-то меня пугает то, что огонь этот, может быть, никогда больше не вспыхнет…
- Я надеюсь…
- А надо бороться.
Позади меня стояла рыжеволосая. Странный … очень странный холодный взгляд. Словно за эти несколько дней разум её повзрослел на … много дней, месяцев, а то и лет.
Впервые меня кто-то упрекнул в подобном.
- Как ты?
- Только не надо делать вид, что тебе есть дело, - резко бросила рыжеволосая. - … никогда не было дела…
Блин, сколько мы общаемся? Два дня, три?!
- Ты права, - я повернул голову обратно и принялся детально разглядывать свои колени.
- Как так можно?
- Просто каждый по-разному…
Каждому свой ад, да? Но в чём же мой ад, если не в борьбе за жизнь, которую я уверенно просру? Верно. Мой ад в том, что я вижу рай. Ослепну, чтобы не разглядеть. Оглохну, чтобы не расслышать.
Какой же сегодня дурацкий день!
- Куда ты? – неожиданно неуверенно пролепетала рыжеволосая моему затылку.
- Куда-нибудь.
Куда-нибудь – это место волшебное. Там нельзя ступать на линии и трещины, и обязательно надо всегда находиться впереди своей тени.
- Я кое-что видела, - её голос дрожал, как в прошлые дни.
Только не говорите, что она просто притворяется.
Захлопала глазами и сказала:
- Что-то очень странное и страшное, - с трудом сглотнула ком в горле. – Показать?
С ней творилось что-то странное. Странное настолько, что я захотел вернуться к Тарриту и Стило, потому что они никогда не меняются. С этими двоими всегда всё по-прежнему. Стабильность. Глядя на рыжеволосую, я понял, как на самом деле ценил стабильность бытия. Возможно, поэтому мне сложно закрыть глаза и не видеть тьму…

… Тогда меня удивило сразу несколько вещей. Во-первых, я даже сам не осознал, с какой лёгкостью забил на учёбу. Точнее забил на сидение в классе и имитирование мозговой деятельности. Но всё же забил. Во-вторых, молчание, до неприятного густое, витавшее вокруг нас. Тогда-то я понял, как было в самом начале просто с ней заговорить. Но сейчас я словно тонул в киселе, и с каждым мгновением открыть рот было всё сложнее. В-третьих, место, которое она мне показала.
Пешком под неправильно затухающим солнцем, мы пересекали целые кварталы, прошли один наречный мост, и один мост над главным шоссе. Ещё пара улиц и вот мы стоим перед скучным узким переулком. Настолько узким, что там взрослому человеку будет тяжело протиснуться. В таких местах просыпается клаустрофобия вне зависимости о того, страдаешь ты ей, или нет.
…Когда я внезапно остановился на пороге школы… я это сделал потому что заметил, как она вильнула в сторону на пустом месте. И почувствовал себя немощным инвалидом.
- Я не вижу… - я медленно завертел головой. Медленно, но возможно слишком много раз, потому что на её лице появилась озабоченность.
На миг появилась, а потом вновь уступила место холодности.
- Все ходят по огню, и ничего пока – выживают.
- Обещаешь, что я выживу? – что-то тогда разозлило меня в её словах. Что, я пока не понял. Потому что и сам когда-то говорил подобные слова.
И всё равно боялся ступать в очаги…
… Другое наблюдение: она шла чуточку впереди меня, и каждый раз, когда мимо неё кто-либо проходил, она стыдливо опускала взгляд в пол
Это мне показалось смешным. Ей-богу, даже если бы чёрный глаз её видели бы обычные люди, то это бы не сильно отразилось на её внешности. Она всё равно остаётся … прив … ну, нормальной…
…- И что там? – спросил я, хотя уже понимал, что должен увидеть.
- Там что-то чёрное и странное.
- Ты осознанно полезла в эту расщелину для каких-то сомнительных целей? Ведь, отсюда ничего не видно
- Я чувствовала какое-то возмущение … какую-то … магию, наверное, - каждое слово из себя выдавливала. – Правда, сейчас … я ничего не чувствую.
- Ну, ладно.
Постояв без действий пару секунд, она спросила:
- Ты не пойдёшь проверить?
На моё предложение о более простых способах затащить меня в ловушку она кукольно нахмурилась, и, самое страшное – хотя, быть может, она просто забыла – даже не попыталась опровергнуть мои слова.
На самом деле я понимал, что она хотела сказать, и что она видела. Я смотрел в этот переулок, и видел в складках и заворотах стен ту картину, из которой когда-то с трудом выбрался, на которую нечаянно набрёл Стило. Место, куда ни за что не упадёт солнечный свет и не раскроет моей тайны. Я смотрел туда и недоумевал, почему это место находится здесь? Почему она его увидела здесь?
- Там ничего нет, - сказал я.
Кажется, мне стало понятно. Понятно, кто мог передвинуть переулок в это место. И снова спрятать его. Кто оберегал мою тайну всё это время.
- Откуда ты знаешь, если даже не проверил?
Есть много причин, почему я это знаю. Ведь, ты же это сама чувствуешь, блин!
- Ты мне больше не веришь?
Хотел бы я, чтобы мой взгляд сейчас напоминал один из тех, что могут делать лишь актёры в кино. Такой холодный, острый, безэмоциональный. Вбирающий в себя смертельную дозу сарказма, вызова и дерзости. Несущий килобиты информации. Способный мгновенно изменить атмосферу в небольшой замкнутой системе.
Но скорей всего мой взгляд передавал лишь одну фразу «Есть мобила позвонить, а?»
Она испуганно опустила взгляд в пол. В самый-самый пол. Смотрела прямо на блестящие рога Дьявола где-то там под километрами земли.
- Я доверился тебе и, как ты, оказывается, знаешь, сломал ногу. И у тебя хватает наглости …
… не ценить мою жертву?
… не проявлять ответное доверие?
… снова требовать доверие к себе…
Нет, я хотел её ударить. Но даже не попытался, потому что чувствовал, что злоба моя растёт вне зависимости от неё. Я сдержался от того, чтобы заставить прикоснуться её к своему внутреннему настроению.
Я вспомнил одного нехорошего ангела. Его как раз я и хотел ударить…
- Я ухожу, - сказал я и не соврал.
Догнала она меня уже только на мосту.
Тогда шоссе было на удивление пустоватым. Да, наш город не особо популярен, но так или иначе, машин в мире становится всё больше, и главная дорога города просто обязана быть заполненной. В середине дня-то. Но редкая машина добиралась шуршанием шин до моих ушей.
- Я не хочу извиняться перед тобой за то, что так тебя подставила.
Она сказала это на удивление чётко, даже отрепетировано, хотя было видно, что догоняла меня не непринуждённым шагом. Чуть наклонившись, она тяжело дышала, и, учитывая то, что полчаса назад она упала в обморок на моих руках, я был крайне озабочен её состоянием, и даже уже приготовился в два скачка поймать её.
- Это странно, - сказала она, глядя на мои кроссовки, будто бы там сейчас были мои глаза. Она так искренне на них смотрела. – Перед любым другим я бы не смогла сдержаться и расплакалась…
Она говорила, и мне казалось, что я становлюсь всё мрачнее. Но на самом деле просто огромная тень поползла по городу.
-… Прости, но можно я не буду перед тобой за это извиняться?
Весь каскад эмоций на моём лице от сказанных ею слов потонул в совершенно другом событии. Когда мы поняли, что вовсе не туча заслоняла уставшее солнце.
Просто по шоссе бесшумно шагало, не оставляя ни единого следа нечто. Нечто, по величине, превосходящее любые мои амбиции и детские споры о том, кто выше подбросит камень. Что-то, что скорей всего вижу только я… [я посмотрел на рыжеволосую и заметил] … ну, только я и рыжеволосая.