В автобусе

     Натужно скрипя тормозами,  ПАЗик смачно плюхнулся  колесом в яму на асфальте и остановился. Двери, лязгнув, отворились, и в переднюю  дверь,   охая, взобралась известная в городе нищенка,  которую в любой день можно  увидеть или у стен монастыря, или на привокзальной площади, то продающую незатейливые иконки, а то и просто просящую денег «на хлебушек». Кряхтя, бабуся уселась на сиденье рядом с кондуктором, и сразу же резко выбросила в её сторону руку с мелочью, не давая той опомниться, закричала натужным фальцетом: «Ты чтой-то денег не берешь, не видишь, дают тебе, ишь ты, барыня, расселась…». Деньги упали на пол, закатились под сиденье.     Кондукторша, грузная, нездорового вида бледная девушка,  решила, видно, бабке спуску не давать, и, придав  надлежащий грозный оттенок своему сиплому, с астматическим присвистом, голосу, "наехала" на распоясавшуюся старушенцию: «Ты что, бабка, спятила, деньгами кидаешься! А ну, подняла быстро! - и, обращаясь к салону, продолжила, - знает, что автобус коммерческий, что не повезу за 11 рублей без карточки, вот и придуряется!»
     Тут бабуся застрочила злобно,  заполошным таким речетативом,  матерясь через каждое слово: «Карточку ей подавай, зажрались совсем, вон ж…  какую отъела, деньги дерут с людей.. а где ж я её возьму-то, энту карточку, у меня дом сгорел в Чехове, и сына убили, и все это знают, вот контролеры в электричке меня не трогают, знают, что дом сгорел и нет у меня карточки… а энти заразы, душегубы, вашу…» Продолжая причитать и сквернословить, бабка, тем не менее, полезла под сиденье собирать мелочь.
     Вдруг у кондуктора зазвонил сотовый. «  Да, да. Слушаю. Да, Юрий Петрович, да, конечно… Нет, это кто ж вам сказал такое, да что вы… Да мы, … да мы все рейсы по расписанию... Пассажиров всех берем…Да на нас тут чуть ли не с проклятьями, а мы…  Да не было такого…Да вы проехайте с нами, сами увидите… Да, поняла… Да, конечно, воля ваша, поступайте, как сочтете нужным…» Девушка положила телефон и пораженным, каким-то невидящим  взглядом  уставилась  в окно. Бабка тем временем собрала мелочь и уже молча протянула её кондуктору.  И тут вдруг  кондукторша осенила себя широким крестным знамением, после чего только взяла у бабуси деньги. И, обращаясь к людям в автобусе, причитать начала уже она: «Люди добрые, да что ж это такое… Да ведь работаешь, сверх всяких сил.. Да  я, когда молюсь перед иконой, одного только прошу, нет, не денег, сил прошу и терпения, вот видит бог! Только сил и терпения, и здоровья, да ведь работа у нас такая, работать ведь надо, жизнь  такая…»
     Люди в салоне, под скрип и пыхтенье автобуса, негромко переговаривались, выражая сочувствие и кондукторше, и бабусе, сокрушаясь, что действительно, жизнь такая… А  нищенка, расположившись на сиденье,  повернув к окну сморщенное и загорелое, как печеное яблоко, лицо, устремив куда-то выцветший свой взгляд,  продолжала уже беззлобно причитать, постепенно затихая: «Да, и дом сгорел, и сына убили, да все знают, где ж мне её взять-то, карточку эту, дом-то сгорел, одна в чистом поле…»