Дора

У нее были удивительно добрые синие глаза и белоснежные, уложенные в  пышную, красивую прическу волосы. Она любила носить вещи, связанные своими руками: шарфы, шапочки, береты -  и всегда умела выглядеть элегантно  при минимальных средствах.

Истинная интеллектуалка, она  принимала чужую беду, как свою собственную – у нее было доброе сердце…

 Детство  Доры  совпало с  трудным  военным и послевоенным  временем, а семья была большой, многодетной.  Родители  -  прекрасные  педагоги, жили лишь на скромную зарплату, поэтому излишеств в семье не было.  В  школу  девочка   ходила  в перешитом  из маминой юбки коричневом  платьице  и старых  ботинках,  но тяга  к знаниям  была огромная. Все дети в  их  дружной семье   любили читать.

Это была обычная еврейская семья,  отец  преподавал физику, мать  - домоводство у девочек, оба были альтруистами,  такими же выросли их дети.  Они были эвакуированы  из Ленинграда в блокаду,  да так и  остались жить в Горном Алтае. Дети выбрали после  школы разные пути. Один из братьев стал ученым в Москве.

У  Доры  вся  жизнь была связана с педагогическим институтом, где она  работала лаборантом  на кафедре исторического факультета.  И все ценили  и уважали эту скромную женщину, как прекрасного работника. Жизнь не баловала ее: муж  выпивал   и умер,  не дожив до старости. Она осталась одна с сыном. Дочь к этому времени уже вышла замуж и уехала с мужем в Германию.

А  Дору Славникову  после выхода на пенсию   захлестнуло творчество. Она стала писать  стихи, статьи, очерки о талантливых людях  родного города, и ее частенько печатали в местной газете. Вспоминается мне  ее  прекрасный, написанный с любовью,  очерк о безвременно ушедшем алтайском художнике – самородке  Николае Чевалкове.

Она первая заметила и «вывела в люди»   оригинального  художника -   Николая Чепокова.  «Таракай» - так назывался  этот очерк, после публикации которого Николая наконец заметила городская общественность, другие художники.  У него стали покупать работы, он стал известен. Мало того,  Дора Абрамовна   приютила странствующего художника, выросшего в интернате,   у себя на квартире совершенно бесплатно и  по – матерински его опекала.   Может, это было не по еврейским обычаям, но в этом и проявлялся гуманизм ее души…

А по воскресеньям к  ней приходили друзья.  Они  сидели за накрытым  по- праздничному столом,  а  Дора подавала горячую картошечку, аппетитные  соленые  грибочки и  по-особенному   замаринованную  селедочку. В центре на красивом блюде возвышался  румяный пирог с капустой или лежали домашние сладкие булочки.

И все было вкусно,  а  заботливая хозяйка разливала гостям душистый чай,   и предлагала   малиновое   варенье,  клюквенный морс, конфеты.  Дора  тщательно готовилась  к этим дням,  отказывая себе в сладком куске…

Гости тоже приносили свое угощение -  кто что мог,  и все кушали с аппетитом.  Застолье получалось на славу!   Задушевно лилась неторопливая беседа,  все шутили,  смеялись, пели песни,  читали свои  стихи,  рассказы, фельетоны – гости  тоже были влюблены в литературу и обладали творческой жилкой, как и хозяйка.

После  чая обсуждали прочитанное, делились мнениями, и всем было не обидно, хотя мнения были разными,  но  здесь каждый  не боялся   отстаивать свою точку зрения – обстановка была самая демократичная. А  у  Доры молодо блестели глаза,  и цвел на щеках неяркий румянец…

 Гости расходились довольные и с нетерпением  ждали следующую встречу
За хлебосольным столом  хозяйки,  а  Дора  думала всю неделю, чем порадовать дорогих гостей.


* * *


С друзьями Дора  отправлялась в горы, ездила отдыхать на Телецкое озеро,  с ними встречала Новый год  и всегда необычно:  в лесу под  настоящей елкой,  с горячим шашлыком и шампанским.  И это было незабываемо…

Дора  любила родную природу всей душой! Однажды позвала меня за калиной. В том году ее было мало – год  выдался  неурожайный  на эту ягоду. Мы долго бродили с ней по лесу,  но рясной  ягоды не попадало,  и мы ушли  с  Дорой далеко  за обширную городскую свалку.

Мы наслаждались свежим лесным воздухом и задушевной беседой и  не сразу заметили, двух  мужиков, которые  бежали  за нами  что-то крича.

Кого только не встретишь в лесу! Вот и нам  попались эти двое  подвыпивших  молодых неряшливых мужчин. Я  было испугалась,   а  Дора   - женщина не робкого десятка -  остановилась и решительно  пошла им навстречу:
 - Чего вам надо?  Чего кричите?
 - Дай денег, тетка! Денег дай! – требовали мужики, протягивая грязные руки.
 - Нет у  нас денег! Нет! Идите своей дорогой,  а то сейчас милицию вызову, -  пригрозила она и положила руку в карман, как бы доставая телефон.
Может,  ее решительный вид или тон, которым она сказала эту фразу, подействовали,  но мужики отстали от нас, а мы пошли своей дорогой.

День был чудесный  – один из первых дней бабьего лета, когда мало  что  в природе  говорит об осени. В осиннике на опушке  мы присели передохнуть у небольшого стожка, напились горячего чая из термоса  Доры, поели моих пирожков с картошкой, поговорили по душам  и отправились дальше, и вдруг набрели  на кусты калины, покрытые крупной красной ягодой. 
- Таня! Иди сюда!   Смотри какая ягодка! - кричала мне Дора, наклоняя   ветки. Мы быстро набрали полные ведра, поставили их в рюкзаки  и пошли домой.

Дора сварила из калины варенье,  а я  приготовила калину, протертую с медом,  и обе лечились зимой калиной и угощали гостей.


Последние три  года  мы    виделись  реже – обе были заняты. Я занималась воспитанием маленькой внучки,  Дора -  творчеством. Встречи наши были мимолетны, чаще разговаривали по телефону, поздравляли друг друга с праздниками.  Дора выглядела усталой  - она много болела, подводило сердце,  но все также светились добротой  ее чудесные  синие глаза  и задорно  выглядывали белые прядки волос над высоким лбом из-под голубого берета. Она радовалась своей первой опубликованной книге.

Потом был страшный диагноз,  и  она тихо, незаметно  ушла из жизни, оставив в ней свой неповторимый след…
Светлая ей память!