Лариса Михайловна изволила почивать

Когда Евгений (не Онегин) наконец-то набрался решимости признаться в своих чувствах, Лариса Михайловна столь растерялась, что формами своими стала напоминать повисший в воздухе граммофон. Евгения (не Онегина) этот конфуз, впрочем, никак не смутил, подобное доводилось видеть ему и ранее, да и, в конце концов, чего только в жизни не бывает? Он продолжил свою пламенную речь, испускавшую нежный аромат свежих роз и прошлогодних носков, перебродившего кваса и талой воды. Не сказать, чтобы слова его не затронули Ларису Михайловну до самой глубины её запотелой души, однако желаемого эффекта, всё же, не имели, ибо Лариса Михайловна стала водить взглядом по помещению в поисках чего поромантичнее, например, топора. Вообще, жгучее желание расправляться с проблемами самым прямолинейным путём часто навещало её подушечную голову. Положение спас невесть откуда взявшийся Макар, объяснивший Евгению (не Онегину) всю нелепость подобной ситуации и указавший на грубые стилистические, орфографические и топографические ошибки, обильно содержавшиеся в его признательной речи. Евгения (не Онегина) это, однако, так же не остановило, и обильный фонтан поглощённых блюд продолжал бурно изливаться на несчастную барышню. Кончив, Евгений (не фонтан) поклонился и дюже спонтанно вышел вон. Лариса Михайловна обтёрлась, пшыкнула и поблагодарила невесть куда пропавшего Макара. Инцидент можно было считать исчерпанным.
Или ещё случай — решила Лариса Михайловна сходить на базар, поискать среди свежей рыбы и рыбной свежести свежий томик Фёдора Михайловича, и без лишних представлений известного всем. Лариса Михайловна долго выпытывала у узбеков, тюрков, половцев, арабов, басурман и рюриковичей сведения о наличии столь необходимого в быту предмета личной гигиены, но поиски её успехом не увенчались. Решив, что Фёдор Михайлович-то, э-ге-ге!, поумнел и сменил метод распространения своей лёгкопромышленной продукции, Лариса Михайловна заглянула на церковно-приходское кладбище, но и там её ожидало розовое фиаско, потому что мёртвый под камнем, как известно, справок не даёт. Вконец отчаявшись, Лариса Михайловна собралась уже было возвращаться восвояси, как увидела у пробегавшего мимо Мамая искомый товар. Как уже было сказано, она предпочитала разрешать противоречия обычным смертоубийственным плечом, поэтому через несколько минут несчастный калмык-татарин был порублен в капусту ларисомихайловским веником, а искомый предмет интерьера оказался в руках возрадовавшейся покупательницы. Всё снова стало на своих местах, и лишь оплёванный бох надменно улыбался с карниза соседней пивоварни.
А вот, например, как-то раз решила Лариса Михайловна облагородить свой огород: родила благо прямо на нём. Мальчик получился замечательный: маленькие, бархатные ручки, розовые щёчки, три беленьких волосика и пятачочек вместо правой подмышки. Чудо! Загляденье! Никак не могла нарадоваться новоиспечённая мамаша. Она тут же созвала всех соседей, всех знакомых из города, всех друзей из молочной Африки, всех британских послов и китайских ослов, далёких Ширли и презренных Мырли, одноногого Шалтая и поучительного Болтая. Сахар растекался рекой, огибал разинутые рты по окрестным усам, гости веселились, пели, дрались и меняли золотое шило на бриллиантовое мыло, кидали головами в воздух и испытывали крайнюю степень апатии. Ребёночку, судя по всему, тоже нравилась происходящая вакханалия: он запрыгнул на стол, показал всем неприличное слово и стал отплясывать капитальную лезгинку, по ходу сбивая с пресловутого стола случайно оказавшиеся на нём глаза и ёлочки. Лариса Михайловна от счастья свернулась в три погибели, заплакала материнскими горючими слезами и принялась выть на Луну. Луна, как известно, за словом в карман не лезет, посему в ответ она смачно плюнула прямо в пупок беспредельной мамаши, тем самым вызвав его окончательный разрыв. Гости, конечно, сначала перепугались, но потом решили, что настало время для озорных игр и развлечений, поэтому Ларису Михайловну собирали обратно всем миром. Через недели три, когда закончилась провизия, наконец-то собрали, и наступило суровое военное время. Малыш ушёл на фронт бить проклятого туземца, окопавшегося в тылу у нашей доблестной армии монтёров-сантехников тридцать пятого разряда, второго размера.
Случалось с Ларисой Михайловной и горе. Как-то раз, разлёгшись спать, она забыла заснуть, и потому страдала довольно продолжительное время суток. Окончив страдать, она встала, в спешке собрала последние ракушки и переехала жить к двоюродной сестре по седьмому колену.
А ещё Лариса Михайловна очень любила варить щи. Когда чудесный запах богохульной стряпни доносился до соседей, вся деревня вымирала, постигая расстояния до небесных федераций. Лариса Михайловна всегда готовила очень много щей, надеясь накормить своим изысканным блюдом как можно большее число людей, однако не учла она, бедняжечка, того, что по древним дзен-христианским обычаям щи можно было потреблять лишь один раз в год, в день Вознесения Преподобного Капитана на Виселицу. И не раз уже наведывались к несчастной Ларисе Михайловне бравые гусары с просьбами не разжигать религиозной розни, однако та почитала их за гостей с далёкого Зазеркалья и обильно поила вчерашними щами, так что домой не вернулся никто. В определённый момент это подвигло вдов безвестно уставших гусаров объединиться в народный фронт и пойти крестовой прогулкой на шесть с половиной соток Ларисы Михайловны. Последняя, всё ещё будучи введена в заблуждение своим ореховым мозжечком, решила, что весть о щах её разнеслась так далеко, что люди со всего света желали приехать к ней, чтобы отведать их. Посему, за три минуты до прихода профсоюза вдов, Лариса Михайловна умудрилась испечь целый вагон бетонированных щей, коим она и встретила негаданных гостей. Встреча прошла успешно, товарищи Молотроп и Ребентов обменялись рукопожатиями, поставили свои надписи и повесились на ближайшей корове.
С тех пор Лариса Михайловна щи не варит, потому что вагоны влетели в копеечку.

Предавшись этим и многим другим необходимым воспоминаниям о залётной старости, Лариса Михайловна прилегла на фату и беззвучно испустила дух. За углом стоял Василий Петрович и неистово смеялся, хлеща себя дождём по лицу.

16.ноя.011