Куклы

- Знаешь, о чем я думаю? – Чед Чэмберс сидел на полу, пересчитывая патроны. – Я думаю, что мы – просто ошибка. Их ошибка.
Мастер ничего не ответил.
- Я имею в виду, что если бы кто-то из них не ошибся, мы тоже были бы мертвы. – Чед пристально посмотрел на последний патрон, задумавшись о чем-то. – Если бы они внимательнее проверили все здания, мы бы не успели забраться сюда, на верхушку часовни…
- Всему есть своя причина, - перебил его мастер. – Настоящей ошибкой было оставить в этом городе всего лишь одну роту. Теперь ты понимаешь, почему я отказался создавать кукол для них? Нами командуют идиоты, которых не интересует ничего, кроме власти и денег.
- Все равно, глупо было отказываться. Если бы не твоя бесполезная философия, нашим ребятам не перерезали бы горло ночью.
- Нет, сержант, если бы не моя «бесполезная философия», сейчас армия бездушных созданий порабощала бы мир, уничтожая все на своем пути! – Мастер потерял контроль и в порыве гнева кинулся на сержанта, забыв об опасности окон.
- Стой, ненормальный! – Чед бросился на обезумевшего солдата, раздался выстрел и оба повалились на пол.
К счастью, именно в этот момент батальон конфедерации начал штурм, и звуки выстрелов заглушили рёв раненного льва.

несколько дней спустя

- А, Мастер… Думал, уже никогда тебя не увижу. – сержант Чэмберс усилием воли заставил мышцы лица изобразить подобие улыбки.
- Меня не пускали. Ты почти неделю провалялся без сознания. Врачи говорили, ты не выживешь.
- Ну что ж, они тоже ошиблись. Но, что-то мне подсказывает, что очень скоро я исправлю это досадное недоразумение. – Чед засмеялся, но смех тут же превратился в кашель – сухой, громкий, отчаянный. Так кашляют покойники. – Какие новости с фронта?
- Никаких. Фронта больше не существует. Правительство Греноа капитулировало после поражения в Виденсбурге.
- Что? Мы все-таки вернули Виденсбург? – только сейчас Чед вспомнил о городке, в часовне которого просидел несколько дней.
- Да. Оказалось, что мы с тобой сдерживали не батальон, а дивизию. Последнюю дивизию, на которую они полагали все надежды. Война окончена.
- Это хорошо, приятель, чертовски хорошо, да только мне от этого не легче, – Чед потер забинтованную голову. – Башка раскалывается, а ног вообще не чувствую…
- Их оторвало взрывом. Сразу после того, как тебя подстрелили, в часовню попал снаряд конфедератов.
- Артподготовка… Понятно, – Чед о чем-то задумался, потом вдруг резко схватил Мастера за руку. – Ты должен кое-что сделать для меня. Я, практически, смертник, поэтому у меня есть право последнего желания.
- Да, все что угодно, - рядовой наклонился ближе к больничной койке.
- Сделай для меня куклу.
     В черных глазах Мастера на мгновение загорелся дикий огонь, но тут же угас, и ему на смену пришла безграничная печаль.
- Я не могу… Я поклялся…
- К черту клятву! Ты мой должник! Это ты должен сейчас медленно умирать, захлебываясь собственной кровью. Ты мой должник, слышишь?!
- Ты прав, – Мастер поник головой, погруженный в собственные мысли. – Я должен был умереть, а ты жить. Жить для нее…
- Да, Миления не должна бороться с этим. Она и не сможет. Я хочу, чтоб ты сделал мою куклу – точь-в-точь. Она поедет ко мне домой и будет жить моей жизнью, а я останусь здесь. Никто не должен знать об этом, слышишь? – Чед сжал руку рядового так сильно, как только мог.
- Хорошо, я все сделаю. Никто не заметит разницы, - Мастер встал и бесшумно вышел из палаты, все еще задумчивый и грустный, а герой-сержант вздохнул с облегчением и закрыл уставшие от света больничных ламп глаза.
    
     Мастерская деревенского волшебника, как его называли, кардинально отличалась от любого другого рабочего места: здесь не было разбросанных книг или чертежей, на полу не валялись опилки или другие отходы, везде была чистота и порядок. Честно говоря, внешне она напоминала обычную гостинную с рабочим столом у окна и кушеткой напротив. Стены украшали большие фотографии улыбающихся или даже смеющихся людей, которых, на первый взгляд, ничего не связывало ни с хозяином дома, ни между собой.
     Только жители Муллинь-Ружа понимали, в чем дело. Они ведь хорошо знали, что все, изображенные на фото – пациенты, а хозяин дома – врач, которому нет равных.
     У Мастера не было скальпеля или других медицинских приборов. Он не лечил насморк, не выписывал лекарства. Нет, он был далек от традиционной медицины, его полем деятельности были чудеса.
     Те, кого привозили на инвалидной коляске, уходили от него, пританцовывая. Кто не мог обнять жену и детей, весело хлопал в ладоши и без конца разминал пальцы после встречи с ним.
     Никто не знал секрета его протезов, а когда спрашивали об этом, добрый волшебник лишь загадочно улыбался и приглаживал свои длинные непослушные черные волосы.
Все любили Мастера, даже несмотря на гнев Верховного командования. Все были благодарны ему. Да, обычно люди быстро забывают добро, которое им приносишь, но если благодаря ему они могут ходить, работать, читать или же просто жить, как раньше, память не блекнет.
     Война изменила Мастера. Хотя он вернулся героем и теперь его просто вознесли в ранг божества, что-то в нем было уже другим: с лица исчезла улыбка, брови постоянно были сдвинуты, взгляд стал стеклянным. Волшебник перестал ходить на званые обеды, где у всех и всегда был желанным гостем; встретить его на улице стало практически невозможно. Он словно замкнулся в своем доме, как в скорлупе, не желая признавать свое родство с окружающим миром.
     И вот, сейчас он сидел один в своем любимом кресле, курил и размышлял о чем-то. В таком положении его и застала вошедшая в комнату молодая женщина.
- Прости, у тебя было открыто…
- Миления? – Мастер вскочил от неожиданности, чуть не перевернув при этом журнальный столик.
- А ты все такой же неуклюжий, - женщина улыбнулась, смахнула золотистые локоны с лица и подошла к окну. – Ты знаешь, скоро должен вернуться Чед…
- Да, твой муж – герой. Ты должна гордиться им… - Миления лишь снова улыбнулась.
- К сожалению, я не смогу ему рассказать о своей гордости – работа в полевом госпитале не проходит бесследно, ты же понимаешь, какие там условия…
     За окном разразилась гроза, настоящая буря. Ветер срывал листья с деревьев и вместе с уличной пылью уносил прочь. Тяжелые капли с грохотом падали на землю и разбивались на тысячи мелких осколков. Миления продолжала говорить, но Мастер слышал только шепот дождя:

…………………………….. никто не должен знать…………………………………

……………ты мой должник………………………………………………………….

…………………………………………………….обещай мне………………………

     Всякий народ любит своих героев. Они – воплощение всего лучшего, чему может дать жизнь отечество. Они – идея, воплощенная в реальность, мечта, получившая форму в жизни.
Героев любят во всех уголках страны, но только не дома. Дома их боготворят. Гордость за свой край просто витает в воздухе, от приятного волнения дрожат руки, глаза сияют, все предвкушают зрелище.
     И вот он, долгожданный миг: герой выходит из вагона, весь в сверкающих орденах и медалях, с неотразимой улыбкой он обводит взглядом встречающих, ищет глазами свою единственную, ради которой воевал и совершал подвиги. Наконец-то она выходит навстречу мужу – такая легкая, такая желанная. Этой паре место на Олимпе. Ее портрет должны писать лучшие из художников, а воспевать достойны только ангелы. Толпа ликует, все вокруг пропитано счастьем.
     И только двое чиновников, кажется, недовольны происходящим. Важно попыхивая трубками, они вполголоса ведут беседу.
- Нехорошо все это, подло и низко. Такого человека, героя, гордость нашего города встречает кукла…
- Да, Вы правы, но, с другой стороны, мы не могли отказать в последней воле умирающей, тем более – Милении. Да и такой славный день был бы омрачен трауром. Пусть лучше все будет так, как есть – народ ведь доволен.
- Верно. В любом случае, ничего уже не изменить. Кстати, почему нет Мастера? Я думал, он захочет встретиться с боевым товарищем.
- Да, странно, что он не пришел. Говорят, он куда-то пропал сразу после смерти Милении. Привел ее куклу и исчез.
- Надеюсь, скоро мы его все же увидим. На заводе не хватает рабочих рук, да и те, кто остались, угрожают забастовкой, чертова чернь. Мастер и его куклы были бы нам сейчас очень полезны…