Часть 8. А унас с собой было

   

     Лейтенант поехал на офицерскую гауптвахту своим ходом, а нас повезли на губу для солдатов и сержантов срочной службы в сопровождении конвоира на УАЗе – «Батоне» с зарешечёнными окнами.
     - Сигареты и спички целиком не прячьте, - учил нас сопровождающий автоматчик, - всё равно найдут. Ломайте пополам и в отвороты или в подклад. Ширкалки от спичечного коробка лучше всего приклеить на соплю под стельки сапога. Тогда они не выпадут, если трясти начнут.
     - А водку куда спрятать? – наивно спросил Олесин.
     - У вас что, и водка есть?
     - Две «четушки». Только они не наши.
     - Лучше сейчас выпить – всё равно отберут.
     - А ты будешь с нами? – спросил я у автоматчика.
     - Ну, давай. Не пропадать же добру.
     Я содрал зубами фольгу с горлышка и подал бутылку сопроводиле.
     - За знакомство. Меня СанькОм зовут, - и он отхлебнул из горлышка третью часть содержимого «четушки».
     Мы с Витькой по очереди назвали свои имена и допили остатки.
     - Доставай вторую, - сказал Олесин.
     - Всё, мужики, не успели, - повернулся к нам водитель, - Приехали. Ворота уже открываются.
     Я засунул бутылку в зимние подштанники и крепко привязал тесёмками за горлышко, а нижнюю рубашку выпустил наружу.
     - Вы нас не сдадите? – спросил пьяненький Витёк у конвоира и тут же повернулся к водиле, - Вы нас не сдавайте, а?
     - Да нам-то что. Мы такие же солдаты. Только всё-равно найдут.

     - Нашего полку прибыло, - встретил нас улыбчивый дежурный старлей, - Давненько у нас летунов не было. За что вас к нам? – он почему-то внимательно посмотрел на Олесина, - А, всё понятно. Напились, служивые.
     Он проводил нас на второй этаж вдоль железных дверей с глазками, где в конце коридора в каптёрке нас ждал строгий сержант:
     - Выложить всё из карманов на стол, - скомандовал он тоном не терпящим возражений.
     Мы выложили будильник, одеколон, открытки и кучу всяких мелочей. Олесин аккуратно положил на стол фотоальбом.
     - Сигареты, спички, зажигалки и другие запрещённые предметы имеются?
     - Я не курю и даже не пью, - сказал Олесин.
     - И вообще, мы комсомольцы, - добавил я.
     - Оно и видно, - усмехнулся старлей, наблюдавший за процедурой шмона, - Напились как комсомольцы – до сих пор в себя придти не можете.
     - Да мы по дороге сюда в винный магазин заезжали, - пытался я пошутить.
     - В какой ещё магазин? - не понял офицер.
     - Да это он так шутит, - вставил Витёк, - не слушайте его, товарищ старший лейтенант.
     - Отставить шутки. Шутить здесь могу только я. Раздеться до нижнего белья.
     - Так холодно же тут.
     - А вы что, думали, на курорт приехали? Быстро раздеться. И чтоб я больше не повторял.
     Мы сняли с себя всё, кроме исподнего и стояли в ожидании босиком на холодном бетонном полу, переминаясь с ноги на ногу.
     - Руки подняли! – скомандовал сержант и начал нас обшаривать по очереди с головы до ног. Старший лейтенант внимательно следил за движениями сержанта.
     - Ой, щекотно, - хихикал пьяненький Олесин.
     - Отставить смех, - старлей был раздражён нашим несерьёзным поведением.
     Второй вертухай с погонами рядового, тем временем, рылся в нашей одежде и вытаскивал, то обломок спички, то сигареты. Даже все «ширкалки» отковырял из сапог, а я только и думал: лишь бы «четушку» не нашли, которая была привязана между ног.
     - Всё чисто, - наконец произнёс сержант.
     - И я закончил, - сказал рядовой.
     - Одевайтесь, - заключил старлей, - В двенадцатую камеру их. Там как раз стекла нет в раме – до утра протрезвеют.

     За нами с грохотом захлопнулась железная дверь и с лязгом задвинулся засов, а в камере температура от силы – плюс пять градусов по Цельсию.
     - Как в погребе, - поёжился я.
     - Скорее, как в холодильнике, - передёрнуло и Олесина.
     - А у нас с собой было… - я достал из штанов «четушку».
     - Ну хоть сколько-то погреемся, - сглотнул слюну Витька, - хорошо что не нашли.
     - Чудо ты, Витёк, в перьях. Послушал бы меня – выпили бы в баре по стопке, в полку бы были, а не тут.
     - Да ладно, Серёг, не ругайся, оба хороши. Лучше бы в кино пошли.
     Мы стали поочерёдно отхлёбывать из горлышка и с каждым глотком всё больше тепла разливалось по телу.
     - А хорошо! – в полумраке камеры Витькина пьяная улыбка выглядела ещё глупее, чем прежде.
     - Чего уж хорошего? – удивился я его весёлому настроению.
     - Просто хорошо.
     - Да ничего хорошего я в этом не нахожу. Литёху нашего подвели. Ему ведь вот-вот должны были старлея дать. Теперь наверняка из-за нас задержат звание.
     - Ну и патрулировал бы с нами. Нефиг было по девкам бегать.
     - Да нет, Вить, ты не справедлив. Он же и для нас как лучше хотел. Только мы с тобой дураками оказались. Надо будет перед ним извиниться.
     - А давай споём!
     - Ты что, совсем офонарел?
     И Витька запел сначала вполголоса, потом всё громче и громче:
                - У солдата выходной,
                Пуговицы в ряд.
                Ярче солнечного дня
                Золотом горят…
     - Прекратить пение, - послышалось за дверью, но Олесин продолжил ещё громче:
                - Часовые на посту.
                В городе весна!
                Проводи нас до ворот,
                Товарищ старшина,
                Товарищ старшина!
     - Я вам сейчас покажу старшину! – опять тот же голос.
     - А ну, не мешай нам петь, - раздухарился Олесин и продолжил. А я, вместо того, чтобы успокоить товарища, подхватил вместе с ним:
                - Идёт солдат по городу,
                По незнакомой улице,
                И от улыбок девичьих
                Вся улица светла…
     Лязгнул засов, скрипнула дверь, вошли три амбала и связали нас верёвкой по рукам и ногам друг к другу спинами. Затем насыпали на бетонный пол хлорки и выплеснули на неё ведро воды.
     - Вот теперь можете петь, - и снова закрыли.
     Какое тут петь! Сопли, слёзы… То чихаем, то кашлем заходимся. Дышать не чем. Пары хлора душат, а руки связаны. Сидим спина к спине на коленях и шевельнуться больно. Ноги затекли.
     - Фашисты! Изверги! – хрипел Витька, - Садисты! Сейчас же развяжите нас! Мы будем жаловаться!
     Но в ответ только слышался смех.
     - Нет, Витёк, такими словами их не разжалобишь. Давай-ка мы сами по-тихому попробуем развязаться.
     И мы стали расшатывать верёвки. Только к утру мы смогли освободиться из своих пут. А утром был шмон в камере и за еле тёплой батареей обнаружили пустую «четушку», поскольку мы не могли протолкнуть её в мелкую клетку оконной решётки.
     - Что это такое? – на построении начальник гауптвахты тряс перед нашими носами пустой бутылкой, - За всю историю существования губы я всякого повидал, но чтобы спиртное в камеру пронесли, такого я не припомню.
     - Да не было такого, товарищ подполковник, - согласно кивал головой пожилой капитан.
     - Наказать виновных. А этих лётчиков-залётчиков после завтрака отконвоировать на чугунолитейный завод чушки грузить.


Продолжение - http://www.proza.ru/2011/11/21/22